Ярость (№2) - Цвет ярости – алый

Волк даже успел заскучать.

Слава его тем временем крепла, с каждым днем обрастая все новыми нелепыми подробностями Казалось, в Клоповнике не осталось никого, кто бы не слышал о победах Волка-метаморфа. Порой Курту думалось, что его именем местные мамаши стращают непослушных детишек (и в этой догадке он был недалек от истины). По утверждениям обитателей Подворья, которые имели какие-никакие контакты с окружающим миром, персона Волка становилась все колоритнее. В частности, народная молва успела наградить любимца без малого двенадцатифутовым ростом, когтями, похожими на мясницкие ножи, клыками, как зубцы у садовых граблей, и глазами, словно полицейские прожектора. Отчасти слышать об этом было забавно.

Курт Страйкер в некотором роде превратился в легенду местного значения, ибо при жизни стал персонажем того самого пресловутого городского фольклора. Такой чести до него удостаивались немногие— два-три гладиатора, отошедшие в мир иной каким-то интересным способом, прославившиеся кое-чем главари уличных банд, наемные убийцы, прозаичные мясники, террористы, буйные безумцы, грабители банков, Таран, Лысый Хью — во многом благодаря помощникам, которым по праву принадлежали две трети его сомнительных заслуг, — а также, разумеется, сам Король — негласный (впрочем, это с какой стороны поглядеть) глава преступного (иного здесь попросту не было) дна Клоповника. Слава предыдущих носителей этого уникального прозвища досталась ему по наследству, прибитая к спинке трона семидюймовыми гвоздями (на них, по слухам, во время правления особо “милосердного” персонажа болтались головы подосланных к нему убийц). В галерее этих портретов Волк занял особое место. Ему никто не завидовал, им любовались издали. Ближе Хэнк Таран просто-напросто не подпускал, но и сам не приближался.

Жизнеописание Курта также получило массу всевозможных трактовок, ведь в Клоповнике знали, что никто пока не родился гладиатором. Высказывались всевозможные версии — от искусственного появления Волка на свет в какой-то нелегальной лаборатории и до самого естественного, из утробы обычной женщины (эта гипотеза, как правило, пересекалась с мистическими и сверхъестественными “сведениями”). И в то же время никто из досужих мыслителей, судя по всему, не догадался связать появление “волчонка” с не столь давними событиями на техническом уровне Улья…

Ну и что, что Курт — всего-навсего последний из Стаи? Это ж совсем неинтересно. Гораздо интереснее гадать, благодаря какого рода воздействию мог родиться данный уникум.

Таран же умело хранил свои секреты.

Для его бизнеса, в конечном итоге, оказалось крайне благоприятным то обстоятельство, что Волчье племя наконец получило долгожданную амнистию. Друroe дело, что выходить из подполья казалось некому, во всяком случае в Мегаполисе. Курт подозревал, что и в других городах под куполами также. Мировое сообщество осознало свой промах именно тогда, когда это уже не влекло практически никаких последствий, если не считать прочувствованного сотрясения воздуха с высокой трибуны.

Сделано, господа присяжные заседатели. На эксперименты с геномом наложен мораторий — до лучших времен, когда скелеты последних Волков будут украшать музеи ДНК. А пока, если даже кто-то уцелел, он вряд ли сумеет приспособиться к новым условиям. Волки умеют только прятаться и выживать. Амнистию, после долгих десятилетий гонений и пыток, они наверняка восприняли как хитроумный трюк безволосых, чтобы заманить их в капкан. Троянский конь в овечьей шкуре.

Курт с отчаянием думал о том, что, может быть, кто-то из его сородичей жив, может, даже существует настоящая Стая и обитает где-то неподалеку, а он никогда об этом не узнает. Волчье племя СЛИШКОМ ХОРОШО научилось прятаться и выживать. Его собственная Стая до сих пор была бы, наверное, цела, сыта и невредима, если бы не самонадеянная глупость одного молодого Волка, вызванная болезнью сестры… Стоила ли ее жизнь таких страшных последствий? Курт задавал себе этот вопрос ночь за ночью, но так и не нашел ответа. Порой ему казалось, что — нет, но через мгновение он понимал, что ничего бы не изменил, повторись все сначала.

