На севере Великобритании, в Шотландии, руководители преуспевающей отрасли по выращиванию лососевых в штыки приняли американские эксперименты по поточному производству этих гигантов. «Нельзя не видеть пагубного воздействия гигантских рыбин на своих естественных собратьев», – утверждает рыбозаводчик Джули Эдгар от имени 6 500 британских рыбаков, которые ежегодно добывают 120 тысяч тонн лакомой лососины.
      С ним согласны и американские исследователи из Пардуйского университета в штате Индиана Уильям Мюир и Ричард Хоуард, взглянувшие на проблему с совершенно неожиданной стороны. Оказалось, что дородные модифицированные рыбины привлекают в четыре раза больше самцов, чем выглядящие на их фоне замухрышками «естественные» сестры. В результате, счастливые ГМ-соперницы с такой же – вчетверо большей – скоростью распространяют (передают по наследству) измененные гены. Зато их потомство оказывается недостаточно стойким, что снижает шансы в борьбе за выживание. Похоже, под водой могут разыграться почти шекспировские драмы.
      «Естественному лососю грозит серьезнейшая опасность», – утверждает Дуг Парр, ведущий научный консультант Гринпис. Объединенные в этой международной экологической организации эксперты утверждают: последствия биотехнологических экспериментов непредсказуемы и могут оказаться роковыми… »
      Отложив в сторону несколько листов с примерами, Колотилов взял в руки последние страницы, с выводами и предложениями.
      «…Ученые пока не могут со стопроцентной уверенностью дать ответ на вопрос: безвредны ли генетически модифицированные продукты для человека? В июне 2000 года появилось первое подтверждение того, что пища из ГМ-продуктов может вызывать мутации живых организмов. Немецкий зоолог Ханс Хайнрих Каац на опытах доказал: измененный ген масленичного турнепса проникает в живущие в желудке пчелы бактерии, и те начинают мутировать. «Бактерии в организме человека также могут трансформироваться под воздействием продуктов, содержащих инородные гены, – считает ученый. – Трудно сказать, к чему это приведет. Может быть, к мутации…»
      …Попытавшись вникнуть в ученые споры, скоро обнаружишь себя погребенным под грудой доводов «за» и «против». Бесспорным представляется лишь один вывод: в генных экспериментах необходима предельная осторожность. Разрешение на применение новых медицинских препаратов выдается только после тщательного многолетнего изучения их воздействия на животных и человека. Трансгенные же продукты свободно продаются во всем мире, хотя их начали производить всего несколько лет назад. А между тем, по-настоящему оценить их воздействие на человеческий организм можно будет только через полвека…
      …За последнее время изначальный энтузиазм американских фермеров, на полях которых выращивались плоды генной инженерии, начал угасать. Под влиянием антигенной кампании фермеры без лишнего шума сокращают отводимые под ГМ-культуры площади. Согласно официальной статистике министерства сельского хозяйства США, весной 2000 года под генетически измененную кукурузу было выделено на двадцать четыре процента меньше площадей, нежели годом ранее. В восьми штатах, являющихся главными производителями сои, под ГМ-растения было отведено пятьдесят два процента всех площадей – на пять меньше, чем за год до того. Еще больший урон – семь процентов – понесли модифицированные культуры в пяти ведущих штатах по производству хлопка. Тот факт, что ГМ не боятся вредителей и сорняков, положения не изменил. Фермеры – народ прагматичный: обнаружив, что за свои модифицированные растения они стали выручать меньше, чем за традиционные культуры, труженики американских полей сделали соответствующие выводы… »
      Подборка материалов заканчивалась пометкой, которую сделал сам Вербинский:
      «Отказались или значительно уменьшили площади под ГМ-культуры те страны, в которых раньше всего начали использовать подобные технологии. Кстати, в Америке оставались фермеры, которые принципиально не использовали трансгенные культуры. Однако последние пробы выявили наличие генных модификаций и в их товаре! Отсюда можно сделать вывод: через естественное переопыление культуры смешались! Ученые крайне обеспокоены тем фактом, что культур, созданных природой, остается мало или не остается вовсе».
      Далее шла справка – в медицинских терминах, которые были недоступны разуму Дмитрия Колотилова – о влиянии ГМ-продуктов на иммунную систему человека. На вероятность масштабных эпидемий, в том числе вызванных мутировавшими вирусами. «Никто не знает в деталях, – писал Вербинский, – как будет вести себя вирусная инфекция в организме с ослабленной или видоизмененной вследствие регулярного употребления генно-модифицированной пищи микрофлорой».
