Так что Тим стал для меня эдаким «донором душевной теплоты», которого я просто использовала, даже не всегда полностью осознавая, для чего на самом-то деле мне нужны были отношения с ним.
      Единственное условие, которое я поставила перед Тимом, было молчание о том, что мы встречаемся:
      – Это не мое сумасбродство, – объяснила ему я, – так захотел Ким. Он считает, что его бизнес пострадает, если все будут знать, что у меня кто-то есть.
      – Но ты же не его собственность! Почему ты его просто не пошлешь? – обижался Тим.
      – Я от него завишу и могу оставаться в Корее лишь до тех пор, пока он этого хочет. Когда поступлю в институт и поменяю визу с гостевой на студенческую – зависеть перестану.
      – А когда ты сможешь поступить в институт?
      – На зимний набор я уже опоздала, так что теперь подать документы можно будет только следующей осенью.
      – Понятно. Хорошо, раз так надо – я никому о нас не скажу.
      Прошла всего неделя после этого разговора, как один из парней задал мне вопрос:
      – Ты же девушка Тима?
      – Нет. С чего ты взял?
      – Он сам мне сказал.
      – Надо же! – ухмыльнулась я. – Наверное, ему просто очень хочется, чтобы я ею была, – соврала я, не моргнув и глазом. – Не одному ему подобного хочется, так что ж теперь – мне со всеми встречаться!?
      Парень как-то странно на меня посмотрел, но ничего не ответил и вышел из бара.
      Я же была просто в бешенстве! Нет, ну попросила ведь, английским языком попросила!
      Тут я заметила, что в бар вошел Шпик и решительно направился в мою сторону.
      – Так, только без драк! У меня настроения сейчас нет, – предупредила я строго.
      – Да не-е, я просто так зашел, – отмахнулся он и тщательно пряча хитринку во взгляде принялся усердно прикуривать сигарету.
      Я молча подала ему пиво и тут же, не удержавшись, поделилась последней новостью:
      – Всё, с Тимом я расстаюсь! – вид при этом был у меня такой, будто это Шпик виноват в том, что Тим не смог удержать язык за зубами.
      В ответ на мое громкое заявление Шпик весело рассмеялся, давясь дымом.
      – И что тут смешного?! – сурово поинтересовалась я.
      – Не получится у тебя ничего. По крайней мере, сегодня.
      – Это еще почему?! – удивилась я.
      – Сама увидишь.
      Через минуту вошел Тим. Он подошел ко мне и зашептал что-то на ухо.
      – Я не хочу сейчас с тобой разговаривать, – грубо перебила его я и отстранилась.
      – Почему? Что-то случилось? – испугался он.
      – Ты зачем всем рассказываешь, что мы встречаемся? Я же просила! Раз ты не можешь выполнить простейшую просьбу – больше не о чем нам с тобой говорить!
      – Да кто тебе такое сказал?!
      Я описала парня, с которым говорила чуть ранее и вкратце передала наш разговор.
      – Послушай, я ничего ему не говорил! Я клянусь! Я тебе потом все объясню. Ты сейчас только сходи на минутку домой. Ну, пожалуйста! – взмолился он. Вид при этом у него был такой, что я не смогла сказать «нет», и, прихватив ключи, побежала домой, благо идти до него было медленным шагом минуту.
      Распахнув дверь и включив свет, я обомлела: на полу стояла огромная коробка с новеньким синтезатором! Как-то однажды я рассказала Тиму, что в детстве ходила в музыкальную школу и очень любила играть на пианино. Надо же, он это запомнил! Какой же он все-таки умница!
      Вернувшись в бар, я с трудом сдерживала улыбку.
      – Ну так я прощен? – заискивающе поинтересовался Тим.
      – Пока нет, но ты к этому близок, – как можно строже ответила я.
      Я изо всех сил старалась выглядеть серьезной и все еще разобиженной, но сияющие глаза выдавали меня с головой.