Порой ему казалось, что его направляла некая таинственная целеустремленная сила, которая разглядела за “волчонком” смутное предназначение. И эта самая сила обладала собственными сознанием и волей, а еще правом творить с подопытным все, что заблагорассудится. А Волк хотел лишь отомстить. В этом, как он подозревал, его устремления и цели загадочной силы совпадали.

И это пугало его больше всего. Потому что путь мог оказаться слишком долгим.

Таран тем временем не находил себе места.

Все вышло не вполне так, как он предполагал. Страйкер и его уникальные возможности! Тренер гладиаторов поставил перед собой одну-единственную цель — “воспитать” идеального бойца. На пути к этой цели он не жалел сил, времени и средств, почти махнув рукой на остальных подопечных. Однако, когда цель уже можно было, так сказать, потрогать руками, все обернулось не совсем так, как ожидалось.

Хэнка терзали совсем иные заботы, нежели его мохнатого пленника.

К примеру, где найти идеального противника для идеального бойца?

Клоповник быстро исчерпал свои ресурсы. Джо Клинок попал впросак исключительно по собственной неосмотрительности, что, в свою очередь, было вызвано недостатком информации. Хэнк Таран был никак не склонен недооценивать свою гениальность, благодаря которой давнишний враг угодил в ловушку.

Двое других, чернокожий и тот, с моргенштерном, были практически не в счет. “Волчонок” справился с ними играючи, даже не запыхавшись. И наверняка одолел бы их еще раз, одновременно или по очереди. Это было слишком легко, что толпа сразу почувствовала.

А эта капризная, избалованная и строптивая дама терпеть не может, когда ее любимцы слишком предсказуемы. Еще больше она не любит разочарований.

Любимец не подвел, потому как подобного исхода ожидали практически все, за исключением горстки упрямцев, которые мечтали увидеть, как кишки метаморфа будут размазаны по арене. Они проиграли. Их деньги были поровну разделены между теми, кто сделал верный выбор. Этой суммы, конечно, было недостаточно, чтобы остались довольны совершенно все. А Таран изо всех сил старался убедить себя, что это всяко лучше, чем ничего. Не получалось. Ведь рано или поздно даже немногочисленные упрямцы научатся уму-разуму.

Когда сильному бойцу противостоит заведомо слабый, на какие-то значительные дивиденды рассчитывать не приходится. Если “волчонок” не перестанет (с другой стороны, не хотелось бы) расправляться со всеми противниками подряд, на них просто никто не поставит. Если, например, на ипподроме к финишу раз за разом будет приходить одна и та же лошадь, откуда в кассе возьмется выигрыш? Даже ту недавнюю парочку Хэнку удалось добыть для Курта лишь благодаря тому, что их владелец крупно Тарану задолжал.

Но что делать дальше?

Все остальные школы, которых и без того было не слишком-то много, наотрез отказывались выставлять своих гладиаторов. А Хэнк, как назло, не мог даже публично высмеять их за малодушие. Не стоило даже и пытаться, ведь речь шла не о каком-то простом гладиаторе, а о живом метаморфе. В Клоповнике такое явление было далеко не заурядным — сродни некой диковинке, как если бы дождь полил с безжизненного Купола или же лягушки вдруг заговорили. Страйкер был незаурядным уродцем, которого не воспринимали всерьез, но и рисковать понапрасну не собирались. Ведь у этого уродца была сила танка, выносливость железобетонного бункера и скорость баллистической ракеты. По этой причине любые потенциальные противники имели право без каких-то последствий отклонить вызов. В Яме им противостоял бы не заурядный человек, а мохнатый уродец.

Смертельно опасная нелепица.

