Всего я пригласила человек пятнадцать, восемь из которых были давними друзьями моего мужа (все они очень хорошо ко мне относились и постоянно приглашали присоединиться к компании, если шли в бар или ресторан). Я решила, что теперь настала моя очередь накормить-напоить их от души, поэтому и позвала на свой День рождения.
      Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что не мешало бы позвонить Санни и попросить у него денег на продукты.
      Рассказав, кого именно я пригласила и что собираюсь приготовить гостям, упомянула, что на еду мне понадобится долларов восемьдесят, не больше (что, на мой взгляд, а уж тем более – по американским меркам, было довольно скромно, особенно учитывая число гостей).
      – А почему так много? – удивил меня ответ мужа.
      – То есть как – много?! – оторопела я и зачем-то принялась неуклюже, запинаясь через слово, оправдываться, объясняя, как именно собиралась потратить эти «сумасшедшие» деньги. – На пятьдесят долларов мяса куплю, на остальные – овощи. Готовую еду покупать не буду – все сама сделаю, а водка у меня уже есть – из Хабаровска привезла…
      В ответ из трубки доносилось недовольное сопение, бормотание и тяжкие вздохи.
      Наконец я не выдержала:
      – Ладно, ничего не надо – сама все оплачу! – я уже начала злиться на себя за то, что вообще затеяла этот разговор – могла бы купить все на собственные деньги, чтобы не чувствовать сейчас себя «попрошайкой». – Просто я подумала, что раз за последние три месяца ни копейки с карточки не сняла, то уж как минимум на то, чтобы твоих же друзей накормить я могу взять немного из наших общихденег.
      – Кэт, ну чего ты – не злись! Мне ведь не жалко, – поспешил он меня успокоить. – Просто нужно будет перевести деньги с одного счета на другой, вот я и задумался, когда смогу это сделать. Через два дня пойди и сними, сколько нужно, – разрешил он.
      – А-а, ну ладно. Мне всего восемьдесят баксов надо, – напомнила я.
      – Нет проблем… Ну, я пошел?
      – Иди, – вздохнула я и тихонько добавила. – Я люблю тебя. Извини, если чем-то обидела.
      – Да ничего, какие обиды. Я тоже тебя люблю.
      Мы тепло попрощались, и мне показалось, что снова у нас все в порядке. Как прежде.
      Лишь позже, со временем, вспоминая этот наш разговор, да и многие другие, меня все чаще одолевали сомнения: мне показалось, что с какого-то момента он вдруг начал считать каждую копейку. Хотя формальных причин для этого вроде бы не было: зарабатывал он нормально, дотации как женатый военнослужащий получал, и не маленькие, на меня ничего не тратил,… да и кредитов каких-то сумасшедших у нас тоже не было. Тем не менее, он ни разу не предложил мне снять денег. Даже на врача и этот пресловутый День рождения не хотел давать.
      Поразмыслив, я начала, было, грешить на появившуюся у него любовницу (прямых доказательств ее существования у меня не было, однако воспаленное воображение рисовало именно это), но чтобы не изводить себя лишний раз никому не нужными подозрениями, тут же запретила себе думать об этом.
      Однажды я рассказала Шпику об очередных сомнениях по поводу нашего брака, как он тут же завел свою любимую «пластинку»:
      – Я серьезно говорю: он относится к тебе не так, как ты того заслуживаешь. Бросай его! Так нельзя! Есть у него любовница или нет – я не знаю, да и не мое это дело, но и так тоже нельзя – неправильно это!
– Да знаю, что неправильно, – тоскливо отвечала я. – Но что я могу сделать?! Не могу я вот так просто взять и бросить его! Он ведь мой муж, и я все еще его люблю.
      В один из дней в наш магазин зашел мужчина. Американец.       Мы разговорились, и он поинтересовался, как я оказалась в Корее и где мой муж.
      Я в очередной раз коротко объяснила, что к чему, как неожиданно он проявил живой интерес:
      – Ты знаешь, у меня самого жена – филиппинка, – рассказал он. – И у нас была та же проблема: никак не давали визу! Так я взял, и написал сенатору от нашего штата: объяснил, что эмиграционная служба передержала документы все мыслимые сроки, а результата все нет. И представляешь, буквально через месяц ей дали визу! Ты скажи мужу, что ему надо обратиться к сенатору. Он обязательно поможет! – горячо убеждал он меня.
      Было видно, что мужик сам на этом деле «собаку съел», вот и старался помочь.
