ГЛАВА XXXVII

ПОДЗЕМНАЯ ГАВАНЬ

— Возможно, вас интересует, почему я так доверяю вам, — сказал доктор Фу Манчи. — Потом вы это поймете. Несомненно, вы заметили, что моя дочь уже второй раз бросает мне вызов, поддавшись дурному влиянию. Свою роль Владычицы Мамалуа она успешно играла почти два года и поработила всех приверженцев вуду в республике. Она, естественно, посвящена в важнейшие таинства этого вероисповедания и, стало быть, командует фанатиками. Следуйте за мной.

Но я остановился, не пройдя и трех шагов. Тут стояли в ряд стеклянные саркофаги, и на каждый был направлен приглушенный свет. В них я увидел мужчин и женщин, которых «вынюхал» гигант с саблей возле вудуистского святилища.

— Следуйте за мной! — проскрипел Фу Манчи.

Я стоял, пораженный, перед фигурой красивого негра, который обогнал нас со Смитом на горной тропе.

Обнаженный, он без всякого стеснения смотрел на меня полными ненависти глазами.

— Они все мертвые, — сказал я.

— Напротив, мистер Кэрригэн, они все живые.

Перед саркофагом с застывшей фигурой мулата, молодого человека с красивой головой и лбом мыслителя, доктор Фу Манчи воздел свои руки-клешни и в неистовстве потряс ими перед стеклом, разразившись потоком грязной гаитянской брани. Я подумал, что Смит был прав, утверждая, будто доктор переступил узкую черту между гениальностью и безумием.

Фу Манчи страшно захохотал и отвернулся.

— Только не думайте, будто я зря сотрясаю воздух, мистер Кэрригэн, — сказал он. — Они обладают и зрением, и слухом.

— Что?! — воскликнул я.

— Они не умеют только моргать. Этот пес и Лу Кэбот, которого весьма кстати зарезала его любовница в Колоне, были основными фигурами в заговоре против меня. Женщина, которую вы знаете как Фа Ло Ше — моя дочь, — она соблазнила его, и он нарушил клятву верности. Ради женщины он был готов продать душу дьяволу. Именно Фа Ло Ше пришло в голову, что, захватив вашу очаровательную Ардату, можно задержать наступление сэра Дэниза Найланда Смита. Я терпел ее интриги вплоть до собрания на Волшебной горе, куда явились все эти жалкие заговорщики. Перед вами — главный преступник.

В последнем стеклянном саркофаге я увидел Фа Ло Ше!

Повинуясь отрывистой команде, бирманец нажал кнопку в стене, и я увидел лифт.

— Следуйте за мной!

Я пошел за доктором. Последним в кабину вошел бирманец, закрыл двери, и лифт начал опускаться. Близость к Фу Манчи была почти невыносима. Он снова заговорил, тихо и бесстрастно:

— Вход в пещеру, открытый и использованный Кристофом, черным королем, никто не знает. Если верить старинной карте вашего любознательного друга сэра Лайонела Бартона, он был замаскирован часовней на холме несколькими милями дальше. Я не смог его отыскать, но на всякий случай разрушил часовню. У меня есть и собственный проход туда — это вулканический разлом перед внешней стеной Цитадели. Обнаружен он был по чистой случайности. Потом я тщательно завалил этот разлом, и шахта, по которой мы спускаемся, соединяется с ним на сто пятьдесят футов восточнее первоначального входа. Оттуда идет тропинка до стены самой пещеры. Это утомительное путешествие. К счастью, мистер Хопкинсон, работающий с нами, установил для меня этот лифт, второй в мире по глубине.

Когда лифт остановился, дверь открылась, и я вышел. Меня ждал новый сюрприз.

Я был в облицованном камнем ярко освещенном коридоре с множеством дверей по левую и правую руку. В нью-йоркских учреждениях тысячи таких коридоров.

— Сейчас мы находимся, — донесся холодный голос доктора, — всего в тридцати футах над уровнем моря, и вы — один из тех немногих людей, которые когда-либо побывали внутри вулкана.

В обществе мистера Хопкинсона, невыразительного человека из Манчестера, облик которого лишь оттенял фантастичность окружения, я пустился в путь. Мы сошли по лестнице, он открыл дверь, и я увидел дневной свет.

