- Это вы похитили меня?! - прошептала Эльжбета.
      - Да, - ответил Азриэль.
      - Зачем? - на глаза у нее навернулись слезы.
      - Потому что я люблю вас и всегда думал только о вас... - не задумываясь, ответил Азриэль. - И еще потому, что вас зовут Эльжбета. Для меня одно это имя звучит столь прекрасно, что я...
      - Но Марта!.. - вскрикнула Эльжбета.
      - Я не виноват, что ранее мои слуги вместо вас похитили ее, я готов и сейчас отпустить Марту обратно домой, но она сама не хочет!..
      - Это ложь! - перебила его Эльжбета.
      Азриэль фон Креукс загадочно улыбнулся, открыл дверь и крикнул: "Марта!" Послышались шаги, и в комнату, улыбаясь, вбежала русоволосая, веснушчатая Марта. Увидев Эльжбету, она кинулась ей на шею.
      - Как я рада, что Азриэль выкрал тебя!.. Я уже ему все уши прожужжала, чтоб он тебя выкрал, а он все не решался, медлил, боялся!.. Теперь мы вместе!.. Здесь тебе страшно понравится! Здесь так чудесно, так хорошо, что сегодня я весь день дрожала, пока отец был в замке, все боялась, что меня найдут и вернут обратно!.. - взахлеб говорила она.
      - Ты не хочешь домой, к отцу?! - испуганно выговорила Эльжбета.
      - Нет, представь себе, не хочу! И если Азриэль все же отправит меня к отцу, я покончу с собой! Я понимаю, что кажусь тебе сумасшедшей, или ты думаешь, что Азриэль чем-нибудь подпоил меня?! Ничуть!.. Поначалу, когда меня похитили, я, конечно же, билась в истерике, но потом Азриэль сказал: "Хорошо!.. Даю неделю! Если через неделю тебе снова захочется домой, я тебя туда отправлю! Договорились?!" Я согласилась. Но теперь прошло уже полгода, а я по-прежнему не хочу домой! Здесь так весело, Эли, так чудесно, столько интересных людей, такие музыканты, поэты, жонглеры, мы так весело и прекрасно проводим время, что я все время вспоминала о тебе: "Ах, бедняжка, - думала я, - она снова сидит одна, смотрит в окно, вышивает или играет на лютне, но ведь так скучно в нашем старом замке, а здесь!.."
      Марта в восторге закатила глаза и блаженно улыбнулась.
      - Неужели ты ни разу не вспомнила за это время об отце или обо мне и тебе не захотелось нас увидеть?! - воскликнула Эльжбета.
      - Нет, я же говорю, что то и дело вспоминала о тебе, и мне, конечно, хотелось увидеть нашего ворчливого отца, но едва я представляла, что лишусь всего этого, меня бросало в дрожь!..
      Азриэль стоял в стороне, и лукавая улыбка играла на его тонких губах.
      - Азриэль, разреши я ей все покажу?! - воскликнула Марта.
      Азриэль кивнул, и Марта, схватив Эльжбету за руку, помчалась с ней в один из больших залов дворца, где располагался зимний сад с диковинными растениями в человеческий рост, с пестрыми бабочками, напоминающими птиц, и певчими птицами, похожими на павлинов. Здесь гуляли важные, грациозные кошки, газели и маленькие, величиной с собак, слоны. Все звери гуляли не сами по себе, а небольшими группами вместе с людьми, музыкантами, поэтами, философами, и все, шумно смеясь, спорили, жестикулировали, а время от времени звучала музыка или акробат показывал сложнейший трюк. Но самое удивительное заключалось в том, что и звери разговаривали. Чаще всего они говорили женскими голосами, реже слышались мужские. Марта представила Элю темно-коричневой ангорской кошке, которая не спеша подала ей лапу и вежливо осведомилась:
      - Это и есть твоя сестра, Марта?
      Марта кивнула, и ангорская кошка, промурлыкав нечто вроде "Очень приятно", представилась:
      - Ираида, присоединяйтесь к нам, мы читаем стихи!..
