Честь имею представить - Анна Каренина

      - Почему же он умер от шока, а я - нет?
      - Перегрузка наложения. А у вас старые связи были сняты биомагнитами.
      Анна уже знала всех сотрудников информационного отделения, однако не могла ни с кем подружиться, - всюду eй чудилась затаенная враждебность, хотя разговаривали с ней любезно и даже заботливо.
      Спустя две недели следствие было закрыто. Ввиду необычности проступка Купцовой, который в некоторых фразах заключения именовался "несчастным случаем", следственная комиссия, куда входили также представители Академии наук, постановила дело прекратить "за непредусмотрением законом категории преступления". А Глухову дали год условно с возможностью продолжать работу в институте.
      Глухов пришел к Анне:
      - Ваш карантин кончился. Теперь вы можете жить у себя дома.
      - В одной квартире с вами?
      - Если хотите.
      - Что ж, поедем. Вы меня довезете?
      После работы Глухов зашел за Анной, и они отправились домой. В вестибюле они задержались у застекленной комнаты вахтера, где Глухов сдал ключ от своего кабинета. Вахтером была пожилая женщина в черной официальной форме. Простое лицо вахтерши выражало открытую неприязнь.
      "Я ни в чем не виновата, - думала Анна, сидя в машине и глядя на бегущую навстречу улицу. - Я ничего не помню, не знаю - значит, я не причастна к совершенному Купцовой проступку. Я - Анна Каренина!"
      Они поднялись в лифте на пятый этаж, вошли в переднюю, захлопнулась входная дверь, и Анна осталась наедине с этим чужим человеком, который, как ни странно, был ее мужем. Глухов провел ее по комнатам. Современная мебель ничего не говорила о вкусах хозяев, - все было гладко, чисто и безлико: в кухне все белое, в комнатах темная полированная мебель.
      - В других квартирах такая же мебель? - спросила Анна, чтобы что-то спросить.
      - Такая же. Это стандарт. - Голос его звучал сухо и ровно. Он прошел на крохотную кухню.
      - Можно сделать яичницу и чай. Хотите вина?
      - Вы... сами готовите?
      - Приходится.
      Она стояла и смотрела, как он зажег газовую плиту, поставил сковородку, разбил над ней яйца, достал из холодильника высокую бутылку вина. Ужинали молча.
      Из комнаты доносилась музыка, это работал приемник. Вино было легкое, но с непривычки у Анны закружилась голова.
      - Будете смотреть телевизор? - спросил он.
      - Скажите, когда я была здесь в последний раз?
      - В тот вечер. Я был дома, а вы там, в институте. Когда вы увидели, что Киян поражен шоком, вы позвали на помощь. Врачи поначалу не разобрались что к чему. Вы приехали сюда. У нас еще не было телефона, телефон поставили две недели назад. Вы приехали за мной, и мы оба отправились в институт. Киян уже умер. Его не смогли вывести из шока, а вы были в очень плохом состоянии. Я отвел вас в камеру. Из персонала почти никого не было, и я сам включил установку. Образ Анны был рассчитан на ассоциативное усвоение, а я включил информатор на полную мотцность.
      - Зачем?
      - Вам было плохо. Может быть, вы были готовы к самоубийству. Я усадил вас в кресло экранирующей камеры и включил на полную мощность биомагниты, снимающие информацию. Вы сразу ожили, даже стали улыбаться. Если бы я оставил вас такой, у вас оказалось бы сознание ребенка. И я поставил в генератор кассеты с вашими записями. Я тоже действовал с отчаяния...
      - Она, Анна Купцова, она любила вас?
      - Иначе бы она не вышла за меня.