      Конечно, я его тут же простила. Тем более он заверил меня, что никому ничего не рассказывал, а тот парень сам догадался, что мы с ним встречаемся, и просто попытался проверить свою догадку на мне.
      31 декабря 2005 года.       По случаю праздника в баре было не протолкнуться, и я едва успевала с заказами.
      Обернувшись на звук открываемой в очередной раз двери, заметила Кевина. В мои обязанности входила встреча каждого нового посетителя, поэтому я подошла и к нему.
      Взяла заказ, принесла выпивку, – все спокойно, равнодушно и как-то… можно сказать – буднично, без эмоций.
      – Ты отлично выглядишь, – попытался завести разговор Кевин.
      – Спасибо, – все так же равнодушно поблагодарила я и, нацепив на лицо дежурную маску с оскалом, гордо именуемым «голливудской улыбкой», дежурно похвалила его в ответ. – Ты тоже ничего, молодец! – хотя на самом деле выглядел он неважно: со дня моего отъезда он сильно поправился, и, казалось, давно забыл, как пользоваться зубной щеткой и бритвой.
      – Я о тебе постоянно думал… Ты прости, что все так вышло. Я, правда, от всей души желаю тебе счастья, и надеюсь, что все у тебя еще будет хорошо!
      – И я тебе желаю счастья! И детям – здоровья! И жене твоей – всего самого лучшего!… А у меня и так уже все хорошо, спасибо.
      Он еще что-то бубнил о том, как ему жаль, но я не стала дослушивать и побежала обслуживать остальных посетителей.
      Заглянул поздравить меня и Шон. Разумеется, не один, а со своей американской подругой.
      Честно говоря, меня несколько озадачило то, как они вели себя по отношению друг к другу: не держались за руки, не целовались, не обменивались влюбленными взглядами… В общем, на встретившихся после долгой разлуки влюбленных эта странная парочка явственно не тянула! К тому же, едва войдя, они тут же разошлись по разным углам бара.
      Шон поздравил меня с Новым Годом, мы выпили по бокалу шампанского и уже давно болтали о том, о сем, когда к нам, наконец, подошла его спутница.
      – Познакомься, Кэт, это – Меган, – коротко представил он.
      – Очень приятно, – я пожала протянутую ладонь.
      Девушка была одета в строгое серое пальто, а в руках нервно теребила простую, но явно недешевую сумочку. В этот момент она показалась мне полной моей противоположностью: очень скромной, даже стеснительной, и какой-то слишком уж тихой, практически незаметной. К тому же, как выяснилось чуть позже, она, в отличие от меня, не пила и не курила. Вообще.
      Едва перекинувшись с нами парой слов, Меган заняла прежнее место напротив большого экрана, где непрерывно транслировались видеоклипы.
      – Она выглядит очень «правильной». Уверена, вы друг другу идеально подходите, – заметила я Шону с улыбкой и как можно более доброжелательно.
      –  Тыподходишь мне больше, – твердо, с многозначительным нажимом на первом слове, возразил он, глядя на меня исподлобья, как будто обижено.
      – Нет, ну как ты можешь так говорить!? Она так далеко ехала ради тебя!
      – Я ее не просил, она сама так решила, – засопел он сердито. – И я не обязан любить ее только потому, что она меня любит. Ну не заставлять же мне себя, верно!?
      «Да-а, странные все-таки у них отношения» – размышляла я: «Зачем вообще ему это нужно: обманывать ее, оставлять ей призрачную надежду на счастье, не разрывая отношения полностью, если она настолько уж ему безразлична?! Не понимаю. Или на самом деле я другого не понимаю: того, что он обманывает не ее, а меня, да еще и в ее присутствии?! Но тогда это – в высшей степени подло!… Хотя, и на подлеца он тоже вроде бы не похож». В общем, я окончательно запуталась и, чтобы не портить себе настроение, прервала обсуждение столь щекотливой темы, заявив, что мне нужно работать.