      Депутат Государственной думы почувствовал сильную головную боль. Пытаясь разобраться в проблеме, он слишком углубился в медицинские дебри. Увлекся… Дмитрий Александрович налил в стакан воды, бросил шипучую таблетку.
      – Еще одно чудо медицины, – пробормотал он, глядя на пузырьки, тоненькой струйкой тянущиеся вверх.
      Выпив лекарство, он наклонился вперед и щелкнул кнопкой переговорника.
      – Гена! Зайди ко мне!
      Помощник депутата возник на пороге почти мгновенно.
      – Садись! – попросил Колотилов и развернул папку с документами так, чтоб консультанту было удобнее.
      – Я читал, – бросив взгляд на доклад, быстро ответил Геннадий. – Все полностью, от начала до конца. И беседу вашу прослушал в записи.
      – Отлично! – повеселел Дмитрий Александрович, чувствуя: головная боль потихоньку отступает. – Ну и как? Что думаешь? Это серьезно?
      – Краски он сгустил, конечно, – сказал помощник. – Хотел усилить эффект.
      – Это понятно, – усмехнулся Колотилов. – Неумелые журналистские приемы и пафосный стиль документа не рассматриваем, только факты. Как считаешь, это – серьезно?
      – Думаю, да, – ответил Геннадий. – Очень серьезно, Дмитрий Александрович. Он прав. Население сокращается, не поспоришь. Система здравоохранения на ладан дышит – тоже факт. С масштабными эпидемиями не справиться. Отравы всякой в поля понатолкали – нитраты, пестициды. Сколько уже говорится об этом? Владельцы сельскохозяйственных угодий никого не слушают. Взятку контролерам – а там… Такое можно в овощах обнаружить – волосы выпадут, даже если не жрать это счастье. А теперь еще генно-модифицированные продукты. Вербинский прав, американцы не хотят питаться этой гадостью, стараются в Европу спихнуть, но там тоже барьеры выставили. Остаются такие дураки, как мы. Вот и грузят… А что? Русские все сожрут, они выносливые… И жрем! Но тут традиционное лекарство «для дезинфекции» – водка – народу не поможет. Это генные модификации, Дмитрий Александрович. Боюсь, как бы Вербинский не оказался пророком. Не дай бог, мор начнется… Далее, еще факт. Иммигранты валят толпой, ничем не сдержать. Ладно бы только с Украины и Беларуси – там свои. А то с Востока везут всякую дрянь… Что ни лето – народ мрет от дизентерии и холеры. Дожили, Дмитрий Александрович, докатились до позора…
      – Итак, какой делаем вывод? – несколько раз хлопнув подошвой ботинка по полу, спросил Колотилов. – Дадим ему денег на исследования? Много просит. Опасно. Протратит – солидную дыру пробьет.
      – Я думаю, надо поступить хитрее, – мгновенно отозвался консультант. – Зачем давать свои деньги? Надо продавить из казны! Так вернее будет… Бюджетные, на научные исследования. Откроем лабораторию, все официально.
      – А тема? – почесал затылок Колотилов. – Чтоб из бюджета взять, надо солидное основание.
      Дмитрий Александрович оживился. Идея не вкладывать ни копейки из собственных средств ему понравилась. Вот только как сие оформить, чтоб не подкопались?
      – И тема есть! – Было видно, что Геннадий уже все продумал. – Надо заявить что-то расплывчатое и беспроигрышное! Ну… что-то вроде: «Лаборатория по изучению влияния генно-модифицированных продуктов на здоровье россиян». А?! На иммунную систему, наследственность. Как, толково? Если не очень складно звучит, то Вербинский напишет на бумажке, как правильно. Как нужно, чтоб ни одна собака не подкопалась. А в остальном, по сути… Тема – модная! У всех на слуху. Сыграть на этом можно, ежели что. Еще и очки заработать! Так? Мы за здоровье нации! Солидно! А проверить расход средств крайне трудно. Вот и пусть Вербинский делает вытяжку, изобретает свою чудо-сыворотку. Что нам, десятка цыган или африканцев жалко?
      – Не жалко, – с довольной улыбкой согласился Колотилов. – И двух, и трех десятков не жалко. И турок, и китайцев. Пусть хоть всю кровь из них выкачает, если надо. Слишком много всякого разного дерьма в Москве… Но это т-с-с-с, между нами.