      Ответ показался Анне уклончивым. Она сослалась на усталость и заперлась в своей комнате. Давил низкий потолок, еще больше давили вещи незнакомой женщины, которая была тоже Анной. Она стала изучать эти вещи. Может быть, это все, что осталось ей от мира. Ведь люди - люди, которые знали ее раньше, - они не приняли ее. Что ж, ведь и там, в своем мире она тоже была отчуждена. Даже княгиня Бетси отказалась ее принимать, ссылаясь... Но тут Анна опять вспомнила, что не было никакой Бетси. Все из романа. Была Купцова. Отвратительная фамилия. Почему она не взяла фамилию мужа? Да, теперь это немодно. Анна почувствовала себя в чем-то обойденной, в ней поднимался неосознанный протест. Узнать ее, эту Купцову, заглянуть во все закоулки ее души и уже тогда утвердить себя. Себя, женщину, испытавшую сильные чувства, пережившую жестокую драму любви, драму отчуждения, драму потери сына.
      Она принялась методично изучать вещи, находящиеся в комнате. Она открывала ящики миниатюрного секретера, перебирала книги, рукописи. Ни одного письма! Даже записки. Ничего, что бы могло рассказать об этой женщине, когда-то владевшей ее телом, лицом, голосом, походкой. Одни рабочие записи, математические выкладки. В ящичке секретера она нашла драгоценности - какая-то мелочь: кольца и кулоны низкопробного золота с малюсенькими дешевыми брильянтами и рубинами, дешевый янтарный браслет. Неужели эта женщина, получившая ученую степень, могла надеть этот плохо отполированный янтарь? Такие браслеты могла носить только горничная. Анна перебрала платяной шкаф. Элегантные современные костюмы были сшиты из чистошерстяной материи, какую носила в ее время только прислуга. Зато такое красивое белье с топкими кружевами могла позволить себе только дама из высшего света. Очевидно, теперь все так одеваются.
      И ни намека на индивидуальность!
      На ковровой тахте лежал брошенный плащ. Анна подняла его. Правый карман оттягивал какой-то тяжелый предмет. Видимо, Купцова положила этот предмет в карман плаща вот этой самой рукой с удлиненными розовыми ногтями. Анна вытащила тяжелый плоский параллелепипед, сделанный из какого-то светлого металла, повертела его в руках и сунула обратно. Потом села на тахту и задумалась. А не берет ли она на себя непосильную задачу? Сможет ли она утвердить свое "я" в этом чужом мире, где за сто лет все так переменилось? Не останется ли она здесь навсегда чужой и непонятной?
      Она уже знала, что та старая женщина, которая задержала ее у входа в "Юбилейный", была тещей Федора Кияна. Знала, что осталась еще вдова Кияна с пятилетней дочерью. И она, Анна, виновата в том, что девочка осиротела. Как же с этим быть?
      На другой день Анна объявила Глухову, что хочет навестить семью Кияна.
      - Не надо, - быстро сказал он, и его глаза блеснули.
      - Я должна.
      - Вы никому ничего не должны. Вы начинаете жизнь сначала.
      - Нет. Я не желаю отказываться от своего прошлого, я обязана ответить за него.
      - Чье прошлое вы имеете в виду?
      - То, что было на самом деле.
      - А если Анна Купцова хуже того, что вы о ней знаете?
      - Так расскажите мне о ней!
      - Зачем? Вы же убеждены, что вы - Анна Каренина.
      - Да, - сказала Анна, раздражаясь, - убеждена, и я хочу поступать так, как нахожу нужным.
      - Вас там считают виновницей трагедии, а вы, такая как вы теперь есть, ни в чем не виновны.
      - Вы принесли мне жертву: пошли на преступление, чтобы очистить мою совесть, вы стерли из моей памяти прошлое, но вы еще вложили в меня другое прошлое, которое стало для меня истинным. Вы недовольны этим?
      Глухов поколебался.
      - Я тогда был очень растерян и действовал необдуманно. Однако теперь я вижу, что это был единственный вариант. Для вас.
      - И для вас? - непроизвольно вырвалось у Анны.
      - Не знаю...
      Зазвонил телефон. Глухов подошел.
      - Это вас, - сказал он, передавая ей трубку. Анна неуверенно приложила трубку к уху. Она впервые в жизни говорила по телефону.