      Эльжбета с Мартой приблизились к небольшому кружку, в центре которого изящный страус с черной бабочкой на тонкой шее и в пенсне со шнурком, чуть покачиваясь, читал:
      Они так быстро перешли на "ты",
      Они так скоро стали неразлучны,
      Что даже Смерть, любовью той измучась,
      На свет вернула их из темноты.
      Любовь не терпят. Против них войну
      Ведут, злобясь, рассудок, мор и горе,
      Но тщетно. Их любви не утихает море,
      И лишь любовь Бог ставит им в вину...
      Ангорская кошка Ираида смахнула кажущуюся слезинку и томно вздохнула, а Марта уже потащила Эльжбету к философам, а от них к художникам, и в каждом кружке велись необыкновенно интереснейшие беседы, и все было ново, неожиданно и ошеломляюще. Перед Эльжбетой вдруг распахнулся неведомый мир, словно она из темницы шагнула на свет, и он ослепил ее своими красками. И когда неслышно в конце дня к ней подошел Азриэль и спросил ее, интересно ли ей здесь, Эльжбета тотчас кивнула, и алый сок жгучего стыда залил ее щеки.
      - Вы, конечно же, имеете право в любую секунду покинуть этот дом, я не удерживаю вас, - сказал он, чуть наклонив голову. - Хотите это сделать сейчас?..
      Она задумалась и, сама того не желая, произнесла:
      - Нет, не хочу!.. Можно, я погощу у вас немного?.. - добавила она, но со второй частью фразы Эльжбета уже согласилась полностью, и Азриэль, поклонившись, отошел в сторону..."
      - Странная сказка, - нарушив чтение, пробурчал Алик.
      Петухов-отец недоуменно взглянул на Машу и Лаврова.
      Он заглянул в конец и с радостью обнаружил, что до конца еще слишком далеко.
      - Ну что, может быть, хватит? - спросил он. - Чем там кончается?!
      - Там дальше еще интересней! - ответила Маша. - Эльжбета выходит замуж за Азриэля, и только тогда он решается отпустить ее в родной дом. Она возвращается и видит похоронную процессию: это хоронят ее отца. Она плачет, проводит в фамильном склепе целую ночь и ночью слышит голос отца, его душа говорит с нею. Он рассказывает ей правду об Азриэле, который держит у себя множество дочерей почтенных отцов, часть которых он превратил в животных, часть околдовал, как ее, и что в старинных книгах будто написано, что только ей под силу сокрушить его чары. И он просит ее вернуться в свою девичью комнату. Она приходит туда, а там сидит маленькая старушка, которая была нянькой еще его отца. Эта старушка дает ей волшебный напиток, старое веретено, клубок ниток и острую спицу. Эльжбета выпивает напиток, чтобы стать невидимой. Пробирается в замок. Нитями клубка обвязывает всех пленников, а из оставшейся шерсти вяжет шапочку, которую ночью надевает на Азриэля, потом колет его острой спицей, и ток его страшных сил по шерстяной нитке идет из него к пленникам, они освобождаются от злых чар, а он остается без своей магической силы, превратившись в сморщенного старикашку... Так страшно читать, когда она ночью крадется к нему, как она надевает на него шапочку, как он просыпается, они борются, он уже чуть не убивает ее, но в последний миг ей удается уколоть его спицей и происходит это невероятное превращение!.. Я помню, мне в детстве бабушка читала, я вся дрожала от страха!.. захлебываясь от возбуждения, пересказала сказку Маша.
      - Я даже не слышал об этой сказке!.. - хмыкнул Алик. - Как она называется?..
      - "Замок с превращениями"...
      - А кто автор? - спросил он.
      - Автора нет... Это средневековая история, нашли ее недавно в каких-то богословских книгах... Предполагают, что написал какой-то монах, переписчик старых книг. Написал втайне от всех...
      - Прекрасная сказка! - вздохнул Петухов-отец. - Странно, что я в детстве тоже ее не читал!..
      - Ее просто кашли недавно, поэтому ты и не читал!
      Петухов-отец задумчиво покачал головой.