      – Спасибо! – поблагодарила я от души. – Я обязательно ему передам.
      Надежда, совсем уж было погасшая, затеплилась вновь, и я тут же кинулась звонить Санни.
      Молча выслушав мой эмоциональный и оттого – несколько сбивчивый – пересказ их истории, он буркнул что-то типа «неплохая идея» и пообещал «как-нибудь подумать об этом». Правда, пообещал он это тоже как-то так неуверенно и что называется – без энтузиазма.
      Я в очередной раз расстроилась, но решила, что ему нужно просто дать время и не давить. Глядишь, может это действительно сработает.
      Выждав для верности неделю, я позвонила мужу еще раз.
      Был вечер, и я уже начала работу в баре. Мне пришлось выйти на улицу, чтобы окружающий шум не помешал разговору.
      Поговорив немного о пустяках, я уточнила, написал ли он письмо, о котором мы говорили.
      Ответ последовал не просто отрицательный, а прямо-таки убийственно-негативный:
      – Ты хоть представляешь себе, что это значит – СЕНАТОРУ написать?! – заявил он довольно грубо. – Он же чуть ли ни второй человек в стране после Президента! – чуть ли не впервые за все время нашего знакомства он начал повышать на меня голос.
      – Ну и что?! Кому-то ведь это помогло! Если в его силах помочь, так может, стоит и написать? – настаивала я, еще не предполагая, чем может обернуться для меня подобное упорство.
      – Ты с ума сошла?! Да мне, прежде чем написать ему, надо весь гарнизон оббежать и собрать кучу подписей на одно только разрешение сделать это! А я, знаешь ли, работаю! И у меня нет на это времени! – уже явно кричал он на том конце провода.
      – Возьми выходной, – предложила я все еще спокойно, но в душе «закипая». – В конце концов, ты же не каждый день работаешь! Ты только три дня проводишь в командировках, а остальные два – дома.
      От сильного волнения, как это часто бывало, меня уже начала колотить нервная дрожь, а пальцы рук, вцепившиеся в трубку, стремительно коченели, приобретая лиловый оттенок.
      Тем временем он продолжал кричать, распаляясь все больше и больше:
      – Я – не дома! Я все равно работаю в эти дни, просто никуда не езжу!… А вообще, знаешь что? – повисла секундная пауза и я подумала, что меня сейчас просто пошлют, но немного не угадала. – Найди себе нового мужа!!! – проорал он и отключился.
      Вот это да!
      До этого мы никогда не ссорились. Ну, вот просто – ни разу! А тут на тебе – первая ссора, и мне предлагают ТАКОЕ!
      Я удивленно смотрела на телефонную трубку, зажатую в руке, все еще не веря, что какой-то кусок пластмассы только что предложил мне найти нового мужа: «Эй! Кто это сказал? Я его знаю?». Я никак не могла связать этот злой, чужой голос из трубки с человеком, которого все еще любила.
      Все вокруг замерло, зазвенело сочувственной пустотой…
      Знаете, в природе иногда возникает такая звенящая тишина: чуть прогремит выстрел в лесу, как все птицы, животные, козявки там всякие – замирают и сидят тихо-тихо. Вот и в тот момент мне показалось, что все вокруг замерло и затихло. А может – это у меня в голове стало совсем пусто и от пустоты зазвенело такой тишиной.
      Я потеряла точку опоры, и земля закачалась под ногами. Жадно озираясь по сторонам, я искала хоть какой-то поддержки, но тщетно: пустая скамейка, равнодушный асфальт, витрина магазина, легкомысленно поблескивающая огоньками…
      «Нет, нет, нет, нет нетнетнет!» – в звенящей тишине пульсирующей болью забилась жилка на виске. «Нет!» – эхом отзывалось где-то в сердце. «Нет!» – взрывалось внутри, растекаясь по всему телу и уходя куда-то вниз – в уплывающую из-под ног землю. Как будто бы эти «нет!» могли развернуть время вспять и все поправить, изменить, стереть…
      Я так и стояла, глядя на трубку и повторяя «нет!», словно зачарованная, когда возле меня остановилась машина, едва не прокатившись колесами по ногам.
      – Эй, ты чего? – тревожно уточнила голова Шпика, высунувшаяся из отрытого окна машины.
      – Мой муж… только что… предложил мне… найти себе нового мужа, – с трудом выдавила я, облизывая пересохшие от волнения губы.
      – Наконец-то, – буркнул он. – Давно пора. Предложил – вот и ищи! Чего стоишь?!
