3

Хоттабыч догадывался, что после последнего разговора с Егерем тет-а-тет, который не принес никакой пользы губернатору, голова областной администрации теперь постарается предпринять атаку на депутатов думы. Но то, что это произойдет совсем неожиданно, не предполагал. Егерь нагрянул в думу, как гром среди ясного неба. Ровно за десять минут до утреннего заседания в сопровождении нескольких иномарок к парадному входу подкатил губернаторский лимузин, из которого выскочил областной руководитель и, не дожидаясь пока его многочисленная свита высадится из автомобилей, перепрыгивая через несколько ступенек словно горный баран, устремился к входу.

Еще через пять минут он сидел в своей губернаторской ложе и с ироничной улыбкой оглядывал притихших депутатов. Хоттабычу лишь оставалось объявить о начале утреннего заседания и упомянуть о присутствии столь почтенного гостя. И хотя неожиданный визит застал спикера врасплох, он тут же подавил горячие эмоции, постарался успокоиться и вести заседание в соответствии с повесткой дня. По регламенту они должны были рассмотреть до обеда один единственный вопрос: «О льготном налогообложении средств массовой информации». И когда он уже включил микрофон и хотел напомнить депутатом, о чем пойдет речь, из ложи раздался голос Егеря:

— Александр Серафимович, разрешите мне взять слово?

Ошеломленный таким натиском, Хоттабыч был вынужден отступить, и Егерь быстро прошел к трибуне. Без всяких вступлений он сразу взял быка за рога:

— До каких же пор, господа депутаты, мы будем откладывать вопрос о приватизации водообъектов? Администрацией области до мельчайших подробностей разработаны планы аукционных торгов, найдены желающие принять в них участие, наконец, утверждена схема реконструкции насосных станций, водоводов, строительства новых объектов жилищного, социального и культурного назначения для рабочих. А вы не только не удосужились рассмотреть закон, но даже не позаботились включить его в повестку дня. Я думаю сегодня мы совместными усилиями закроем эту проблему. Примите вы закон или не примите — это вопрос второй. Но вынести его на рассмотрение мы обязаны. Иначе водники, они же ваши избиратели, нам этого не простят.

— А с какой стати мы должны отступать от регламента? — задал вопрос представитель христианско-либеральной фракции.

Егерь изобразил на лице хитроватую усмешку:

— Во-первых, из-за уважения к гостю, которым я являюсь. А во-вторых, чтобы во второй половине дня решить и ваши насущные депутатские проблемы. Ведь что получается? Служебные квартиры вы хотите приватизировать. На трамваях и автобусах вам ездить не с руки — требуете персональные машины. От телефонных переговоров и международных поездок, на которые выделяет деньги область, вы тоже отказываться не собираетесь. Без воды, света и кондиционеров сидеть в здании думы не желаете. А кто, извините, платить за все это будет, Рокфеллер? Но он не станет этого делать, опять же, пока вы не примете закон о приватизации. А примем соответствующее постановление, тогда кто-нибудь из отечественных или зарубежных Рокфеллеров купит объекты и исправно начнет платить областные налоги, часть которых будет выделяться на содержание думы. Что тут непонятного?

— Господа! — обернувшись к залу, воскликнул все тот же либерал, — Нас пытаются подкупить!

Но его вопрос повис в тишине. Лишь на галерке, в конце зала, где располагались члены экологической фракции, послышался недовольный ропот. Егерь не обратил на отдельные реплики никакого внимания и повернулся к спикеру:

— Ну что, Александр Серафимович, я предлагаю вынести проект закона о приватизации на обсуждение. Народные избранники молчат, а молчание, как известно, знак согласия.

Хоттабыч опустил голову, посмотрел на лежащий перед ним листок с повесткой дня и напротив заголовка «О льготном налогообложении средств массовой информации» нарисовал карандашом знак вопроса. Но все же он не хотел полностью отдавать инициативу в руки губернатора. Хотя понимал, что силки и уловки, к которым прибег Егерь, были заранее продуманы и выставлены с большой точностью.

На протяжении уже месяца каждое утро в думе начиналось одинаково: кто-нибудь из парламентариев устраивал театральную истерику то ли из-за отсутствия около подъезда персонального автомобиля, то ли из-за неоплаченной командировки, а иногда из-за нехватки писчей бумаги или порошка для ксерокса. На все эти действия и реплики Хоттабыч лишь разводил руками и ссылался на администрацию области, которая не давала ни машин, ни денег.

