Девушка с секретом

      Тихий хрип отвлек Женьку от размышлений. Внимательно вглядевшись в заострившиеся черты, девушка по-настоящему испугалась. Сквозь неплотно сомкнутые веки проглядывали желтоватые белки, костяшки пальцев побелели, а дыхание все реже и реже вырывалось из старческой груди.
      — Эй, баба Маша, — потрясла она соседку, но та никак не прореагировала. — Господи, что же мне делать?!
      Мысли Женьки заметались. После страшной трагедии, пережитой ею почти год назад, удивить ее видом мертвого тела было бы трудно. Но подобное соседство не особенно и воодушевляло.
      Подлетев к двери, Женька изо всей силы шарахнула по ней кулаком.
      — Эй, там! Кто-нибудь, откройте! — прокричала она, нагибаясь к замочной скважине. — Здесь человек умирает!
      Спустя несколько минут ключ в замке ржаво заскрипел, и на пороге выросла безобразная физиономия Сереги-Мопса.
      — Чего орешь, Дошлая? — процедил он, почти не раскрывая рта. — В карцер захотела?
      — Баба Маша умирает! — выпалила Женька, оставив без внимания Серегины угрозы. — Врача надо!
      — Зачем ей врач, если она умирает? — почти искренне удивился Серега-Мопс, но все же прошел в глубь камеры и постоял несколько мгновений над затихшей к тому времени старушкой. — Она вроде уже издохла. Ладно, сейчас…
      Он почесал волосатый загривок и, потоптавшись у порога, скрылся за дверью.
      Женька обхватила себя руками и принялась маршировать по камере. На языке уголовников это называлось «тусоваться». Почему именно так, она не понимала, как не понимала и многого другого из тюремной лексики.
      Время тянулось бесконечно медленно. Стрелки часов, казалось, замедлили свой бег, изнуряя ее ожиданием.
      За телом соседки пришли лишь через два часа. Два мрачного вида санитара в халатах деловито поворочали труп с бока на бок и, сбросив его на пол на заблаговременно подставленные носилки, вынесли вон.
      После их ухода, устало опустившись на нары, девушка смогла наконец перевести дыхание. Она обхватила руками поджатые к подбородку колени и надолго задумалась. То, что сообщил ей адвокат, не могло не радовать, хотя, с другой стороны, это могло повлечь за собой и новые проблемы. Выйди она сейчас на волю, что ждет ее там? Ни дома, ни друзей. Женька тяжело вздохнула и рухнула лицом в подушку. Слезы сами собой прихлынули к глазам, и она разревелась. Причиной ее слез не была жалость к самой себе, это были слезы отчаяния и растерянности перед суровыми реалиями ее нелегкой жизни.
      За этим неблагодарным занятием и застал ее Иван Сергеевич. С грохотом отшвырнув тяжелую дверь, ворча себе под нос что-то неразборчивое, он прошел на середину камеры.
      — Кого оплакиваем? — нелюбезно поинтересовался он, останавливаясь в изголовье у девушки.
      Вытерев глаза, Женька пару раз хлюпнула носом и нехотя поднялась. Опер крутнулся на каблуках, несколько раз щелкнул себя резиновой дубинкой по голенищу сапога и обрушил на нее целый град вопросов:
      — Что тебе сказал адвокат? О чем вы там шептались целых полчаса? Что было в той записке, которую он сунул перед уходом себе в карман? Молчишь, сучка?!
      Ошалело хлопая глазами, Евгения переводила взгляд с опера на охранников, застывших изваяниями у него за спиной, и не находила, что ответить.
      — Я, я… — попыталась что-то пролепетать в ответ девушка.
      — Знаю, что ты! — рявкнул он, подходя к ней поближе. — Говори, или — ты меня знаешь!..
      — Он написал, что я ему очень нравлюсь! — выпалила Женька молниеносно родившийся ответ. — Да, да! Не улыбайтесь!
      Увесистая затрещина отбросила девушку к стене.
      — Я бы тебя, сука, — заскрежетал зубами опер, — по стене размазал за брехню твою, да нельзя… Давай, вставай и идем за мной. Пора отработать денежки, которые я в тебя вложил.
      Ее провели по гулкому, пустому к тому времени коридору и вывели на улицу. Солнце уже клонилось к закату, поэтому внутренний двор был погружен во мрак. И все-таки Женьке удалось разглядеть у северных ворот дорогую машину, глазевшую иностранными фарами на убогую тюремную серость.
      Понимая, что хозяин этого автомобиля скорее всего и есть тот «заказчик», с которым ей придется вот-вот столкнуться, Женька закрутила головой по сторонам в надежде его увидеть.
      — Не суетись, — понимающе хмыкнул Иван Сергеевич. — Он уже на месте…
      Местом оказался административный корпус, стоящий чуть в отдалении от основной громадины серого кирпича. Молодой солдатик, подметающий ступеньки, смерил Женьку оценивающим взглядом и нехотя козырнул майору.