      Я села на асфальт и заплакала.
      – Ну, перестань, – Шпик вылез из машины и устроился рядом. Крепко обняв меня за плечи, он принялся бормотать что-то на ухо, пытаясь хоть как-то утешить.
      Мимо прошла Рита.
      Заметив меня со Шпиком, она вернулась и стала допытываться, что случилось. Я рассказала о предложении Санни, и она тут же понеслась домой за валерьянкой.
      – Послушай, ну может, он не это имел в виду? Может, он погорячился просто? – высказывала она «спасительные» версии, вливая в меня щедрую порцию принесенного успокоительного.
      – Может, и не имел, но мне как-то от таких слов все равно неприятно. Даже если завтра он перезвонит и скажет, что просто погорячился – мне легче не станет. Такие слова не забываются.
      – Я понимаю. Но не расстраивайся, помиритесь еще! – бодро заверяла она.
      Я не возражала, так как в тот момент мне хотелось одного: чтобы меня оставили в покое и перестали убеждать, что все еще будет хорошо.
      Рита поохала еще немного и вскоре ушла домой.
      – Безумно хочу напиться, – заявила я Шпику.
      – Заходи после работы. Я буду дома, – просто ответил он.
      Вечером, с трудом доработав оставшиеся часы, я направилась прямиком к нему.
      Шпик, как обычно, сидел на любимой веранде, потягивая пиво из своего неизменного бокала и куря сигарету за сигаретой.
      – Извини, что нагружаю тебя своими проблемами, но мне нужно поговорить с кем-то, кто достаточно сумасшедший, чтобы понять, – начала я, присев рядом и достав пиво из мини-холодильника, всегда стоявшего здесь же.
      Шпик усмехнулся:
      – Тогда ты – по адресу.
      – Понимаешь, мне с некоторых пор жизнь надоела…, – начала я и запнулась, не зная как поточнее выразить свои чувства.
      Шпик повел удивленно бровью, но ничего не сказал, давая мне возможность собраться с мыслями, чтобы продолжить.
      – …Понимаешь, для меня этот брак – не просто штамп в паспорте. Можно сказать, что он – моя вера… Как кто-то верит в Бога, так я – верила в Любовь. В нашу любовь, – на пару секунд я остановилась, чтобы перевести дух и продолжить, но тут мой взгляд непроизвольно соскользнул на руки, где с удивлением обнаружилась бутылка пива, которую я давно уже достала из холодильника, но так пока и не открыла – я про нее просто забыла. – …Вот. А сегодня я окончательно потеряла свою веру. И я не знаю, зачем мне жить дальше… Знаешь, я постоянно думаю о том, что жизнь потеряла смысл, о… ну, сам понимаешь, – я имела в виду ни что иное, как самоубийство.
      Кажется, мой разум в тот день окончательно помутился, и единственный выход, который мне виделся, был именно в этом – покончить с собой.
      – Очень даже понимаю. Я тоже постоянно об этом думаю. С тех пор как стало ясно, что жене моей нужны только деньги, а сам я ей – по боку, то только и думаю, что все это можно решить очень просто, – тут он посмотрел мне прямо в глаза и очень серьезно продолжил. – А вот ты – молодая, и у тебя вся жизнь впереди. Да, я знаю, сейчас тебе так не кажется, но настанет момент, когда ты об этом уроде вспоминать будешь лишь с отвращением.
      – Боюсь, до этого момента я не доживу, – невесело ухмыльнулась я. – Мне сейчас так хреново, что даже задумываться о завтрашнем дне неохота, – я тяжело вздохнула и принялась-таки за пиво, пока оно не стало совсем теплым. – … А у тебя, между прочим, дети есть – о них хотя бы подумай! – теперь уже я принялась отговаривать его от последнего шага. – Они же скучать по тебе будут!
      – Дети уже взрослые. Я им давно не нужен, – возразил он тихо.
      – Зря ты так. По себе знаю, как сильно я скучала бы по родителям, если бы, ни дай Бог, с ними что-то случилось.
      – Может быть, – пожал он плечом и затянулся сигаретой. – Хотя, мне уже все равно.
      Мы оба замолчали, задумавшись каждый о своем.
      – …Я боюсь оставаться в доме один, – произнес Шпик, глядя куда-то вдаль. – Когда я был с женой, то чувствовал себя защищенным. А сейчас – нет. Поэтому я и пью так много. Чтобы заснуть.
      – Да брось! Ты же драться умеешь, да и высокий, вон, какой! – засмеялась я.