      Рита, слышавшая наш разговор, назвала Шона неблагодарным мерзавцем, потому как говорить тако своей девушке как минимум неприлично.
      – Согласна, некрасиво так говорить, – кивнула я. – Но, может, и правда я так сильно нравлюсь ему?
      – Кать, оставь парня в покое! Не отбивай его, а!? Посмотри, какая у него девушка хорошая: не пьет, не курит, в даль такую в гости приехала…, – Рита так точно повторяла всё то, о чем я сама думала пару минут назад, что я даже испугалась: «уж не читает ли она мои мысли!?». – Прошу тебя, не дури парню голову! – попросила она.
      – Да триста лет он мне снился! – обиженно буркнула я. – У меня, вон, Тим уже есть.
– Вот и правильно! Он у тебя тоже хороший.
      После часу ночи, когда все посетители разошлись, я отправилась в ресторан Шпика. Тима поставили на дежурство, поэтому мы с Шоном, как два старых и практически одиноких волка, решили встречать Новый Год вместе.       Приняв пару стопочек водки, заблаговременной прихваченной из России, в моей голове созрела «гениальнейшая» идея и я предложила:
      – А пошли за елкой!
      – Куда?! Ночь на дворе! – возразил Шпик и налил себе очередной стопарик.
      – Тут недалеко лесок есть. Я там что-то вроде елок видела. Пошли! – нетерпеливо потянула я его за рукав. В Корее никто не наряжал натуральных новогодних красавиц, а у меня, черт побери, вдруг ностальгия проснулась! И проснувшись, потребовала, чтобы в этот Новый Год все было по-настоящему, как в России!
      Должна заметить, что на трезвую голову подобные идеи меня не посещали, но, учитывая количество выпитого за весь вечер…
      Так что мы потеплее оделись (я даже варежки нацепила, при виде которых Шпик хохотал до упаду, так как не видел этогос тех самых пор, как перестал ходить в детский сад) и уже через пять минут были у того самого леска, одиноко возвышавшегося среди бескрайних рисовых полей, о котором я говорила. Кто и зачем оставил его там – понятия не имею, но именно он должен был спасти меня от приступа ностальгии.
      – Что-то я не вижу тут елок, – с сомнением огляделся Шпик.
      Я тоже пока не видела ничего подходящего, однако, задрав голову чуть повыше, мне удалось-таки обнаружить несколько пушистых веточек, притаившихся на самой макушке старой ободранной пихты.
      – Придется лезть, – секунду подумав, вынесла я вердикт, и, поправив сбившуюся набок шапку и натянув повыше варежки, решительно ухватилась за ствол.
      Повиснув на высоте около метра, я предприняла отчаянную попытку подтянуть свой увесистый зад чуть повыше, но… притяжение Земли оказалось сильнее, и под заразительный хохот Шпика моя тушка кулем плюхнулась вниз.
      – Ты не умеешь. Давай я попробую, – все еще утирая слезы от смеха, предложил Шпик и, вытащив меня из сугроба, направился к многострадальному дереву сам.
      Впрочем, его попытка закончилась тем же, чем и моя – падением в уже изрядно примятый сугроб.
      – Ладно, Бог с ней, пускай себе растет, – вдоволь нахохотавшись, разрешила я, потому что кое-что вспомнила и резво устремилась вглубь леска, таща за собой отчаянно упирающегося Шпика. – Я там за забором еще одну видела, чуть пониже. С нее нам будет гораздо проще веточку отломать, – горячо убеждала его я по дороге.
      – А нас не арестуют за это? – вдруг проявлял он редкостное малодушие, недостойное истинного ирландца.
      – Не боись, не арестуют!… Ель эта – ничейная! – заверила я.
      – Как это? Ты же сказала, что она – за забором!
      – Ну да, за забором. Но забор-то – ничейный!
      Мы довольно быстро нашли тот самый «ничейный» забор, «тихонечко» отломали увесистую еловую ветку и бегом помчались к Шпику домой, пока нас никто не заметил.
