Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Красотка печального образа

ModernLib.Net / Детективы / Романова Галина Владимировна / Красотка печального образа - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Романова Галина Владимировна
Жанр: Детективы

 

 


      – Почему? – спросила Ксюша, наблюдая за ней с выражением тупой отрешенности. – Почему поэтому?
      – Уж коли ты так сразу сказала, то что скажут милиционеры?! Они же меня прямо там бы и повязали, возле этой покосившейся калитки. И никогда бы и ни за что бы не поверили, что это не я его!
      – А это… Это не ты?! – странно просипела Ксюша и икнула, дернувшись всем своим крупным мягким телом.
      – Не я!!! – заорала Александра, снова упала на стульчик и закрыла лицо руками, намереваясь пореветь всласть. – Зачем, скажи, мне его убивать, если я его… Если я его люблю… любила… Боже, какой ужас!!! Какой чертов ужасный ужас, Ксюша!!! Он лежит на этом старом диване, рука вот так. – И она уронила правую руку, вывернув кисть, на пол, согнувшись почти пополам. – Волосы… Его волосы… Его рубашка… А из рубашки торчит нож…
      – Погоди! Как из рубашки?! – Ксюша глупела прямо на глазах, а тут еще эта ее надоедливая икота. – Почему из рубашки?! Ты же сказала, что Ромку того… убили?!
      – Так рубашка-то была на Ромке! – всхлипнула Александра, и лицо ее жалко сморщилось.
      – Ах, вон оно что! – В остановившихся глазах родительской соседки блеснуло притормозившее было озарение. – Нож из рубашки, рубашка на Ромке, стало быть, и нож торчал из Ромки тоже. А в каком месте? Ну, я имею в виду…
      – Да поняла я уже! – перебила ее Александра, пореветь как следует, от души, не получалось. – Из спины он у него торчал. И в крови все кругом. И на пороге кровь, и следы еще чьи-то!
      – Следы?! Какие следы?! – Ксюша продолжала икать, без конца конфузливо прикладывая кончики пальцев ко рту и тихонько приговаривая: – икота, икота, перейди на Федота… Какие следы, Александра?! Что за следы?!
      – А я знаю! Я же не Шерлок Холмс, чтобы с лету определить, чья это подошва!
      – А может, это ты и наследила, а? Вошла туда, не заметив, а потом…
      – Нет, Ксюш. – Александра замотала головой так, что кончик ее конского хвоста стегнул по щеке. – Нет, это не я. Когда я входила в дом, порог уже был изляпан, и след четко отпечатался.
      – Ну! – вдруг обрадовалась Ксюша, и даже икота ее оборвалась.
      – Что ну?!
      – Так это же хорошо!
      – Что хорошо?! Что хорошо?!
      – То, что след! Он и приведет…
      – Кого и куда? – перебила Александра, выдвинувшись угрожающе в сторону Ксюши прямо через стол. – Кого и куда приведет?
      – Милицию. – Ксюша подалась назад и часто-часто заморгала. – Милицию наведет на мысль, кого и где искать.
      – Так… Какую милицию?! Нет, вопрос задан неправильно. Как милиция обо всем этом узнает? – Александра снова опустилась на стул, закрылась от приятельницы обеими руками. Наступал самый отвратительный, пожалуй, момент их разговора, самый скользкий, способный уличить ее, Александру, в трусости, малодушии и еще бог знает в чем – Ксюша же мастерица по анализированию.
      – Мы… – потихоньку та начала сникать, заметив Сашино замешательство. – Мы сообщим… А ты против?
      – Я?! Я – против?! – Ее ладошки соскочили со щек и с силой стукнули по столешнице. – Да! Я против! Точнее, я никак!
      – То есть?
      – Я не стану никому ничего заявлять. Хочется тебе, пожалуйста! Ты ведь могла, как соседка, найти тело? Запросто могла! Так что тебе и карты в руки! – Неожиданно, эта мысль показалась Александре очень удачной, и она закончила почти с мольбой в голосе. – Ведь так, Ксюш? Ты же могла зайти к соседям за тяпкой, к примеру, а?