      - Я все-таки ее дочитаю! - проговорил он, забрав книжку, и ушел к себе в кабинет.
      - Ты думаешь, все это правда? - помолчав, спросил Алик.
      - Я думаю, все это могло быть, - ответила Маша.
      В эту секунду в наступившей тишине раздался звонок, и Маша с Лавровым вздрогнули. Маша пошла открывать дверь. На пороге стоял Азарий Федорович Крюков.
      Глава 19
      Анна Мандоне становится помощником Азриэля
      Ночью Крюков имел обстоятельный разговор с Грымзиной. Последняя повинилась во всем, предоставив Крюкову и копию своего отчета, где Великий Маг представал вне всяческих подозрений. Азарий Федорович подумал, что такой благополучный отчет о нем будет даже желательнее, нежели его протесты.
      - Вы, чернушники, видите романтику в том, чтобы кого-то скомпрометировать, избить, что-то украсть, и сами не понимаете того, что все эти методы только закаляют людей. Ибо, потерпев поражение, человек качает мышцы, готовит себя к отпору и подчас у него это неплохо получается... - мудрым тоном наставника говорил Крюков Грымзиной, которая, точно школьница, сидела перед ним на стульчике, теребя оборку выходного платья. - Лет двести назад я пришел к выводу, что пора кончать вести дела таким образом, и создал отряд Тихих, отличавшихся мудростью... Они не задирались на улицах, не вламывались в квартиры, а потихоньку изучали людей, их нравы и умело использовали эти знания. Оказывалось гораздо легче натравить людей друг на друга, их самих заставить грабить, убивать друг друга, гораздо эффективнее, используя людские слабости, рушить могучих колоссов, против которых и с бандой выходить опасно. И мне есть чем гордиться в этой области. Сейчас все правление СТД - мои ученики... Азриэль вдруг горько усмехнулся, и глаза его вспыхнули черным пламенем. Но ученики не любят, когда учитель живет слишком долго, они сами хотят быть учителями, поэтому я и удалился от дел, чтоб не мешать им, а им все равно неймется, и, видимо, сам факт моего существования их так сильно волнует, что они не могут творить зло спокойно...
      Азриэль увидел горящие глаза Грымзиной, ее нервно подрагивающие пальцы и подумал, что в юности Грымзина была довольно сочной милашкой и порядочной ведьмой, вскружившей головы не одному легиону распутников. И сейчас еще энергии у нее хоть отбавляй, любой девчонке она сто очков форы даст, ибо нет ничего соблазнительнее невинных глазок, застенчивой улыбки и этакого нервного перебирания пальчиков, в которых уже накапливается сок будущей страсти.
      - Из тебя бы мог выйти отличный "тихушник", - задумчиво сказал Азриэль, не сводя с нее глаз. Грымзина вспыхнула и дряблые щеки ее разрумянились. Жаль, что я раньше не знал ее, вздохнул про себя Азриэль, и мысли его снова унеслись к Эльжбете... Нет, он никогда не был пьянен медным телом восточных рабынь, их бешеной страстью, жесткими, черными скрученными змеиными волосами, что-то дьявольское было всегда заключено в хрупких сосудах их души, колдовское и роковое... Он приходил в неизъяснимый трепет от белого мягкого тела, от некоторой холодности и отчужденности взгляда, ему доставляло огромное удовольствие созерцать, как медленно приходит в кипение страсть равнинной девы, ибо он сам был таков. Боже, о чем он думает в его-то лета!
      - Я училась у Вас, мессер, - прервав его задумчивость, проговорила Анна.
      - У меня многие учились, - ответил Азриэль, - всех трудно запомнить...
      - Для меня было бы великим счастьем работать с Вами, учитель! - с волнением в голосе выговорила она.
      - Я, пожалуй, возьму тебя к себе, - помолчав, сказал Азриэль. - Мне как раз нужен был помощник, и я искал такого, кто бы был предан мне...