Мы оказались на длинном широком причале, где бригады чернокожих грузчиков возились с контейнерами, в которых, как мне показалось, лежали детали механизмов. Их поднимали в кузова грузовиков. Вода была странно черного цвета, на поверхности пестрели десять или двенадцать разноцветных суденышек. Я находился в небольшой гавани, на противоположной стороне которой возвышалась отвесная черная стена. Вдруг до меня дошло, что все берега лагуны одинаковы. Подняв голову, я не увидел неба над головой, а просто какую-то дымку, в которой, как мне показалось, светило медное солнце. Мгновение спустя я убедился в неверности моего впечатления. Это было вовсе не солнце.

Озадаченный, я повернулся к проводнику. Он закуривал сигару и невинно улыбался.

— Ради всего святого, где я? И откуда этот свет?

— Вы внутри вулкана, мистер Кэрригэн. Свет от шара Ферриса. Доктор, возможно, показывал вам его в лаборатории.

— Да, показывал. Но это же не искусственный свет, это солнечный свет!

Хопкинсон кивнул, на мгновение задумчиво уставившись на кончик своей сигары.

— Пожалуй, в некотором роде да, — сказал он. — Рассуждая ненаучно, шар Ферриса поглощает энергию солнца и перераспределяет ее. Это, разумеется, революционное открытие, применяемое на практике только здесь. Свет весьма необычный. В одном месте свод пещеры выше купола собора Святого Павла, а вон там, внизу, плавает красный буй, видите? Он отмечает самое глубокое место. Мы так и не смогли измерить, насколько глубокое.

— Что?!

— Это правда, буй поставлен там для навигационных целей. Море здесь очень глубокое. Когда-то в прошлом произошло следующее: море ворвалось сюда, проломив скалу. Мы используем этот пролом как шлюз, с помощью которого без труда потушили вулкан.

— Но ведь такая операция…

— Означает пар? Согласен. Именно пар и создал эту огромную пещеру, а тот буй отмечает самый центр бывшего кратера. Возможности такой базы, как эта, трудно переоценить. Гениальный доктор Фу Манчи использует ее так, что это удивляет даже здешних служащих. Кроме того лифта, на котором вы спустились, тут есть подъемник, несомненно, единственный в мире, благодаря которому фабрику легко снабжать всем необходимым. Как видите, рабочая сила тут дешевая.

— Но разве можно сохранить тайну, когда задействовано столько людей? — спросил я.

— Это — вопрос организации, мистер Кэрригэн. Более счастливых грузчиков, сами видите, нигде не найти. Стоит этим ребятам попасть под землю, и они уже не выходят отсюда.

— Что вы хотите сказать? Как лошади в шахтах?

— Вот именно. А когда нужда в них отпадает, их отправляют на Тортугу — с деньгами и пробелами в памяти. — Только руководители разных служб передвигаются вверх и вниз, — добавил он. — Те, что загружают подъемник наверху, понятия не имеют, куда он идет. С помощью хорошей организации можно творить чудеса.

— Я согласен с вами, — ответил я, не кривя душой.

— Работники сизальной корпорации не имеют никакого отношения к Си Фану. Они обыкновенные труженики, которые понятия не имеют о том, что есть какое-то подземелье. Если кто-то из них проявляет любопытство, мы приводим его сюда и предоставляем возможность увидеть все своими глазами. А теперь я должен представить вас доктору Харону.

— Он…

— То, что Эллингтон называет «призывник»? — Хопкинсон засмеялся. — Да, можно сказать и так. Когда-то он был главным технологом на германском флоте. Его успехи привлекли внимание доктора. Могу заверить вас, что за двенадцать лет его работы здесь и в других местах он разработал нечто такое, что сводит на нет мощь любого флота в мире.

Мы направились вдоль оживленного дока, залитого искусственным светом, и вошли в небольшой аккуратный кабинет, где нам навстречу поднялся пожилой немец с почти таким же высоким лбом, как у самого доктора. На нем были очки в золотой оправе; короткие седые усики придавали ему сходство с бывшим кайзером Германии. В отличие от Хопкинсона с его нелепым твидовым костюмом и золотой цепью от часов доктор Харон был облачен в синий комбинезон.

— Коллега Харон, это мистер Барт Кэрригэн.