Конечно, народные избранники из некоторых фракций старались обойти трудности всеми доступными депутатскими способами. Одни посылали своих помощников, дабы те втихаря урвали пачку писчей бумаги, факсовый рулон или упаковку карандашей на черный день. Хоттабыч сам не раз слышал, как самые оборотистые помощники в обеденный перерыв хвастались друг перед другом канцелярскими трофеями и жалели своих патронов. Последние, в свою очередь, ощутив на себе немилость губернаторской администрации, пытались экономить абсолютно на всем, а некоторые, самые смешливые и изобретательные, предлагали порой очень странные варианты по выходу из создавшегося положения. Например, заместитель председателя фермерской фракции почти всерьез советовал провести в кабинетах дополнительные телефонные линии и радовать коллег известием, что машин для поездок по городу нет и не будет. Депутат-коммунист требовал не только отменить все загранкомандировки, но и в свою очередь на пушечный выстрел не пускать в область иностранцев, которые по его мнению уж очень зажрались. Экологи попробовали сэкономить не на себе, а на собственной прислуге, но попали в абсурдную ситуацию. Издав приказ о сокращении аппарата, они теперь не знали, где взять деньги для выплаты компенсаций бывшим сотрудникам. По думским законом и штатному расписанию выходило, что при увольнении человека по сокращению штатов, ему требовалось «отстегнуть» такую сумму, которой бы хватило на зарплату в течение года, если бы он по-прежнему трудился.

Хоттабыч, конечно, соглашался с разумными доводами депутатов, что командировки отменить нельзя, но не раз ратовал за то, чтобы сократить количество поездок до минимума. И при этом советовал поменьше шиковать и транжирить деньги. Если уж надо лететь на самолете, — то, будь добр, покупай билет в экономический класс, да и гостинцу требовал выбирать больше трехзвездочной с обыкновенным одноместным номером, а не шикарными аппартаментами.

Впрочем, и без нынешнего прямого и откровенного выступления Егеря, все депутаты знали, откуда дует ветер и по какому поводу обрушились на них все напасти. Из недели в неделю откладывая рассмотрение закона о приватизации, они сами же и накликали на себя беду. Обидели не только членов предпринимательской фракции — разработчиков и инициаторов закона, но и самого губернатора, который стоял за их спиной и во всем поддерживал бизнесменов.

Егерь, довольный собой, занял свое место в ложе. Но штурмовать трибуну пока никто не хотел. Зал наполнился рабочим шумом — руководители фракций и депутаты решали важный для себя вопрос: уступить ли напору губернатора и выносить ли злополучный вопрос на обсуждение. Они догадывались, что открытое предупреждение — это всего лишь цветочки. Но если они не подчинятся воле главного административного лица для них будут приготовлены волчьи ягодки. Все понимали, что по большому счету от простых жителей области их отличала бесплатная служебная квартира, удобная машина и теплый кабинет. И теперь, если снять грозное предупреждение с повестки дня, то многие, кто ещё не обзавелся казенной жилплощадью и ютился по гостинцам, могут навсегда забыть о собственном жилье: финансирование и приобретение квартир для иногородних депутатов вмиг будет прекращено. Те же, кто планировал переоформить служебные квартиры в частную собственность и сделать в них ремонт, тоже могли бы больше не думать о евродизайнах, подогреваемых полах, джакузи и биде…

— Ну так что? — напомнил о себе из ложи губернатор и обратился к спикеру, — Будем дела решать или шушукаться?

— Пусть сначала выскажутся представители фракций. — Хоттабыч постарался уйти от конкретизирующего вопроса.

— А что тут решать, если нас загнали в угол! — поднялся со своего места председатель коммунистической фракции, — Александр Серафимович, выносите вопрос на голосование в первом чтении и дело с концом.

Хоттабыч поднялся и прежде чем включить огромное табло, обратился к залу:

— Коллеги, я вас очень прошу отнестись к голосованию со всей ответственностью. Избиратели не простят нам ошибки. Никогда. Итак, кто за то, чтобы принять закон о приватизации водообъектов…

В зале воцарилось полна тишина. Каждому из народных избранников отводилась всего лишь минута, чтобы он смог сделать свой выбор. Всего лишь — минута, хотя сам Хоттабыч был на все сто процентов уверен, что такой сложный вопрос выносить на голосование было делом преждевременным и стоило бы воздержаться. Он достал из кармана упаковку с валидолом и, отковырнув из неё таблетку, невидимым движением послал её в рот. Черт побери, даже при выяснении отношений с дочерью, он так не волновался. Затем, вздохнув, он протянул руку к аппарату для голосования и нажал на кнопку «Против».