      - Да? - сказала она, как это делали другие.
      - Здравствуйте. - Она сразу узнала голос.
      - Игорь? Здравствуйте.
      - Я просил вас позвонить, если я понадоблюсь. А потом я подумал, что вы потеряли бумажку с моим телефоном.
      - Благодарю вас. У меня к вам действительно просьба.
      - Я готов.
      - Не знаю, как это изложить...
      - Вам неудобно говорить по телефону? Мы можем встретиться, где вам будет угодно.
      - Вы откуда говорите?
      - Из телефона-автомата у станции метро "Владимирская".
      Анна поколебалась и наконец решилась:
      - Я сейчас приеду. Вы сможете меня подождать?
      - Конечно!
      - Мне надо ехать, - обратилась она к Глухову, - но у меня нет денег на билеты.
      - Я не могу вас отпустить.
      - Я до сих пор пленница?
      - Вам нельзя ходить без провожатых.
      - Я сама хочу во всем разобраться. Я уже говорила вам.
      - Ваши оценки несоизмеримы с современными. Вы человек из иной социальной системы, а у нас сейчас эпоха социализма.
      - Я уже поняла это.
      - А привычки? Здесь иные отношения между людьми. Наконец, вы просто не сможете правильно перейти улицу, по которой движется транспорт.
      - Я уже многое знаю.
      - И все же я не могу отпустить вас одну.
      - Вы можете проводить меня до станции метро.
      - А потом? Кто этот человек, с которым вы назначили свидание?
      - Это не свидание, это просто встреча.
      - Я не могу вас доверить незнакомому человеку.
      - Я его знаю.
      - Но я не знаю!
      - Вы как-то говорили мне, что в вашем обществе ясе равны. Вот я и хочу равенства... и свободы.
      Глухов улыбнулся одними губами.
      - Я это ценю. Но вам еще опасно общение с посторонними людьми.
      - Я хочу этой опасности...
      Глухов, пожав плечами, вынул деньги: бумажную купюру, достоинство которой Анна не разобрала, и немного мелочи меди и серебра.
      - Через два дня я должна получить жалованье. Как научный сотрудник Купцова. Я отдам вам долг.
      Она ушла в свою комнату и, переодеваясь, подумала с грустью, что слова ее были обидны для Глухова, но, к сожалению, они уже были сказаны. Она подошла к его комнате, приоткрыла дверь. Он стоял спиной, но тотчас обернулся. Анна чего-то ждала от него, но его глаза ничего не выражали.
      - Мне, наверное, следует захватить ключ от квартиры?
      Глухов молча вынул из письменного стола ключ.
      Анна не рискнула одна войти в лифт и пешком сошла с лестницы.
      Станция метро была близко, и она благополучно спустилась по эскалатору. Езда в остекленных гудящих поездах воспринималась как фантастический сон. В этом шуме среди бесчисленной движущейся толпы трудно было ориентироваться, но Анна все же без посторонней помощи, пользуясь только надписями и схемами, сделала нужную пересадку и благополучно добралась до "Владимирской".
      Выйдя на площадь перед Владимирским собором, Анна сразу увидела Игоря. Он смотрел в другую сторону, очевидно, думал, что она приедет на троллейбусе. Она не знала, как по современному этикету следует обратиться первой, и ждала, когда он обернется. Не нем были джинсы, только теперь они были белого цвета, и ярко-желтая короткая, до талии, куртка. Его светлые волосы, спускаясь клином с затылка, закручивались над воротником. Игорь обернулся, обрадованно шагнул к ней:
      - Добрый вечер!
      - Здравствуйте. - И она протянула руку.
      Он задержал ее руку в своей и все улыбался, глядя ей в глаза. И ей стало неловко оттого, что в его взгляде было больше чем простое дружеское участие.
      - Вы на весь вечер свободны? - спросил он.
      - Конечно.
      - Давайте отпразднуем где-нибудь нашу встречу.