      — Распустились, мать вашу… — буркнул себе под нос опер, рванув обитую рейкой дверь. — Заходи — и побыстрее!
      Обустройству холла могли позавидовать многие солидные учреждения. Огромные пальмы в кадках по углам. Дорогое покрытие на полу.
      — Неплохо вы тут устроились, — недоуменно качнула головой девушка, следуя за Иваном Сергеевичем.
      — Спонсоры… — лаконично ответил он, трогая ее за локоть и подводя к лестнице, винтом уходящей вниз. — Ты не выкобенивайся там! Человек солидный, может озолотить и все такое… В общем, хороший человек…
      Хороший человек сидел, развалившись на широком диване. Опустив жирные складки подбородка на сцепленные в замок короткие пальцы, он исподлобья глядел на вошедших и не произносил ни слова.
      — Вот, Лаврентий Степанович, наша Женечка, — суетливо затараторил опер, сгибаясь в приветственном поклоне едва ли не в три погибели. — Чиста, как младенец.
      — Посмотрим, — просипел Лаврентий, колыхнув тучным телом. — Заходи, красавица. А ты — свободен.
      Как только замок за спиной девушки щелкнул два раза, зыбкое спокойствие, которое она доселе усилием воли пыталась сохранить, начало покидать ее. Широко раскрыв глаза, она силилась рассмотреть в сидящем напротив мужчине черты «хорошего человека», но не могла. Все в нем было до отвращения омерзительным. Мясистые губы, на которых повисли крошки еды, беззвучно шевелились.
      Чувствуя, что силы вот-вот покинут ее, Женька прокашлялась и тихо попросила:
      — Можно присесть?
      — Присядь, — волосатая ручища похлопала по дивану. — Только не очень далеко.
      — А выпить можно? — спросила девушка, судорожно сглотнув, чтобы не закричать от страха, который все сильнее овладевал ею.
      — Пей сколько хочешь. — Лаврентий Степанович наполнил до краев высокий фужер коричневатой жидкостью из пузатой бутылки. — На… И давай с тобой договоримся — ты расслабляешься.
      — Вы считаете, что это возможно? — пробормотала Женька, принимая бокал с коньяком. — Я имею в виду — в подобных условиях?
      — Я тебя сюда не сажал, — осклабился ее собеседник, нанизав на вилку кусок колбасы, и замер в ожидании. — Ну, давай, пей…
      Глубоко вздохнув, девушка поднесла фужер к губам и принялась пить его содержимое большими глотками. Напиток обжег горло, в глазах защипало, но она не останавливалась.
      — Все, — наконец выдохнула Женька и закашлялась.
      — Ты смотри какая молодчина, — заржал Лаврентий, почти насильно затолкав ей в рот кусок колбасы. — Закусывай…
      Обведя начинающими мутнеть глазами убранство комнаты, Женька еще раз тяжело вздохнула и произнесла:
      — В конце концов — каждому свое! Так, кажется, было написано на воротах Бухенвальда?
      — Не был, не знаю, — вполне серьезно ответил толстяк, стараясь незаметно пододвинуться к девушке. Учитывая его комплекцию, это было весьма проблематично. — Ты бы разделась, что ли. Ненавижу я эти ваши тюремные робы. Вы в них все одинаковые. То ли дело без нее…
      — Ага, сейчас. — Женька попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу куртки, но руки, до этого беспрекословно подчинявшиеся ей, отчего-то перестали слушаться. Пальцы скользили по петлям, путаясь и цепляясь друг за друга. — Ой, кажется, я пьяна!..
      Это было последнее, что она запомнила. Тяжелый, душный кошмар опустился на нее, то и дело подступая к горлу тошнотворной болью, и Женька отключилась.
      Звонкий перестук капель холодной воды о раковину умывальника заставил девушку спрятать голову под подушку. Боль, пульсирующая в висках, мешала сосредоточиться. Обведя непонимающим взглядом помещение, Женька облегченно вздохнула — она была в своей камере. Попытавшись вспомнить события вчерашнего вечера, она недовольно поморщилась — сплошной калейдоскоп из форменных фуражек и озлобленных мужских физиономий.
      — А имеет ли смысл вспоминать? — тихо прошептала она самой себе. — Лучше побыстрее все забыть.
      После завтрака, включающего в себя вязкую перловую кашу, которая к тому же подозрительно чем-то припахивала, Женька сунула голову под кран. Почистив зубы, она, пошатываясь, прошлась по камере. Вопреки ожиданиям тело ее не подавало никаких признаков свершенного над ней насилия. Недоуменно пожав плечами, она расстегнула брюки и спустила их до колен. Кожа сияла девственной чистотой. Ни синяков, ни царапин, ничего того, что, по ее разумению, должно было включать в себя грубое мужское вмешательство.
      «А может быть, ничего и не было? — мелькнуло у нее в мозгу. — Я была пьяна и…»
      Додумать она не успела. Дверь распахнулась, и раздалось казенное «Каменихина, на выход!». Причем через мгновение было добавлено: «С вещами…»
      Быстро побросав в пакет нехитрые пожитки, боясь поверить во что-то хорошее, Женька едва не бегом устремилась по коридору впереди конвоира.
