– Ночью, думаю, тоже ничего нет.
– Вообще ничего?
– А что еще может быть в темноте, кроме ничего, если и днем там пусто? Ржавье не в счет.
Призрак. Призрак байкера.
Он прикатил сюда, как приезжают все призраки погибших байкеров.
Как прикатят еще многие и многие. Чтобы совершить прыжок в вечность. Байкер не умирает. Он срывается.
Прошел день и еще день…
…Кей проснулся через четверть часа после того, как уложил в кровать сонную Кока-Лолу и сам рухнул рядом.
Девица заворочалась во сне и лягнула Кея, как пони копытцем. Байкер даже не выругался. Тяжелая усталость мучила его. Нет, скорее даже ломила, выкручивая суставы. Не то чтобы его утомили события прошедшего дня, нет. Да и не было никаких особых событий. Байкера мучили нехорошие предчувствия. Если попытаться уснуть, все исчезнет…
…Пес сидел рядом, уставившись на Кея и тяжело дыша. Собачье сопение и гипнотизирующий взгляд Урала заставили Кея разлепить веки. Он с трудом приподнял голову. Пес обрадовался пробуждению хозяина. Крепкие собачьи клыки осторожно зацепили большой палец хозяйский ноги, пес попятился и Кей едва не свалился на пол.
Пес вел себя странно. Он тяжело протрусил к окну, встал на задние лапы и уставился на ночной двор. Кей вздохнул и побрел вслед за собакой. Встал рядом и принялся тупо разглядывать квадрат детской площадки, слабо освещенный единственным фонарем, хилую березовую рощицу о пяти кривых стволах, серые от летней пыли крыши многочисленных автомобилей, по случаю жары ночевавших вне душных боксов, под окнами граждан.
Кей почесал живот, широко зевнул и собрался было отвернуться, но Урал, наблюдательное животное, тут же принялся елозить когтями по стеклу. Соприкосновение стекла и острых когтей создавало крайне неприятный звук. В темноте спальни недовольно заворочалась Кока-Лола. Кей встревоженно обернулся. Она лежала, отбросив простыню, погруженная в безмятежный девичий сон.
Тишина в мире нужна для одного – дать девушкам спокойно спать. Им хорошо, а остальной части человечества – и подавно. Потому что когда девушки просыпаются, в мир возвращается война.
Урал прекратил царапать стекло, зато принялся тихонько скулить. Ого! Значит, он чует такое, что волнует его разум и беспокоит посильнее сновидений с собачьим сексом. Кей понял, что если не успокоить пса, тот поднимет лай и разбудит Кока-Лолу. А вдруг ей это не понравится? И она уйдет? Тогда Кей останется без обещанного регулярного питания, а пес – без утренних прогулок…
Ерунда! Кей понимал, что не из-за этой ерунды ему нужна Кока-Лола. Уже несколько дней в его душе аврально трудилась бригада реставраторов, спешно собирая по дальним углам остатки человеческих чувств и пытаясь склеить нечто, похожее на картину счастья. Пока получался детский рисунок: синее до изумления небо, на котором солнце ощетинилось острыми лучами-прутиками, да нереально-зеленая полянка с крохотным кубиком дома и неизменным дымом, курящимся из косо торчащей трубы. Но это только начало.
Пес негромко гавкнул и вернул Кея к действительности. Выхода нет. Придется влезать в кожу и побродить вокруг дома. Либо спугнуть команду покрышечных воров, «скатывающих блины» от машины в самом темном углу двора, либо спугнуть парочку, неудобно устроившуюся для любовных ласк на низенькой оградке песочницы, либо… Кей уже оделся и перестал напрягать фантазию вариантами. Пес предпочитал не доверять на слово и поковылял до дверей, дабы убедиться, что хозяин не перекуривает за дверью, а спускается вниз. Самого Урала Кей оставил дома, охранять покой сонной девы.
Байкера насторожила настойчивость, с которой пес постарался выпихнуть его из дома. Ноги сами потащили Кея туда, где стояла его главная ценность – ХаДэ. Сначала – проверить байк, а потом уточнить, не сыпят-ся ли на Город атомные боеголовки.