      - Лучше пройдемтесь до Невы.
      Они пошли по Владимирскому, а потом по Невскому. Игорь заново открывал ей город. Различной формы автомобили, трамвай, сети проводов над головой, названия магазинов, наряды людей, рекламы, кинотеатры, стены знакомых Анне домов, и то новое, что теперь происходило за этими стенами - все это были вопросы. Анна с удовольствием отмечала, что выглядит не хуже многих встречных молодых дам (или "девушек" - как принято теперь говорить). Встречные мужчины ловили ее взгляды, а девушки поглядывали на Игоря и мельком осматривали Анну в основном ее наряд. Она представила себя со стороны и подумала, что ее длинное летнее платье с разрезом выше колен вполне соответствует требованиям современной элегантности. Наконец она заговорила о Кияне. Кто он? Известен ли был?
      - Конечно, известен.
      Игорь стал искать взглядом, на что бы обратить внимание Анны, но она сказала:
      - Я встретилась с вами, чтобы попросить о помощи. Мне нужно навестить его семью.
      - Зачем? Вы же понимаете: они в таком состоянии, что не могут хорошо к вам отнестись.
      - Мне и не нужно хорошего отношения.
      - Тогда что же вам нужно?
      - Я хочу познакомиться с ними.
      - Лучше это сделать позже.
      - Я хочу все выяснить сейчас. Я не могу приобщиться к людям, пока не узнаю своего прошлого.
      - А если оно вам не понравится?
      - Тем более я должна его знать.
      Навстречу им шли несколько ярко одетых мужчин. Анна услышала английскую речь. Один из них, встретившись с ней взглядом, воскликнул:
      - Анна Каренина! - И что-то вульгарное послышалось ей в этом английском акценте. Иностранец поворотился и пошел рядом с ними, потом обогнал их и, загораживая дорогу, поднял металлический предмет, висевший у него на ремне через плечо. Анна тотчас поняла, что это фотоаппарат, делавший снимки. Игорь заслонил ее от фотографа, крикнул ему что-то грубое. Анна услышала позади себя механическое жужжание и обернулась - другой иностранец с кинокамерой снимал ее сзади. Игорь почти бегом потащил ее вперед.
      - Ловят сенсации, - пояснил он.
      - Обо мне все знают?
      - Еще бы! Психологический информатор, да еще полная трансформация психики.
      - И за границей знают?
      - Даже подробнее, чем мы.
      - А я вот не все знаю, - сказала Анна грустно. Потом они стояли в очереди у справочного бюро,
      Игорь позвонил куда-то по телефону, и они поехали на Петроградскую сторону.
      - Дальше я пойду одна.
      - Я вас не отпущу.
      - Не пойду же я туда с вами!
      - Лучше было бы совсем туда не ходить.
      - Это исключено. Я вам очень благодарна, но мы здесь должны расстаться.
      - Я вас подожду.
      - Нет, я прошу вас, не надо ждать. Я вам позвоню по телефону. У меня есть ваш номер.
      Лифта в этом старинном доме не было. Анна поднялась на пятый этаж по лестнице со сбитыми ступенями и перекошенными перилами. Дверь открыла довольно молодая женщина.
      - Что вам надо? - резко спросила она.
      - Мне нужно видеть Галину Николаевну.
      - Это я, - все так же резко ответила женщина.
      - Я хочу поговорить с вами.
      - Зачем?..
      Анна ожидала всего чего угодно, поэтому взяла себя в руки и как можно спокойнее сказала:
      - У вас преимущество: я не знаю вас, а вы меня знаете.
      - Кто же вас не знает!
      Анна не знала, что еще сказать, и молча стояла перед полуоткрытой дверью. Женщина тоже некоторое время стояла молча, глядя куда-то вбок, а потом, открыв дверь пошире и все так же не глядя на Анну, сказала:
      - Проходите.
      Они прошли в гостиную, обставленную как и квартира Глухова, сели на неудобные стулья с полированными спинками.
