С этими словами Надежда подошла к ней, облапила и прижала к своей пухлой груди:
      — Что случилось-то, Алк? Понимаю, с порога не спрашивают, ну ты ж знаешь, как я за тебя переживаю! И глазыньки твои обмануть меня не могут — уж очень они грустные. Права я или нет?
      Алка всхлипнула:
      — Права! Еще как права! Но разговор этот долгий и не при ребенке.
      Стасик, услышав, что о нем говорят, перестал есть и смотрел на них. Взгляд его небесно-голубых глаз был не по-детски серьезен.
      — Все в порядке, малыш. Кушай, кушай, — Алла, освободясь из Надькиных объятий, чмокнула сына в макушку.
      — А ты плачешь? — он все еще настороженно смотрел на мать.
      — Нет, милый. Просто мы с тетей Надей давно не виделись, вот и все.
      Стасик продолжил свое занятие, а Надежда свое — метать тарелки на стол. При этом то и дело поглядывала на Алку: «Во что ты опять влипла?» — вопрошал ее взгляд, но она молчала, только вздыхала время от времени.
 
      Когда все со стола было перепробовано и за встречу выпито не по одной рюмке знаменитой Надькиной наливки, Алка приступила к своему рассказу. Стасика отправили играть с котенком в другую комнату, и оттуда доносился радостный визг малыша.
      Надо отдать должное — Надька слушать умела. Когда Алка закончила, она, пытливо глядя на нее, спросила:
      — А почему ты сама-то не хочешь исчезнуть из города? Что у меня, места, что ли, не хватит? Ты знаешь, что, кроме вас со Стаськой, у меня никого нет. Если завтра соберешься жить здесь совсем, я всем святым свечек понаставлю.
      — Ну, у меня работа, — растягивая слова, мямлила Алка, — да и квартиру оставлять надолго не хочется.
      — Чего у тебя там брать-то? Да моего добра на всех хватит!
      — А что ни что, все равно жалко! Я на кровные все покупала! — окрысилась Алла.
      — Ты кого обмануть хочешь? Это ты можешь Сереге или Кольке заливать, они по глупости своей мужской, может, и поверят, но я-то знаю, почему ты в городе хочешь остаться! — Надежда в сердцах бросила тряпку, которой сметала крошки со стола. — Все забыть не можешь! За что ж ты любишь его так по-собачьи? Тьфу!
      Под Надькиным взглядом Алка нетерпеливо заерзала и стала перебирать бахрому вязаной скатерти:
      — Не знаю! Не могу я его забыть! Да и не все мне понятно, что произошло тогда. Чем больше об этом думаю, тем больше вопросов. Вот и хотелось бы эти вопросы задать тому, кто может на них ответить.
      Надька ахнула:
      — Ты хоть понимаешь, что говоришь! Не пущу! Сейчас привяжу к кровати и не пущу! Он знать тебя не захотел! Всю жизнь перечеркнул тебе и брату твоему, а ты с ним разговаривать собралась! — Голос ее сорвался на крик: — Алка, не смей!
      Алла начала метаться по комнате, что было явным признаком душевного волнения:
      — Все меня оберегают, все хотят как лучше! А кто-нибудь из вас спросил за эти пять лет, чего хочу я? — ее лицо исказилось от нахлынувших чувств. — Ладно, Колька — им месть движет! С Серегой тоже все понятно — увели бабу из-под носа да еще ребенка сделали! Но ты-то, ты!!! Если я молчала все эти годы, улыбалась, когда выть хотелось, это не значило, что меня все устраивало!
      Плюхнувшись на стул со всего размаху, Алла уставилась на Надежду исподлобья:
      — Слишком много времени я молчала, пора расставить все точки над «i».
      Воцарилось молчание, потом подруга, тяжело вздохнув, выдала:
      — Алунчик, деточка ты моя! — Надька приблизилась к ней, обхватила ее голову руками и поцеловала в лоб. — Делай, что считаешь нужным. За Стасика не волнуйся, он у меня еще лучше будет, чем с тобой.
      — Это почему еще, — ревниво покосившись на Надежду, сказала Алка. — Я что — плохая мать?