      – Правильно, Дмитрий Александрович! А вдруг у Вербинского получится? Это же золотое руно! Дорога во власть, на самый верх. Такой разработкой непременно заинтересуются в правительстве, да и в аппарате президента. Да что там… арабские шейхи встанут в очередь, потрясая миллиардными кошельками, лишь бы только получить сыворотку. А мы аукцион устроим: кто больше даст!
      – Ох и замечтался же ты, Гена! – оборвал помощника Колотилов. – Еще ничего нет. Ни договоренности с Вербинским, ни бюджетных средств, ни лаборатории. А уж о готовом продукте думать и вовсе рано. Сам знаешь, как ученые работают… Годы могут пройти. И вот еще, кстати…
      Колотилов тяжело поднялся с места, вылез из-за стола. Прошел к окну, оперся широкими ладонями о белый пластик подоконника, слегка нахмурился.
      – Нельзя с этого Вербинского глаз спускать. Ибо, если только он сделает то, что хочет, может дать деру. Он не дурак, сам понимает: это – абсолютная власть. Лаборатория должна быть не в Москве. Где-то в пригороде, но неподалеку, чтоб Вербинский постоянно был на виду, под контролем. И потом, тут надо все хорошо обдумать. Необходима солидная система безопасности, надежная, преданная охрана.
      – Яресу можно поручить, – задумчиво предложил Геннадий. – Он у нас в этом деле профессионал.
      – Яресу? – Колотилов выпрямился. – Отличная идея! Отличная. Лучше не придумаешь…
 
      «В прошлой жизни меня звали Владленом Завацким. Там, до зоны, я был главным инженером строительного треста. Кликуха "Инженер" прилипла сразу, едва только попал с пересылки в исправительное учреждение ОД1/СТ2. Тогда я не сразу понял, что так красиво именуется Владимирский централ.
      «Ну, вешайся, Инженер», – сказал Чирик в первый день… Били страшно, не знаю, как выжил. Только потом, позже, узнал: под обломками рухнувшего дома остался его родной брат, вместе с семьей. С женой и маленьким сыном. Вроде кто-то погиб и у Куцего. Мне не повезло – пострадало не так много людей, но среди них оказались нечужие этим двоим зэкам… В первый раз били вдвоем, но это было только начало…
      Там, до зоны, когда я еще был Владленом Завацким, мы строили дома в Москве. Большие, многоэтажные. Один из них рухнул в конце зимы 2008 года. На счастье, в него не все успели заселиться, а то жертв было бы значительно больше. Дело вышло громкое, тем более перед выборами. Страна жаждала крови виновных, и госаппарат – тоже. Как водится, «стрелочников» отыскали быстро. По слухам, не нашли только главного бухгалтера. Кажется, успел смотать раньше, чем до него добрались. Генеральный и коммерческий директора сели, как и я.
      «Вешайся, Инженер!» – сказал Чирик. Вспоминать, что было потом, – не хочется. Первые дни не мог спать от боли, кажется, на теле не осталось ни одной живой точки. Горело все. Чтобы перевернуться с боку на бок и не закричать, требовалось невероятное, невозможное усилие. Впрочем, я почти не ворочался, лежал пластом на холодном полу. Никого не заботило, что я умираю. Никто не подложил под голову хотя бы тряпку, не смочил губы водой. Сам не знаю, как уцелел, почему выжил.
      Мы строили хорошие дома и даже могли бы ими гордиться. Да. Пока не появились проблемы с финансированием новых площадок. Виноват ли я в том, что произошло? Глупость… Мы с удивительным упрямством – зажмурив глаза, заткнув уши и неустанно повторяя: «Ничего не вижу! Ничего не слышу!» – движемся к краю пропасти, надеясь на какое-то невероятное чудо. Но в последнее время в России стало плохо с чудесами…
      К кризису на рынке недвижимости Россия шла несколько лет. Стоит только вспомнить, что началось в стране после 1998 года. Сразу после дефолта здорово сократилось число рабочих мест, владельцы фирм убрали с дверей таблички «Приглашаем на работу…». Резко вырос доллар, стала воистину деревянной наша «деревянная» валюта.
      Потом, спустя два-три года, шок от девальвации стал проходить. Несмотря на чудовищные последствия обрушения рынка госбумаг, обесценивание рубля сыграло и положительную роль для экономики. Сказалось это и на рынке недвижимости. Он стал активно развиваться именно после кризиса 1998 года, когда люди, наигравшиеся в фантики-акции и государственные долговые бумажки, в очередной раз потерявшие деньги в банках, решили инвестировать сбережения во что-то более надежное – видимое, материальное, твердое.