Таким образом, Таран едва ли не впервые в жизни столкнулся с неразрешимой дилеммой. С одной стороны, ему хотелось и дальше делать деньги на своем пленнике, с другой же — не хотелось подвергать его жизнь серьезной угрозе. Потому как, если и дальше рассуждать в этом ключе, источник денег мог физически прекратить свое существование. Но, чтобы получать сносную прибыль (иначе говоря, чтобы выигрыш хотя бы вдвое перекрывал расходы на содержание узника), необходим фактор риска. Только где отыскать такого бойца, поединок с которым будет для мета-морфа явно рискованным? Можно было, конечно, выйти самому, но Хэнк сомневался, что ему ТЕПЕРЬ по силам одолеть своего же воспитанника. А свою жизнь, как-никак, Таран ценил куда больше, нежели чью-либо еще.

Ну просто замкнутый круг. Казалось, более или менее приемлемое решение отсутствует напрочь. Думай, думай, говорил себе Хэнк, который, хотя он и владел отменно мечом, вовсе не собирался уподобиться одному древнегреческому герою. Рубить сей узел с плеча было бы не лучшей идеей.

В конце концов оказалось, что он выбрал для поисков не вполне верное направление. На самом же деле нужное решение лежало вдали от того, что называется “человеческим фактором”.

Идея пришла неожиданно, как все гениальное.

Хэнк сидел в кабаке, затхлом и мрачном, как и большинство заведений в Клоповнике, когда вдруг заметил у бармена одну штуку, на которую прежде не обращал особого внимания. Это был кибер-протез, жужжащий при каждом резком движении. Вместе с тем стальная рука выглядела весьма внушительно и, как выяснилось, была напичкана кучей полезных вещей — от зажигалки до армейского штык-ножа.

Таран тут же заинтересовался увиденным, хотя и не мог бы вразумительно ответить, какие именно ассоциации возникли у него в голове. Такие игрушки не часто увидишь в Клоповнике, в основном потому, что подавляющей части населения они не по карману. Но бармен считался человеком зажиточным. В том, что он сменил руку на полулегальное кибернетическое приспособление, не было ничего удивительного. В общем, Хэнк отправил верных “адъютантов” к барной стойке.

Вернувшись, те поведали, что родную руку, доставшуюся от мамы и папы, бармен потерял в какой-то потасовке, когда один из разбушевавшихся клиентов, достав лазерный резак, принялся махать им направо и налево. И что впоследствии о том не жалел.

На вопрос же Тарана, где он раздобыл такую машинку, Нож ответил, заговорщицки наклонившись к его уху:

— В Запретном городе.

Хэнк сначала очень удивился, а потом подумал: естественно, в Запретном городе, где же еще?! Именно это местечко, в чем-то конкурировавшее с самим Клоповником, служило основным поставщиком в Гетто подобных штуковин. Разумеется, в обход полиции и других муниципальных властей… Собственно, полиция и все прочие власти сами по мере возможности ходили в обход Запретного города.

Так было правильно и воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Таран же крепко призадумался. Вероятно, он искал не в том направлении — среди обычных людей из плоти и крови, тогда как нужно было присмотреться к таким вот машинкам из стали и электронных плат, только покрупнее, чтобы степень риска выросла до нужного уровня. Из этой идеи можно было сделать настоящее шоу… При должном умении, конечно. А его у Хэнка было в избытке.

Тем не менее еще пару дней он ходил сам не свой. Другие школы хранили молчание. Никто не желал связываться с мохнатой диковинкой. Даже Лысый Хью, которому Таран поручил искать противников для Волка по своим каналам, тоже притих. Хмырь и Шило, которым Хэнк посулил баснословный гонорар за попытку реванша, лишь посмеялись над этим предложением. Им, как они заявляли, на том свете деньги вряд ли понадобятся — на другом берегу им и так делать будет нечего…

Таким образом, Таран закономерно пришел к неутешительному выводу, к какому до него приходила не одна тысяча рисковых коммерсантов — делать нечего, придется рискнуть, авось повезет…

Главное, чтобы планка необходимого риска не взлетела слишком высоко. А именно, чтобы “волчонок” не сломал себе зубы о всякого рода металлические детали и приспособления. Это, конечно, была бы сенсация, но в то же время не слишком удачный конец.