      От волнения щеки Анны так разрумянились, что даже старческие морщины стали расправляться и кожа на мгновение приобрела гладкий матовый блеск, какой бывает еще у сорокалетних женщин. "Теперь ей больше сорока пяти не дашь", - усмехнулся Азриэль, любуясь этой неожиданной переменой. Глаза Мандоне-Грымзиной столь призывно вспыхивали, что особого ума не требовалось, дабы понять, какого подарка ждала Анна от Азриэля, и он решил подарить ей на мгновение это ощущение счастья, надо же делать добро не только людям, ибо потом, когда он станет жителем Вечерней страны - в последнем Азриэль не сомневался, Эльжбета все еще любит его, он чувствовал это - бедную магистершу все равно превратят в пыль только потому, что она была связана с ним. Эту участь Мандоне выбрала сама, тут ничего не поделаешь.
      - Только не надо торопиться... Когда ты возвращаешься?! - спросил Азриэль.
      - Через неделю!..
      - Вот и прекрасно!..
      Азриэль поморщился, взглянул на часы: три часа ночи, изжога вступала в свои права. Он попросил Грымзину достать ему бутылку "Буратино" из холодильника и с наслаждением сделал несколько глотков, ощущая на языке горьковатый привкус эссенции. Именно эссенция наперекор всем правилам помогала забыть проклятую изжогу.
      - Что ж вы желудочника-то выбрали, - усмехнулась Грымзина. - Моя вот ряженку обожала!.. Приходится вставать ни свет ни заря, чтобы успеть купить на день...
      Азриэль хмуро взглянул на Анну, и та осеклась, поняв, что сболтнула чушь.
      - Это мое собственное тело, - помолчав, не без гордости сообщил Азриэль, радуясь тому, какое ошеломляющее впечатление произвели эти слова на Грымзину. Несколько секунд она не могла вымолвить даже слова.
      - А я думала...
      - Да, я единственный, кто носит это платье, скроенное еще Господом. Это великий комфорт носить те одежды, с которыми сроднился за много веков. Желудок только сдает... Но это маленькое неудобство с лихвой искупают другие достоинства, - глядя пристально на Грымзину, проговорил Азриэль. Я оценил вашу работу, не надо думать, что я спешу забыть свою ошибку...
      Щеки Грымзиной снова вспыхнули румянцем.
      - Я надеюсь, ты будешь предана мне?.. - тихо спросил Азриэль.
      - Да... - прошептала Грымзина. - Я только хотела спросить о Вечерней стране...
      - Первое правило преданности гласит: не задавать никаких вопросов, все понимать с полуслова, не интересоваться делами мессера! Если понадобится, я сам посвящу тебя в то, что тебе положено будет знать. А второе правило преданности ты знаешь?
      - "Все услышанное тобой, должно тотчас умереть в душе твоей", отчеканила Грымзина, и он удовлетворенно качнул головой.
      - На всякий случай проштудируй "Правила преданности", когда-то я их сам составлял и за долгие годы убедился в мудрости сочиненных положений. Ну и конечно, - Азриэль оглядел Грымзину с головы до ног, - смени оболочку!.. Слишком молоденькую не надо, это здесь вызывает подозрение, но где-то лет двадцать пять, двадцать семь, не больше...
      - А какую фигурку вы бы хотели видеть Ваше...
      - Азарий Федорович, - перебил ее Крюков.
      - Азарий Федорович, - послушно повторила Грымзина. - Блондинку брать или брюнетку?..
      - Я привык к блондинкам, но не слишком ярким... Светло-голубые глаза, светлые волосы, длинноногонькая, но не высокая, крепкая грудь, развитая, ровные белые зубы, лицо слегка продолговатое, но, главное, должен быть шарм, понимаешь?!
      Грымзина все записывала в блокнотик.
      - Такими чаще всего бывают либо немки, либо польки, чаще смешанный тип, там и надо поискать, но прежде чем занимать их место, ты проследи, как они ведут себя в разных ситуациях, чтобы не утерять сам аромат такой женщины, - вздохнул Крюков. - Я-то все же настоящий! - И он тихо засмеялся, заливчато, как дитя.
      - Я постараюсь, - торжественным тоном объявила Грымзина. - Я сделаю все так, как вы сказали!..