— Рад видеть вас. Люблю похвастать своими игрушками. Это редко удается, а художник всегда жаждет признания, разве не так?

— Я тоже пойду, — сказал Хопкинсон. — Давненько я не ступал на борт «акулы».

Здесь, в этом странном мире, Англия и Германия не воевали между собой.

— Всегда рад вам, коллега Хопкинсон, — ответил немец, — хоть я и знаю, что этот предмет явно выше вашего понимания.

Он подмигнул мне и пошел вниз по трапу в задней стене кабинета. Я очутился на стальной платформе, которая тянулась до открытой рубки одного из тех странных судов, которые я видел в лагуне. Оказавшись внутри, я ожидал вдохнуть пары бензина, но им и не пахло.

— Разумеется! — воскликнул доктор Харон. — Да и откуда им тут взяться? Мы же не пользуемся бензином.

— Тогда чем же?

— А-а! — он вздохнул и покачал головой. — Я могу долго распинаться, мистер Кэрригэн. Это, наверное, национальная черта. Но так или иначе, тут не обошлось без гения Свена Эриксена. Энергия вырабатывается в зале Эриксена, который служит нам машинным отделением. Я все вам покажу, поскольку переоборудование подводных кораблей — моя заслуга.

Мы направились по крошечному проходу в комнату, в которой не могло разместиться больше двух человек. К полу были привинчены крутящиеся стулья. Они стояли перед щитом управления со множеством мудреных циферблатов, индикаторов и лампочек.

— Тут, — пустился в объяснения Харон, — полагается носить защитный шлем, иначе вам быстро придет конец. Вот это главный пульт управления. По приказу офицера из ходовой рубки я нажимаю вот этот рычаг, и перед форштевнем моего корабля вода переходит в другое физическое состояние.

— Можно назвать его парообразным, — вставил Хопкинсон.

— Но это означает взрыв, — заметил я.

— Вот именно! — воскликнул Харон. — Но что я делаю с этим взрывом? Я использую его, как используется подобное в дизельном двигателе. С помощью трубы Харона. Это мое собственное изобретение. Я передаю эту энергию с носа на корму, и она превращается в движущую силу. А что происходит на носу?

Я покачал головой.

— Там создается частичный вакуум. В итоге я получаю такую скорость хода, о которой не мог мечтать ни один конструктор подводных лодок.

Вероятно, на лице у меня появилось озадаченное выражение, поскольку Хопкинсон сказал:

— Звучит как тарабарщина, но эти штуковины и впрямь плавают.

— Но какой же энергией вы пользуетесь для продувки балластных цистерн?

— Цистерн? А их нет. Вес рассчитан так, что судно идет ко дну, как топор. Но у нас есть три диска, нейтрализующих земное притяжение. Они управляются отсюда, видите? Можно поднимать нос, корму или весь корабль.

— А где же торпедные аппараты?

Хопкинсон хрипло засмеялся.

— Корабли доктора из «Алисы в Стране чудес», — сказал он. — На них нет торпед.

— Нет торпед? Тогда какой же от них прок на войне?

И снова немец с завистью покачал головой.

— Опять Эриксен. Нет перископа, но я имею полный обзор моря на много миль вокруг благодаря поплавку, передающему изображение на экран в рубке. Возможно, доктор показывал вам усовершенствованный телевизор, который у нас есть?

— Нет, — ответил я. — Но я видел его в Лондоне некоторое время тому назад.

— Тут то же самое. Эти поплавки, или буйки, несколько моделей которых я вам вскоре покажу, управляются из боевой рубки.

— Но каково назначение этих поплавков?

— Они движутся на моторах и управляются по радио. На каждом установлен прожектор Эриксена.

— Опять Эриксен, — пробормотал Хопкинсон.

— Что правда, то правда. Радиус действия такого прожектора ограничен. Когда-нибудь, несомненно, он будет расширен, доктор проводит эксперименты, но в настоящее время он невелик. Когда поплавок в пределах видимости от цели, оператор — артиллеристов у нас на борту нет — направляет волну…

Он помолчал, глубоко вздохнул и развел руками.

— Нет никакой брони, мистер Кэрригэн, способной выдержать волну Эриксена. Отсюда мы можем держать на прицеле весь флот Соединенных Штатов. Сотня «акул» потопит все корабли в Карибском бассейне за неделю.