Как бы там ни было, сидя на месте, ничего не выяснишь. Таран отправил в Запретный город “адъютантов”, в чем раскаялся через несколько часов. С ними так внезапно прервалась связь, будто мобильные провалились в черную дыру. В этом, собственно, не было ничего удивительного, мало ли что могло случиться. Да и Нож с Топором — та еще парочка. На завтрак они ели гвозди с металлической стружкой. Сделать их обоих мог только крутой сукин сын, не уступающий тому же Волку.

Однако время шло, а оба упорно не выходили на связь. Когда истекли тридцать шесть часов, Таран забеспокоился всерьез. Ехать без разведки, пусть даже в сопровождении всей своей школы, было бессмысленно — Запретный город был полон сюрпризов и укромных местечек. Кроме того, школа приравнивалась к организованной преступной группировке, в связи с чем у Тарана имелось соглашение с настоящими бандами, по которому он обязался не покидать пределов Клоповника “развернутым фронтом”. Это могло создать дополнительные проблемы, а их у Хэнка и без того хватало.

Утром второго дня “адъютанты” наконец вернулись на Подворье. Оба были до неприличия рассеянны и даже слегка задумчивы, что с ними случалось не часто. Во глазах обоих застыло некое потаенное изумление, словно они вернулись из места, в котором индивиду с обычным, стандартным мышлением не вполне комфортно. Например, из психиатрической лечебницы.

Как Нож, так и Топор старательно избегали расспросов, покуда за дело не взялся сам Таран. Ему-то “адъютанты” выложили все как на духу, стремясь освободиться от гнета эмоциональных потрясений. Впоследствии Хэнк не особо часто об этом вспоминал, стараясь загнать воспоминания и воображаемые картины на задворки сознания. Помощники пережили, пожалуй, два самых странных и необычных дня в своей жизни. Но, тем не менее, со своей задачей справились на “отлично”.

Они разыскали нужных… людей (честно говоря, Хэнк сомневался, что это нехитрое определение было уместно) и даже провели предварительные переговоры. Дело стояло за малым, но Тарану подумалось, что с гораздо большим удовольствием он провел бы пару рисковых боев в Яме. Тут, по крайней мере, все просто, привычно и даже, можно сказать, обыденно. Но ничего не поделаешь, приходилось тащиться прямиком в лечебницу, где пациенты разгуливали как ни в чем не бывало и вовсю старались достичь своей заветной цели — слиться с “машинной расой” воедино…

Хэнк не любил покидать Клоповник, прежде всего потому, что его авторитет незамедлительно сбрасывал в массе пару центнеров, стоило ему лишь пересечь незримую границу с остальным Гетто. В Клоповнике хозяина Подворья боялись и уважали. Его знали все. Здесь он был реальной силой. А кто знал его за пределами Клоповника? Нет, кое-кто знал, но люди эти отнюдь не стоили того, чтобы спешить к ним с распростертыми объятиями. Кстати, такого же мнения они наверняка были и о Таране. Каждый всегда должен знать свое место, — считал бывший гладиатор.

Нож и Топор показывали дорогу. Она оказалась необычайно длинной и запутанной даже по меркам Клоповника, а ведь трудно было найти другое такое беспорядочное нагромождение ветхих хибар и мрачных подворотен. Путь небольшого отряда вел по угрюмым ночным улочкам, мимо зловещих безжизненных зданий и чахлых фонарей, которые, казалось, не столько разгоняли мрак, сколько концентрировали его вокруг себя. Таран, как опытный боец, по достоинству оценил сей нехитрый фокус, — его глаза долго не могли привыкнуть к этой смене освещения, и потому “за кадром” оставалась изрядная часть улицы.