…В этот лунный час в гаражах никого не было, если не считать пожилого охранника, сморенного старческим сном у невыключенного телевизора, на экране которого мелькали черно-белые полосы. Да еще в глубине, у дальних боксов, едва мерцал огонек. Здесь чинился один из тех энтузиастов автомобилизма, который не столько ездит, сколько лежит под коробком, размышляя о несовершенстве мира, в котором уже не осталось контргаек нужного калибра.
Сунув ключ в замок, Кей привычно толкнул дверцу и шагнул вперед. Все оказалось не так просто. Дверца не поддалась, и Кей едва не врезался лбом в' железный лист, из которого эта дверца вырезана. Кей отступил и недоверчиво толкнул дверцу еще раз, посильнее, с тем же результатом.
Проверил замок. Замок открыт. Складывалось впечатление, что за дверью находится большой весельчак, который просто не хочет впускать Кея в его собственные владения. Не успев даже додумать до конца это предположение, Кей с яростным воплем навалился на дверцу. Та едва-едва поддалась. Кей ослабил нажим и дверца мгновенно захлопнулась. Как в сказке, ей-богу!
Байкер стоял напротив гаража и тяжело дышал, сжимая кулаки. Будь у него лом… Или… Кей огляделся по сторонам, но ничего подходящего не заметил. Со злостью пнув массивные гаражные ворота, покрашенные свежей краской цвета морской волны, Кей дрожащими пальцами вытащил сигарету и закурил. Больше всего его волновала судьба ХаДэ. Как он там, за дверями? Цел ли? Их разделяли несколько метров, но, чтобы преодолеть это расстояние, требовались усилия поболее тех, на которые способен Кей.
У вдруг байка там НЕТ?
Кей выронил сигарету изо рта и накинулся на дверь. Та выдержала напор, поддавшись на пару сантиметров и снова захлопнувшись перед носом бессильно матерящегося байкера.
– Проблемы, сосед?
Кей обернулся, чтобы послать автора участливого вопроса куда подальше. Но… Перед ним стоял вроде как ангел, в грязнейшем из комбинезонов, вытирая руки еще более замызганной тряпкой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась береткой. Тщательно перенеся грязь с рук на беретку, водила водрузил ее на голову.
Это был именно водила, тот самый, единственный на все гаражи, мучавшийся то ли от бессонницы, то ли от того, что жена поутру устроит ему выволочку, если они не смогут перевезти на дачу куски фанеры, подобранные вчера на свалке.
При помощи одного жеста и двух-трех слов Кей объяснил водиле, в чем проблема. Не раздумывая, тот отправился в свой бокс и вернулся на машине, которая явно была его ровесницей. А было водиле лет пятьдесят.
Пара минут ушла на то, чтобы продеть трос под ручкой дверцы. В свое время Кей славно потрудился, приварив к ней здоровенную металлическую скобу. На «раз-два-взяли!» водила подал машину назад. Дверь гаража плавно приоткрылась. Кей не торопился сунуть туда голову. Приоткрытая дверца уж очень напоминала готовый к работе капкан. Но мысль о ХаДэ не давала покоя. Кей полез внутрь, при этом едва на споткнувшись о неведомо откуда взявшуюся под ногами веревку. Громко ругнувшись, он нащупал на кирпичной стенке выключатель, щелкнул пластмассовым рычажком и… мгновенно выключил свет.
– Ну, чего там у тебя, сосед?
По праву помощника, водила просунул голову в щель. Кей испытывал желание стукнуть его в нос, но сдержался.
– Лампочка перегорела, – произнес чей-то голос. Кей не сразу догадался, что это его собственный голос.
– Так я принесу! У меня их полно!
Водиле явно понравилось быть полезным. К тому же впереди маячила перспектива глотнуть с Кеем пивка у ночного магазина.
Кей уже почти уверил себя в том, что увиденная на миг дикая картина ему почудилась. Сейчас он включит свет – и нет никакого повешенного, что болтается прямо посередине гаража, рядом с ХаДэ, который, слава господу всемогущему, жив, и, кажется, невредим.