      - Вот и хорошо. - Крюков помолчал, раздумывая о своем. - Сообщение, как подготовишь, принеси просмотреть!
      Грымзина кивнула.
      Крюков выпроводил ее и лег отдохнуть. Разговор его встревожил. Он плохо поверил в пионерско-смиренные чувства Анны Мандоне, он хорошо помнил ее еще ученицей. Курсовой работой ее стало наследство в пять миллионов эскудо, которое отписал ей португальский граф, к которому она втерлась в доверие, стала его любовницей, через пару месяцев женой, а еще через пару месяцев он благополучно отлетел на небеса, оставив деньги коварной злодейке. Деньги она сдала в казну Магистрата, за что и заслужила похвалу его Совета, да и сам Азриэль был тогда в восторге от лихой работы. На защите она неплохо теоретически обосновала метод особой доверительности, на который всегда клюют самые мудрые из мудрейших, ибо все на свете можно купить за деньги, но доверие, как это ни странно, у людей все еще считается неподкупным, его надо заслуживать, завоевывать упорным трудом, послушанием, но уж тогда можно открыть любые двери, в любую душу...
      Сейчас ее приход вполне объясним, она боится попасть в эти ножницы раздора между ним и правлением СТД. В любое мгновение ее устранят как свидетельницу, и все пойдет своим чередом.
      Но с другой стороны, она уже не робкая ученица, чтобы вот так сидеть истуканом перед ним. Значит, она слегка подыгрывает, но зачем?! Какой смысл во всем этом?!
      Азриэль устал за всеми этими мыслями и стал тихонько подремывать, забываться. Сонная поволока приятно дурманила мозг, и разные видения из разных эпох вылезали из своих нор и проносились перед его внутренним взором. Некоторые пугали его, а другие, наоборот, успокаивали, ласкали душу. Пронеслась в своем темно-вишневом платье и Эльжбета, и Крюков подумал, что завтра надо, не откладывая, пойти самому к Маше и переговорить начистоту, ибо ее уже оболванили, а маленькие девочки - самые страшные...
      Глава 20
      В которой Маша на равных разговаривает с Великим злым Магом
      На этот раз дверь открыла сама Маша, а Сидоркина в коридоре не было. Легкий испуг промелькнул на ее лице, и Крюков тотчас огорчился: все-таки она верит во все эти сказки!
      - А где наш главный тренер? - весело спросил Азарий Федорович.
      - Он в ванной, я сейчас его позову! - с готовностью проговорила Маша, но Крюков ее остановил.
      - Не надо, я пришел к тебе, - вкрадчиво и мягко сказал Азарий Федорович. - Ты разрешишь с тобой побеседовать?..
      Маша пожала плечами.
      - Проходите... - сказала она.
      Крюков прошел в ее комнату, и Лавров, увидев его, тотчас поднялся.
      - Ну, я пойду? - вдруг заторопился он.
      Маше не хотелось, чтоб он уходил, но она почему-то промолчала.
      - Я пойду! - решительно сказал Лавров и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
      "Он струсил, - подумала она. - Боже, как это все противно!"
      - Да, я тоже не люблю трусов, - усаживаясь в кресло, вздохнул Азарий Федорович. Он взглянул на Машу и вдруг ахнул: в профиль она как две капли воды была похожа на Эльжбету! Так вот почему выбор пал на нее, у них глаз зорче, чем у него. Впрочем, могли быть еще сотни других причин.
      - Не буду скрывать, Машенька, что я не привык выступать в роли просителя, ибо самое страшное для любого Великого злого Мага и Чародея это ущемление достоинства, - заговорил Азарий Федорович.
      - А вы действительно злой Маг и Чародей? - спросила она.
      - Я - Великий злой Маг и Чародей, - поправил ее Крюков. - Я понимаю, что для тебя сегодня все это звучит так же фантастично, как, к примеру, для средневекового жителя полеты в космос или обыкновенный телефон. Однако для средневекового жителя слова "Маг" и "Чародей" звучали вполне обыденно, и, услышав их, он уважительно снимал шляпу! - вздохнув, проговорил Азарий Федорович и от волнения расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Галстуков он не носил, ибо к любой петле на шее относился крайне неприветливо, но и не любил, когда выставляли напоказ морщинистую шею, а тут у него что-то запершило в горле.