— А какая у вас скорость? — спросил я.

— Она увеличивается по мере погружения. На глубине двадцати морских саженей она составляет сорок узлов.

— Что?!

— На поверхности она всего пятнадцать. Но мне нет надобности оставаться на поверхности. И движущую силу, и оружие я беру у стихии, сквозь которую продвигаюсь. Нужен только провиант для команды — у нас на борту шесть человек.

ГЛАВА XXXVIII

«ДАЮ ВАМ ЧАС»

— Хотя вы принадлежите к народу более мудрому и у вас богатое воображение, — сказал доктор Фу Манчи, — вы, как я уже заметил, обладаете чисто английским кругозором. Германские орды заполонили Европу. Но другие правительства мира, включая правительство Соединенных Штатов, продолжают вести себя с Германией на равных. Я пользуюсь методами этих германских орд, только более тонко и действенно. Мастера отличает не столько количество, сколько качество. Но поскольку у меня нет дипломатического портфеля, я преступник.

Он выпрямился во весь свой огромный рост, и я уже ждал вспышки гнева, но доктор опять опустился в кресло и с задумчивым видом взял щепотку табака.

— Да, у вас хороший, пусть и не первоклассный ум, — продолжал он. — Вы наблюдательны. У вас кельтский темперамент, который, если направить его в нужное русло, иногда способен сделать человека гением. Вы человек слова. Сейчас, когда мир висит на волоске и у меня в руках та мельчайшая доля грамма, которая определит, куда качнутся чаши весов, я намерен отправить вас к сэру Дэнизу Найланду Смиту в качестве своего посланника, поскольку ни он, ни Вашингтон не вышли со мной на связь.

Значит, Смит свободен! Слава Богу!

— Вы скажете ему, что я предлагаю свои услуги союзным державам, и поведаете о моих возможностях. Вы сделаете все, чтобы доставить сюда Смита с полномочиями от его правительства, или от американского, или от обоих. Пусть ведет со мной переговоры как с человеком, который держит в руках судьбы мира.

Я сказал, что верю вам на слово, но сэр Дэниз не связан обещаниями и может попытаться силой удержать вас. Следовательно, я ограничу время вашего отсутствия семьюдесятью двумя часами. Операция безболезненная, и проведу ее лично я. Даю вам час времени. Вы можете отказаться от поручения. Явитесь ко мне в семь часов.

Я лихорадочно думал, идя вдоль причала, на котором суетились рабочие. Ардату я больше не увижу, потому что не приму условий Фу Манчи. Но Смит свободен, благодарение господу! А значит, бой продолжается!

Кое-кто из рабочих на пирсе бросал на меня взгляды, и вдруг до меня дошло, что я в своем потрепанном тренировочном костюме и с красной от загара кожей ничем не отличаюсь от них.

У основания трапа была причалена лодка, а в ней сидел какой-то человек, одетый так же, как я, и оплетал концы каната. В радиусе двадцати ярдов больше никого не было, поэтому я и обратил на него внимание. Он сидел спиной ко мне и, сгорбившись, работал. Я уже почти миновал его, когда он произнес:

— Не оглядывайтесь и никуда не сворачивайте.

Это был голос Найланда Смита.

ГЛАВА XXXIX

ТРОПА КРИСТОФА

— Смит! — ахнул я. — Это же чудо!

— Нет. Просто Бартон поработал на славу. Сюда, и смотрите не спотыкайтесь.

Перекинув через плечо бухту каната, Смит побрел следом за мной. Мы миновали причал и пошли по тропе, над которой грозно нависали каменные глыбы. Вдруг Смит нагнал меня и затолкал в какую-то узкую расселину.

Я оглянулся и увидел, что одна из «акул» погружается со скоростью шотландской куропатки. Но тут Смит схватил меня за руку и потащил наверх, в небольшую пещеру, на полу которой стояли в ряд лампочки, освещавшие людей в военных мундирах. Это был отряд американской морской пехоты.

Они держали карабины наизготовку, и младший офицер, который, очевидно, командовал ими, спросил:

— Взяли кого-то, сэр?

— Да! — ответил Смит. — Того, за кем ходил: мистера Кэрригэна. А теперь надо поторапливаться. Расскажите мне все, что можете, но как можно короче.