      — Никто этого не говорил. Просто с твоей работой и вечной нехваткой денег в неврастеничку превратилась. Да ты и права, наверное. Настала пора обо всем узнать поподробнее. А то растет ребенок сиротой при живом отце.
      — При чем тут это? — Алка недовольно поморщилась. — Я не хочу предъявлять ему претензии по поводу сына. У меня к нему много других вопросов.
      — Каких? — Надежда в упор смотрела на подругу. — Скажи, что тебя мучает, может, я смогу помочь?
      — Ты? — Алка фыркнула. — Что ты можешь знать о той ночи, которая… Ладно, давай не будем об этом.
      Надька как-то загадочно посмотрела на Аллу:
      — Я могу знать многое. Смотря что тебя интересует. Не забывай, что когда-то я была журналисткой, причем в самых горячих точках побывала.
      — Но когда все случилось, ты меня даже не знала!
      — Зато потом у меня было время подумать, — взгляд ее стал еще загадочнее.
      — Ну, давай вещай, оракул! — Алка с интересом смотрела на Надьку.
      — Понимаешь, мамуля дорогая, когда все это случилось, я была как раз в городе. В эту ночь мы с одной компанией гудели в ресторане. Я уж сейчас события той ночи плохо помню, набралась, я скажу, прилично. Я об этой вечеринке и не вспомнила бы никогда, если б не одно событие.
      — Не тяни, — Алка аж осипла от волнения.
      — Помнишь, три года назад ты приезжала ко мне со Стасиком?
      — Помню, ну и что?
      — Так вот. Когда я с ним гуляла, ты еще спать улеглась тогда, к нам Вика подошла. Она все мальчиком нашим восхищалась и все тискала его: «Ну надо же, какой ребенок! Я таких красавчиков еще не видела!». А потом паскудненько так улыбается и говорит: «Хотя постой. Кажется, я знаю одного такого симпатулю». Я сладенько так отвечаю ей: «И кто же он? Уж не Кристофер ли Ламберт?» А она: «Может, и он. Только что он делал в нашем захолустье, да не где-нибудь, а в ресторане?» Она фыркнула. Тут я насторожилась и спрашиваю: «Чего городишь-то, не пойму». А она: «Помнишь, когда мы ездили на день рождения Виталика? Почти два года назад?» Я ей: «Помню, и что?» — «Так эта лапа сидела за соседним столиком и все на часы поглядывала. Я уж перед ним и так и эдак, а он — ни в какую. Видно, ждал кого-то. Долго сидел, почти до закрытия. Ты-то не помнишь, обожралась тогда. А я как сейчас вижу: глаза синие, утонуть можно! А волосы — это что-то! Кудрищ копна такая!» Она мечтательно глазки закатила, но я вцепилась в нее как клещ: «Прямо ты запомнила его? Столько времени прошло…» — «Я и не запомнила. Просто его вчера по телевизору показывали, в связи с каким-то там совместным предприятием. Я и вспомнила, а у меня на мужика глаз такой — увидела, как сфотографировала. Вот я и говорю, уж больно малыш на него смахивает, ну как одно лицо. Твоя подружка, случаем, не от него понесла?» Потом заржала, как лошадь, и пошла-завиляла.
      Надежда вздохнула после своего монолога, облизала губы и продолжила:
      — Если она не ошиблась, то уйти он был должен оттуда где-то в половине третьего. А ведь то, что произошло, случилось гораздо раньше. Нестыковочка какая-то.
      — Что ж ты молчала-то все эти годы?! — посиневшими губами еле прошептала Алка. — Как ты могла?! А ты знаешь, сколько слез я пролила за все это время?! Сколько раз хотела руки на себя наложить?!
      — Подожди, не стервеней, — Надька обиженно засопела. — Не могла я тогда тебе все сказать. Ты только-только в себя приходить стала, а я тебе ляпнуть это должна была, да?
      — И что же ты сделала? Ты, ты… Глаза б мои на тебя не глядели, — Алла опять начала метаться по комнате.
      — Да не мельтехайся ты! Аж в глазах рябит, — подруга поморщилась. — Я, между прочим, тоже сложа руки не сидела. А провела свое небольшое расследование.
