Пантелеймон Сергеевич Романов
      Кучка разбойников
      В одно из воскресений слободские мужики сидели на завалинке около избы овчинника и толковали о новых порядках.
      Говорили о том, что весь народ против, только вот завелась кучка разбойников на деревне и безобразничает, и что все равно их дело не выйдет, потому что народ хороший, помнящий и Бога еще не забыл. А раз народ весь против, тут все равно ничего не сделаешь.
      Проезжавший по деревне кузнец из соседнего села остановил лошадь и подошел к говорившим поболтать и выкурить трубочку.
      - Об чем разговор? - спросил он, присаживаясь и доставая кисет.
      - Да вот об новом начальстве говорим, об этих разбойниках.
      - А...- сказал кузнец, кивнув головой.- А у нас и все-то словно взбесились, как злодеи сделались. Прежде Бога помнили, чужого не касались, а теперь пондравилось: что чужое - давай сюда...
      - Нет, у нас - слава богу, на редкость люди хорошие. Как заговорили эти разбойники, чтобы отнимать у богатых землю и имущество, так все против были. Прямо их в глаза разбойниками так и зовем.
      - Да, это на редкость,-сказал кузнец, покачав головой. - А у нас такие злодеи все, не дай бог. Что наше начальство-то это новое скажет, то и вали! Отбирать у кого, выселять... там еще декрету такого не вышло, а они уж стараются.
      - Нет, у нас люди хорошие. Хоть бы один когда за них руку поднял - ни за что! Они свое говорят, а мы напротив. На собрание нас позовут - говорите, граждане, высказывайтесь... А мы молчим. Газет для нас выписали, а мы их все на цигарки. Вот ей-богу.
      - А у нас, братец ты мой, начали с земли помещицкой... "Кто за то, чтобы отнять?" Все, как один человек.
      - Обрадовались... Ах, сукины дети, разбойники. А у нас, когда первый раз только заговорили, чтобы отбирать, так все такой шум подняли, что просто беда. "Бога, - кричим, - забыли, разбойники! Вам на большую дорогу только впору иттить"...- сказал овчинник.
      - Да,- продолжал кузнец,- и отобрали, братец ты мой, землю.
      - И никто не нашелся против? Все поднимали руки?
      - Все.
      - У вас, значит, все такие-то, как у нас эти пять человек?
      - Выходит, так. А у вас, значит, землю совсем не тронули?-спросил кузнец. Наступило молчание.
      - Да нет, землю-то и мы отобрали...
      - Кто же у вас-то постарался? Общество?
      - Нет, какое там общество, общество все было против. Все вот эти пять разбойников.
      - Что ж это вы допустили-то?
      - А ну их к черту, связываться еще. Отстранились, и кончено дело. Им отвечать, а не нам. Подожди, ответят... Вот мы их тогда обнаружим. Ведь что, сукины дети, делают! Андрей Степанович у нас, арендатор этот - человек, можно сказать, первый сорт был, так эти разбойники постановили все у него отобрать, а самого выселить, чтобы, говорят, гнезда эти с корнем вывести и ла но, а то нынче тут хороший сидит, а завтра какой-нибудь злодей придет и опять кровь будет пить. Ты можешь себе вообразить - плакали все мы-то.
      - Плакали?
      - Да. Человек очень хороший был. Все против были, как один.
      - И пришлось выселять?
      - Что ж сделаешь-то... И не то что выселили, а еще и растащили все до последней щепки. Все через них, через окаянных, берите, говорят, а то другим отдадим. Ну, известно, каждый думает, что раз все равно разберут, так уж лучше мы возьмем, чем другие попользуются.
      - И все эти пять человек в должности состоят? - спросил кузнец.
      - Все до одного.
      - Отчего ж так вышло-то?
      - Оттого, что народ у нас хороший очень,-недовольно отозвался овчинник. Нешто богобоязненный и правильный человек пойдет на такую должность, душу марать! Да еще... отвечать потом. А эти, как они наглые сукины дети, так и прут всюду: и в председатели, и куда хочешь. Ведь это что - какой разбой развели: садик был у этого Андрея Степаныча, так весь его на глазах у него обтрясли, с ветками оборвали.