      - Так что вам нужно? - сухо спросила Галина.
      - Я хочу все знать о себе.
      Вошла пожилая женщина, которую Анна видела у "Юбилейного" и в отделении милиции. Не сводя с Анны ненавидящих глаз, она тоже села на стул. Галина взяла с низкого стола журнал, протянула Анне:
      - Здесь все написано.
      - Вы можете рассказать мне то, что не пишут в газетах?
      Галина горько усмехнулась:
      - Еще бы! Только нужно ли? Вы же ничего не помните, ну так и продолжайте не помнить. Для вас это лучше.
      - Вы должны согласиться с тем, что каждый человек имеет право все о себе знать.
      - Насколько мне известно, вы знаете свою биографию из Толстого.
      Старуха наконец подала голос.
      - Анна Каренина... - сказала она желчно.
      - Да, я - Анна Каренина, но я ношу паспорт Купцовой, у меня ее диплом, я получаю ее жалованье, хотя пока имею слабое представление о ее работе. Я хочу взять на себя ее обязанности и хочу быть ответственной за ее прошлое.
      - Вы не в состоянии за все ответить.
      - Я не думаю, чтобы Купцова совершила такие преступления, которые нельзя искупить.
      - А чем можно искупить смерть человека?
      - Хотя бы тоже смертью.
      Старая женщина снова заговорила:
      - Значит, вы все искупили, поскольку легли под поезд в обличий Анны Карениной, и вы...
      - Мама, я хочу поговорить с ней наедине, - попросила Галина.
      - Ты меня не выгонишь. Хватит! Все ошибки свои ты делала самостоятельно, иначе бы не было ошибок.
      - Мама, оставь нас, пожалуйста.
      - Не оставлю!
      Галина обратилась к Анне:
      - Пойдемте на улицу. - Она встала, повела Анну в переднюю. Старуха пошла за ними:
      - Куда ты собираешься?
      - Мама, мне нужно поговорить!
      - Нечего тебе говорить с этой мерзавкой.
      Уже на лестничной площадке, когда Анна взялась за перила и почувствовала пальцами выщербленный деревянный поручень, она поняла, что эти слова были о ней. Голова ее слегка качнулась как от удара в лицо, но Анна взяла себя в руки и даже сказала старухе "до свидания", хотя знала, что ей не ответят.
      - Извините, что так получилось, - сказала Галина.
      - Я сама шла на это. Теперь вы мне все расскажете?
      - Хорошо. - Они пошли медленно по незнакомой Анне улице, где среди новых домов с плоскими фасадами торчали доходные дома девятнадцатого века.
      - Я, конечно, не та женщина, которая нужна была Федору, Он даже иногда стеснялся меня, когда мы бывали в кругу его знакомых. Но вы бы тоже ему не подошли. Потом, когда родилась Оля, он вроде примирился, хотя никуда не брал меня с собой. То есть он приглашал меня в свои компании, но я-то понимала, что буду мешать, и сама с ним никуда не ездила, ссылалась то на дочь, то на маму. Потом началась ваша связь.
      - Я была его любовницей?
      - Да.
      - И долго длилась эта связь?
      - Я узнала об этом год назад. Это всем было известно.
      - И моему мужу?
      - Конечно. Вы открыто себя вели. Вы считали себя выше общественного мнения. А по-моему, вы были не выше, а ниже его.
      Некоторое время они шли молча.
      - Вы рассказывайте. Мне необходимо все это знать.
      - А потом я подала на развод.
      - А я не подавала на развод?
      - Нет. Мне кажется, Федор был вам нужен в других целях. Вы были против расширения вашей научной группы. Вы боялись, что когда ваше открытие станет достоянием большого коллектива, вы потеряете ведущее положение в группе Федора.
      - Значит, я имела на него влияние?
      - Да, вы умели влиять. Вы умели быть обаятельной, когда это вам было нужно. Я сама в этом убедилась, когда встретила вас на одном банкете в институте.
      - Я до самого конца была его любовницей?