      - Время - странная штука!.. Я многое пережил в своей жизни, но вот спроси меня, что самое главное в человеке, и я бы, не задумываясь, ответил: это его великая способность удивлять и удивляться! Человек изобретает стальных птиц и удивляется примитивной букашке, он сметает с земли целые народы и государства и удивительно жалостлив к безродному псу, ибо сохранил в себе способность удивляться, то есть подпадать под власть простейших чувств, заметь, Машенька, простейших!.. Они вот уже не одно тысячелетие владеют нами, и я уважаю эти великие древние чувства. Вот и я, разбив сердца многих красавиц мира, будучи их властелином, до сегодняшнего дня сохранил в своей душе любовь к гордой полупольке-полуеврейке Эльжбете, и ничего не могу с собой поделать, ибо она была первой, кто заставил меня страдать, кто не покорился мне до конца, и это уязвило меня на всю жизнь!.. Поэтому единственная мечта моя - это снова увидеть ее, и вот еще одно удивление: исполнение сие зависит от тебя! Странно, не правда ли?.. он улыбнулся.
      - Ничего странного нет, - вдруг серьезным голосом сказала Маша.
      - Вот как?! - удивился Азарий Федорович.
      - Мне кажется, что всю прошлую свою жизнь я прожила пленницей вашего замка, только покорить вам меня не удалось, и это дало мне право на то, чтобы сделать окончательный выбор в вашей судьбе, - Маша взглянула на Крюкова, и он прочитал легкую усмешку в ее взоре. Он чуть не задохнулся от столь решительной самоуверенности, но сумел совладать со своим гневом.
      - Если, уважаемая Мария Елизаровна, вы имеете в виду ту гнусную сказку, которую перечитывали вчера, то все события в ней сплошь выдуманы, - спокойно проговорил Крюков. - Я посчитался с обидчиком, имени его никто никогда не узнает, но злой талант, увы, оказался неподвластен даже моим чарам!..
      - Кто же ваш злой гений?! - спросила Маша.
      - Вы хотите знать - извольте, я вам скажу! - с готовностью проговорил Крюков. - Это родной племянник барона Генриха Оттенгейма, сын его младшей сестры, вышедшей замуж за графа Эссекского. Его звали граф Томас Эссекский, он думал, что я не узнаю, кто сочинил сей гнусный пасквиль, но я узнал... Он признался во лжи, но книга сделалась столь популярной, что я не мог предотвратить ее распространение. Так мое имя стало нарицательным... Забавно, не правда ли?.. - Крюков горько усмехнулся.
      - И там все - ложь и нет ни слова правды?! - в упор спросила Маша.
      - В том-то и дело, что там многое правда, - неожиданно сказал Азарий Федорович. - Жизнь Генриха Оттенгейма описана правдиво, у него действительно выкрали двух дочерей, кроме старшей, и он, конечно же, умер от горя. И мой замок действительно стоял рядом, и он действительно грешил на меня - тут все правда... - Крюков на мгновение замолчал, словно раздумывая, стоит дальше говорить или нет.
      - А Эльжбета? - спросила Маша.
      Азарий Федорович помолчал.
      - Да, я действительно любил ее, точнее, не ее... Я любил когда-то баронессу Эльжбету Оттенгейм, и барон Генрих был ее мужем... Но это было еще во времена моей юности, когда я, бедный алхимик, еще только изобрел свой эликсир молодости... Прошло много лет, баронесса погибла, и вдруг я узнаю, что неподалеку от тех мест, где все это происходило, живет еще один барон Генрих Оттенгейм, дальний родственник того Оттенгейма, и его младшую дочь зовут Эльжбета. А рядом с поместьем барона стоит запустелый замок, который продается за бесценок. Я купил его, привел в порядок, обзавелся слугами, хозяйством, стал выезжать, принимать у себя, устраивать балы... И вот тогда-то все и началось...