      — Провела что? — Алка с изумлением уставилась на Надежду.
      — Расследование, — Надька скромно потупилась. — Я ведь тоже с пониманием. Знаю, что он для тебя значил когда-то. Оказалось, и до сих пор…
      Она безнадежно махнула рукой.
      — Не тяни, Надюнчик, говори, — Алка с мольбой смотрела на Надежду.
      — Подхалимка! Только что обвинить меня была готова, а то сразу «Надюнчик», — передразнила Надька. — То, что я тебе поведаю, вряд ли можно назвать приятным.
      Она пытливо смотрела на Алку, не зная, как начать рассказ.
      — Во-первых, тогда — три года назад — он действительно работал в коммерческих структурах, и передача эта выходила в эфир — все совпадает. Но потом кое-что изменилось, и сейчас, Серега тебе правильно сказал, Влад в мафии. Но это еще не все.
      — Говори! Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.
      Но она ошибалась, следующие слова Надьки повергли ее в шок:
      — Алка, он женат!
      — Поэтому ты и молчала, — обреченно, тихо промолвила Алла.
      — Да.
      — А дети?
      — Нет, детей нет.
      Алка обхватила себя руками и еле слышно обронила:
      — Сейчас, может, уже и есть. Когда он женился?
      — Давно, — Надежда избегала Алкиного взгляда.
      — Когда?!
      — Ну, в общем, когда он был с тобой, то уже был женат. — Надька с жалостью посмотрела на подругу. — Ведь не хотела говорить, знала же, что расстроишься.
      Не глядя на нее, Алла поднялась и вышла из дома. Обогнув угол, углубилась в сад. Почки только-только начинали набухать, в воздухе пахло весной, и было тепло совсем по-весеннему. Но что для человека красоты природы, когда он узнает, что его дважды предал тот, кто до недавнего времени был дороже всего на свете? Привалясь спиной к стволу яблони, Алка разразилась горькими слезами. Ей думалось, что все слезы она уже выплакала раньше, оказалось, что нет. Каждый раз, врываясь в ее жизнь, Влад причинял ей боль и горечь утраты.
      Успокоение пришло вместе с Надеждой, которая, укутав ее плечи в старенькую телогрейку, крепко обняла и повела к дому, уговаривая, как ребенка.
      Вдыхая ее запах, запах молока и свежести, Алла постепенно приходила в себя. Нельзя, чтобы Стасик видел ее слезы.
      Подруги просидели и проговорили весь день. Стасик не проявил особого беспокойства по поводу того, что остается пожить у тети Нади. А то, что не придется ходить в садик, вообще привело его в восторг.
      Облобызав мамулю на прощание, Стасик схватил котенка, с которым уже успел подружиться, и побежал обживать окрестности, благо разгуляться было где.
      — Да! Он тебе создаст здесь уют, — с тоской глядя на улепетывающего сына, промолвила Алла.
      — Да не ревнуй ты, дуреха, — Надежда хохотнула. Потом, сразу посерьезнев, спросила: — Все помнишь, что я тебе сказала?
      Алка поежилась:
      — Да, помню. Только чудно как-то, Надюнь. Я же с ними всю жизнь бок о бок, а тут — секреты.
      — Обо мне так никто и не знает? — подруга пытливо уставилась на Алку.
      — Нет! — она хихикнула, затем сложила комбинацию из трех пальцев. — Вот им! И так во все щели моей жизни залезли.
      Троекратно расцеловав подругу на прощание, не забыв сунуть пакет с деревенскими гостинцами, Надежда пошла к дому. Алка уселась у окошка пригородного автобуса, прикрыла глаза и мысленно вернулась в то время, когда она впервые встретила эту женщину.
      Аллу положили на сохранение в гинекологическое отделение, в палату, где лежала еще одна женщина. Лица ее она не видела за неделю ни разу. Та лежала, отвернувшись к стене, и плакала почти все время, когда не ела и не выполняла процедуры, предписанные врачом. Поскольку время этих процедур с Алкиным не совпадало, то познакомиться не было возможности. Да и желания не было, если честно. Алка забилась в свой кокон, который соткала из боли и пустоты. Ей, так же как и соседке, не хотелось ни с кем разговаривать, но приходилось, поскольку Серега от больницы не отходил. Многие даже думали, что он отец ребенка, которого она носила под сердцем.