      Так на рынок недвижимости пришли первые инвесторы, решившие сыграть на покупке квартир. Поначалу их было не очень много, но мы, строители, мигом почувствовали: ситуация меняется. Вот тут, наверное, и крылась чудовищная ошибка, которая привела к таким жутким последствиям. Цены на жилье сдвинулись с фиксированной отметки, поползли вверх.
      И вслед за теми, кто действительно нуждался в квартирах, и теми, кто, обжегшись на ГКО и акциях, перевел долгосрочные активы на рынок недвижимости, – следом за ними повалили венчурные игроки. В наших терминах, «венчурные» – рисковые. От английского слова «venture» – «рисковая ставка», «опасное начинание, предприятие», «спекуляция». На рынке появился избыток средств, и цены моментально отреагировали на это. Конечно же, движением вверх.
      Мы – компании, формировавшие «среду» (маркетмейкеры), – все отлично видели, понимали природу «свежих» денег, но стремление урвать побольше и побыстрее подавило разум. Цены росли каждый месяц, и теперь ни один из игроков не мог, не имел права остановиться – едва только он фиксировал, замораживал цены, как тут же оказывался под чудовищным прессом коллег.
      А на рынок уже вышли частные инвесторы, несколько лет искавшие, куда можно пристроить сравнительно небольшие свободные капиталы. Люди обнаружили новую игрушку. Наши соотечественники удивительны по своей природе. Глядя на все, что происходило, я иногда думаю, что крах «МММ» или падение рынка ГКО – это не кара для России. Это неизбежная составляющая национальной идеи.
      В чем заключается наша национальная идея? В том, чтобы сидеть на печи, грея задницу, а все исполнялось по щучьему велению. Так и жили… Обжегшись в 1998 году на акциях, обесценившихся в десять раз, частные инвесторы принялись вздувать мыльный пузырь цен на недвижимость. За несколько лет стоимость квадратного метра выросла с пятисот долларов до трех тысяч. Зато те, кто успел занять место в основании пирамиды, заработали очень неплохо. А что еще надо Емеле, который мечтает сидеть на печи?
      Потом рынок начал выдыхаться. В какой-то момент цены на недвижимость даже нам стали казаться запредельными. Страшное дело: дом в Испании, на берегу моря, стоит дешевле, чем квартира в Москве…
      Но выход был найден быстро. У людей не осталось наличных денег, чтоб продолжать загонять рынок на новые невообразимые высоты? Не страшно! На помощь поспешили банки. Надо воспользоваться «передовым» опытом Америки! Посадить всех на долгосрочные кредиты!
      И вот уже те, кто хотел купить квартиру в собственность – не для игры, не для перепродажи – для себя, оказались перед фактом, что сделать это не могут никакими силами. Если платить здесь и сейчас. Единственный путь – подписаться на кредиты, которые потребуется отдавать пятнадцать-двадцать лет.
      И вот тут, по своей всегдашней привычке, мы стали играть на воздух. На то, чего не существовало в природе. На деньги, которые еще никто не заработал. На дома, которые никто не построил. Как ни странно, до поры до времени все были довольны. Тресты и ДСК получили возможность выкупать новые «пятна» для застройки и гнать, гнать. Банки – удачно, под хорошие проценты, пристроили наличность, посадив на иглу кредитов граждан, мечтавших о квартирах. Покупатели влезли в чудовищную многолетнюю кабалу, зато получили возможность вселяться в новые, только что возведенные многоэтажки.
      До поры до времени все были довольны. Система работала. Радовались даже покупатели, оставшиеся крайними в этом механизме, не думавшие о том, проживут ли двадцать лет? И, главное, как проживут – в стране, в которой все слишком часто меняется. Люди были довольны и, закрыв глаза, играли в смертельно опасную игру, пока не приблизились президентские выборы.
      Вдруг – как обычно, совершенно неожиданно для всех – выяснилось: в момент возникновения политических рисков, некой нестабильности, «несознательные» граждане страны, измученные многочисленными дефолтами и кидками, предпочли сесть на кубышку. Проще говоря, вывели деньги из всех рисковых начинаний, часть из них обратив в доллары, часть – в евро. Венчурный капитал пополз с рынка…
      Конечно, не все отличались подобной предусмотрительностью. Многие – особенно те, кто сел на иглу кредитов, – вынуждены были играть по ранее установленным правилам. Тем не менее приток наличных средств на рынок недвижимости резко сократился. Одновременно с этим частные инвесторы начали изымать средства из коммерческих банков, выводить из прочих финансовых активов. Тех же акций, например. Присел фондовый рынок. Вырос доллар. Поползли вверх ставки межбанковских кредитов. Ухудшилась ликвидность банков, и те засуетились в поисках «живых» денег.