      - Нет, Федор порвал с вами, когда узнал, что у вас еще с кем-то связь.
      - Еще связь... Значит, на самом деле я не любила Федора?
      - Я не думаю, чтобы вы вообще кого-то любили. Вы любили только себя. Вы быстро сделали карьеру, вы нравились мужчинам, и это вы использовали в своих целях...
      - Я была способным ученым?
      - Каким бы способным ни был человек, он должен считаться с другими.
      - Как относился ко всему этому Глухов?
      - Я думаю, он превыше всего ставит свою работу. Я мало его знала, но он казался мне очень сухим человеком.
      - А что произошло в последнее время?
      - В последнее время? Федор пошел на примирение со мной, и я, конечно, как дура, поддалась. Я никогда не умела быть самостоятельной, потому и жизнь вся кувырком.
      - А что было со мной?
      - О, вы не давали Федору покоя. Вы постоянно ввонили ему, вы преследовали его. Вы никак не могли примириться с мыслью, что вас кто-то может бросить. Я даже боялась вас. Мне казалось, вы готовы на все.
      - А вам не приходила в голову мысль, что я специально довела его до смертельного шока?
      Галина испуганно посмотрела на Анну:
      - Не думаю. Вы никогда не допускали ничего такого, что могло повредить вашей карьере.
      - Я очень благодарна, что вы мне это все рассказали.
      - Мне надо идти. Тут, в саду, моя дочь с соседкой гуляет. Нам пора домой.
      - Можно мне посмотреть на вашу дочь?
      Галина поколебалась.
      - Что ж, пойдемте, если хотите.
      Пятилетняя Оля ехала по садовой дорожке на велосипеде. Анна сразу узнала в ней ту девочку с мячиком, которую видела перед "Юбилейным". Оля слезла с велосипеда и бросилась к матери.
      - Познакомься, Оля, это... Анна Аркадьевна, - запнувшись, сказала Галина.
      Девочка склонила голову набок и смущенно завозила пяткой по земле. Анна уже знала, что современные дети не умеют ни кланяться, ни делать реверанс, ни даже просто знакомиться.
      Анна склонилась к ней:
      - Отчего у тебя коленки такие грязные?
      Девочка пригляделась к симпатичному лицу Анны и перестала стесняться:
      - Они у меня не грязные, а ушибленные.
      - Упала?
      - Упала.
      - Заплакала?
      - А вот и нет! Некоторые мальчишки тоже плачут, а я нет.
      - Правильно. Я тоже стараюсь не плакать, когда больно.
      - А вы хотите цветочек?
      - Хочу.
      - Я бы сорвала, но милиционер оштрафует.
      - А у меня есть деньги. Я заплачу штраф.
      Девочка засмеялась - чем-то похоже на Сережу...
      Анна проводила Галину с Олей до их улицы, на прощанье сказала:
      - Если мне понадобится вас еще увидеть, вы не будете возражать?
      - Пожалуйста, - и Галина даже попыталась улыбнуться, звоните.
      Анна вернулась домой в одиннадцать часов, по было еще совсем светло: едва минула пора белых ночей. Она открыла дверь своим ключом и услышала звуки фортепиано. Это не могло быть радио: звук был слишком чистым. Вероятно, у Глухова кто-то был. Анна не хотела никого видеть и решила сразу пройти в свою комнату, но потом подумала, что по правилам даже современного этикета следует показаться гостям, и вошла в гостиную. Глухов был один. Он сидел перед низким пианино и при ее появлении оборвал игру. Для нее было неожиданностью, что он играет.
      - Я была у них.
      - У Киянов?
      Анна кивнула.
      - Надеюсь, они приняли вас со всею светской любезностью?
      - Возможно, по современным понятиям, это и была светская любезность. Во всяком случае, я многое узнала о себе.
      - Знание - это светоч разума.
      На какой-то миг в его взгляде отразилось страдание, но он тотчас опустил глаза в нотную тетрадь. Почувствовав неловкость, Анна спросила:
      - Что вы играли?