Хотя я был страшно взвинчен, но рассказал ему об инфралазурной лампе, описал Щелкающие Пальцы, назвал нескольких блестящих ученых, которые работают здесь, воплощая планы мирового господства доктора Фу Манчи.

— Шесть его субмарин способны поторопить боевой флот любого государства. Его самолеты, вооруженные прожекторами Эриксена, могут маневрировать, как ястребы. Что бы ни случилось с Европой и с остальным миром, сейчас доктор определенно держит американский флот на крючке, — закончил я.

— А значит, и весь мир, ибо сейчас от ВМС США зависит судьба планеты, — Смит повернулся к американцу. — Оставайтесь здесь, сержант. Расставьте своих людей вдоль прохода, чтобы они могли поддерживать связь друг с другом. Когда придет поисковая партия — а ждать уже наверняка недолго, — все отойдите к трапу, поднимите его наверх и не оставляйте никаких следов.

— Все ясно, сэр.

Мы гуськом пошли по узкому извилистому гроту, и на каждом повороте оставалось по солдату. Наконец грот привел нас в небольшую пещеру, и я увидел веревочную лестницу, прикрепленную к выступу высоко над нами.

— Это была дорога Кристофа к большой пещере, — сказал Смит. — Как раз над этим местом нам показалось, что мы дошли до конца. Видите ли, в прошлом веке было много подвижек земной коры, и в некоторых местах дорогу завалило. — Он поднял голову. — Там наверху все готово?

— Все готово, сэр, — донеслось издалека.

— Мы принесли альпинистское снаряжение, и, к счастью, у нас есть люди, которые умеют им пользоваться. Цепляйтесь за эту лестницу и лезьте вверх, Кэрригэн.

Наверху у лестницы стояли еще два морских пехотинца. Один из них помог мне подняться и сказал:

— Добро пожаловать, сэр! Вам здорово повезло, что вы остались в живых!

— Я тоже так считаю!

Я оказался в гораздо более широком гроте явно естественного происхождения. Вскоре Смит присоединился ко мне, отдал распоряжение солдатам, взял фонарь, и мы полезли вверх по крутому склону.

— Смит, — сказал я, — любой ценой мы должны спасти Ардату!

— Предоставьте это мне, — ответил он. — Ее безопасность обеспечена. Путь наш долог, Кэрригэн, так что придется ускорить шаг.

Мы проворно полезли по извилистому штреку, пол которого местами был скользким как лед. Воздух казался тяжелым, как в египетской пирамиде, кое-где к потолку жались летучие мыши.

Пока мы поднимались, Смит вкратце ввел меня в курс последних событий.

— Когда вы врезали по источнику голоса, я обругал вас и в суматохе нырнул в тень. Невидимый Фу Манчи не успел указать на меня своему нюхачу с саблей. Удар оглушил его, и он на мгновение стал видимым. Представляете, какое действие это произвело на бедняг. Все взвыли и пали ниц перед зеленым привидением. Так что все вышло как нельзя лучше.

— Но что же вы сделали?

— Что касается вас, я был бессилен. Двое бандитов в масках сразу же подхватили вас и отнесли в храм. Стараясь держаться в тени частокола, я вернулся к воротам. Там стояли двое стражей в масках, но я сунул им под нос свой амулет. Они даже ничего не спросили, просто отсалютовали. Я направился по тропинке к большой прогалине, где должны были приземлиться три самолета. Никто ко мне не приставал. Видел зрелище, которого никогда не забуду. Там отправляли какой-то вспомогательный обряд. Барабаны, шаманы в уборах из перьев, несколько жриц вуду. Пляска продолжалась, пока все не попадали и не забились в судорогах. В горном приюте никого не было. Я стоял и следил за этой оргией, то и дело глядя на часы. Точно в назначенное время донесся гул моторов, и все изменилось, будто по мановению волшебной палочки.

Стоило самолетам сделать круг и спланировать на посадочную полосу, как все тотчас же попрятались. Большинство тех, кто якобы впал в транс, тоже. Другие еле волочили ноги. Барабаны смолкли, только шаман выплясывал, как полоумный, и очнулся, лишь когда рядом с ним сел самолет.

— А дальше что?