      - Вы ее похитили? - угадала Маша.
      Азарий Федорович помедлил, прежде чем ответить. Тонкие губы его дрогнули, в глубине черных зрачков вспыхнуло пламя.
      - С ее согласия... - ответил он.
      - А Марту? - спросила Маша.
      - Нет! - решительно проговорил Азриэль. - Марту я не похищал, она сама прибежала ко мне в одну из ночей и осталась в замке. Я ее хотел выгнать, но она ни за что не хотела уходить... У меня в замке жило много людей, я давал приют всем. Собирал музыкантов, художников, бродячих актеров, поэтов, просто чудаков, изобретателей, и поэтому все тянулись в мой замок... Я был богат, меценатствовал, а вокруг текла такая скучная и пресная жизнь, что тот, кто хоть раз попадал в мой замок, оставался в нем навсегда. И вот так мы прожили почти сорок лет...
      - И вы бросили всех и скрылись... - подсказала Маша.
      - Я звал Эльжбету ехать со мной, но она не захотела... Она вернулась в свой замок и последние годы жила там. К ней приезжал Томас, и она, конечно же, много рассказывала ему о тех временах, и в его несомненно одаренной голове и родилась эта гнусная история...
      Азарий Федорович пожевал губами воздух.
      - Но мы отвлеклись... Я пришел...
      - Я знаю, не надо! - оборвала его Маша.
      - Но я могу надеяться?.. - спросил Крюков.
      - И обещать я ничего не могу! - твердо ответила Маша. - Я просто еще не знаю, как мне лучше поступить...
      - Разве есть какие-то сомнения? - обидчиво проговорил Азарий Федорович, выдавив кривую усмешку.
      - Есть... - прямо ответила Маша.
      - Но милосердие!.. - заговорил Крюков. - Сейчас время милосердия! Если мы будем постоянно помнить о прошлом и не будем прощать, мы не сможем жить в мире! Только умение прощать, только терпимость и добрая память смогут уберечь мир от катастрофы. Зло порождает зло, и только. Твой отказ заставит и меня отказаться от прежних принципов - а я больше сорока лет не пользуюсь тайнами своего ремесла. Пойми меня правильно: я не ставлю условия, но я старейшина своего цеха Магов, и меня уже понуждают к поступкам. Либо-либо!.. Я же выбираю отказ и хочу удалиться на покой!.. Так ли это много?!
      - Заслужили ли вы покой - вот в чем вопрос, - тихо сказала Маша, и Азарий Федорович вздрогнул от этих слов, настолько мудры и опасны они были для Крюкова. Он сам не раз думал над этим, но ни разу не мог ответить утвердительно. И теперь она думает над тем же, что и он.
      Холодок пробежал по спине, и он зябко поежился, оглянулся, но форточка была закрыта.
      - Если я заслужил прощение, значит, и покой, - ответил он.
      - Если?! - вздохнула она. - А если нет?!
      - Стоит, наверное, подумать и о судьбе твоего отца, - помолчав, холодно заметил Крюков. - У Эльжбеты есть три дня - именно столько осталось до конца мая... Если она не выберет себе спутника, то навсегда останется одна. А ведь вы, Машенька, допустили ошибку, дав отцу попробовать настой вербены и соединив, таким образом, его и Эльжбету. Если не я, то... - Крюков не договорил, выразительно посмотрев на Машу, и впервые за все время разговора почувствовал удовлетворение: он попал в точку!
      - Ваш отец еще молод, энергичен, и преступно обрывать его жизнь в столь молодом возрасте, не так ли? - вздохнув, заметил Крюков.
      Маша молчала, потрясенная этим сообщением. Крюков снова вздохнул, потом поднялся с кресла.