      И тут вдруг все – разом – прозрели. Оказалось: людям давно уже дурят голову. Оказалось: цены на недвижимость баснословно завышены. Оказалось: жилье столько не должно стоить, и лишь безудержная игра на повышение, поддерживаемая всеми участниками рынка, задрала цену квадратного метра на заоблачные высоты.
      Частные инвесторы, державшие квартиры для последующей выгодной продажи, после нового витка дрогнули, сломались. Понимая, что в условиях выросших политических рисков они могут не только не заработать, но и потерять то, что вложили, нервные игроки наполнили рынок предложениями о продаже. Да еще банки подсобили, начав с помощью судебных приставов выбрасывать на улицу должников – тех, кто не мог своевременно погашать платежи по кредиту на жилье.
      Залповый выброс предложений оказался шоком для игроков. Хорошо еще, рынок худо-бедно поддерживался теми, кто действительно нуждался в жилплощади. На мой взгляд, лишь по этой причине не произошло такого схлопывания, как на рынке бумажек «МММ»…
      И вот в такой-то обстановке рухнул наш дом. Плохо ли мы строили? Не сказал бы! Да, когда приток средств на рынок уменьшился, сверху спустили негласную команду: экономить на всем, сократить издержки любой ценой. Любой ценой. Вот и сократили… Классных специалистов заменили низкооплачиваемыми гастарбайтерами…
      Смеси другие стали применять – чуть дешевле… Технологии упростили. В зоне нестабильных грунтов, плывунов надо было перестраховываться, не просто усиливать фундамент, а семь… нет, пятнадцать раз проверять, чтоб все было надежно, не сместилось, не поплыло.
      Не проверили. Все гнали: быстрей. Понадеялись, что обойдется. Ведь до тех пор держало… Черт его знает, почему не выдержало в этот раз. Может, слишком высокое обводнение грунтов, недосчитали? А может, метро? По слухам, на ветке, что проходила под землей, неподалеку, были свои проблемы. Перемонтаж путей, повышенные вибрации при прохождении поездами участка. Может, это сказалось? Метростроевцы не признались… Так или иначе, одна стена поползла. Многоэтажка сложилась, будто карточный домик. Очевидцы говорят: рухнула быстрее чем за минуту. Наверное, жильцы просто не успели понять, что происходит… Я на это надеюсь.
      Виноват ли я? Нет! Трижды нет! Виновата система! Государство, которое прессовало налогами и левыми поборами и при этом стыдливо закрывало глаза на проблемы рынка. И игроки, которые – словно безумные – вздували цены, провоцируя чудовищную гонку.
      Если кто-то думает, что я снимаю с себя ответственность, то это неправда. Я до сих пор закрываю глаза и вижу тех, кто остался под руинами. Никогда не смогу забыть трансляции Первого канала и РТР с места событий, едва начали разбирать завалы…
      Я не снимаю с себя ответственности, но вина совсем не в том, в чем ее видели Чирик и Куцый. Они считали: сразу убивать меня не стоит. Они хотели, чтобы я долго мучился, искупая грехи. Сказали: забьют насмерть, но позже. Много позже.
      Поэтому, когда меня вызвал в дежурку человек по имени Ярес и предложил стать добровольцем в какой-то медицинской программе в научной лаборатории, я согласился без колебаний. Почти без колебаний. Спросил только: не будут ли вырезать органы для донорских операций? И смотрел, внимательно смотрел в глаза! Думал: если соврет – замечу. Обязательно замечу. А он только расхохотался. Сказал: нет! И я поверил, согласился. Ярес не соврал, действительно не соврал. Просто тогда я не ведал, что будет хуже. Много хуже…»
      – А ведь я его знаю! – вдруг пробормотал Сергей Поздняков, убирая книжечку от глаз.
      Он припомнил телерепортажи о трагедии. Да! Тогда, несколько месяцев назад, Инженер выглядел по-другому. Камеры выхватывали его – крупным планом. Показывали жертв трагедии, а потом главного инженера стройтреста. И Завацкий не пытался спрятать лицо за ладонями. В его глазах жили растерянность и боль. Чужая боль… Только от этого ненависть россиян к виновному в трагедии не становилась меньше…

Апрель 2005 года. Москва,
КАБИНЕТ ДЕПУТАТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Д.А. КОЛОТИЛОВА