      Он смотрел на нее глазами побитой собаки, гладил ее волосы дрожащей рукой и все время повторял: «Все будет хорошо!» Но Алла знала, что все хорошее в ее жизни уже случилось. Поэтому молча брала пакет с фруктами и так же молча уходила. Приходя в палату, она заставляла битком набитую тумбочку и опять погружалась в транс. Потом санитарка выгребала начинающие портиться продукты, укоризненно качала головой и ругала ее тихим голосом, что не бережет себя и ребеночка. Вот, мол, молодые нынче что творят, сделают ребенка во грехе, а потом его еще нерожденного голодом изводят. Алка в это время, уставившись в потолок, мысленно считала до ста, а соседка ее переставала хлюпать носом и вроде бы прислушивалась — поди пойми.
      Все это так и продолжалось бы дальше, если бы однажды не случилось то, что должно было случиться.
      Серега пришел как обычно после тихого часа, но в этот раз вел себя как-то странно. В ее сторону не смотрел, а уселся на скамейку в холле, сцепил руки замком и тихо промолвил:
      — Аллочка, мне надо сказать тебе что-то.
      — Что? — бесцветным голосом произнесла она. А про себя мысленно усмехнулась: что еще он может сказать ей такого, чего она не знает?
      — Дело в том, что Влад уехал, — скороговоркой выпалил он.
      — Как уехал? — Алла непонимающе уставилась на Серегу.
      — Его отпустили. Приехал какой-то важный адвокат из Москвы. Нашел много такого… Ну, в общем, милиция наша что-то сделала не так. Я точно ничего не знаю. Оказывается, за Владом большие люди стоят, отмажут!
      — Значит, он не виноват! — от радости у нее подкосились ноги. — Боже мой! Он не виноват! Серега, ты понимаешь, он не виноват!
      — Подожди, Алк, — Серега с жалостью посмотрел на нее и отвернулся. — Я этого не говорил. То, что его отпустили, еще ничего не доказывает! Но это не все.
      — Что может быть важнее? Он невиновен! Господи, ты услышал мои молитвы!
      Ей хотелось плакать и смеяться одновременно.
      — Ты что, не поняла? Я сказал, он уехал, — голос Сереги стал грубее. — Он бросил тебя и ребенка, ты это можешь уяснить? А насчет того, что не виноват, я повторяю: ничего не доказано. Его освободили под залог. Да что для них — для больших парней — жизнь другого человека? Откупятся!
      — Да ты что, Серега! Он не мог так поступить! Он же любит меня, а когда узнает, что у нас будет ребеночек, так будет плясать от радости!
      Алка обхватила Серегину голову руками и чмокнула в нос, счастливая улыбка расцвела на ее лице:
      — Ты просто ничего не понял.
      — Да куда уж мне! — Криво ухмыльнувшись, Серега продолжил: — Алла, постарайся выслушать меня до конца. Я понимаю, что тебя нельзя сейчас волновать, но молчать не могу.
      Он потер пальцами виски и, все так же глядя в сторону, глухо продолжил:
      — Он был у меня перед отъездом и разговаривал со мной, с Колькой встретиться не пожелал. В общем, сказал, чтоб ты не искала его и оставила в покое, потому что таких девок, как ты… Дальше цитирую. — Судорожно вздохнув, Серега сказал: — На каждой привокзальной площади десяток. Забудь его, стервеца, Алк, я женюсь на тебе и ребенок будет моим. Хочу только, чтобы ты забыла весь этот кошмар и его в первую очередь. Я все прощу!
      — Меня не за что прощать! — ледяным тоном произнесла Алка. — Ты иди, Серега, мне на уколы пора.
      С этими словами она круто повернулась и на негнущихся ногах пошла в отделение. По дороге кто-то улыбался ей приветливо, но она ничего не видела.
      Алка зашла в палату и заорала. Заорала дико, страшно! Так, наверное, орет раненое животное, видя, что спасенья ждать неоткуда! Потом ее окутала темнота.