      - А как вы думаете - что это? - Он посмотрел на нее, взгляд его был по-прежнему спокоен.
      - Я бы сказала - это похоже на Шопена.
      - Это Григ.
      - Новый композитор?
      - Он писал на рубеже веков. Каренина могла его знать, но Купцова его недолюбливала, вероятно поэтому она и не включила его в ваше сознание.
      Анна почти физически почувствовала тот интеллектуальный круг, в который замкнула ее эта женщина.
      - А мне понравилось это, - сказала она, - похоже на Шопена.
      - У Грига много шопеновских интонаций; прозрачность, недосказанность. Купцовой нравилось все конкретное.
      Анна с трудом втягивалась в работу института. С утра она самостоятельно изучала электродинамику, потом занималась электроникой с Верой и нейрофизикой с Глуховым. Перед обедом она уходила в мастерскую и с помощью обычного электропаяльника по стандартным чертежам лепила многокаскадные контуры, которых требовалось бесчисленное множество. Молодые радиотехники - веселые парни и девушки - охотно помогали ей разобраться в схемах, и хотя эти молодые люди относились к ней сперва настороженно и как-то странно переглядывались при ее появлении, Анна вскоре подружилась с ними. Она отдавала себе полный отчет в отношении к себе окружающих и была преисполнена упорного желания войти на равных в жизнь коллектива. После обеда она усваивала электронную аппаратуру. Вникать в ее принципы она пока что и не пыталась, но ведь пользоваться готовой аппаратурой проще, чем строить ее. Пользуются же люди воздушным транспортом, не имея понятия об устройстве авиационного двигателя.
      И все же иногда, особенно после обеда, возникало желание велеть подать коляску и отправиться на прогулку по Невскому или пешком пройтись по Морской, зайти в какую-нибудь кондитерскую...
      Она теперь часто встречалась с Игорем. Они вместе ходили на концерты. Анна быстро усвоила эстрадную музыку. Поначалу ее смущали синкопы, бешеные ритмы, ударники. Но она взяла в привычку анализирогать новые явления, и вскоре поняла, что за исключением манеры исполнения, ритма и введения новых инструментов, легкая музыка за последние сто лет ничуть не изменилась: те же принципы оркестровки, та же гармонизация, те же мелодические обороты. Даже новинки поп-музыки оказывались безнадежно старомодными. Зато серьезная симфоническая музыка совершила гигантский скачок. Они слушали в Большом зале филармонии симфонию Белы Бартока. Сперва Анна ничего не понимала, ей были мучительны необычные сочетания звуков, она была попросту оглушена. Но потом она уловила знакомые ощущения нового мира.
      Это был мир, перевернутый Эйнштейном, мир, где противостояли две социальные системы, мир, в котором о космических полетах говорилось, как о поездке из Саратова в Москву, мир, в котором женщина стала независимой, мир, в котором открыто признавались в любви. Когда после концерта они вышли на улицу и Игорь спросил, понравилась ли ей музыка, Анна не смогла ответить: от волнения у нее стучали зубы.
      Молча дошли они до станции метро, народу на Невском было уже мало, и когда Игорь привлек ее к себе и поцеловал в губы, Анна нисколько не удивилась, она только спокойно отстранилась. Он вопрошающе смотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Анна провела рукой по его светлым волосам, загибающимся над воротником жесткой крутой волной. Он снова поцеловал ее, и она снова отстранилась.
      - Поедем ко мне, - предложил он и коснулся лбом ее лба.
      - Зачем?
      - В гости. Ты же еще не видела, как я живу.
      - В другой раз.
      - А почему не сегодня?
      - Я не предупредила Глухова.
      - Но ты же теперь ему не жена?
      - Он будет беспокоиться,
      - Но ты же ему не жена? - настойчиво и тревожно повторил он.
      Анна поняла вопрос, и ей стало неловко за себя и за Глухова.