Это было похоже на путешествие в страну теней. Словно смотришь в пыльное зеркало, что хранится в древнем чулане, где нет никого и ничего, кроме зловещего мрака и неизвестно что обещающих шорохов. Так и Запретный город. Он принимал визитеров охотно, исподволь обволакивая их, будто серый саван, смыкаясь вокруг тенями и бетонными стенами. Даже Купол тут, казалось, был ощутимо ближе к земле. Таран не желал признаваться в том даже самому себе, однако ему показалось, будто они очутились в каком-то глухом саркофаге, откуда нет выхода.

Причем оказались они тут по собственной воле. Значит, выйти обратно, в привычный мир, будет не так уж и просто. Сперва они должны получить в соответствующем месте ДОЗВОЛЕНИЕ. А также, если повезет, кое-что другое, чем Таран сможет позабавить фанатов Ямы. И все эти сложности ради одного-единственного боя? Скажи ему кто-нибудь такое несколько месяцев назад, он бы, наверное, не поверил. И тем не менее он был здесь, в Запретном городе.

Даже ночь здесь была совсем другая. В это время в Клоповнике обычно кипела жизнь, если только не предвиделся массированный полицейский рейд, что, впрочем, случалось не чаще, нежели ливень с Купола — это когда на одном из верхних ярусов прорывало канализацию. Тут же было тихо, мрачно и безжизненно, как в том же саркофаге. Редкий прохожий, бесшумно мелькнув на дальнем перекрестке, тут же исчезал без следа. Транспорт встречался не чаще, чем на самой заре автомобилестроения, хотя шума производил не меньше, — моторы грохотали меж бетонных стен, словно стая разгневанных демонов.

Даже темнота здесь была иная. В Клоповнике каждый темный угол походил на дверной проем без дверей, за которым разбиты все светильники и непременно подстерегает опасность. Но эта опасность была вполне обычной — нож, ствол или крепкий кулак. В

Запретном же городе на ум приходила мысль о разверстой могиле, из которой тянет противоестественным холодом, сквозняком с того света, где по оплавленным микросхемам катаются белые черепа, а обнаженные нервы мигают кроваво-красными диодами.

Это место внушало сверхъестественный страх.

По правде говоря, Хэнк не мог понять, отчего они идут пешком. Но таковы были условия, донесенные “адъютантами”. Им, дескать, будет предоставлен транспорт на обратном пути (если, конечно, договоренность будет достигнута). Но Тарану уже ничего не хотелось — только бы поскорее очутиться на привычном Подворье, где нет ни мрачных теней, ни странных шорохов, что издавали, казалось, крадущиеся позади конечности из пластика и металла. Подобные моменты бывали в жизни Тарана не так часто. Он привык видеть перед собой обычного противника из белковой плоти и крови. Сейчас ему было не по себе от одного сознания, ГДЕ он находится… И, что самое неприятное, чем дальше — тем, соответственно, хуже.

Нож и Топор время от времени останавливались и совещались, а один раз понурили головы и развели руками — слишком сложно, не вспомнить. Хэнк едва зубами не заскрежетал от злости. Но делать нечего, скрежещи не скрежещи, а выбираться как-то нужно.

— Звони, — буркнул Таран.

Нож кивнул и достал телефон.

Хэнк с раздражением смотрел, как помощник набирает номер, записанный на клочке упаковочной бумаги. Подсветка клавиш и экрана бросала на руки и лицо Ножа потусторонний — зеленый свет. “Ну вот, — думал Таран, — то, что контрагент не мог даже дорогу по-человечески найти, наверняка приведет аборигенов в бешеный восторг… Если, конечно, они здесь вообще что-то чувствуют, кроме двоичного кода. Сплошные, блин, ноли и единицы… Уроды”.

Нож быстро с кем-то переговорил, отвечая коротко и однозначно, а затем назвал улицу и номер здания, возле которого они застряли. Ответ, как он сказал, был весьма обнадеживающим: “Ждите”.