На табло забегали строчки. Он, засунув правую руку под пиджак, чувствовал, как выпрыгивает из груди сердце. За приватизацию проголосовали 51 человек. «Сколько же воздержалось? — успел подумать Хоттабыч и в то же время табло показало результат — воздержавшихся 13. Спикер провел ладонью по холодному лбу и опустил голову: в зале находилось 116 депутатов. Большинством голосов закон был отклонен — 52 депутата выступили против.

Он не мог поверить: пятьдесят вторым был его голос. Это не было поражением, как и не было победой. Хоттабыч под гул зала даже успел заметить торжествующую улыбку на лице Егеря. Значит, когда закон о приватизации будет вынесен на голосование в следующий раз, люди из администрации успеют провести соответствующую обработку тех тринадцати, которые воздержались и остались в стороне. Ну а он на что, спикер? По крайней мере человек десять из всех воздержавшихся он мог бы перечислить прямо сейчас. А значит, пока люди Егеря будут их искать, он сможет уже обо всем переговорить с ними и раскрыть воздержавшимся кое на что глаза. Дело за малым — убедить. Но в этом вопросе он целиком надеялся на помощь Сердюкова…

4

После того как соперница Кляксы отказалась от дальнейшей борьбы за сердце француза и сошла с дистанции Виолетта Павловна несказанно обрадовалась и даже переменила свое пренебрежительное отношение к Светке Марутаевой на милость. Она даже не посягнула не только на дорогое красное платье, но и на жемчужный браслетик, в котором Клякса ходила с Пьером в ресторан. Она знала: как только Кантона и Светка Марутаева оформят брачное соглашение, эта парочка окажется у неё под каблуком. Конечно, француз об этом и знать не будет. Но все заботы и волнения, которые за последнее время свалились на ранимую душу Виолетты Павловны, окупятся сторицей. Уж она постарается, чтобы Клякса, даже обосновавшись в Париже, платила ей, хозяйке Центра знакомств, пожизненные алименты. От богатого Кантоны не убудет. Разве не она, Виолетта Павловна, сосватала их? Разве не она облагодетельствовала задрипанную херсонку и вывела её в люди? Разве не она, как родная мать беспокоилась о ней, берегла как зеницу ока, и с помощью Евнуха заботилась, чтобы, не дай Господь, чья-то рука даже прикоснулась к её волоску?

Да, ей уже было прекрасно известно, что этот старый потаскун Пантов, готовый облапать и осеменить все женское население города, не дает Кляксе прохода. Она даже не гневалась, что Светка, чего-то страшась, не рассказывала ей об ухаживаниях депутата. «Ах, какая прелесть! — подсмеивалась Виолетта Павловна, — Конфетки, розочки, любовные послания. Тьфу…» Не будет она Виолеттой Павловной, если не обломает ему рога! У неё имеется несколько способов, которых с лихвой хватит для укрощения этого кабеля.

Во-первых, она даже может позволить Пантову затащить Марутаеву в свою квартиру и тут же набрать заветный телефонный номерок дочки спикера. Пусть невеста посмотрит, какие вечерние заседания проводит у себя в доме её хахаль. Во-вторых, она может сделать так, что Пантов с треском провалится на выборах и никогда в жизни больше не станет депутатом. Ну, конечно же, она не такая дура бежать в милицию и рассказывать, какую помощь при Центре знакомств оказывает ей народный избранник. Зачем же рубить сук, на котором сидишь! Она может поступить гораздо хитрее и обвалить не только Пантова, но и его главного спонсора — Бурмистрова. Рухнет банкир, и Пантов окажется с пустыми карманами. Да и она сама не станет больше платить ему ни копейки. А кому он тогда нужен — бедный и незащищенный? Впрочем, она ещё поиздевается над ним и предложит работу сутенера, чай, которую он ещё пока не забыл. А первый шажок, пока не очень болезненный, к нерушимой крепости Бурмистрова она уже сделала. Второй будет гораздо больнее…

Она посмотрела на часы: с минуты на минуту в её гнездышко должен заглянуть директор коммерческого рекламного агентства, услугами которого она часто пользовалась, размещая объявления о деятельности Центра знакомств не только в региональной, но и в центральной печати.

Она вызвала Евнуха и попросила накрыть в комнате отдыха стол на две персоны. Рекламщик, хотя и был человеком не бедным, но ни разу не отказался от дармовой трапезы. Ей даже казалось, что чувство голода никогда не покидало его — плотно поесть он любил. Но Виолетта Павловна также знала, что отужинав, гость придет в хорошее расположение духа, поделится свеженькой информацией и даже приласкает её. Нет, она к нему не чувствовала особой симпатии, но и не отталкивала. В конце концов, она пока ещё далеко не старая женщина и не собиралась разделять судьбу Евнуха.