      - Помните о милосердии, Маша, это очень важно для всех нас!.. произнес он и ушел. Несколько секунд Маша стояла у окна, не зная, что ей делать, потом вспомнила, что все в конечном итоге зависит от ее ответа. Если она скажет "да", Крюков станет жителем Вечерней страны, а они заживут по-прежнему. А вдруг Крюкова намеренно засылают туда, чтоб он устроил там приют для таких же злодеев, как сам. И тогда она разрушит покой тех, кто действительно заслужил его, кто всю жизнь творил добро и сейчас излучает его в пространство. А если оно лишится этих лучей, этой энергии, благодаря которой можно воспрепятствовать проникновению зла, то во что превратится их земная жизнь? В притон?.. В один огромный ГУЛАГ?.. - Маша вспомнила о морозном облачке, которое накрыло ее там, в Вечерней стране, когда она подумала плохо о Лаврове. Но ведь Креукс принесет с собой тысячи еще более страшных мыслей, и где гарантия того, что холод не превратит море и лес в ледяную пустыню?!
      Вошел отец, протянул Маше книгу. Вид у него был растерянный.
      - Это что, наш Крюков?.. - спросил он, отдавая книгу.
      Маша кивнула.
      Отец громко рассмеялся, потом нахмурился.
      - И давно эта книга у нас? - спросил он.
      - Всегда была, - ответила Маша.
      Он взглянул, покачал головой.
      - Со мной что-то происходит, - пробормотал он. - Надо быть сумасшедшим, чтобы поверить в это. А я... я... не хочу быть сумасшедшим. Ты меня понимаешь?!
      Маша кивнула. Она подошла к отцу, и он обнял ее. Она чуть не расплакалась, так ей стало его жалко.
      "Нет, я не могу с ним расстаться!" - твердо сказала она сама себе.
      Глава 21
      В которой читатель снова побывает в Вечерней стране и вернется
      обратно вместе с Машей, совсем повзрослевшей
      Кто не летал в серебряной карете, запряженной тройкой белоснежных лошадей, тот не знает, какое это потрясающее удовольствие. Второй раз Маша летела одна, тревога сжимала ее сердце, но все равно, стояло карете взмыть в воздух, как тотчас все тревожные мысли облетели, как сухие осенние листья, она на краткий миг позабыла обо всем, отдавшись на волю воздушной стихии и кувыркаясь на атласных подушках кареты. Теперь она обратила внимание на то, что на подушках был замысловато вышит вензель "МП" и на самой карете красовался точно такой же знак. Ларик был почтительнее, чем обычно, а кони неслись еще стремительнее, чем в первый раз.
      Она не успела насладиться полетом, как кони встали, дверца распахнулась, и Ларик, почтительно склонив голову, помог ей выйти из кареты. Он дал ей оглядеться, потом, уловив ее желание, взял за руку; они поднялись в воздух и полетели в сторону замка. В окнах его уже горели огни, и легкие тени мелькали по белым занавесям.
      Они спустились у крыльца, взошли на него, обе двери мгновенно открылись, и два лакея в белых ливреях вышли навстречу, приглашая их войти.
      Маша смело ступила на широкую голубую дорожку, украшенную геральдическими гербами великих князей по краям, и уверенно пошла по ней меж высоких мраморных колонн, приближаясь к большой зале, за дверями которой уже слышался гул возбужденных голосов. Не успела она приблизиться на два метра к дверям, как они неожиданно распахнулись и статный мажордом в парике громким голосом объявил:
      - Принцесса Северного Королевства Ее Высочество Мария Победительница!..
      Грянул оркестр, Маша обернулась, но Ларика за спиной уже не было, а сама она шла в белоснежном платье, украшенном кружевами и воланами. Маша вышла на середину зала, поклонилась, сделав одновременно книксен. Герцог Тосканский, руководивший церемонией, подбежал к ней, поцеловал руку.
      - Наконец-то Ваше Высочество, баронесса меня уже осыпала упреками.
      Он подвел Машу к Эльжбете, и хоть Маша никогда ее не видела, она тотчас поняла, что это именно баронесса, а за ее спиной в кругу фрейлин она увидела и бабушку, которая сделала ей знак не приближаться к ней и вместе со всеми фрейлинами почтительно склонила голову в приветствии.
      - Мы действительно вас заждались, Ваше Высочество! - смущенно проговорила, поклонившись, баронесса Эльжбета. - Но Вы вовремя, Король вот-вот должен появиться!.. Как долетели?