Потянулись минуты ожидания. Таран переминался с ноги на ногу, сжимая и разжимая кулаки. “Адъютанты” втянули головы в плечи, изо всех сил стараясь быть как можно незаметнее. Гнев шефа им был хорошо известен, да еще туго перемотанные ребра отдавали при каждом вдохе резкой болью, опять же напоминая о хозяйском гневе. А теперь на тебе, даже в Запретном городе они ухитрились отличиться.

Но, как бы там ни было, контрагент сработал оперативно.

Сперва Хэнк не понял, в чем дело, когда на противоположном перекрестке промелькнули два красных огонька. Это, похоже, были крошечные диоды, но на темной улице они казались ослепительными прожекторами. Расстояние меж ними не сокращалось и не удлинялось, равняясь приблизительно человеческой переносице. Огоньки остановились на перекрестке и принялись качаться из одной стороны в другую, причем под такими углами, какие человеческой шее были не под силу… А впрочем, — подумал Таран, пожимая плечами, — кто их тут знает.

Огоньки явно подавали гостям из Клоповника знаки. Вот только те ли это были огни, что нужно, и им ли они предназначались? Хэнк был человеком суеверным и слыхал истории о странных огоньках, заводивших путников прямо в трясину. Запретный город, по мнению Тарана, был тем же болотом.

“Адъютанты” прояснить ситуацию не смогли, а только бестолково пожали плечами, что, в сущности, от них и ожидалось. Контрагент даже не потрудился сообщить, что именно предпримет. И все же делать опять-таки нечего. Перезванивать Хэнк считал ниже своего достоинства. Он вздохнул и двинулся в сторону огоньков.

Те незамедлительно устремились в противоположном направлении. Скорость их перемещения совпадала с темпом ходьбы визитеров, и как те ни пытались нагнать своего провожатого, кровавые огоньки неизменно оставались на одной и той же дистанции. Порой они исчезали из виду, но, поворачивая за угол, Хэнк с “адъютантами” всякий раз обнаруживали их зависшими над асфальтом и качающимися из стороны в сторону в нетерпеливом ожидании. Подобная последовательность, как ни крути, наводила на мысль о чем-то не вполне человеческом. Вместе с тем, простой фауной здесь тоже не пахло. Дистанция от асфальта была чересчур велика, чтобы наивно предполагать, будто эти диоды прикреплены к ошейнику какого-то животного… Если, естественно, это не жираф.

А впрочем, на детали Хэнку было плевать, — главное, чтобы эти огни, кем (или, что более вероятно, чем) бы они ни оказались, вывели их к месту назначения. Святой Эльм ли ведал этими огоньками или же это были простые светлячки, Тарану скоро стало безразлично. Он хотел как можно скорее покончить с этим делом и отчалить домой.

Как бы там ни было, на пути к финальному пункту визитерам из Клоповника пришлось сделать еще одну остановку. Это случилось аккурат в тот момент, когда красные огоньки взяли и исчезли — ни с того ни с сего. Просто погасли, провалились сквозь землю, растворились в ночном мраке. Только что были — и пропали, хотя задание свое, если таковое у них было, вроде бы не выполнили. Улица была совершенно пуста. Таран с “адъютантами”, разинув рты, еще пару мгновений шли по инерции, прежде чем из ближайшей подворотни прозвучал тихий кашель. Этот звук ударил по ушам подобно ружейному выстрелу.

Кашель был короткий, аккуратный и деликатный, без горловой хрипоты, харканья или еще чего-то столь же неприятного. Так может кашлянуть диск-жокей на радио (естественно, после многолетних репетиций). Чтобы кто-то издавал вот такой безупречно чистый звук, просто прочищая горло, об этом даже думать смешно, если, конечно, речь не идет о какой-нибудь светской львице с самого верхнего яруса Улья. Так покашливают, чтобы привлечь чье-то внимание, когда обычное “Эй!” звучало бы неуместно, как heavy metal на президентском саммите. И цель была достигнута. Хэнк на мгновение застыл на месте как вкопанный.