      - Успокойся. Мы живем как чужие, каждый в своей комнате. - Анне стало легче, что они так сразу перешли на "ты". Она расценила это как еще один шаг в двадцатый век.
      - Почему ты с ним не разводишься?
      - Зачем? Я не собираюсь замуж, а он, вероятно, не намерен жениться.
      Она хотела отстраниться, но он привлек ее к себе. Его объятие было нежным, но настойчивым. Она чувствовала, что не в состоянии вырваться, и так они стояли вплотную друг к другу на вечернем Невском, прохожих было мало, но они все же были, и хотя они проходили равнодушно и любовные сцены на улице были для них обыденными, Анна испытывала смущение.
      - Я люблю тебя, - сказал он.
      И ей стало тоскливо, ей очень не хотелось терять этого милого человека. Не только прогулки с ним были приятны, ей нравился и он сам, нравилось, что у него такое открытое красивое лицо, что у него такие густые, модно зачесанные волосы и такая стройная спортивная фигура и что он всегда красиво одет, и что он такой современный,- как живой символ своего времени, к которому приобщалась Анна.
      - Мне пора, уже поздно, - сказала она.
      - Сперва надо ответить. Я же сказал, что я люблю тебя.
      - Я из девятнадцатого века, - попробовала она пошутить, и не могу решать так, сразу.
      - Тебе хорошо со мной встречаться?
      - Да.
      - Ты согласна быть моей?
      - Разве теперь это бывает, чтобы женщина была чьей-то?
      - Любовь не меняется. Это стремление к безоговорочному обладанию. Взаимному.
      - Ну вот, ты сам предлагаешь нечто серьезное, что должно изменить мою жизнь, и требуешь, чтобы я ответила немедленно. Надо же подумать.
      - Хорошо. Подумай.
      Его теплое дыхание коснулось ее щеки. Вся замерев, она слушала это дыхание, и вновь воскресшее чувство любовной неги охватило ее. Она припала щекой к его плечу и стояла так почти не дыша - без кыслей, без воли, и могла бы так стоять вечность. Потом она подняла взгляд. Его глаза мерцали в свете ртутных фонарей, а на впадины щек легли синие тени. И тут ей представились другие глаза - черные. И темные волнистые волосы. И губы - совсем другие. "Не он! - подумала она. Это не он! Это..." Тело ее судорожно напряглось, и она с неожиданной легкостью высвободилась из объятий Игоря. Он схватил ее руку.
      - Нет, - сказала она.
      - Почему? - Он прижал к губам ее руку.
      - Не надо.
      - Ты же меня любишь! - Он снова взял ее за плечи.
      - Нет.
      - Неправда. Я вижу. - В интонации его голоса появились повелительные нотки.
      - Просто я - женщина. А этого еще мало. - Она отстранилась от него, зачем-то сняла с плеча сумку на длинном ремне, перевесила ее на другое плечо. - Мне не нравится, как ты себя начал вести.
      - Прости меня. Но я люблю тебя.
      - А я про себя еще ничего не решила.
      - Ты еще будешь думать?
      - Да.
      - А ты будешь думать обо мне?
      Она улыбнулась:
      - Конечно.
      Он довел ее до эскалатора. Анна, ступив на движущуюся ленту, обернулась. Игорь, уже уходящий прочь, тоже обернулся. Их взгляды встретились. Тогда он подбежал к барьеру и, перегнувшись через никелированную перекладину и не обращая внимания на удивленных прохожих, крикнул:
      - Я люблю тебя!
      Спускаясь на эскалаторе, Анна заново переживала этот разговор. На душе защемило. Очевидно, ни в двадцатом, ни в каком другом веке невозможна простая дружба между мужчиной и женщиной. Но тут вспомнился Большой зал филармонии, и музыка, услышанная в этот вечер. Она пьянила, как разговоры о полумистической квантовой механике и кривизне пространства. Все это было пока выше того, что она могла понять.
      Когда она пришла домой, Глухов по обыкновению сидел в гостиной и читал.