      Очнувшись, она обнаружила, что от ее ключиц отходят трубки капельниц, а над ней склонилось озабоченное лицо старшей медсестры:
      — Ну, слава богу, очнулась! Напугала ты нас, милочка! С этой минуты никаких посещений, постельный режим и усиленное питание. Соседка за тобой присмотрит.
      С этими словами, поправив подушку, она выплыла из палаты.
      Алла повернула голову чуть в сторону и увидела женщину, которая сидела на стуле и с напряженным вниманием следила за ней.
      — Привет. Я Надежда, а тебя Аллой зовут. Мне сказали, — она встала и медленно подошла к кровати, — ты поспи теперь, тебе покой нужен, а я рядом побуду, если что нужно, скажи. Я знаю, тебе сейчас никого видеть не хочется, надоедать не буду, просто посижу рядом, хорошо?
      — Хорошо, — еле разлепив губы, прошептала Алла, — что со мной?
      — Ты потеряла сознание, наверное, голова закружилась. Мне сказали, что ты не ешь почти ничего. Неправильно это, — Надежда горестно поджала губы.
      — А сама! — прошептала Алла. — Все время плакала и тоже ничего не ела.
      — У меня причина была! — женщина укоризненно посмотрела на нее. — А у тебя что?
      — Какая причина? — уходя от ответа, спросила Алла.
      — Все расскажу потом. Все! Ты отдыхай, милая, — поправив одеяло, Надежда с грустью смотрела на нее. — Молоденькая-то какая, красивенькая.
      Алка медленно погружалась в сон.
      Последующие недели пролетели быстро. Надежда закармливала Аллу витаминами, не отходя от нее ни на шаг. Они подолгу разговаривали, постепенно узнавая друг о друге все больше и больше. Лед отчуждения таял, его место начала занимать взаимная симпатия, которая постепенно перерастала в привязанность.
      От Надежды Алла узнала о трагедии, которая произошла с ней в одной из горячих точек страны, куда молодая женщина поехала в надежде увидеться с мужем, который там был по долгу службы. Поехала, чтобы сообщить ему о своей беременности, да заодно и репортаж сделать для своей газеты. Но приехала слишком поздно: муж был убит за день до ее приезда осколком снаряда. Дальняя дорога и сильное горе способствовали тому, что Надя потеряла ребенка. Ее сняли прямо с поезда с сильным кровотечением и поместили в районную больницу. На чем она сама, кстати, настояла — в этом городе было много их с мужем общих знакомых. Но все усилия врачей были напрасными — не помогли ни деньги, ни связи.
      Когда она узнала историю Алки, то долго молчала, затем, тяжело вздохнув, сказала:
      — Я так хотела, чтобы мой малыш был жив. Это все, что у меня оставалось от мужа, но судьба распорядилась иначе. А у тебя будет ребенок от человека, которого ты любишь. Ты должна сберечь его для себя, а себя для него.
      Потом начинала ворковать, утирая Алкины слезы. После смерти родителей с ней никто так не нянчился. Серега и Колька окружили ее заботой, но что их забота без материнского тепла. А Надежда ей стала и подругой, и матерью, и сестрой.
      Алку выписывали первой. Когда она уже переоделась и присела напоследок, Надежда ей строго сказала:
      — Ты должна помнить, что ты и твой малыш — теперь вся моя семья! Я продам квартиру и переберусь к тебе поближе. Мужики твои мне доверия не внушают, а Серега твой — так особенно. Никогда ему не прощу, что он такие вещи сказал, зная, что тебе и так тяжело. Береги себя, девочка моя!
      Она крепко обняла Алку, отстранилась, внимательно разглядывая ее:
      — Больше гуляй, кушай хорошо. На все мои дела уйдет немало времени, но не думай, что я бесследно исчезну из твоей жизни. Молчание может быть долгим, поскольку писать не люблю, а звонить тебе некуда, но я тебя не брошу.
      Потом отвернулась и глухо сказала:
      — Если мальчик будет, назови Стасом! — так звали ее покойного мужа.
      — Хорошо, Надюнчик! Я буду ждать тебя!