      - Кто ж это?
      - Кто... Трясли-то, конечно, все... да ведь все из-за них, из-за разбойников: они слух пустили, что кто трясти не будет, тому из имущества арендаторского при дележе ничего не достанется. Ну, тут, конешное дело, так все принялись бузовать, что только треск идет.
      - Здорово,-сказал кузнец.-А у нас слух прошел, что вы будто сами пожелали и землю делить, и все.
      - Какое там - сами. Все против были! И мы так смотрим, что ни к черту их дело не пойдет, потому что раз весь народ против, тут уж ничего не сделаешь. А ответить им когда-нибудь придется... вот уж тогда мы все причтем...
      На улице показался молодой парень в кожаной фуражке, он быстро шел мимо и на ходу крикнул:
      - Собирайтесь к Иванихе на двор, сарай будем ломать. Под клуб пойдет.
      Когда он прошел, овчинник угрюмо посмотрел ему вслед и сказал:
      - Видал?.. Вот они, вот отродье чертово. Чужую собственность ломать. Ни святого - ничего! И какие-нибудь молокососы.
      - А все-таки здорово: даже никто не отозвался,- сказал кузнец.- А у нас сразу бы все вскочили.
      - Ну, чего сидите-то! По десяти раз к вам прикладываться! - крикнул проходивший по улице человек в пальто с оборванными пуговицами и с большой книгой под мышкой.
      - Сам председатель...- сказал овчинник, кивнув кузнецу на проходившего,Чем черт не шутит! - прибавил он, покачав головой.
      Из двери начали показываться мужики и, надевая шапки, почему-то сначала оглядывались на обе стороны улицы. Человек пять нехотя пошло в ту сторону, куда ушел председатель. Остальные, посмотрев на них и опять на обе стороны улицы, тоже пошли.
      - Эй, вы куда? - крикнул овчинник.
      - Пойтить посмотреть, что эти умные головы орудовать будут, - ответили уходившие.
      - Пойтить себе посмотреть, - сказал овчинник. Кузнец тоже поднялся и поехал в лавочку на конец села. Когда он оглянулся, то увидел, что из сеней выскакивают запоздавшие и, надевая на бегу одежду, рысью бегут догонять остальных.
      - Эй, стойте, куда пошли-то?
      - Да вот эти разбойники еще что-то ломать выдумали.
      - Ах, пропасти на них нет! А вы что ж не скажете... кажный сукин сын норовит вперед забежать...
      ----
      Когда кузнец ехал обратно мимо усадьбы, за плетнем стоял шум, треск ломаемых бревен, летела, оседая на траву, пыль, точно от молотьбы, и слышался говор и крик многих голосов, как бывает на пожаре. Мужики, все в пыли, в гнилой трухе копошились, как муравьи. Только слышалось со всех сторон:
      - Сыпь!.. Ломом-то поддень, черт! - кричали в одной стороне.
      - Стропила веревкой бы зацепить, да и свалить.
      - Где ж ее возьмешь, веревку-то...
      - Э, черти безголовые... тоже идет дело делать... А на высоком пне стоял председатель, как на обозревательной башне, и, едва успевая оглядываться,кричал каждую минуту:
      - Эй, куда бревно поволок!.. Брось сейчас, сукин сын!.. Не отрывать петли! Вынимай сейчас все из кармана!.. Ломаем для общего пользования, а ты себе тащишь, бессовестные!..
      А с другой стороны навстречу кузнецу, через разломанный плетень, согнувшись и подхватив под мышку доску, прошмыгнул овчинник. Но наперерез ему бросился парень в кожаной фуражке.
      - Куда тащишь, мать твою!.. Брось сейчас! Овчинник оглянулся и, как бы соразмерив расстояние и увидев, что ему не убежать, бросил доску.
      - Подавись!..
      Парень поднял с дороги доску, швырнул ее через плетень и пошел во двор.
      - Промахнулся?..-сказал кузнец.
      - Э, сволочи...- проговорил овчинник, сплюнув. И, подойдя к телеге, сказал, указав на разломанный сарай: - И неужто это им так пройдет, разбойникам?!
      1918