На поверку подворотня оказалась вовсе не безлюдной. Там, словно кусок первородного мрака, стоял автомобиль — микроавтобус, черный и обтекаемый, с непроглядно тонированными стеклами. Номерные знаки отсутствовали, однако это беспокоило Хэнка в последнюю очередь. Куда больше внимания привлекала неподвижная фигура: она-то и послужила, похоже, источником того странного кашля.

Таран, прищурившись, окинул взглядом незнакомца.

Тот был высок, выше Хэнка на шесть-семь сантиметров. Бледное, практически белое лицо украшали темные очки без дужек, причем Таран так и не смог, как ни старался (списав это в конце концов на ночную тьму), разглядеть места, где стекла не касались кожи. Миниатюрный нос, за которым следовал рот с едва-едва намеченными губами. На белой коже отсутствовали как дефекты, так и щетина (в такое-то время?!

Какой уважающий себя мужчина станет утруждаться бритьем на ночь глядя?).

В общем и целом эта физиономия оставляла неоднозначное впечатление. Казалось, ее обладатель бывал на свежем воздухе лишь в случае невероятной нужды, да и то в такое время, когда к нему не смог бы прикоснуться ни один завалящий ультрафиолетовый луч…

Тарана передернуло.

Что до одежды, то незнакомец выглядел вполне пристойно. Его костюм, черный или темно-синий, наводил на мысль о дорогих бутиках с зеркальными витринами. Черный галстук болтался поверх черной сорочки. Ноги были обуты в элегантные туфли с длинными носами. Чувствовалось, что во всем перечисленном странному господину удобно и покойно, чему не мешало даже такое обстоятельство, как его фигура. А она была несколько непривычна для глаз хозяина Подворья, привыкшего к литым мышцам и необъятным плечам, — худая, с впалой грудью, тонкими ножками и еще более тонкими ручками. Хэнку подумалось, что он смог бы переломить это тельце единственным небрежным ударом или походя задев плечом.

Но все же было нечто в облике незнакомца, что заставляло воздержаться от преждевременных выводов. Нечто говорившее о том, что грубая материя и заключенная в ней энергия властны над этим субъектом лишь до определенного предела… Что ему подвластно что-то иное, с лихвой компенсировавшее ущербность и недостатки бренного тела. Сходным образом держат себя миллионеры, переступившие за грань Добра и Зла, регламентированных общественной моралью…

Только Таран сомневался, что незнакомцу подвластны миллионы — в противном случае он не стоял бы в этой грязной подворотне. И все же догадка бывшего гладиатора, судя по всему, была недалека от истины. Например, он даже приблизительно НЕ МОГ ОПРЕДЕЛИТЬ ВОЗРАСТ незнакомца. То ему казалось, будто он еще младше Ножа, то вдруг, когда неверный лунный свет падал под иным углом, Хэнк видел своего ровесника. Белая кожа была лишена морщин, глаза же (уж они-то обмануть не могли!) были скрыты за черными стеклами. Не приходилось, впрочем, сомневаться, что это не женщина и не ребенок. Остальное было покрыто мраком.

Незнакомец молчал.

“Адъютанты” беспокойно переминались с ноги на ногу.

Хэнк кашлянул (это получилось у него так, словно кто-то высосал остатки кока-колы со дна пластмассового стаканчика), зыркнул по сторонам, после чего решил, что тянуть дальше нечего. Жуткий субъект так и будет изображать восковое изваяние, очень, кстати, убедительно, до самого утра.

— Э… — протянул Хэнк и тут же одернул себя. — Это вы, полагаю, должны нас встречать?

Белокожий индивид повел головой. Еще малость, и Таран смог бы поклясться, будто услышал, как внутри тощего тела пришли в движение шестеренки и пружины.

— Господин… Таран?

Незнакомец сделал между двумя словами такую паузу, словно ему ни разу в жизни не доводилось выговаривать столь странного обращения. Так, впрочем, это и было. Клоповник и Запретный город лежали в одном полушарии, однако на разных континентах.

И, как любая встреча представителей разных цивилизаций, та, о которой идет речь, также не могла пройти идеально.