      – Ты не понимаешь, – возразил он и перевел взгляд на меня.
      По его лицу я поняла, что дело тут не в темноте или ворах.
      – Меня изнасиловали, когда мне было лет восемь.
      – Как???!!! – не поверила я ушам.
      – Я в больнице лежал – мне операцию на легком делали. Я был под наркозом, и не мог ни пошевелиться, ни крикнуть… Помню только, как какой-то козел меня насиловал, а ни лица его, ни примет не помню… Медсестра нашла меня утром. Я был без сознания, все лицо в сперме… И это – в католическом госпитале! – усмехнулся он сквозь слезы.
      – Боже мой, мне так жаль! – я не знала, что на это сказать.
      Описанное настолько ясно предстало перед глазами, что мне самой стало трудно дышать. В этот момент я почувствовала себя полной идиоткой: на его фоне мои собственные проблемы показались столь мелкими и глупыми, что мысли о самоубийстве на время вылетели из моей дурной головы.
      – Раньше я был самым добрым, самым спокойным ребенком в семье, а после – меня как подменили: стал грубить, на неприятности нарываться; дрался со всеми подряд… Я до сих пор не могу спать один: мне постоянно кошмары снятся и кажется, что кто-то крадется, – рассказывал он, уже не сдерживая рыданий.
      Утешая его, я и сама понемногу «оттаивала».
      Так и просидели мы почти до утра, по очереди отговаривая друг друга от самоубийства. Именно тогда мы со Шпиком стали лучшими друзьями. Ведь мы оба находились в таком глубоком дерьме, выбраться из которого в одиночку было уже не под силу.
Как два утопающих, мы из последних сил тянули друг друга, не давая сорваться в пропасть отчаяния и умереть. В те сложные дни мы стали значить друг для друга намного больше, чем просто друзья – мы понимали. Так, как никто другой не смог бы понять. Так, как понимают боль товарища соседи по палате, только что перенесшие одинаковые операции и совершенно точно знающие, каково сейчас тому, кто рядом. Никому другому этого не понять, – только им.
      Санни перезвонил на следующий день, коротко извинившись за сказанное в запале.       Я вяло приняла извинение, так как его слова все еще безостановочно крутились в голове:
      – Ты меня очень обидел, – сказала я тихо.
      – Ты меня тоже. Ты же знаешь, как я занят, и все равно – прицепилась с этим письмом!
      Из сказанного я сделала вывод, что никакому сенатору писать он не собирается, и дальше вести разговор об этом было бессмысленно. Мне стало ясно, что ему надоело возиться с бумагами, и что со временем мы перестали понимать друг друга. Поэтому я решила плюнуть на все и пустить дело с визой на самотек: сделают, так сделают, а нет – туда им и дорога. Ведь все равно моему мужу давно наплевать, приеду я или нет.
      – Послушай, – начала я, предпринимая попытку расставить все точки над «И», – давай решим этот вопрос по-честному, как взрослые люди. Я понимаю, что ты устал возиться с документами. Я тоже устала. И если ты больше не хочешь, чтобы я приезжала, то прямо так и скажи – не тяни резину. Обещаю, что не стану закатывать истерик – ты меня знаешь.
      – Это ты сейчас на что намекаешь? Развод просишь, что ли? – уточнил он хмуро.
      –  Я– ничего не прошу. Ты прекрасно знаешь, что развода я не хочу. Но и насильно держать тебя мне не хочется. Так что решение – за тобой. Если хочешь – давай разведемся. Ты только скажи, препятствовать я не буду.
      – Я не хочу развода, – твердо ответил он. – Просто все это так затянулось… Я очень скучаю по тебе!
      – Я тоже скучаю.
      Мы попрощались.
      С одной стороны, я была рада, что он отказался. С другой – мне вспоминались его предыдущие слова, тон, которым они были сказаны, интонации,… его поступки. Все это буквально вопило о том, что брак наш ужефактически окончен! В это было трудно поверить, но горькая правда заключается в том, что наши частые расставания оказались слишком сложным испытанием для него.
Да, для проверки чувств разлука могла бы дать хороший опыт. И если бы мы расстались на полгода, максимум на год, – это было бы отличной проверкой для нашей любви. Но ведь из трех лет, что мы пробыли вместе, действительно рядом мы были всего около года (учитывая то, что даже в Корее мы виделись не каждый день, именно так примерно и выходило!). Для нашего брака этого оказалось катастрофически мало.

Глава 6