— А дальше ничего. Вся толпа убежала в лес. Бартон был во втором самолете. Мы поставили охранение и гурьбой двинулись к частоколу. Кэрригэн, в храме не было ни души. Ни могу передать, как мы вкалывали последующие несколько суток. Гаитянская полиция — что волчья стая: хватают всех подозрительных, допрашивают сотни людей. Но вуду — это страшная сила, Кэрригэн. Разведка с воздуха не выявила никаких подозрительных передвижений. Морская пехота облазила все побережье. Вас искали даже в Доминиканской республике. Я пришел к выводу, что база должна быть замаскирована под какое-нибудь крупное промышленное предприятие. Самым подходящим оказался завод по переработке агавы в сизаль. Я лично посетил Хортона, управляющего. За исключением некоторых странностей в поведении, которые я отнес на счет пристрастия к наркотикам…

— Он — зомби, — вставил я. — Ему почти девяносто лет.

— А-а! Я этого не знал. Он так обезоруживающе учтив и любезен. Сводил меня в цех переработки конопли, даже предложил прогуляться на самую большую плантацию. Это приглашение я отклонил. Короче, Кэрригэн, это было полное поражение.

Я остановился. Мне стало дурно.

— Нам еще далеко идти, Смит? Или этот грот бесконечен?

— Нет, он ведет на ту сторону ущелья, которая примыкает к разрушенной часовне.

— Но не в саму часовню?

— Нет. Фу Манчи дал маху. Увидев подлинник карты, доктор понял, что Бартон его надул. Вход был нанесен на карту с погрешностью. Времени на поиски у него не оставалось, вот он и взорвал часовню.

— И что же?

— Да ничего. Он проглядел самое главное.

— Почему? Он видел карту.

— Да, но не обратную сторону. А там было написано: «Алтарь обращен ко входу на противоположном склоне и отмечен гранитным крестом, стоящим среди деревьев».

— Удивительная удача!

— Плюс любовь Бартона к таинственности. Мы вкалывали как рабы на галерах. Приходилось работать тайком. По окрестностям расставили часовых. Повезло: взрыв почти не повредил алтарь, и это нам помогло. Гранитный крест уже давно разрушился. Бартону понадобилось два дня, чтобы отыскать крошечную пещеру, не более чем расщелину в камне. Это был единственный путь вниз, к большой пещере, известной Кристофу.

Я увидел проблеск дневного света и услышал возглас. По голосу я безошибочно определил, что это кричит сэр Лайонел Бартон.

— Все хорошо, Бартон! — отозвался Смит. — У меня для вас сюрприз.

Двое вооруженных солдат охраняли вход, который и впрямь имел не более восемнадцати дюймов в ширину и открывался на плоский выступ футах в десяти ниже гребня горы.

Когда я вышел вслед за Смитом, Бартон вскричал:

— Боже мой! Кэрригэн! Хвала небесам!

Он так крепко пожал мне руку, что у меня онемели пальцы, а потом, указывая на запад, сказал:

— Вы только взгляните на это. Мы едва успеем вернуться в лагерь. Вон какая буря заквашивается.

Я посмотрел по указанному направлению и увидел, что небо там заволакивает пурпурной дымкой.

«Лагерь» состоял из армейского шатра и еще одной палатки, поменьше размером. Я увидел военное снаряжение, несколько винтовок и еще одного морского пехотинца в карауле. Бартон был так рад встрече со мной, что поминутно стискивал меня в своих медвежьих объятиях.

Когда мы подошли, клапан маленькой палатки откинулся, и из нее выбежала Ардата.

ГЛАВА XL

«САН-ДАМЬЕН СИЗАЛЬ КОРПОРЕЙШН»

Когда я более или менее оправился после радостного потрясения и понял, что передо мной настоящая Ардата, та самая, которая столь загадочно исчезла в Париже, а не ее тень, встреченная мною в Лондоне, пришло время изумляться и расспрашивать.

— Но как это произошло? — спрашивал я. — Даже теперь мне трудно в это поверить.

— Это произошло, дорогой Барт, потому, что даже гений доктора иногда дремлет. Ты помнишь, что он передал меня Хассану. Хассан служил моей семье с тех пор, как я себя помню, только тогда он был черный, а не белый. Он пришел со мной, когда я вступила в Си Фан. Но когда я уехала к тебе в Париж, ты помнишь…

— Помню ли я? Да я помню каждый час, который мы провели вместе, каждую минуту.