      Притащив ветку в квартиру, мы уселись пить пиво, время от времени поглядывая на свой трофей, сиротливо жавшийся в углу комнаты.
      – И зачем она нам? – несколько запоздало поинтересовался Шпик.
      – Как – зачем?! Чтобы Новым Годом пахло!
      – А-а, понятно, – протянул он и рассмеялся.
      По большому счету, ветка эта была нам ни к чему (не настолько уж сильным был у меня приступ той ностальгии!). Просто мне вдруг захотелось, чтобы у нас обоих остались веселые воспоминания об этой ночи, вот я и придумала поход за елкой.
Кстати, идея и вправду оказалась хорошей, так как мы потом еще часто хохотали до слез, вспоминая об операции «Новогодняя елка».

      Изо дня в день Ким ворчал, что все кругом знают о моих отношениях с Тимом и это плохо для его бизнеса. Почему-то раньше, когда мой бывший муж еще был в Корее, и я всем говорила, что замужем – это бизнесу не мешало. А вот теперь – мешает и все тут!
      Я попыталась объяснить ему, что самые хорошие наши клиенты – завсегдатаи – приходят не потому, что хотят за мной поухаживать, а ради обычного приятельского общения и им наплевать, есть у меня бойфренд или нет. Но у корейцев, увы, своя – непостижимая – логика (согласно ей мужчина в принципе не может дружить с женщиной, он всегда испытывает к ней вполне конкретный, мужской, интерес), и с ней не поспоришь.
      Со временем я даже снова стала соглашаться на обеды с клиентами (что, разумеется, вызывало раздражение Тима), лишь бы Ким перестал ворчать на меня. Но и это не слишком-то помогало, потому что каждый раз находился какой-нибудь новый повод для выяснения отношений:
      – И скажи своему Тиму, чтобы перестал цветы в бар таскать! Нечего всем вокруг видеть, что вы встречаетесь!… Совсем плохой бизнес из-за него стал! – бухтел он, видя у меня в руках очередной букет.
      Все эти «разборки» мне жутко надоедали, но изменить пока что я ничего не могла.
      В дополнение к прочим «радостям жизни», Ким сократил количество моих выходных с обещанных четырех в месяц до двух, да и то – каждый такой день нужно было буквально вымаливать у него.
      Не скажу, что работа у меня была сверхтяжелая, но иногда все-таки хотелось заняться чем-то еще, кроме нее – в тот же Осан, например, съездить с друзьями или в Сеул. Однако с подобным графиком об этом нечего было даже мечтать.
      Я активно возмущалась сложившейся ситуацией, но мой «хозяин» был непреклонен:
      – Я и так плачу тебе больше, чем кто-либо в тауне платит барменам, поэтому и выходных у тебя будет только два, и только тогда, когда я разрешу!
      – Но ты же мне обещал раз в неделю?!
      – Мало ли, что обещал!
      Ким упорно не хотел давать мне положенный выходной, видя, что клиенты уходят гораздо быстрее, когда меня нет, а завсегдатаи так и вовсе не появляются, потому что находятся в это самое время рядом со мной в каком-нибудь другом, более интересном месте.
      В итоге за прошедшие два месяца мне дали не восемь и даже не четыре, а всего-навсего три выходных.
      Тиму, естественно, все это тоже не нравилось, но он молчал, боясь, что вмешательством своим сделает мне только хуже.
      Со временем у меня появился еще один очень хороший друг, который гармонично вписался в нашу со Шпиком компанию. Звали его Тедом, и было ему двадцать три года.       Он пробыл в Корее уже полтора года, и мы давно были знакомы. Но подружились – лишь после того, как он расстался со своей русской подругой, которая работала в клубе в Осане.
      – Она то соглашалась выйти за меня замуж, то вдруг передумывала, – жаловался он, рассказывая мне о Свете. – А пару раз я поймал ее на лжи в отношении денег, хотя и не придал в тот момент слишком большого значения этому… Скажи, а у вас и вправду сигареты стоят пять долларов?