      Прошло много времени, прежде чем Надежда опять появилась в ее жизни, но посылки Алла получала регулярно: распашонки, пеленки, ползунки и всякие игрушки-погремушки.
      У Алки родился хорошенький, здоровенький мальчик. Назвала она его Стасиком. В роддом за ней приехал один Серега. Колька напился, Алка простила, понимая его чувства.
      А затем начались длинные бессонные ночи и дни, наполненные хлопотами. Тяжелые воспоминания отодвинулись как бы на задний план. Все мысли и чаяния были только о ребенке, а поскольку желанен он был только для нее, то радости своей она никому не показывала. Колька появлялся, исчезал на недели и месяцы, за прогулы и пьянство его выгнали с работы, и он опускался все ниже и ниже. Серега заходил регулярно, приносил гостинцы, деньги, которые Алка брала с большой неохотой, справлялся о самочувствии и уходил. Пару раз возвращался к разговору о замужестве, рисуя радужные картины, но Алка обрывала его на полуслове.
      Когда Стасику был почти год, Надежда объявилась. Ворвалась к ней как ураган, подхватила малыша на руки, тискала, сюсюкала и целовала. А он, надо сказать, не испугался ее, хотя чужих очень боялся. И опять существование подруги осталось тайной для ее брата и друга: Колька был в очередном запое, а Серега куда-то исчез на месяц. Надька быстро собрала их и увезла к себе в поселок, где незадолго перед этим купила домик. Но пока не привела его в порядок, к Алке не приезжала. Потом так и повелось: как только ее мужики исчезали из поля зрения, так она ноги в руки — и к Надежде. И не потому она о ней молчала, что нравоучений очередных боялась, а потому, что это была ее первая от них тайна и раскрывать ее ей не хотелось. А спроси — почему? Она и сама не знала. Не знала она и того, что впоследствии это спасет ей жизнь, и не ей одной…
      Когда мальчику исполнилось полтора года, Алка вышла на работу, и визиты к подруге стали редкостью.
 
      Алка оторвалась от воспоминаний и вздохнула. Надежда вон говорит, что три года не приезжала, — явное преувеличение, но что давно не была — это точно.
      Автобус остановился почти у самого дома, чему Алла обрадовалась, учитывая сгущающуюся темноту на улице. Свет горел во всей квартире, она поморщилась:
      — Братец объявился, сейчас денег начнет просить.
      Против обыкновения Колька был трезвым и был не один — Серега сидел в комнате, уставившись в телевизор, и хмуро молчал, не ответив даже на приветствие. Забирая у сестры сумку, Николай проворчал:
      — И где тебя носило весь день? На улице темнота, в городе черт-те что творится!
      — А что творится-то? — как можно беззаботнее спросила Алка, но в сердце кольнуло: «Про Стаса даже и не спросил!» — Я сейчас вас буду угощать.
      Алка, надев тапочки, прошлепала на кухню, дабы оттянуть неизбежное. Знала — серьезного разговора не избежать.
      Мужики прошли за ней следом и стали стеной. «Ну, начинается! — Алка отвернулась от них и стала разбирать сумку. — Надюнчик постаралась на славу, — с теплом подумала она. — Мне этих продуктов на месяц хватит».
      — Ну, и?.. — тон, которым был задан вопрос, не сулил ничего хорошего. — Где ты была?
      — Сережа! Не надо так волноваться. Ситуация под контролем. — Алка с улыбкой посмотрела на говорившего и оторопела — в таком бешенстве он пребывал нечасто.
      — Где Стас? — рявкнул он.
      — Наконец-то вспомнили, — ехидно заметила она. — Он у моей подруги. Поживет там пока.
      — Что за подруга?
      — Кто такая?
      Вопросы прозвучали одновременно. Алка пожала плечиком и ничего не ответила.
      — Давайте руки мойте, сейчас будем ужинать.
      Но Серега, казалось, не слушал ее:
      — Я тебе что сказал вчера? Почему ты решила опять сделать все по-своему? Зачем ты появилась в городе? Не терпится на любимого взглянуть?
      — Прекрати, — болезненно поморщившись, Алла полезла в шкаф и достала пачку запрятанных сигарет. Надо сказать, что прятала она их от себя. Потому что твердо решила бросить курить, но когда на душе скребли кошки, нет-нет, да и вытянет сигаретку-другую. — Во-первых, я слишком долго была под вашей опекой, а ведь давно уже стала большой девочкой. Во-вторых, подруга моя — надежный и проверенный человек. А в-третьих, мне действительно нужно поговорить с Владом! Если кого это не устраивает — пишите рапорт!
      — Ах ты дрянь! — Серега рванулся к ней, но Колька ухватил его за руку. — Я как последний идиот жду уже столько лет — когда несравненная принцесса обратит свой взор на меня, а она опять собралась стать его подстилкой!!!
      — Прекрати! Прекрати сейчас же! — голос ее сорвался на крик. — Ты не смеешь меня оскорблять! Я жалею, что пришла к тебе за помощью!
      Она глубоко затянулась, на глазах ее выступили слезы то ли от дыма, то ли от обиды на Серегу. Колька по-прежнему хранил молчание, время от времени потирая шею.
      — И что ты намерена делать дальше? — уже тише спросил Серега, но напряжение в голосе еще было. — Хотелось бы знать ход твоих мыслей.
      — Вот, вот! Вы все знаете о ходе моих мыслей! Только о своих забываете! — Алка начала собирать на стол. — Ничего я не собираюсь делать, пусть все идет, как идет. Стасик в безопасности. А я… — Алка пожала плечами: — Поживем — увидим!
      — Ну что же, — Серега, прищурившись, смотрел на нее. — Давай, давай! Только не пожалей потом, подруга!
      С этими словами он оттолкнул Николая и вышел, громко хлопнув дверью.
      Накормив брата, Алка перемыла посуду и забралась с ногами в свое любимое старое кресло, которое досталось ей от родителей (второе забрал себе Колька). С тех пор, как ушел их общий друг, они не обмолвились с братом ни словом. Наконец, вздохнув, Колька спросил:
      — Зачем ты отдала Сереге бумажник?
      — А кому же еще? Ты вечно пьян, если не пьян, то неизвестно где, — возмутилась Алка. — А меня эта находка жгла каленым железом. А почему ему нельзя, ты, что ли, сам хотел поживиться?
      — Вот еще! — брат фыркнул. — Ты хоть знаешь, что сейчас в городе творится?
      — А что?
      — Что! — Колька смотрел на нее тревожно. — Братвы понаехало тьма. Наглые. Девок снимают, причем малолеток. Тьфу! Менты наши не знают, что делать, обстановка накалилась до предела. Наверняка каждый второй вооружен. А как представлю, что они по твою душу, так душа моя в пятки.
      — Ну, о том, что я нашла бумажник, знаете только вы с Серегой, так что волноваться нет причин.
      — Я бы так не думал, — Колька опять потер шею, что было явным признаком волнения. — Деньги меняла? Меняла. Сразу вопрос — откуда у тебя зеленые? Когда у лужи стояла, кто-нибудь да видел. Сейчас даже у стен есть уши, а тут улица.
      — Ну, остается один вариант. Забрать у Сереги этот чертов бумажник, пойти и отдать хозяину!
      — Ну, придумала! Принести-то ты принесешь, а вот дойдешь ли ты потом до дома — это вопрос.
      Повздыхав еще немного, Колька убрался восвояси. Укладываясь спать, Алка с грустью смотрела на Стаськину кроватку: как-то там ее мальчик? И не видит-то три часа, а уже скучает.
 
      Утро понедельника выдалось солнечным. Алла проснулась с хорошим настроением и сразу принялась за дело. Давно она уже с такой тщательностью не собиралась на работу. Уложила волосы, нанесла макияж. Долго думала, прежде чем залезть в шкаф за одеждой: что и говорить — выбор был небогатый. Вздохнув, вспомнила, сколько вещей ей покупал Влад, но все почти пришлось продать, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. Остановила свой выбор на брючном костюме, единственном ценном, что осталось от его приобретений. Костюм был куплен в бутике и очень дорого стоил. Классический покрой его не вышел из моды до сих пор.
      «Кого я хочу обольстить? — с грустной усмешкой думала Алла, повязывая легкий шарфик и накидывая курточку. — Зачем я ему? Если пять лет назад он отвернулся от меня, то что я для него сейчас?»
      Дорога от дома до работы занимала у нее чуть больше двадцати минут, и за это время она продрогла до костей. «Вот идиотка, на улице еще март, а я вырядилась! Тоже мне Мисс Городская неудачница! Не хватало еще простуду схватить».
      За то время, что она добиралась, ей все же удалось заметить кое-какие перемены в городе. Выражалось это в первую очередь наличием машин иностранного производства, которых она насчитала как минимум четыре. Все пронеслись мимо нее на большой скорости. Молодежь стайками тусовалась по центральной улице, что тоже было весьма странно — выползали они обычно к вечеру. «Уж не меня ли пасут?» — опасливо озираясь, подумала Алка. Но присутствие на улицах города большого количества милиции, что тоже казалось странным в такое время, вселяло в нее уверенность.
      После обеденного перерыва, позвонив Надежде, Алка едва уселась на рабочее место, как ее попросили в приемную к телефону. «Странно, — думалось ей, — кто бы это мог быть?» Но в трубке молчали. На Алкино «алло», которое она повторила минимум три раза, кто-то тихонько рассмеялся и положил трубку.
      — Ну все, начинается! — проговорила она.
      — Что ты сказала, Аллочка? — секретарша Верочка в недоумении уставилась на нее голубыми глазками.
      — Ничего, все нормально. Спасибо, Вера. — Аллочка вымученно улыбнулась.
      Никаких мыслей не шло в голову, кроме одной, засевшей в мозгу. Только один человек приглашал ее к телефону в приемную, но было это больше пяти лет назад.
      После работы Алла летела домой как на крыльях. «Спрятаться, укрыться, — билось в мозгу. — Почему я не осталась у Надьки? Вот идиотка, что теперь делать?» Но когда она подошла к своей двери, ужас холодной рукой взял ее за горло — дверь была приоткрыта. Алка попятилась и что есть силы рванула на Серегин этаж. На звонки никто не открывал. Привалившись спиной к стене, она отдышалась: «А может, это Колька пьяный приходил? Все правильно, чего это я запаниковала? Ведь такое уже было, и не раз: придет, а дверь закрыть забудет».
      Она медленно толкнула дверь в свою квартиру, потопталась на пороге и вошла.
      — Коль, ты здесь? — дрожащим голоском позвала Алла.
      Тишина в ответ казалась оглушительной. Обойдя всю квартиру, она окончательно успокоилась — все вещи на месте.
      Уже застилая постель, Алла обратила внимание на маленький предмет, лежащий на книжной полке. Закусив губу и сдерживая подступающие слезы, она взяла в руки брелок для ключей. Тот самый брелок, который она подарила Владу. Подарила в дни, наполненные любовью и самых радужных надежд на будущее.
      «Он был здесь! — Алка лихорадочно соображала. — Почему? Что ему от меня надо? Почему не дождался? Как он вошел сюда?»
      Страшная догадка пронзила ее: «Если он вошел сюда, значит, может войти кто угодно! Как же мне теперь быть тут одной?»
      Молча глотая слезы страха, Алла начала баррикадировать дверь: пододвинула тумбочку от зеркала, притащила с кухни стол и тоже подперла им дверь, понимая все же, как ненадежна эта защита.
      Ночь была кошмарной. Она вздрагивала от каждого шороха за дверью. Под утро забылась тревожным сном. Будильник звонил сегодня особенно пронзительно. Зарываясь головой в подушку, Алка приняла решение: сегодня она возьмет отпуск и уедет к Надежде, иначе с ума сойти можно от страха и ожидания.
      Первую половину задуманного ей удалось осуществить без проблем. Работы было мало, и многих отправляли в вынужденные отпуска. Начальник с сальной улыбкой подписывал заявление, отпуская двусмысленные замечания по поводу ее скоропалительного решения. Сцепив зубы, Алка выдавила из себя улыбку, пролепетала что-то почтительное и покинула его кабинет.