— Так вот, в прошлом я работала на Си Фан в отдаленных уголках планеты. Гаитяне, не знавшие меня, знают Хассана. Я приказала ему дойти со мной до ворот, и никто не остановил нас. Потом я приказала ему сесть в одну из машин для персонала, которых там всегда стоит штук пять-шесть. Он повиновался. Я уехала. Доктор допустил ошибку. Понимаешь, я снова стала собой, и я это знала! Я собиралась поехать к консулу в Кап-Аитьене, но по дороге…

— По дороге, — раздался знакомый голос, и я увидел, что к нам присоединился Смит, — Ардата встретила меня с отрядом морских пехотинцев. Мы направились на соединение с Бартоном. Итогом этой встречи стали определенные меры в отношении «Сан-Дамьен сизаль корпорейшн». Но Ардату я больше почти не выпускал из виду.

Я был до того счастлив воссоединиться с ней, что зловещие раскаты грома, сгущающаяся темнота и угроза Соединенным Штатам в Карибском бассейне напрочь забылись. Но Смит быстро привел меня в чувство.

— Наконец-то все в наших руках, — сказал он. — Но надо вести игру осторожно. Против нас гений Фу Манчи и жертвы его обмана, а я не намерен больше терпеть поражений, как раньше. Через двадцать четыре часа мы либо победим в нашей долгой битве, либо положим к ногам Фу Манчи то, что останется от цивилизованного мира.

Темнота все сгущалась, над горами зловеще рокотали раскаты грома.

— Сигнал, Бартон. Коль уж вы приняли решение, желаю удачи. Но путь ваш будет нелегок.

Смит, Бартон и я стояли на пристани в Кап-Аитьене. Ночь была темная, ее лишь изредка прорезали вспышки тропических молний, создававшие жуткое, устрашающее освещение. О сигнале договорились заранее, и вот мы увидели, как на чернильном фоне грозовых туч загорелась ракета. Морской катер, будто безумный, плясал на волнах внизу.

— Я вычислил координаты и намерен проверить их со старшим офицером, — сказал Бартон. — Если карта Кристофа неверна, нам конец! Пока!

Он направился к сходням, подождал, пока катер поднялся на два фута над пирсом, и прыгнул. Сэр Лайонел Бартон был человек замечательный во многих отношениях. Я увидел, как он пробирается на нос катера. Когда катер отплыл, Найланд Смит сказал:

— Бартон заслужил свою славу. Он не боится ни людей, ни богов. И поскольку я знаю его довольно хорошо, сегодня ночью он заткнет по меньшей мере одну из крысиных нор доктора Фу Манчи.

Старое грузовое судно водоизмещением три тысячи тонн, осевшее гораздо ниже ватерлинии под тяжестью бетонных плит, пережидало в порту шторм вместе с американским эсминцем. Это судно предполагалось затопить там, где, согласно карте, был подводный грот, ведший в пещеру Кристофа. Командовал им американский шкипер, хорошо знавший побережье Гаити, а эсминцу надлежало снять с борта экипаж. Если удастся провести столь тонкую операцию темной ночью и при таком волнении, это будет профессиональный подвиг.

При очередной вспышке молнии мы увидели, что катер подошел к борту грузового судна. Море уже бушевало, и я переживал за Бартона, человека грузного и уже немолодого. Потом в черном ночном небе зажглась еще одна ракета.

— Слава Богу! — прошептал Смит, стоявший рядом со мной. — Бартон безрассуден, но будто заговорен от смерти. Он на борту. Пора и нам приниматься за дело.

Мы помчались сквозь эту дьявольскую ночь к фабрике сизальной корпорации. Поездка была жуткая, похожая на пляску валькирий. Вспышки молнии высвечивали далеко внизу горные долины, дорога, казалось, дрожала в кромешной тьме. Наши фары мерцали, будто свечи. Теперь все зависело от шофера.

У меня сохранились весьма причудливые воспоминания об этом путешествии на край долины, бывшей некогда кратером огромного вулкана. Наконец мы свернули в глубь страны, прочь от побережья и края пропасти, и попали на ровное место. Я облегченно вздохнул.