      – Нет, не могла! Потому что весь садовый инвентарь у меня в полном порядке и избытке, это первое. А второе…
      – Что?
      Александра даже шею вытянула в ее сторону, авось Ксюша чего-нибудь да придумает. Она же умная и еще сообразительная.
      – А второе… Нам нужно туда съездить, Сашенька.
      – Нам?! Туда?! Ни за что!!! – Александра снова интенсивно замотала головой. – Ты рехнулась, что ли, совсем?! Мы приходим, а там… А там нас милиция уже поджидает!
      – Ну и что? А я на дачу собственную приехала. Разве это запрещено законодательством? Нет. А ты приехала со мной, отдохнуть и в земле покопаться. Неплохое, к слову, занятие. Зря пренебрегаешь… – Ксюшины глаза моментально зажглись, как два огромных факела, а пергаментные щеки заалели, словно два маковых лепестка. – Мы просто туда пришли! Просто пришли к себе, а что там творится по соседству… Короче, нам надо с тобой узнать. Может, там уже все и закончилось. Давай, блинов поедим и поедем, ага?
      – Блинов? – Александра растерянно глянула в сторону глиняной блинницы. – Я даже и не знаю, хочу ли я.
      – Хочешь! Кто знает, когда потом еще покушать удастся.
      Блинов они наелись до отвала. И со сметаной, и с вареньем, которое Ксюша ухитрялась производить даже из лепестков и незрелых пасленовых. Потом она очень долго собиралась, перебирая нехитрый свой скарб и, то и дело выбегая на балкон, сверяла свой выбор с погодой. Остановилась в конечном итоге на широкой ситцевой юбке в крупную клетку и такой же широкой распашонке.
      – Зато не жарко! – опротестовала Ксюша тут же невысказанное Александрой сомнение по поводу ее наряда. – Знаю, что полнит, знаю! Но если обтянусь, станет только хуже, и жарче к тому же.
      Да, Ксюшину расплывшуюся стать ничем уже нельзя было ни исправить, ни испортить. Она ухитрялась одинаково безлико и громоздко выглядеть во всем, что надевала на себя. В конце концов она плюнула и перестала вовсе обращать на это внимание, упаковываясь в такой хлам, что оставалось только диву даваться, откуда она вообще все это берет. Сегодняшний ее клетчатый наряд очень сильно смахивал на старинную кухонную скатерть, которой Ксюша застилала свой старенький стол. Теперь стол был новый, скатерть осталась не у дел, может, она ее и вправду того: на юбку с распашонкой пустила. С нее ведь станется, она еще та рукодельница…
      Переполненный автобус с облегчением выплюнул наружу раздраженных жарой и теснотой дачников и укатил, оставив после себя удушливый клуб сизого дыма.
      – Ну и жарища! – Ксюша достала из необъятных размеров сумки платок и вытерла лицо. – Представляю, как он там теперь воняет!
      – Кто?! – Александра испуганно дернулась и тут же глянула себе за спину, так и казалось, что в затылок ей кто-то дышит.
      – Ромка твой, кто же еще! – фыркнула та и тут же заторопилась. – Надо торопиться, а то, не дай бог, воронье слетится, тогда уж точно не успеть!
      Кого конкретно Ксюша называла вороньем, было не ясно. Поднимая пыль растоптанными сандалиями, она погнала вперед. Александра за ней еле-еле успевала.
      Если честно, с величайшим удовольствием Саша сейчас бы забралась в свою кровать, укрылась бы с головой толстенной бабушкиной периной и предалась бы своему горю, которое и осознать-то как следует еще не успела.
      Не успела, не успела! Это точно! Страх душил вместе со слезами, но разве же это осознание! Жуткая боль еще впереди, она еще настигнет ее осенними вечерами, сизыми от мелкой сетки холодного липкого дождя. А сейчас…
      Сейчас было много страха, очень много. Он и гнал ее следом за Ксюшей, чья юбка сейчас раздувалась клетчатым парусом.
      – Уф! Кажется, пришли! – Ксюша резко затормозила, подняв пыльное облако подошвами своих разношенных сандалий. – Выгляни, никого?