      – Что за бред?! Доллар, ну полтора – не больше.
      – Правда?!
      – Клянусь!
      – А билет до Хабаровска, сколько стоит? – не унимался он.
      – Туда и обратно долларов четыреста.
      – А Света мне говорила, что только в один конец – восемьсот.
      – Сколько-сколько?! – не поверила я ушам. – И ты, как лопух, повелся?
      – Да нет, я сам потом посмотрел в Интернете, что за четыреста – пятьсот можно купить. А когда сказал ей об этом, она ответила, что это я неправильно ее понял.
      Из его рассказов я сделала вывод, что девочка Светочка не слабо так «раскрутила» Теда на бабки, пока он не очухался. Мне было его искренне жаль, так как парень он – действительно замечательный: добрый, щедрый, отзывчивый…, да и Светку любил очень сильно. Но, к сожалению, он слишком многое ей прощал, пока не понял, наконец, что она им просто и беззастенчиво пользуется.
      – …Кстати, я тебя на День Рождения свой приглашаю, – наконец «вынырнул» он из невеселых воспоминаний.
      – А когда он у тебя? А то в марте я домой уезжаю.
      – Двадцатого февраля.
      – Тогда – успеваю.
Также он пригласил Шпика, Шона и прочих своих сослуживцев. К сожалению, Тим в этот вечер должен был стоять в карауле, так что я опять оставалась без кавалера.
      День Рождения Теда мы решили отмечать везде: в каждом баре тауна, на какие хватило бы наших сил.       Начали, как всегда, с «Лос Лобоса». Выпили там по паре коктейлей и направились в «Парадайс». Ким как всегда был жутко недоволен, что мы не остались подольше, но мне, если честно, было уже все равно.
      За вечер нами было выпито ну о-о-очень уж много всего: пиво, водка, текила – лились буквально рекой! Так что проснулась я поздно, с жуткой головной болью и зверским «сушняком». Рядом тихонько сопел Тим, не ставший будить меня по приходу.
      Как и когда я вернулась домой – не помню. Совсем не помню.
      Постанывая от боли, я прошлепала в ванную и глянула на себя в зеркало.
      О, ужас! Помимо вполне ожидаемой безрадостной картинки, я обнаружила, что мое лицо украшает шикарный «фонарь», неизвестно как там оказавшийся. Я напрягла мозги, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но, увы, безрезультатно – какая-то часть нашего «веселья» оказалась начисто стертой из памяти.
      Шон был, пожалуй, единственным, кто смог бы помочь мне в восстановлении картины прошедшей ночи (в отличие от остальных, он пил очень мало), поэтому я послала ему СМСку: «Не подскажешь, откуда у меня взялся синяк?»
      Вместо ответной СМС раздался звонок:
      – Жива? – весело поинтересовался он неожиданно бодрым голосом.
      – Не очень, – пожаловалась я. – Так откуда у меня синяк, не знаешь?
      – Это вы с Тедом в «копейку» играли и стукнулись.
      «Копейкой» американцы называли игру на попадание монеткой в стакан. Тот, кто не попадал, должен был сделать глоток пива.
      – Слава Богу! А то я уж грешным делом подумала, что спьяну Киму морду набила.
      – Да нет, все нормально. Я и сам вчера крепко напился, но достаточно хорошо обо всем помню.
      Я поблагодарила его за ценную информацию и положила трубку.
      – С кем ты разговаривала? – подал голос Тим.
      – С Шоном. Не могла вспомнить, откуда у меня синяк.
      – Не нравится он мне, – хмуро заявил мой бойфренд. – Он к тебе явно неровно дышит.
      – И пусть себе дышит. Мне-то что?
      – Просто я переживаю…
      – Не надо переживать, – перебила я. – У нас с ним ничего нет, и не будет.