— Он самый, — кивнул Таран. — Едем, что ли?

Белокожий субъект кивнул в ответ, после чего произвел губами движение, которое вполне могло сойти за улыбку. Тонкая рука повела в сторону машины, а вернее, в сторону пассажирской двери.

— Будьте любезны.

— Куда мы поедем? — недоверчиво поинтересовался Хэнк.

— В нужное место, — сказал незнакомец. — Туда, где состоится встреча. Ваши люди там уже побывали.

Тарану не требовалось смотреть на помощников, чтобы ощутить, как они зябко поежились.

— Ведь такова была договоренность, — заявило “восковое изваяние”. — У вас есть возражения?

— Нет, — буркнул Таран.

Он вошел в подворотню и направился к пассажирской двери автомобиля. Привыкший за долгую жизнь к ежечасной и ежеминутной опасности, бывший гладиатор каждое мгновение ожидал подвоха. Он прекрасно знал, что следует делать в таких ситуациях. Уши цепко хватали каждый шорох, а глаза по крупинке просеивали ночную тьму. Нож и Топор прикрывали со спины. Им, конечно, было далеко до того из подопечных Тарана, что подавал наиболее высокие надежды. И тем не менее в Запретном городе эта троица была похожа на тяжеловооруженный танк, окруженный деревянными колесницами. Наворочать больших дел не составляло труда.

Таран подошел к машине и остановился. Пассажирская дверца отъехала в сторону, не успел Хэнк даже руки поднять. Хозяин Подворья едва не отпрыгнул в сторону — к таким фокусам он не привык. Салон машины был пуст, ночную тьму рассеивала тусклая лампочка. Сжав кулаки, Хэнк обернулся к провожатому, но тот уже шел к месту водителя. “Адъютанты” тоже занервничали, ожидая команды. Таран был бы и рад ее отдать, вот только не для того, в конечном счете, он прибыл в сие гостеприимное местечко…

Поэтому недовольство пришлось запихнуть куда подальше.

Делать нечего. Они здесь гости.

Нагнув голову, Таран протиснулся внутрь. Сиденье скрипнуло, захрустело под его задом. Нож сел у двери, Топор — напротив Хэнка. Все трое были напряжены до предела. Этим парням из Запретного города палец в рот не клади, сразу недосчитаешься двух-трех привычных органов.

Наконец бледнокожий урод уселся на место водителя. Заработал мотор, мощный, надежный и с толком настроенный, точь-в-точь антикварный рояль. В следующую секунду тонированные стекла облепила изнутри какая-то серая пленка. Она пребывала в непрерывном движении и, казалось, пульсировала невидимым сердцем. Хэнк передернулся от неожиданности. Со всех сторон его окружая тот самый мертвый “снег”, который Таран неоднократно наблюдал на каком-нибудь головизионном канале, когда вдруг исчезала картинка. Визитеры из Клоповника лихорадочно завертели головами, однако повсюду, куда ни глянь, шел снег электростатических помех.

Будто внезапно началась зима.

Наконец Таран сообразил, в чем дело. Эта догадка не столько его возмутила, сколько позабавила. Каждое из широких стекол микроавтобуса, включая лобовое, представляло собою огромный экран. Жидкокристаллический ли, плазменный — не имело особого значения. Такую блажь Хэнк видел впервые в жизни. То ли у владельца денег куры не клюют, то ли он последний маньяк, который лишней минуты не может провести без того, чтобы не впялиться в какой-то монитор… И, опять же, денег у него куры не клюют. Таран даже приблизительно не мог определить, СКОЛЬКО это стоит.

Машина мягко тронулась с места, качнулась на рессорах, куда-то вырулила и уверенно набрала скорость. Внешний мир был скрыт за непроницаемой завесой пепельного снега. Хэнку стало казаться, что его закрыли в гробу со стенками из мертвых телевизоров. Ощущение, что ни говори, очень странное. А на полу и крыше тем временем однообразно, монотонно и со знанием дела плясали белые отблески.