Толик по прозвищу Мокогон, развалился в кресле и с жадностью посмотрел на тарелки со шпротами, сыром и колбасой. Она, приветствуя и улыбаясь ему, взяла бутылку с коньяком:

— Как всегда полный стакан?

— Ты ведь знаешь, мне поздно менять свои привычки.

— Неужели и в своей конторе среди подчиненных ты тоже пьешь из стакана? — впервые поинтересовалась она.

— Я не пью с подчиненными. И не пью в одиночку.

Он преподнес стакан к губам, и его кадык шатуном заходил по горлу.

Она ждала, пока он насытится, и когда Марк отложил вилку и отодвинул тарелку, прильнула к нему.

— Тебя так долго не было. Мотался в командировку?

— Да, — нехотя ответил он и положил руку ей на плечо, привлекая к себе.

Но она почувствовала, что он пока не желает её.

— У тебя неприятности на работе?

— В связи с экономическим кризисом сейчас у всех неприятности на работе. Фирмы разоряются, рекламодателей можно сосчитать по пальцам. Прямо хоть закрывай контору.

— Все образуется.

— Конечно, — кивнув, спокойно согласился он, — Только прежде все останутся без денег.

— Ты не видишь выхода?

— Ну почему же? Пора надавить на заветную кнопку и потребовать своей доли.

— О какой доле ты говоришь, — не скрывая интереса спросила она.

— Помнишь, я как-то рассказывал об авторитете, воре в законе?

— О банкире, что ли? — нехотя спросила Виолетта Павловна и сию же секунду постаралась убрать с лица любопытство.

— Да. Так вот некто неизвестный человек вмешался в мои планы, узнав о прошлом Бурмистрова. Ты случаем с кем-нибудь словечком не обмолвилась по этому поводу? Например, с Клошем? Он ведь часто с твоими девочками забавляется?

Толик внимательно посмотрел в глаза своей подруги, стараясь разглядеть в них предательство. Вполне возможно, что директриса Центра знакомств пусть даже мимоходом, но все-таки могла обмолвиться с местным авторитетом Клошем по поводу темного прошлого банкира. Правда, он не понимал, какую выгоду стала бы преследовать от своей информированности Виолетта? Да и Клош не упустил бы случая взять бабенку за горло и поинтересоваться, откуда у неё такие познания.

Мокогон не сомневался, что, если бы все так и случилось, то Виолетта только завидев молодчиков Клоша, сразу бы выложила всю правду-матку. И тогда Клош уже давно бы посетил его рекламный офис. Нет, значит не Петяева приложила руку к этому делу.

— Господь с тобой, — не показывая волнения, отмахнулась Виолетта Павловна, — Что мне жить надоело! Клош — фигура, а я — человек маленький и незаметный.

— Кто вас баб знает! — все ещё с недоверием, ответил он, — Все вы не в меру болтливы. Впрочем, сам виноват — нечего было давать волю языку.

— Я только не понимаю, каким образом проблемы банкира относятся к тебе?

Толик, наконец, успокоился, взял с тарелки кружочек сервелата.

— Я долго дожидался момента, чтобы прижать главу «Интерресурса» к стенке. В свое время, когда мы были друзьями, Бурмистров и его подельщики, основательно нагрели меня. Вот мне и хотелось получить от него причитающийся должок. Но тайна о прошлом уважаемого Дениса Карловича неожиданно стала известна уголовным авторитетам. Понятно, они со мной делиться не захотят. Сами попросят поделиться, а потом накажут Докучая за предательство. Таких шуток с пышными похоронами, какие устроил себе Бурмистров, в уголовном мире не прощаются. Вопрос только в том, как скоро последует возмездие. Понятно: сегодня он окружил себя охраной. Но количество телохранителей — не панацея от беды. Рано или поздно…

Он не договорил и лишь с сожалением вздохнул.

Петяева с тревогой посмотрела на своего собеседника.

— А вдруг он завтра же постарается исчезнуть?

— Главное, не выпускать его из виду и быть готовым к любым неожиданностям. Я ведь на прошлой неделе и мотался в столицу только для того, чтобы мне сообщили, в каком из западных посольств он объявится. А как только Докучай сдаст паспорт для получении визы, я и выдвину ему свой ультиматум. Лишь бы опередить жаждущих мести авторитетов. Откажется — будет иметь дело с Клошем и его командой. Впрочем, где бы он от него не скрывался, его все равно найдут.

— Марк, а откуда ты его знаешь? — спросила Виолетта Павловна.

Гость, наконец, прижав её к себе, ухмыльнулся:

— Даже если ты будешь знать очень много — все равно состаришься.

Она тяжело вздохнула в его объятиях:

— Разве женщине говорят о старости?