      Вечером в бар пришел Шпик:
      – Я этого засранца убью! – заявил он с порога.
      – Какого?! – в шоке переспросила я, не понимая, о ком идет речь.
      – Шона!
      – За что?!
      – Он знает, за что. Весь вечер, гад, крутился вокруг тебя, все пытался сам, лично, домой отвести! Заботливый он у нас, как же!
      – Так может он из хороших побуждений, откуда ты знаешь!?
      – Я его, конечно, пока мало знаю, так что точно ничего утверждать не могу, но мне эта идея совсем не показалась хорошей. Я ему так и сказал, что, мол, сам тебя отведу, куда надо, а он – ни в какую: «Сам отведу», и все тут! Пока не пригрозил, что шею намылю, – не отвязался. Так что увижу сегодня – убью!
      – Не надо никого убивать! Пусть живет себе. Может, у него и в мыслях не было ничего такого. Просто, как друг, хотел убедиться, что я домой доберусь.
      – Тоже мне – друг выискался! Знаю я таких «друзей»!…Ладно, если убивать нельзя, то покалечить хоть можно? – заискивающе попросил он.
      – Нет.
      – Что, даже руку нельзя сломать?! – шутливо возмутился Шпик.
      – Ладно, – сжалившись, великодушно разрешила я. – Руку – можно. Но только одну!
      Вскоре пришел и Шон, которого Шпик тут же, «ласково» так взяв под локоток, вывел на улицу.
      Долго они о чем-то там разговаривали, после чего, хохоча и дурачась, вернулись обратно и угостили друг друга выпивкой.
      – В который уж раз убеждаюсь, что все ирландцы – классные ребята! – с гордостью, широко улыбаясь, сообщил мне Шпик. – …У нас с ним, как оказалось, вообще много общего, – кивнул он в сторону Шона и воодушевленно принялся перечислять выявленные только что добродетели.
      Я не верила своим глазам и ушам: еще каких-то полчаса назад он буквально упрашивал меня разрешить «хотя бы покалечить засранца», а теперь руку ему пожимает, выпивкой угощает, да при этом расхваливает на все лады!
      – …А еще он пожарником раньше работал, – не унимался тем временем Шпик, продолжая петь дифирамбы. – Он вообще – славный малый! И умный. Но ты от него лучше подальше держись – ирландцы, они такие: раз прицепятся, всю жизнь потом мучиться будешь! На меня вон посмотри – до сих пор на своей женат…
      – Погоди-ка, погоди – не части! – кое-как вклинилась я. – Что-то я уже ничего не понимаю. А как же его безнравственное поведение, его грязные намерения по отношению к моей персоне? Или ты все забыл!?
      – Да не, не было ничего такого! – замахал он руками. – Просто Шон не знал, что мы с тобой настолько уж близкие друзья, вот и переживал за тебя. Почти как я.
      – Ну-ну…, – с сомнением покачала я головой и ухмыльнулась.
Эх, ежели бы я тогда знала, как оно все обернется, не стала бы терять драгоценное время и давно бы уж позволила Шону и домой меня проводить и еще много чего…
      Виза уже заканчивалась, и я засобиралась домой. Ким обещал, что сразу же пришлет новое приглашение, чтобы я могла снова приехать, но перед этим все равно нужно было вернуться в Россию.       Перед самым отъездом Тим сделал мне предложение.
      За моими плечами уже был развод, но в тот момент мне показалось, что Тим и надежнее, чем был Санни, да и относится ко мне не в пример лучше. Поэтому я подумала-подумала и согласилась. Но при одном условии: он должен продлить контракт в Корее, чтобы у нас было время, достаточное для оформления всех моих документов.
      Любила ли я его? Все еще нет. Хотя надеялась, что со временем смогу полюбить.
      Зачем тогда согласилась? Наверное, под влиянием распространенного в России стереотипа «в двадцать пять нужно быть замужем и активно рожать детей», я просто решила, что и мне давно уж пора и что дальше медлить нельзя.