Кей отказался от помощи. Он не помнит, что сказал, но, очевидно, отказ прозвучал в довольно грубой форме, потому что сосед ушел, недовольно бормоча себе под нос что-то о «двухколесных пижонах, мать их, и отца, и бабушку…»
Дождавшись, пока водила заведет машину и отъедет на порядочное расстояние, Кей зажег свет.
Ничего ему не почудилось. Кей зажмурился и снова открыл глаза. Невероятно, но покойник не исчез. Более того, это был узнаваемый покойник. Знакомый покойник. Даже очень знакомый, хотя он и не входил в число близких друзей Кея. Скорее, в число близких врагов.
Принято считать, что человек, скончавшись, теряет многие свои отрицательные внешние черты, которые словно стирает неведомый ластик, оставляя те, хоть и малочисленные, но положительные черты, с которыми покойный предстанет перед менеджерами потустороннего мира.
При жизни Шторм производил на Кея отталкивающее впечатление. Перейдя в иное, безжизненное качество, он стал просто отвратителен. Шторм висел, повешенный под потолком гаража, в своей неизменной тельняшке, с боцманской дудкой, болтавшейся на изрядно вытянувшейся шее. Петля глубоко врезалась в кожу, почти скрывшись под жирными складками. Шторм выпучил один глаз, а второй был полуприкрыт, словно подмигивал. Знаменитый штормовский порез от уха до уха, вместе с пастью, заклеен широкой полосой коричневой упаковочной ленты. Здоровенные волосатые ручищи стянуты за спиной такой же лентой. Ноги не доставали до бетонного пола, совсем немного.
Секунду Кей раздумывал, как снять Шторма. Следовало поторопиться. Не потому, что в широкой груди Шторма еще могла теплиться жизнь. Шторм был мертв, как капитан Дрейк, которого, кажется, постигла та же участь. Но мог вернуться водила, чтобы вторично предложить свои добрые услуги. Его реакцию при виде повешенного матроса в гараже байкера Кей даже не хотел представлять.
Кей обошел Шторма и ему стал ясен смысл изуверской забавы неизвестных палачей. Шею Шторма перетягивала не банальная веревка, а металлический трос, из тех, что используют в качестве такелажа на больших дорогих яхтах. Трос пропущен в отверстие на металлической балке под потолком и другой его конец тщательно, очень тщательно закреплен на ручке двери с обратной стороны.
Несмотря на прохладу гаража, байкера бросило в жар. Это что же получается? Значит, палаческая команда (одиночка не управился бы со Штормом, дверями и тросами одновременно) пробралась в гараж Кея, оставила здесь спеленатого Шторма, закрепила трос на дверях с внутренней стороны и покинула гараж, оставив Шторма, живого, стоять с петлей на шее и ждать, пока Кей сам его удавит, пытаясь открыть дверь.
Неоднократно желая смерти Шторму, Кей ни разу не задумывался над тем, как это произойдет. И в самых пьяных видениях он не представлял, что удавит Шторма в собственном гараже. И место не подходящее, да и для байкера, каким бы Шторм ни был мерзким типом, вид смерти выбран препаскуднейший.
Процесс освобождения Шторма занял немало времени. Прежде всего, Кей, при помощи зубила, перерубил трос на двери, чтобы закрыть ее и предотвратить появление нежелательных свидетелей. Кей и не пытался удержать трос, чтобы Шторм помягче приземлился на бетон. Шторму все равно, а ладони Кея моментально превратились бы в кровавую губку. Кроме того, Шторм свалился удачно, не задев ХаДэ. Роскошный байк стоял, поблескивая и радуясь появлению хозяина. Хозяин молча разглядывал свое сокровище.
– Я на тебя столько денег угрохал, а ты так и не научился говорить… – бормотал Кей, обходя ХаДэ и тщательно его осматривая. Для этого пришлось сперва откатить в сторону безжизненное тело Шторма, оказавшееся на удивление тяжелым. Беглый осмотр показал, что с байком все в порядке. Общую картину слегка портил слабый серый отпечаток на резине заднего колеса.