      — Да не лети ты так, — попытался немного сбавить ее прыть охранник. — Немного уже осталось, потерпи.
      К удивлению Женьки, ее повели не в обычную комнату для свиданий, а куда-то наверх.
      — А куда мы? — растерянно обернулась она к конвоиру. — Выход же внизу!
      — Куда велено, туда и веду, — ответил он, тяжело дыша. — К начальнику тюрьмы велено доставить.
      — А разве он не в административном здании?
      — Молчать! — разозлился конвоир, вконец задохнувшись. — Иди и не разговаривай.
      Начальник тюрьмы оказался высоким седоволосым мужчиной средних лет. И если бы не обстоятельства, то Женька сочла бы его вполне сносным собеседником.
      Из того, что он ей успел сообщить до прихода адвоката, Женька услышала лишь одно — она свободна.
      — Тем не менее вы должны понимать, — монотонным голосом продолжал он, не глядя на девушку, — органами было решено избрать меру пресечения — подписку о невыезде. Подозрения с вас не сняты. Вы по-прежнему являетесь подозреваемой по делу об убийстве, просто сложились обстоятельства, в силу которых ваше содержание под стражей можно… гм…
      Он долго обдумывал слово, которое по его понятию более всего подходило к данной ситуации, но тут ему на помощь пришел Игорь Владиславович, тихо появившийся в кабинете. Незаметно подмигнув ошалевшей от счастья Женьке, он пожал протянутую руку начальника тюрьмы. Выложив перед ним один за другим несколько листов бумаги, заполненных машинописным текстом, он спросил:
      — Сергей Николаевич, надеюсь, все соблюдено?
      — Да, да, — машинально просмотрев бумаги, начальник тюрьмы сунул их, не читая, в один из ящиков стола. — Мне звонили из Управления. Можете забирать свою подзащитную. Пропуск я уже оформил.
      — Вот вы и на свободе, Женя! — весело проговорил адвокат, беря девушку под локоток и ведя к машине, припаркованной на пустующей стоянке. — Но главное — еще впереди. Что с вами?!
      Он с тревогой уставился на подзащитную, по щекам которой бурным потоком текли слезы.
      — Я не знаю, — еле слышно прошептала она, пытаясь справиться с минутной слабостью. — Я и рада, и испугана…
      — Не переживайте, — Игорь Владиславович протянул ей бумажный носовой платок. — Это нормальное состояние после выхода из тюрьмы. Такое бывает со многими.
      — Правда?!
      — Свобода… Она манит и страшит одновременно. А вас особенно. Но заранее хочу вас успокоить, я все обдумал — поживете пока у меня…
      — Нет! — твердо ответила Женька, высвобождая руку и усаживаясь на переднее сиденье новенькой «Мазды». — Этого не будет!
      — Вы меня неправильно поняли! — он покраснел от смущения. — Я…
      — Не надо, Игорь Владиславович, — мягко перебила его девушка. — Я и так вам многим обязана, не хочу ко всем своим долгам причислять еще и этот. Я справлюсь, поверьте.
      Адвокат несколько минут пристально разглядывал сидящую напротив девушку, как бы решая про себя — пускаться ли на дальнейшие уговоры. Но, видя, как сурово сведены ее брови и какой решимостью сверкают глаза, решил отказаться от этой затеи.
      — Впрочем, как хотите, — тихо промолвил он, трогая машину с места. — Огромная просьба — будьте осторожны. Мы имеем дело с очень опасным преступником, вернее преступницей. Неизвестно, что она предпримет, узнав, что вы на свободе. Она хитра и постоянно меняет свой облик. За все это время ей удалось не оставить никаких следов на месте преступления.
      — А свидетели? — заинтересовалась Женька, успевая одновременно и слушать, и жадно пожирать глазами мелькающий за окном пейзаж.
      — Их почти нет. В первом случае утверждают, что женщина ярко-рыжая. Во втором — будто бы блондинка. Я думаю, что она пользуется париками. При умело наложенном гриме человека очень трудно идентифицировать. Вы понимаете?
      — Еще бы мне не понять! — фыркнула девушка. — По милости этой твари я лишилась родного брата и года жизни!.. Кстати, Игорь Владиславович, а что это были за манипуляции с записками?
      — А-а-а, — качнул он головой. — Об этой тюрьме идет дурная слава… Вот я и опасался, как бы с вами чего не случилось.
      — Ответ более чем лаконичный, — хмыкнула Женька, стараясь не выдать себя. Ей так и не удалось вспомнить подробности вчерашнего вечера. Хотя сейчас это как будто бы уже не имело никакого значения.
      Она отвернулась и уставилась в окно, всем своим видом показывая нежелание продолжать начатый разговор. Несколько раз наткнувшись взглядом на ее затылок, Игорь Владиславович отчаялся и тоже надолго замолчал. Лишь высаживая ее около дома, который не так давно был ей родным, он наконец спросил:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.