      Я сказала о нашем решении маме, ожидая поздравлений и радости, но…
      – Зачем тебе это надо?! Ты же его не любишь! – набросилась на меня она.
      – Люблю, и еще как! – горячо возразила я. Но не потому, что сама искренне в это верила, а потому, что уже все для себя решила.
      Мама приводила кучу аргументов против нашего брака, но, вместо того, чтобы прислушаться к ним и согласиться, я убедительно доказывала ей, что решение это – правильное. Уж чего-чего, а упрямства мне с детства было не занимать!
В общем, в конце концов, я ее убедила, что поступаю правильно. Оставалось убедить в этом саму себя.
      Пробыв в России почти месяц, я получила долгожданный развод, оформила очередную визу на три месяца и вернулась в Корею. Было уже начало апреля.       Тим встречал меня в аэропорту вместе с Кимом:
      – Я так по тебе соскучился! – крепко обнял меня мой бойфренд и попытался поцеловать.
      Ким тут же его оттолкнул, и промычав: «Успеете еще натискаться», обнял меня сам.
      На следующий день я вышла на работу, где меня уже поджидал Шон.
      За последний месяц, что я провела в России, мы так часто общались по Интернету, что узнали друг о друге гораздо больше, чем за все предыдущие десять месяцев, что были знакомы. Мы болтали по несколько часов в день и всегда находили новые темы для разговоров.
      Общаясь с ним, я, например, узнала, что, еще учась в школе, он прочитал всего Эйнштейна. Просто так, развлечения ради.
      Признаться, это стало для меня настоящим открытием, ведь сама я не то, чтобы труды его изучать, – даже имя и то только по слогам могу выговорить!
      Еще я узнала, что он с удовольствием изучал физику помимо школьной программы, а также увлекался трудами Маркса и Ленина. Наверное, из-за всего этого он слыл в школе «зубрилкой» и дружить с ним никто не хотел. И хотя со сверстниками ему было не очень-то интересно, такая ситуация его не устраивала. Поэтому, когда в старших классах его перевели в другую школу, он твердо решил, что станет «другим» человеком. Таким, какие нравятся большинству. Ради этого он стал притворяться, что ему интересны обычные подростковые забавы, игры и увлечения. Он боялся, что если вдруг вновь станет самим собой, то перестанет быть интересен для окружающих. И он так привык притворяться, что эта «маска» стала его лицом.
      Мне же он был интересен именно своим нетипичным для среднего американца взглядом на жизнь, своими необычными увлечениями и поистине безграничными знаниями в самых различных областях.
      И еще мне в нем нравилась какая-то трепетность и осторожность, с которой он ко мне относился: он ловил каждый мой взгляд, каждое слово, но при этом не перегибал палку, превращая подобное отношение в бездумное «обожествление», которое так часто раздражало меня в других мужчинах.
      Именно тогда, общаясь с Шоном, я, наконец, поняла, чего мне так не хватало в Тиме, – ума! Раньше его отсутствия я как-то не замечала, а если и видела, что что-то не так, то просто не придавала большого значения. Но все, как известно, познается в сравнении, и с некоторых пор я с нетерпением ждала новых встреч с Шоном. Тим же раздражал меня все больше и больше.
      – Ты завтра что делаешь? – поинтересовался Шон прямо с порога.
      – Пока планов не строила.
      – Отлично, тогда мы вместе обедаем, – произнес он тоном, не терпящим возражений.
      – Эй! На вопрос или приглашение это как-то не очень похоже, – заметила я с улыбкой.
      – А я не спрашиваю и не приглашаю. Я просто тебя извещаю: завтра в двенадцать часов мы едем обедать. Где – можешь сама выбирать, – «разрешил» он и уткнулся в компьютер, давая понять, что разговор на сегодня окончен.