В удивительно затейливом плане чувствовалась изощренная фантазия маньяка, которому Кей встал поперек пути.
Картина окончательно прояснилась. Кей представил, как Шторм, стоя, провел в гараже некоторое время, мыча заклеенным ртом, напрягая мускулы на руках в бесполезных попытках разорвать прочную упаковочную ленту. Он даже пытался дотянуться ногой до заднего колеса ХаДэ, чтобы повалить байк, в надежде шумом привлечь внимание, не понимая, что тем самым приближает собственную смерть, смерть от поганого удушья, недостойную Свободного Байкера Большого Города. Первый, пришедший к нему на помощь, должен был стать его палачом.
Да и что он мог понимать? Думал ли он вообще? В такие минуты страх поселяется в каждой клеточке мозга, вытесняя все остальные чувства. Не боится только тот, кто, на свое счастье, успел тронуться умом, когда его шеи коснулась петля-удавка.
Зачем-то Кей начал отдирать ленту, заклеивавшую рот Шторма, но, увидев розовые шрамы и улыбающегося покойника, поспешно прилепил ленту обратно. Теперь Шторм снова «молчал», но по-свойски подмигивающий глаз в упор уставился на Кея. Тот, помедлив, отвернулся.
За годы скитаний Кей имел достаточно возможностей убедиться в том, что нет в мире ничего более назойливого и неприятного, чем изучающий взгляд мертвеца, словно размышляющего, сгодишься ли ты ему в компанию…
Зато он тщательно стер отпечаток с резины ХаДэ, использовав самую чистую из найденных в гараже тряпочек. Он даже не задумался, что в удалении отпечатка нет необходимости. Достаточно проехать пару метров на байке и пятно исчезнет. Но в это мгновение ему нужно было чем-то заняться, отвернувшись от развалившегося на холодном полу Шторма.
«Главное – вывезти. Главное – вывезти. Главное – выве…»
Надо торопиться.
Не каждый день Кей вывозил покойников из собственного гаража, но вариант был только один, и не самый легкий. Пришлось изрядно помучиться, выволакивая Шторма из гаража через узкий дверной проем. Кей усадил Шторма под стеной и прислонил спиной к кирпичам. Пока Кей закрывал дверь и запирал замок, Шторм успел завалиться набок. Кей хотел было посадить его обратно, но спохватился. Шторму сейчас удобства по фигу…
Важнее другое – вытащить его за пределы гаражей и затем подумать, как спрятать так, чтобы его не отыскали Свистуны, которые уж сумеют докопаться до того, где и как закончил свои земные покатушки их вожак.
С кряхтением Кей взвалил Шторма себе на плечи и потащил вдоль гаражей, по направлению к самой дальней торцевой стене. При этом старался держаться ближе к гаражным дверям, куда не проникал лунный свет. У стены пришлось помучиться еще больше, затаскивая труп на мусорный контейнер. С неимоверным трудом приподняв многокилограммовую тушу Шторма, Кей перевалил тело через забор. В самый последний момент Кей не удержался на узком краю контейнера, оступился, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и с грохотом свалился на кучу мусора. Пытался выбраться, но только глубже зарывался в отбросы.
…Перевалившись через забор, Кей упал прямо на Шторма, лицом к лицу. Обнявшись, они скатились по склону насыпи, едва не угодив на железнодорожные рельсы. Высвободившись из цепких объятий Шторма, Кей схватил его за ноги и уволок в темноту, в заросли кустов, сплошной полосой шедшие вдоль путей.
Закурить бы… Кей похлопал себя по карманам и вспомнил, что спросонья, подгоняемый Уралом (собачьи инстинкты оказались сильнее человечьих), оставил дома и сигареты, и зипу. Взгляд байкера упал на Шторма. Минутное колебание – и в руках Кея появилась помятая пачка сигарет и картонные спички с эмблемой ночного клуба «Маккой». Найдя одну, хотя и помятую, но не разорванную, Кей закурил и с облегчением откинулся, забыв, где находится. Завалившись спиной в кусты, Кей долго, с проклятиями, выбирался, отдирая с лица паутину. Сигарета потерялась, и разыскивать ее в темноте не было никакого желания. Кей со вздохом поднялся на ноги. Надо искать способ упрятать Шторма. Поглубже. Или подальше?
Кей побрел вдоль путей, направляясь в сторону темнеющих неподалеку вагонов. Короткое расстояние он преодолевал долго, спотыкаясь о шпалы, зарываясь носками байкерсов в острый щебень на насыпи, не видя даже собственные руки в густой тени кустов.
Постепенно стало светлее. На путях никаких огней не было, зато на высоченной решетчатой башне работали несколько прожекторов, бросая символический свет на железнодорожную разруху. От пережитого в голове Кея вновь пошли сплетаться образы, реальность начала терять очертания, растворяясь в слабом искусственном свете прожекторов, и не пытавшихся соревноваться с лунным сиянием.
Поначалу Кей решил найти незапертый вагон и засунуть туда Шторма. Оставалась слабая надежда, что его найдут не сразу, и не в этом Городе, а отправят куда подальше. Кей присел на стрелке и задумался. Едва ли можно назвать мыслями тот жужжащий рой, что носился у него в голове. Шума много, толку мало. Шмели бестолково сталкивались и разлетались. Кею даже показалось, что он близок к отчаянию.
Неподалеку послышались голоса и шмели мгновенно утихли.
– …не жрали двое суток! И сегодня ничего не привезли!
Кей пригнулся, и в пространстве между вагонными колесами разглядел двух путейских рабочих, устало вышагивающих по шпалам.
– Когда их заберут-то? – поинтересовался второй голос.
– Шут их знает! – первый сплюнул. – Только я туда не сунусь. От этих свиней воняет так, что впору пути после них мыть!
– Точно! – поддержал второй. – Пусть вдвое платят за то, что мы туда ходим!
Кей не стал ждать, пока голоса удалятся. Он вскочил, побежал по путям, высоко подняв голову и заодно вдыхая свежий ночной воздух. Ага! Не такой он и свежий… Откуда-то слева ветерок принес сногсшибательный заряд вони, и Кей едва не задохнулся. Развернувшись, он, спотыкаясь и падая, побежал туда, где его терпеливо поджидал Шторм.
…Даже если застать Кея в хорошем расположении духа и попросить рассказать о том, чего ему стоило преодолеть километр железнодорожных путей со Штормом на плечах, он не расскажет. Не потому, что не хочет, а потому, что не помнит. Он знал свою цель: воняющие свиные вагоны. Даже если бы он нос к носу столкнулся со взводом железнодорожных ментов, он бы никак на них не отреагировал, а продолжал бы упорно тащить покойного по путям, раскачиваясь из стороны в сторону, падая и ушибаясь ребрами о рельсы, страдая, но продолжая путь. Так не терпелось ему стереть Шторма с лица земли, чтобы и памяти не осталось о нем, а следовательно и о том, что он «отдал концы» в его, Кея, отличном гараже, оставив отпечаток лапы Свистуна на нежной резине верного ХаДэ.
Хрюканье становилось все отчетливее. Это даже и не хрюканье. Скорее стон, скулеж, хрип. Несчастные животные! Они почуяли приближение человека и отчаянно закричали. «Злобные твари!» Так Кей подумал о людях, постаравшихся превратить в кошмар последние дни существ, выращенных для расчленения и поедания. Парадоксальность ситуации забавляла его и даже немного отвлекла.
Преодолевая последние метры, Кей развлекал себя воспоминаниями о том, как сплавлялся на плоту по медленной желтой реке в Южной Америке. О том, как громадные крокодилы подплывали так близко, что он мог пересчитать все зубы в широко разинутых пастях. Оставалось еще три дня пути, а крокодилы наглели на глазах и уже залезали на плот, шлепая лапами по бревнам, опасные твари. Когда рептилии оказывались совсем рядом, Кей и его сопровождающие, бойцы местного «Фронта сопротивления имени Сопротивления», сталкивали с плота одного-двух пленных, предварительно полоснув широким лезвием мачете по горлу. Это совершалось из соображений гуманности, чтобы люди умерли до того, как отвратительные грязно-зеленые кроки примутся вертеть жертву. Когда пленные заканчивались, по прибрежным свайным поселкам набирали новых обреченных…
…Свинский хрюк стал совсем невыносим. Хрюк оглушал. Вонь заставила Кея перейти на дыхание ртом. Байкер почти завидовал Шторму, избавленному от пытки визгом и вонью. Скинув Шторма на рельсы, Кей подошел к вагону. Деревянные стены сотрясались от ударов мощных свиных туш. Животные скользили по склизкому полу и гулким стуком падали, издавая почти предсмертный хрип. Щели в деревянной обшивке вагона сочились тошнотворной мерзостью. От вони кружилась голова. Кей подошел к вагону, набитому до отказа одичавшими домашними животными, готовыми наброситься друг на друга, повернув эволюцию вспять.
Побродив вдоль вагона, Кей нашел доску, с помощью которой надеялся его открыть. Подставив один ее конец под железную перекладину, Кей нажал на другой и, к собственному удовольствию, откинул железку. Но, попытавшись откатить в сторону увесистую дверь, Кей с проклятием отскочил в сторону, едва не накрытый с головой потоком навоза.
Вагоны давненько не чистили, а убирать за собой свинки не научились. Да и зачем соблюдать гигиену, если все одно тебе суждено родиться, жить и умереть эскалопом.
Выждав, когда поток дерьма схлынет, Кей откатил дверь, не обращая внимание на то, что сам перемазался по уши.
За невысокой перегородкой бесновались несколько десятков свиней. Они лезли одна на другую, давили товарок, желая вырваться из навозного ада наружу. Кей сообразил, что еще пара минут промедления – и свинский батальон вырвется на оперативный простор.
Кей склонился над Штормом. Извини, парень, но, видно, на роду тебе было написано не быть погребенным в морской пучине, переодетым во все чистое, а раствориться в полусотне свиных брюх, которым все равно, как ты одет… И через мгновение Шторм оказался по ту сторону загородки, а Кей с лихорадочной поспешностью задвигал дверь и накидывал железную перекладину.
В вагоне творилось нечто страшное. Изголодавшие животные издавали неистовые вопли, пытаясь пробиться к единственной еде, которую они получили за последние несколько дней. До ушей Кея донеслось характерное чавканье и его едва не вырвало. Согнувшись пополам, байкер побежал по путям, преследуемый навозной вонью, грохотом свиных копыт, отбивавших скотскую чечетку на склизком полу, и радостным урчанием животных, сумевших немного насытиться…
…Дома Кея ждали Урал и Кока-Лола. Оба сидели в коридоре: пес на полу, высунув красный язык и тяжело дыша от напряженного ожидания, а девушка дремала под зеркалом. Когда Кей, смердящий навозом, кровью и страхом ввалился в дом, девушка и пес ошеломленно замерли. Пес с шумом втянул воздух трепещущими ноздрями, на мгновение замер и моментально смылся на балкон, где и залез под много лет валявшуюся там дырявую резиновую лодку армейского образца, что делал лишь в состоянии панического ужаса.
Кей неловко переминался с ноги на ногу, пригвожденный к стене негодующим взглядом Кока-Лолы.
– Я не знаю, где ты был… – медленно произнесла она. Кей закрыл глаза и представил, что его режут на дольки тупым ножом, на площади, при большом стечении народа. – Я не хочу знать, где ты был! – Кей открыл глаза, немного приободрившись. – Но зато я знаю, где ты будешь сейчас.
И, не выдержав, крикнула:
– Живо под душ, воняйкер!
Кей не сопротивлялся. Кока-Лола мыла его с ожесточением, словно вознамерившись в кровь ободрать жесткой мочалкой спину и пересадить на нее мертвую кожу с косухи. Кей терпел, используя вынужденное безделье для размышлений:
«Если Шторма повесили, то мне на хвост сели не придурки-Свистуны. На кой им вешать своего? Тогда кто? О, черт! В следующий раз я вернусь домой с собственной головой под мышкой. Изи райдер без головы… То есть безголовый… И зачем я читал так много книг? Неграмотным умирать проще».
ПОЛЕТ НАД АСФАЛЬТОМ И ПРЯМО В ДАЛЬ
Кока-Лола пахнет лесом.
Она и Кей живут вместе. Сейчас Кока-Лола заняла любимое место, на ковре, у ног развалившегося на диване Кея. Она ненавидит стулья, кресла, табуретки и прочие скамейки, короче – все, придуманное человеком для сидения. Зато обожает кровати, диваны, матрасы и просто тряпку на полу вместо подстилки, на которой можно заняться любимым делом.
Кока-Лола сидит, цепко обхватив Кея за ногу руками и прижавшись щекой к его коленке. Она может сидеть так часами, изредка поднимая голову и посматривая на него светящимися в темноте глазами. Однажды, желая развеять мучившие его сомнения, Кей подтащил ее к окну и долго изучал зрачки. Ему казалось, что они вертикальные. Кока-Лола злобно скалила крепкие белые зубы, и Кей оставил ее в покое.
Кей и Кока-Лола смотрят телек.
Новости:
утренняя кровь стекает по лицу статуи Свободы, растерянно оглядывающейся на взорванные здания веселые сенаторы на солнечном пляже пыльный шлейф танцующей смерти над городком, засыпанным грязевым потоком рождение ребенка в семье семидесятилетнего режиссера и двадцатилетней актерки расстрелянные мертвые дети вповалку на полу кабинета физики в американском захолустье церемония вручения премии MTV пробившемуся в шоу-бизнес вертлявому наркодилеру, которому некуда девать черно-розовые пальцы…
– Я боюсь остаться одна, Кей…
– Забудь. Ты – в Стае. Это одному бояться тяжело. Можно насмерть испугаться.
В душе Кея идет война. Гибнут армии, и стираются в пыль гордые столицы. Он думает о Кока-Лоле, и ему хочется произнести старое, как Земля, слово, которое он не решается произнести и вряд ли когда-нибудь произнесет.
Он молчит, как молчали, не смея нарушать табу и называть имя своего бога, жители крохотной лаотян-ской деревушки, куда Кей в сезон дождей неделю пробирался по горам с отрядом. Важное задание: укрепить вертикаль местной власти. На деле – сменить начальство маковых полей. По сути – одно и то же, поскольку используется тот же инструмент – с магазином на тридцать патронов.
Кей не знает, почему все жители в один день отказались сеять мак. Кто их разберет? Ему сказали: «Мак – основа экономики!», и он обязан восстановить порядок. У него – контракт.
Жители сидят на коленях в маленьком деревенском храме и слушают заунывное пение бритого наголо старика в оранжевом балахоне. Ливень барабанит по пальмовым листьям, прикрывающим навес перед храмом. Монах бьет в бубен деревянным полированным Крючком, надолго замолкает и вновь грустно заводит молитву, в которой все слова – из гласных звуков. Она похожа на песнь звезд. Кей знает, как поют звезды.
Кей покидает храм и углубляется в джунгли, обхо-Дя крохотные, игрушечные огороды и стараясь не замечать любопытных детей, похожих на паучков с тонкими лапками, прячущихся под широкими лиловыми листьями неизвестных ему растений.
Он слышал не раз, как лопаются глазные яблоки от испепеляющего жара прилипшего к роговице напалма. Этот слабый щелчок неразличим в реве огненного смерча, но Кей слышит только его. Один, второй, третий… Подсчитать и поделить надвое. Для отчета. Кей закрывает уши, как делал в детстве, когда не хотел слушать нудные мамины нотации.
Лица крестьян неподвижны и строги. Люди и сейчас молчат и не призывают вслух своего бога. Они так и останутся стоять рядами, как армия терракотовых воинов, погребенная вместе с китайским императором, имя которого Кей запомнить не в состоянии. Тех вылепили из глины, а этих маленьких человечков пропитает насквозь, прожжет до костей и оставит стоять на коленях трофейный американский напалм приличного качества. Подобные штуки янки делают на совесть.
Напалм продолжает убивать и через много лет, ради того чтобы на 42-й улице Нью-Йорка закинулся под предельной дозой героина огромный негр в норковой шубе и с килограммовым золотым крестом Осириса на жирной шее. В негре бродит, дозревая и готовясь шарахнуть по начинающим подгнивать мозгам, лаотянский героин той самой деревни. «Пимп» причалил к тротуару на длинной розовой тачке, чтобы устроить смотр ночным солдатам любви, своей частной армии разноцветных силиконо-виниловых шлюх.
Кей ойкает, дернув ногой. В глазах Кока-Лолы мерцают злые огоньки. Она больно щиплет за ногу, когда чувствует, что Кей в мыслях улетел слишком далеко от нее. Она – дикая кошка лесной чащи. Все окружающее, не исключая Кея, – ее добыча.
Кока-Лола просыпается по ночам и часами сидит у окна, сумасшедшим взглядом вперившись в луну и дальше. Кей знает, но не решается заговорить с ней.
С ужасом чувствует, что подчиняется ее желаниям. Он почти поверил, что Владыка Тьмы подослал к нему одну из своих дочерей. За что такой подарок? Или это наказание? От неизвестности ноют раны, которые давно не беспокоили Кея, а вот теперь… Неизвестность пробуждает воспоминания, от которых он давно избавился. Очень плохие воспоминания.
Они живут вместе уже месяц, и Кей не знает, как ему вести отсчет дней. То ли начать с единицы, то ли заняться обратным отсчетом. Такая жизнь слишком далека от его представлений о счастье.
Он сидит дома, ест приготовленную ее руками вкусную еду и ведет наблюдение за тем, как Кока-Лола дрессирует Урала.
Когда она впервые переступила порог, пес от неожиданности обратился в чучело и долго смотрел на нее, сидя в дальнем конце коридора. Кока-Лола бесстрашно приблизилась и нагнулась к нему, протянув руку. Собравшийся было рявкнуть, пес онемел от такого развязного обращения какой-то особы ненавидимого им человеческого женского пола, встал и побрел на балкон подышать свежим воздухом и развеяться.
Утром Кей слышал сквозь сон, как она одевалась и долго говорила с собакой. Приподнявшись на подушке, он застал удивительное зрелище: Кока-Лола держала поводок, а Урал, с виду смирный, как овца, сам подсовывал шею, чтобы его пристегнули. Хитрое выражение собачьей морды не нравилось Кею, но он не стал вмешиваться и перевернулся на другой бок, громко зевнув. Пусть сама выпутывается! В конце концов, он ее сюда на поводке не вел.
Его разбудила громкая перебранка во дворе. Отчетливо выделялся звонкий голосок Кока-Лолы, звучавший неожиданно мощно, многократно отражаясь от стен зданий. Сонный Кей на ощупь подошел к окну и приоткрыл слипающиеся глаза.
Посередине двора отчаянно переругивались Кока-Лола и хозяйка белой пуделихи. Ее «крошка» и Урал стояли неподалеку, бок о бок, высунув языки, и внимательно вслушивались, дружно переводя взгляд с одной орущей дамы на другую. Четвероногие имели вид ужасно довольных особей, только что совершивших акт, ради которого существует все живое на земле. Урал довольно облизывался, пуделиха стыдливо потупилась.
Обалдевший от шума Кей смог разобрать только «твой паршивый беспородный кобель» и «сама ты сучка похотливая, как твоя болонка». Иногда дамы шли на сближение с намерением вцепиться друг другу в волосы, и тогда собаки угрожающе рычали. Кей забрался в постель, закурил и прикинул: чью сторону приняли бы собаки, дойди дело до драки. После заявления Кока-Лолы, что «тебя даже собаке трахнуть западло», шум во дворе стих и через пять минут девушка ввалилась в квартиру, разгоряченная схваткой и раздраженно гремя замками, ключами и каблуками. Кей спешно загасил окурок и притворился спящим, чтобы не участвовать в разборе итогов утренней прогулки.