      Они остановились за три дачи от той, которая им была нужна. Возле чьей-то чужой кованой калитки, слепленной из странных кладбищенских розочек. Русский мужик, он же догадливый, он откуда хочешь что угодно сопрет…
      – Ну! – Ксюшин полный локоток больно врезался ей под ребра. – Чего видно?!
      – А ничего! – поморщилась Александра и выступила чуть вперед, чтобы рассмотреть территорию перед восемьсот двадцать четвертой дачей.
      Территория была, как на ладони, и на ней не прослеживалось никакого присутствия или движения. Ни единой души. Ни автомашин с проблесковыми маячками, а ведь, по идее, должны были быть. А не было!
      – Как это там никого нет?
      – А так! Глянь сама.
      Ксюша потеснила ее задом к кованой калитке и далеко вперед, как гусыня, вытянула шею.
      – Слышь, Сань, а ты ничего не перепутала? Может, там и нет никого?
      – Я и сама вижу, что нет.
      – Да я не об этом! Я о том, что, может, там не было никакого трупа, а? – Голос Ксюши завибрировал отчетливой надеждой. – Может, тебе привиделось?
      – Ты что, рехнулась, да?! – попыталась обидеться Александра, а у самой сердце тут же защемило.
      Уж лучше прослыть истеричкой, психопаткой или выдумщицей! Ее любой исход дела устроил бы, лишь бы Ромка оказался живым. Но…
      Но он никак не мог оказаться живым. С ее зрением и нервной системой еще сегодня утром все было в полном порядке, и они вместе не могли ее подвести, представив на обозрение нож, торчащий из спины любимого.
      – Идем, что ли? – не очень уверенно предложила она Ксюше.
      У той что-то пылу поубавилось, и она стояла теперь в нерешительности, покусывая сорванную возле забора травинку.
      – Идем, раз пришли, – промямлила Ксюша, ссутулила полную спину и тяжелыми нетвердыми шагами двинулась к покосившейся калитке с прибитым на нее номером восемьсот двадцать четыре.
      Они не сразу проникли на чужую территорию. Так, кажется, это обзывается в криминальных хрониках. Минут пять еще топтались возле забора и шипели друг на друга, оспаривая очередность.
      – Ладно, черт с тобой! – взорвалась Ксюша, устав наблюдать за тем, как Александра пятится по высокой траве к соседнему забору. – Пойду первой, но ты не вздумай отставать! Я ведь только с виду такая смелая, а на самом деле тоже боюсь. Все, идем!
      Она приподняла калитку, откинув ее ровно настолько, чтобы беспрепятственно протиснуть в образовавшийся проем свои крутые бока. Ухватила Александру за шлевку джинсов и силой потащила за собой.
      Возле двери Ксюша неожиданно остановилась и, низко опустив голову, уставилась на порог.
      – Ну! Что? Видишь?! – еле слышно продребезжала Александра ей в самое ухо. – Видишь кровь? А следы?
      – Если честно, я ничего не вижу, Сань. Ты… Ты уверена, что все это видела на самом деле?! Ну, бурые пятна там и следы, а?!
      – Уверена! Я же не дура совсем!
      – А-а-а, ну ладно, тогда взгляни. – Ксюша посторонилась, встав полубоком ко входу. – Взгляни, взгляни, дорогая!
      Сарказма в голосе было предостаточно, чтобы не проникнуться. Александра подошла чуть ближе, опустила взгляд на порог и… ничего там не увидела. Ну, то есть совсем ничего. Гладкий деревянный порог, истертый временем и отполированный чужими ногами сиял девственной чистотой, без всяких там намеков на грязно-бурые потеки, впечатавшие в себя чьи-то следы.
      – Идем дальше! – на подъеме произнесла Ксюша и покосилась на подругу со странным значением.
      Она толкнула дверь богатырским плечом. Та с легкостью отлетела к противоположной стене. Одним скачком Ксюша преодолела крохотное пространство, заваленное садовым инвентарем. Вошла в комнату и громко окликнула Александру.
      – Иди сюда, подруга!
      – Зачем? – пискнула та, не поднимая глаз от порога и ничего совершенно не понимая уже.
      – Иди, иди сюда, солнце мое! Иди и покажи, где он – твой труп – находится!
      Уже по тому, как она это сказала, было понятно, что никакого Ромкиного трупа на старом диване нет и в помине. Мало того, нет никаких намеков, указывающих на то, что он там когда-то имелся.
      – Ты идешь, или мне тебя силой сюда тащить?! – прикрикнула из недр чужой лачуги Ксюша.
      Александра вошла. Вошла и без лишних осложнений огляделась, потому что солнце беспрепятственно проникало сквозь пыльные стекла – хвала небесам, хоть они оставались прежними.
      Фанерный щит стоял на полу рядом со столом. Вешалка с кучей заплесневелой ненужной одежды, которую все вечно тащат из дома на дачу, а с дачи на помойку, тоже была на месте. Кучи старых газет по углам. Диван. Куски старой пакли все также свисали из щелей. Даже муха в паутине по-прежнему покачивалась между потолком и столом, не свиристела теперь уже, нет, но все еще была на прежнем месте.
      Не было только Ромки.
      Правильнее, не было Ромкиного трупа. Того самого, из чьей спины торчала наборная рукоятка самопального ножа. Так мало этого, ничто в доме не указывало на то, что он тут вообще когда-то был. Никаких следов на диване или на полу, никаких разводов, темных капель, ничего!
      – Катька, зараза! – прошептала Александра, побледнев так стремительно, что даже щеки заныли. – Это она!
      – Что она? – Ксюша с явной угрозой и раздражением уперла кулаки в свои крутые бока и посмотрела на подругу с сомнением. – Что твоя Катька-зараза?
      – Она примчалась и все тут убрала, вот что! – выпалила Александра, опустилась на корточки и принялась внимательно рассматривать пол возле дивана и входа. – Я была у нее и…
      – И что?
      – Ничего! – огрызнулась Александра.
      Она вспомнила, что так ведь и не сказала Катьке про свою «находку» на ее даче. А значит, непонятно, как тогда эта зараза могла узнать и среагировать так быстро? К тому же одной Катьке не под силу выволоть из дома труп молодого здорового мужика и спрятать его где-то.
      – Она его спрятала, – выдавила из себя Александра, поднимаясь на ноги.
      Она была не просто разочарована, она была огорошена, сбита с толку и чувствовала себя сейчас если не полной идиоткой, то кем-то сродни. Ведь сколько она ни вглядывалась в пыльные некрашеные доски пола, она не нашла ни единого пятнышка на полу, ни единого намека на то, что здесь могли волочить окровавленный труп. Не под мышкой же его несли, в самом деле! Откуда было взяться силам у такого утонченного и нежного создания, как Катерина?!
      – Все! Идем! Мне все ясно! – провозгласила Ксюша, снова вцепилась в шлевку на ее джинсах и поволокла Александру к выходу.
      Они выбрались на улицу, повторив маневр с болтающейся на одной петле калиткой. И тут же без лишних слов двинулись в обратную сторону, взяв курс на автобусную остановку.
      Молчали всю дорогу. Александра в растерянности поглядывала на задумчивую Ксюшу, не решаясь задать вопрос, изводивший зудом ее язык.
      Куда мог подеваться труп?! Куда и когда?!
      Он же был! Она же не дура, в самом деле, она же видела все! А рукоятку эту наборную помнит, наверное, даже отчетливее, чем все остальное.
      Широкая такая, из разноцветных пластиковых пластинок, меняющихся попеременно: черная, прозрачная, потом грязно-розовая и снова черная. Помнит же? Помнит! Что тогда могло произойти за то время, что она сидела в траве на соседней дорожке, потом навещала Катьку, а следом Ксюшу?! Что произошло?!
      – Я не знаю, – твердо ответила Александре на это Ксюша, провожая ее с автобусной остановки до самого дома. – Я не знаю, что произошло, Сань! Либо кто-то его умыкнул и все тут убрал, пока ты носилась по городу, как чумовая. Либо…
      – Либо что?
      – Либо с тобой что-то не того, мать. – И Ксюшин пухлый палец легонечко так тукнул себя в висок. – У тебя, как с психикой? Никаких кошмаров в последнее время не снилось? Или, может, дряни какой-нибудь насмотрелась по телевизору, а?
      – Ага, давай, давай, объяви меня сумасшедшей. Это, пожалуй, выход, – покорно согласилась Александра, притормозила возле низенькой лавочки напротив бабушкиной калитки и уселась на нее. – Только, что бы ты ни говорила, Ксюша, труп там был. И я видела его своими глазами так же отчетливо, как вижу тебя! И…
      – И?! – Ксюша, попробовав лавочку на прочность, осторожно на нее присела.
      – И на нем была Ромкина рубашка, Ромкины штаны и… волосы, понимаешь!.. Волосы Ромкины! Их же ни с чьими перепутать больше нельзя! Кудрявые, светлые, по подушке вот так. – И Александра, вывернув голову, распушила хвост собственных волос именно так, как увиделись ей Ромкины волосы сегодняшним утром. – Ну, могла мне мышь привидеться! Ну, крыса там, к примеру, но не человек же! И уж если вспомнить ту самую дрянь, которую я обожаю смотреть по телевизору, как ты говоришь, то там…
      – И что там? – фыркнула Ксюша, покосившись в ее сторону с материнской снисходительностью.
      – Там десятки прецедентов подобных! Если не больше, – запальчиво ответила Александра. – И сумасшедшими объявляли, и до сумасшествия доводили, и до самоубийства.
      – Надеюсь, ты не того?! – переполошилась Ксюша и полезла обниматься. – Ты смотри, не дури! Разберемся мы со всей этой ерундой! Разберемся, куда твой труп ушел, черти бы его побрали…
А труп ведь и в самом деле ушел, как оказалось! Ушел на своих ногах! И вполне живой, и совершенно здоровый, и по-прежнему симпатичный, и жизнерадостный возник вдруг на ее пороге уже этим вечером.

Глава 4

      Она смотрела финальную сцену очередной «дряни», как именовала такие фильмы Ксюша. Смотрела и почти ничего не видела из-за распухших от слез глаз. По экрану бегали вооруженные боевики, стреляли, убивали кого-то, падали, поднимались и снова стреляли. Наверное, кому-то из них было больно, и значение каждый выстрел наверняка имел. Но ей сегодня было не до этого. Она сегодня упивалась собственным горем, которого оказалось слишком много для нее одной.
      Александра уже и пожалела, что отпустила Ксюшу, хотя та напрашивалась на ночлег и даже вызывалась накормить ее вкусным ужином. Отказалась. И теперь вот, уливаясь слезами, жалела об этом. Вместе-то было бы не так гадко. Вместе, глядишь, они что-нибудь да придумали бы. Нашли бы объяснение тому, куда подевался убитый Ромка. Почему его убили, они бы ни за что не догадались бы, ни за что. Но вот куда могло подеваться его тело…       Фильм закончился, и по экрану бегло заскользили трехкилометровые титры. Александра нащупала на диване пульт от телевизора и нажала красную кнопку. Экран потух. Комнату моментально накрыли сумерки, от которых ей стало еще хуже. То хоть чье-то присутствие ощущалось. Нет, надо все же вызывать либо Катьку, либо Ксюшу. Первой можно устроить допрос с пристрастием. Она это умела. Глядишь, подружка и проболтается. А вторая накормила бы и уговорила не плакать, а то просто прорва какая-то слез. И поделать с этим ничего нельзя.
      Опустив ноги с дивана, где она просидела, скорчившись, все три часа, пока шел фильм, Александра встала и пошла к окну. Обычно она редко запирала окна на ночь, как-то не приходилось ей бояться. Может, просто пуганой не была. Теперь же оторопь брала буквально от всего. От неясных теней, мелькающих по углам. От неясных скрипов и шорохов, которыми был наполнен старенький бабушкин дом. Даже от уличного фонаря, болтающегося на ветру, и то делалось жутковато. Куда там было выйти в огород и посидеть полчасика на ступеньках заднего крылечка! Это она раньше могла так: взять и просидеть, не замечая времени и наблюдая за звездами. Теперь же ни-ни, теперь что-то странное творилось.
      А может, она и правда с ума сходит от одиночества, а?! Может, того, крыша ее взяла и съехала потихоньку. Она вот все искала себя, искала пути самореализации, все ждала какого-то чуда или счастья, рецепта которого ей не оставила бабушка, и незаметно так превратилась в идиотку.
      Могло такое случиться? Наверное. С другими ведь случалось, она тоже могла не быть исключением. Тем более что простимулировали ее с утра будь здоров. Подняли ни свет ни заря и отправили на эти чертовы дачи убедиться в подлости собственной подруги и любимого. И вот пока она ждала автобуса, ехала в нем, а потом блуждала по дорожкам, ее сознание взяло и свихнулось.
      – Черта с два! – вырвалось у нее внезапно, и получилось очень громко для пустого темного дома, в котором, как известно, все слышится много громче и отчетливее.
      Александра со злостью хлопнула створкой рассохшейся рамы, со скрипом шмыгнула шпингалетом, задернула занавеску и пошла включать свет и вот тут…
      Нет, она все же чокнулась! Несомненно, с ней что-то не так! Сначала ей привиделся труп, теперь мерещатся привидения!
      Правильнее, самого привидения она не увидела, но это пока. Зато стук, характерный для этого самого привидения, она услышала более чем отчетливо.
      Ну, да! Тот самый неповторимый стук, которым обычно скребыхался в ее дверь ее ненаглядный Ромочка! И она его слышит снова и снова. Она же не могла его позабыть, она его точно помнит и, кажется, слышит теперь очень отчетливо.
      Так мало стука! Голос!..
      Черт возьми, она уже слышит его голос! Ромкин голос! И он зовет ее по имени, именно так зовет, как делал это обычно.
      – Сашуня! Сашуня, открой, малыш!
      Ухватившись одной рукой за сердце, которое то останавливалось, то принималось колотиться с удвоенной силой, она медленно двинулась в сенцы. Свет решила не включать. Привидения, как известно, боятся света. Если она его включит, то все исчезнет: и стук, и голос. Она лучше так, в темноте. Она же его не боится! Это же не чье-нибудь, это же Ромкино привидение заявилось к ней поздним вечером. Его-то ей с чего бояться, она же любила его живого, полюбит и…
      Дверь-паразитка, будто нарочно, заскрипела так протяжно, что пятками Александра немедленно вросла в пол у порога. Распахивалась нарочно так медленно, будто и не служила им с бабушкой верой и правдой последние десятилетия, будто и не сроднилась с ними всеми своими гвоздями и занозами.
      Распахнулась наконец-то! И…
      На самой нижней ступеньке, заделанной из самой узкой доски, которая только и смогла найтись у соседа дяди Коли, совершенно живой и здоровый стоял Ромка.
      То, что он живой, Александра поняла сразу, невзирая на слабоумие, в котором начала себя подозревать с некоторых пор.
      Почему поняла? Да потому что!..
      Во-первых, он не просвечивался!
      Свет от фонаря, который маятником болтался на ветру, очень отчетливо и очень конкретно высвечивал живую Ромкину плоть, такую же симпатичную и желанную, между прочим.
      Во-вторых, от него все так же пахло его любимым одеколоном. А разве привидения пахнут?!
      В-третьих, вопреки устоявшимся стереотипам оно или он, теперь уж попробуй разберись, улыбалось ей и откровенно радовалось.
      – Привет, маленький мой! – прежним ласковым голосом произнес тот, кто стоял сейчас на пороге и, сделав шаг вперед, протянул вперед руки. – Что-то случилось? Ты чего такая взъерошенная, а?
      Она была не просто взъерошенная, она была… она просто уже и не знала, какой именно она была! Может, и правда сумасшедшей?!
      Ромка, ее любимый и живее всех живых, вошел в дом. Закрыл за собой дверь, как уже делал это много вечеров подряд. Нащупал в темных сенцах ее спину, слегка погладил, привлек к себе и почти волоком потащил ее в комнату, идти-то самостоятельно она ну никак не могла. Это за один день столько потрясений, кто же выдержит такое?!
      Он втащил ее, прислонил к стенке и, придерживая одной рукой, второй нащупав выключатель, включил свет. Александра даже жмуриться не стала, вытаращившись на него во все глаза, насколько, правда, позволяли опухшие от трехчасовых слез веки. Ей так хотелось убедиться, так хотелось увидеть, что он и в самом деле живой, а не плод ее воспалившегося воображения, которое подпалили еще с утра будь-будь!
      – Ром… – в горле что-то булькнуло, скрипнуло и застопорилось. Она предприняла вторую попытку. – Ром… Ты…
      – Я! А кто же еще! Ты чего, лапунь? Ты чего такая вся? И глаза… Ты ревела, что ли, я не пойму? Э-э-э, да я вижу, дело совершенная дрянь! А ну-ка иди сюда, подруга, и давай рассказывай, что там у тебя стряслось?
      Она покорно пошла за ним. Покорно села на диван и так же безропотно привалилась к Ромкиному крепкому плечу. Он заботливо укутал ее в покрывало, которое она измутузила все и измочила слезами, пока шел боевик. Поцеловал в висок, погладил по волосам, слегка приводя их в порядок, и спросил:
      – И чего ревела, спрашивается? Расскажешь, нет?
      – Ага!
      – Что – ага?
      – Р-р-расс-скажуу-уу. – и слезы снова хлынули с удвоенной силой, моментально майским ливнем измочив всю рубашку на его плече.
      – Так! А ну-ка прекрати! Так никуда не годится!
      Его голос сделался чуть строже, но глаза смотрели на нее как-то странно, как-то по-особенному. И не виновато вроде, и в то же время с какой-то затаенной печалью, трусовато мерцающей на самом их дне.
      – Александра! Что случилось?!
      Ему все же пришлось встать и сходить на кухню за водой, и брызнуть потом в лицо ей почти полстакана, ну не унималась и все тут. Брызнул и тут же перепугался, будто ударить пришлось. Кинулся вытирать ее щеки кончиком скомканного покрывала. Сам вытирает, целует, приговаривает:
      – Девочка моя! Ну не могу видеть тебя такой! Ну, что ты, в самом деле, а?! Ну, кто тебя так расстроил, расскажи наконец, я ему башку точно сверну!
      А она возьми и скажи:
      – Ты!
      – Я?! Что я?!
      И в его глазах снова заметалось странноватое выражение непонятной перепуганной тоски. Не особенно выраженное, вроде как мерцание, но было же, все равно было!
      – Ты расстроил, Ромочка! – выдавила она наконец из себя, после того, как проглотила залпом остатки воды из стакана.
      – И чем же я тебя смог расстроить? Мы же только вчера, кажется, расстались, и все между нами было не просто хорошо, а отлично просто! Милая, ну что ты?! Что ты выдумываешь?
      И опять странность. Говорит, а сам отошел к окну и спиной к ней повернулся. И спина такая напряженная, что рубашка на лопатках натянулась, того и гляди, треснет.
      Кстати! Рубашка!
      – Ром, а где твоя вчерашняя рубашка, а?
      Она некрасиво хлюпнула носом и тут же поморщилась, вот Катька никогда так отвратительно не плачет. У той каждая слеза, что жемчужина! Каждый всхлип, хоть на ноты клади. И лицо у нее при этом такое… Такое лицо… Ну просто усаживай рядом живописца и пускай себе творит. Одним шедевром точно станет больше.
      – Рубашка? – кажется, он не понял. Оглянулся на нее от зашторенного окна, интересно, что вообще там можно было рассматривать. – Это которая?
      – Вчерашняя, милый! Где твоя вчерашняя рубашка?
      – Моя… Вчерашняя рубашка?.. Хм-м, странные вопросы ты мне стала задавать, Санек! Какое это имеет значение, где моя вчерашняя рубашка? В стирке, где же еще!
      – Врешь! Все ты врешь, Ромка! – выкрикнула она, почти задохнувшись от новой волны страха, потому что поняла, что он безбожно искажает правду. – Ее нет в твоей стирке! Ее вообще у тебя нет! Так где она?!
      И вот тут он разозлился. Она никогда прежде не видела его таким злым. Красивая линия рта, которую она очень любила и втихаря для себя считала безвольной, вытянулась в тонкую жесткую черту. Проведи по ней пальцем – обдерешься! И глаза не лучше – полоснули по ней так, словно она у него не про рубашку спросила, которую утром обнаружила на чужом, как оказалось, трупе. А по меньшей мере… Ну… Даже придумать сложно, что нужно спросить, чтобы заслужить такой вот взгляд. Наверняка что-то про измену Родине.
      А потом все вдруг куда-то пропало. И взгляд потеплел, и губы обмякли, и напряжение, чувствовалось, покинуло.
      – Далась тебе эта рубашка? – вполне миролюбиво пробормотал Ромка и снова пошел к ней, присел, обнял и потянулся губами к ее рту. – Что тебе в ней, Санек?
      – Это важно, Ромочка, поверь! – прошептала Александра, прижимаясь к нему теснее. – Я не спрашиваю, где она…
      – Нет, ты именно об этом и спрашивала! – фыркнул он почти весело.
      – Да нет же, не в этом дело! Просто я хочу кое в чем разобраться, и для этого мне важно знать… Она у тебя? Только скажи: да или нет, и все!
      И она подняла на него опухшие от слез и горя глаза, успев ужаснуться попутно.
      Зрелище наверняка было еще то! Хрюша ведь хрюшей! Ресничек не видно, нос пятачком, щеки красные. Странно вообще, что он на нее смотрит, мог бы и не делать этого. А смотрит же! И хорошо, между прочим, смотрит, как и раньше.
      – Так да или нет, Ром?
      – Нет, малыш! Нет у меня этой рубашки, но я не готов пока рассказать тебе, где она сейчас. – последовал виноватый вздох, и Ромка шепнул ей в самое ухо. – Если честно, то я об этом могу только догадываться. Но это ничего не меняет, потому что я тебя очень сильно люблю, поняла!!!
      – Ром, а я знаю, где твоя рубашка. – Александра выпросталась из его рук, выпрямила спину, набрала полную грудь воздуха и… – Она на трупе, Ром!!!
      – Что-оо??? – На него даже смотреть не было нужды, и без того было понятно, что он сражен наповал ее заявлением. – На каком трупе?! Ты чего болтаешь?! Ты, вообще, в своем уме?!
      Начинается!!! Если сейчас и он скажет, что она чокнулась, обсмотревшись голливудской дряни, и что явно заговаривается, она точно его выгонит.
      Нет, погорячилась. Выгонять не станет, а поколотит запросто.
      – Сашка! – Рома схватил ее за плечи, развернул на себя, тряхнул так, что шее стало больно, и просвистел, как Змей Горыныч. – А ну говори!
      Пришлось рассказывать, а что было делать! Нужно же было объяснять причину своих слез хотя бы. Да и любопытство нездоровое к предметам его гардероба требовало толкования. А то, не ровен час, к сумасшествию еще и фетишизм припишут.
      Слушал внимательно, не перебивая, но постепенно меняясь в лице. Не злился теперь уже, нет. Он теперь медленно наполнялся ужасом. Кажется, даже волосы его начали потихоньку потрескивать, так ему сделалось жутко оттого, что она ему рассказала.
      – Ты веришь мне, Ром? – тихонько спросила Александра и погладила его по побледневшей щеке.
      Ей было очень важно знать, что он верит ей. Хоть он бы поверил, что ли! И хоть как-то помог бы связать все воедино: их с Катькой свидание, она теперь была уверена в том, что они там встречались, но теперь это как-то задвинулось на задний план; его одежда, непонятно как очутившаяся на чужом убитом теле; и само исчезновение этого тела. Все это нужно было как-то скомпоновать и логически обосновать. Она одна не могла, как ни старалась. Может, вместе получилось бы!
      Не получилось…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3