      Я даже не сразу нашла, что ответить на подобную наглость, поэтому промолчала. А на следующий день, разумеется, никуда не пошла. Мне не хотелось обижать Тима, ведь мы не виделись целый месяц, а тут на тебе: не успела приехать, как уже собралась на обед с каким-то там Шоном!
      Так что в пять часов я как обычно подошла к бару, открыла двери и… тут же закрыла. На своем излюбленном месте, возле компьютера, сидел Шон.
      Надо же, а я даже «отмазку» заранее не придумала!
      Я топталась на месте, не решаясь войти, когда откуда-то из-за спины раздался голос Кима:
      – Плохая ты. Он пять часов прождал тебя на остановке.
      Тут мне стало совсем уж нехорошо.
      Наконец я собралась с духом, открыла дверь и направилась прямиком к Шону:
      – Прости меня, пожалуйста! Я проспала, а потом подумала, что ты, наверное, уже ушел. Не сердись на меня! Ну пожа-а-алуйста!
      Вид при этом у меня был такой виноватый-виноватый! Такой раскаивающийся-раскаивающийся! А голосок уж так дрожал, так дрожал…, что мне самой себя стало жалко!
      Но Шон был непреклонен:
      – Видишь эту черту? – указал он на линию, проходившую в метре от его стула.
      – Ну, вижу, – тихо, чуть не плача от жалости к самой себе, вздохнула я.
      – Вот и не заходи за нее. Я запрещаю тебе приближаться ко мне ближе, чем на один метр! – напустил он на себя строгий вид.
      – Но если ты здесь, значит, обижаешься все-таки не слишком уж сильно? – осторожно поинтересовалась я, так как еще не была уверена: тронулся уже лед или надо продолжать извиняться.
      – А я не к тебе пришел, а к мистеру Киму, – все еще строго проговорил он и отвернулся.
      И хотя Шон очень старался, все равно от меня не укрылось то, с каким трудом он сдерживает себя, чтобы не улыбнуться. Поэтому я подошла к нему сзади, слегка приобняла за плечи и тихонько сказала: «Прости».
      – Ладно, – улыбнулся все-таки он. – Но чтобы завтра такого не было. Пять часов ждать тебя я больше не буду… И вернись, в конце концов, за черту, – шутливо оттолкнул он меня. – Я тебя еще не простил.
Радостная, я вприпрыжку помчалась в кладовку за шваброй, чтобы начать уборку.
      На следующий день я все-таки пошла на обед, заявив Тиму, что «мне надо и точка».       – Не нравится он мне! – злился Тим. – Ходит все вокруг тебя, хочет чего-то…
      – Мы просто друзья, не переживай! – отмахивалась я, не прекращая собираться.
      – …Кэт, не бросай меня только, пожалуйста, – вдруг жалобно попросил он.
      – Что за глупости, никого я не брошу! – пока еще искренне в это веря, успокоила я и упорхнула.
      Шон ждал меня на остановке.
      – Я боялся, что ты опять не придешь, – сказал он после того, как мы заказали еду в привычной для меня «Валентайн-пицце». Он выбрал то же, что и я: спагетти с креветками в белом соусе.
      – Ну что ты, второй раз я бы тебя так не подвела, – заверила я.
      Когда принесли еду, я с жадностью на нее набросилась. Аппетит у меня в тот момент был просто зверский, да и спагетти были очень вкусными.
      Шон же почти не притронулся к пище. Он был явно чем-то взволнован и собирался с мыслями, чтобы начать важный для себя разговор.
      – Послушай, я знаю, что уже спрашивал, но все-таки… Я о тебе постоянно думаю. Ты мне очень нравишься. Пожалуйста, дай мне шанс сделать тебя счастливой, – проговорил он, глядя мне прямо в глаза.
      – Шон, я не могу. Ты уезжаешь скоро. Зачем нам все это?!
      – Просто скажи «да», и я сделаю все возможное, чтобы остаться, – попросил он.
      Я на время задумалась, и, тщательно подбирая слова, произнесла: