…Кей направил байк на обочину, и машина послушно покинула асфальт, тяжело приминая пожухлую траву. Звонко потрескивали веточки мелкого кустарника, крошась под колесами Харлея.

Осенний лес. Двигатель выключен, байк катится по инерции, погружаясь во влажный воздух, отдающий прелью и особым осенним ароматом.

Вставая с седла, Кей задел плечом деревце, названия которого не знал. Он ничего не понимал в деревьях. Они для него все одинаковы. Он делил их по высоте и толщине, чтобы знать, сколько времени взбираться и можно ли прятаться за ствол, если обстоятельства заставляют.

Дерево вздрогнуло и окатило Кея водой, в изобилии скопившейся на листьях после недавнего дождя. Он выругался и отскочил, зацепился ногой за внезапно выросший пенек и рухнул на мокрую землю, потревожив рой мелкой мошкары, с недовольным гудением облепившей Кея.

Джинсы и кожаная куртка не пропускали влагу, и он порадовался, что с утра облачился в эту тяжесть, несмотря на теплую осень. Последние несколько лет все осени теплые. Что-то случилось с миром. Некто могучий заломил вверх кривую температур. Для байкера – то, что надо: сезон катания удлинялся, начало спячки отодвигалось.

Кей поднялся, вскинул руки и с наслаждением потянулся. После долгой езды напряжение отпускает не сразу, поэтому движения байкера несколько замедленны.

Это длится недолго, если вокруг люди и они говорят с байкером. В лесу никого на километры вокруг, Кей один (если не считать ХаДэ), и причин для спешки нет.

Он устроился под теплым боком ХаДэ. Нашарив в маленьком кармане куртки потертую зиппо и помятую пачку сигарет, закурил.

Кей сидел, откинув голову, наблюдая за сизыми струйками табачного дыма, запутавшимися в кустарнике и не торопившимися растворяться во влажном воздухе. Дождик молотит по голове, тело бьет легкий озноб, а сигареты горчат.

ХаДэ сырость противопоказана. Но ХаДэ терпит, прижавшись влажным боком к хозяину и делясь с ним остатками тепла.

Двигатель остыл, и байкер ощутил сырость, исхитрившуюся пробраться под тяжелые кожаные доспехи. Уезжать не хотелось, но нет и желания заработать простуду в мокрой чаще. Кей отшвырнул окурок в сторону, и тот со слабым шипением погиб в лужице под морщинистой осиной. На земле, рядом с корнями, отпечатались нечеткие звериные следы. Свежие. В них даже не успела собраться вода, насквозь пропитавшая лесную почву во время ночного дождя.

Кей встал и снова потянулся. Мускулы сладко заныли. Он не удовлетворился этим и несколько раз резко повернулся: вправо-влево, вправо-влево… Потоптался на месте и, размышляя, что бы еще придумать, бросил взгляд на дорогу.

Никого нет. Да и не может быть.

Байкер выбрал заброшенное местечко, подальше от людей. А пока он думал, байк поджидал хозяина под деревом, словно присевший перед броском зверь.

В голове Кея прыгали смутные, разрозненные мысли, сплетаясь в один длинный фильм без начала и конца. Кей жадно втягивал ноздрями лесной воздух, стараясь привести в порядок чувства. Он в любой момент может сорваться и уйти по шоссе в Город, оставив за спиной и мокрую опушку, и туман, пухлыми клубами вываливающийся на дорогу. Сознание того, что можно уехать, когда захочешь, расслабляло. Кей медлил, поддавшись тягучему осеннему настроению.

…Шорох за спиной заставил вздрогнуть и обернуться.

В чаще Леса, между толстыми стволами, перемещались тени. Казалось, от тумана отделяются рваные комки мокрой ваты, темнея на глазах и пропадая в зарослях.

Кей положил руку на руль байка. ХаДэ передалось напряжение хозяина, и байк встрепенулся. Или Кею показалось?

Не покидало ощущение, что из тумана за ним наблюдают. Он мог бы поклясться, что видит неподвижные желтые точки. Пронзительные глаза дикого Леса, внимательно следящие за ним, оценивающие его силу и исходящую от него опасность.

Хрустнула ветка, и Кей ощутил мерзкий холодок, пробежавший по позвоночнику.

Отвыкший бояться – боится втройне, когда страх возвращается.

Он стоял и смотрел, не отводя взгляд. Ему чудилось, что он срастается с Лесом, тот втягивает его, поглощает, процеживая сквозь туман мысли и чувства, растворяя в промозглом естестве глупые человеческие страхи.

Кей становился частью леса.

Серые звери. Вот они. Они выходят из чащи, останавливаются на границе темноты, садятся на задние лапы, смотрят глазами голодных покойников.

Разве бывают голодные мертвецы? О чем ты, Кей?

Сейчас это не важно. Зверей все больше. С ними возвращаются страхи, от которых Кей избавился тридцать тысяч лет назад.

Ты испытываешь судьбу, Кей?

Нет, ты хочешь слиться со Стаей и мчаться вместе с ней, огибая пологий речной берег, врезаясь в чащу, вызывая страх у всего живого вокруг, ощущая лапами мягкую упругость опавшей листвы, жадно вдыхая запахи, которых стало в миллион раз больше. Ты и не подозревал, что их столько! Не догадывался, что пахнуть могут звуки, цвета, мысли.

Туман опустился, нанизав клочья серой ваты на острые ветки кустарника. Глаза ничего не различали в белесой дымке. Но чтобы видеть – не нужно зрение, Кей! Достаточно запахов. Как просто…

Сделай последний шаг.

Влейся в Стаю.

Серые тени ближе, ближе, ближе…

Кто первый – тот прав. Кто первый – тот успел выжить. Стань серой тенью. Стань одним ИЗ.

И Кей шагнул в темноту…

СМОТРОВАЯ

Байкера хоронили в закрытом гробу.

Многие были искренне уверены, что внутри гроба пусто, а его жилец загорает в байкерском раю. Или ждет вызова, заняв очередь у ворот. А пока, невидимый, он катается неподалеку от раскрытой могилы и посмеивается, оглядывая людей в мертвой коже, оцепенело застывших вокруг продолговатой ямы, заливаемой моросящим весенним дождем.

Могила колет глаз прямотой углов. Строгая правильность последнего приюта байкера никак не вяжется с его бесшабашной жизнью. Это все равно, что обстричь и побрить Деда Мороза.

Серое небо опустилось низко, вознамерившись вдавить в кладбищенскую землю всех собравшихся. Люди топчутся за скромной металлической оградкой среди заросших могильных холмиков. Тесно покойникам, тесно еще живым. Люди стараются не наступать на могилы, хватаются за оградку, жмутся к хилым березкам или к плечу друга.

Иногда кто-то из скорбящих нервно вздрагивает и оглядывается. Словно хлопнули по спине. Может, они ожидают увидеть его живым?

Но его никто не увидит. То есть он здесь, но он призрак. Пусть порадуется, что сегодня собрались все.

От таких мыслей душа Кея успокаивалась. Он даже подумал о том, чтобы покурить в сторонке, но удержался.

Трибунал не отходил от могилы и смотрел, как Бешеные по очереди бросали комки мокрой земли на опущенный в яму гроб. Земля размокла и превратилась в грязь. Когда очередной байкер бросал свой комок, тот с чмоканьем шлепался на светло-коричневую крышку и расплывался над телом того, в чью смерть отказывался верить разум.

Отойдя от могилы, каждый долго очищал ладони от земли. Пусть перчатками берут землю другие.

Кей все-таки закурил, наблюдая, как Трибунал пытается поговорить с родителями мертвеца. Мать и отец, оба невысокого роста, еще ниже согнувшиеся от горя, безмолвно смотрели на массивного металлического орла, привинченного к карману косухи Трибунала. Кею показалось, что они ничего не слышат. Слова будто огибали их и растворялись в сыром воздухе.

Трибунал передал матери байкера толстый конверт и сочувственно положил ладонь на плечо отцу. Это оказалось лишним. Мужчина злобно дернулся, словно рука Трибунала обожгла его, причинив нестерпимую боль. Затем оба, отец и мать, как по команде, отвернулись. Трибунал посмотрел им в спину, развернулся и широким шагом, огибая могилы, направился к Бешеным.

Когда погибал кто-то из своих, Бешеные хоронили его, а после сжигали его же потрепанную джинсовую куртку, рукава которой были оторваны хозяином еще при покупке. Безрукавку нельзя оставлять на покойнике или отдавать родителям. Чтобы не вводить в соблазн придурков, которые сопрут джинсовку, напялят на себя чужие цвета и помчатся по шоссе навстречу крупным неприятностям.

В этот раз Стае не пришлось палить поминальный костер. Куртка сгорела вместе с хозяином. От обоих осталось очень немногое, только для захоронения.

Черная группа нервно колыхнулась. Отвернувшись от могилы, байкеры напряженно наблюдали за тем, как отец покойного суетился вокруг Трибунала с конвертом в руке. От Трибунала веяло ледяным спокойствием, а пожилой прыгал вокруг, остервенело тыча в каменное лицо вожака раскрытым конвертом, демонстрируя содержимое.

Кей давно знаком с погибшим. Тот занимал третье место в Стае, после Трибунала и самого Кея. Заменить ушедшего непросто. Точнее, невозможно.

К чему-то вспомнилось, как незадолго до смерти покойный поменял серебряные байкерские перстни на золотые, а старенький агрегат – на новый Харлей. Значит, не бедствовал, что для байкера средней лесной полосы уже необычно.

Поторопился он с покупкой Харлея. «Да и золото – не байкерский металл. От золота байкеру – беда. У золота блеск особый, мутный. Так блестит, закрываясь, глаз собаки, когда она, дергаясь, подыхает на обочине, сбитая грузовиком».

Кей переступил с ноги на ногу, не удержался на раскисшей черной почве и угодил байкерсом в глубокую дыру от ржавого заборчика, валявшегося тут же рядом. Забыв, где находится, Кей чертыхнулся в полный голос.

Подобрав с чужой могилы остатки бумажного веночка, Кей стер с каблука землю. Разогнувшись, с интересом наблюдал за тем, как Трибунал, с обычным каменным выражением лица, взял отца покойного за плечи, повернул к себе спиной и слегка подтолкнул коленом к могиле. Толчок был не силен, но земля совсем размокла. Папашка не удержался на ногах и свалился лицом в грязь.

Кею надоело смотреть на кладбищенскую потасовку Папаше не на что жаловаться. Может, он еще хочет пенсионное содержание за сына-байкера? Пусть радуется тому, что братва нашарила у себя по карманам…

Направляясь к выходу, оступаясь на склизких дорожках кладбищенского лабиринта, хватаясь за покосившиеся металлические решетки, Кей задумался, в который раз представив, как все произошло.

Байкера догнали, умело подрезали и заставили свалиться на бок. Бешеный успел выкарабкаться из-под аппарата наполовину, но машина преследователей проехалась широким колесом поперек груди, выдавив остатки жизни из большого тела. Затем с него местами срезали кожу, бросили на него его же байк, открыли топливный бак и подожгли. Он горел, как ведьмак на костре, воздев к небу руки со скрюченными пальцами.

Кей добрался до выхода и стоял, поджидая остальных. Он натянул перчатки и бросил взгляд на ХаДэ. Байк промок под дождем и продрог на свежем весеннем ветерке. Ничего, братец, сейчас я тебя обсушу. Нам сегодня долго кататься. До утра.

Открытие сезона.

Дождь внезапно прекратился, и только редкие капли оставляли круги в мутных лужах, вытянувшихся вдоль тротуара.

Неожиданно солнечный луч сумел протиснуться в щель между облаками. Кей прищурился. Ему припомнился треп про загадочный «золотой байк». Кто-то болтал на кладбище о золотом мотоцикле, гоняющемся по ночному Городу за одинокими байкерами. Последнюю смерть приписали ему же.

Кей слышал немало сказок о катании и катающихся. И не верил ни единому слову. Вот вам еще одна легенда, выросшая на благодатной почве вечного ожидания смерти, караулящей байкера за каждым поворотом.

Однако было и «но». Уже четвертый байкер в Городе погибал жуткой смертью. В Стае – первый. А если предположить, что неведомый маньяк существует, то придется признать, что он чрезвычайно умен. Поиски виновников смертей ни к чему не привели, хотя несколько сот человек потратили немало усилий.

Что это – маньяк, сомнений нет. Нормального человека не потянет сдирать кожу с живых людей.

Из ворот кладбища показался Трибунал. Глядя поверх голов сгрудившейся вокруг него Стаи, он назначил время и место сбора сегодня вечером. Оседлав байк, ушел на приличной скорости. Чувствовалось, что он подавлен горем, но старается не подавать виду.

Перебрасываясь на ходу короткими фразами, Бешеные срывались поодиночке и маленькими группами покидали место, где один из них обрел вечный покой.

На первом же повороте с Кея слетела бандана. Пришлось останавливаться, возвращаться и подбирать. Слетевшая при движении бандана – плохая примета.

Видимо, ему сели на хвост еще у кладбищенских ворот. Он запомнил машину, стоявшую неподалеку от мотоциклов. Много чести – парковать у простого кладбища столь шикарную тачку. Владельцы таких экипажей хоронят своих в других местах, где дороже стоит закопать мертвую плоть в суглинок, который везде одинаков.

Длинный белый лимузин, нелепый для раздолбанной российской дороги, прочно засел в зеркале заднего обзора. Кею это не нравилось. Он предпочел бы иметь за спиной менее подозрительного сопровождающего. Впереди замаячил поворот. Кей нарочито газанул, прибавил скорость, словно собираясь уйти прямо, но неожиданно бросил ХаДэ вправо.

ХаДэ, привыкший к внезапным маневрам хозяина, идеально вписался в поворот, умудрившись не протаранить встречный самосвал с горой дробленого камня. Водитель истерично засигналил, и в ушах Кея еще долго и противно звучал надтреснутый гудок.

Бросив взгляд в зеркало, Кей убедился, что картинка не изменилась. Белая машина застыла на стекле, словно нарисованная. Ее движение выдавали только солнечные блики, пробегавшие по крыше и ветровому стеклу. Кей сообразил, что напрасно рисковал, поворачивая на скорости. Остановиться и задать вопрос в лоб? Только вот захочет ли «белый» останавливаться?

Еще несколько километров – и появится выезд на шоссе. Там Кею необходимо уйти влево, иначе придется пилить до следующего поворота и возвращаться.

Что-то готовилось.

Кей понял это по изменившемуся тону двигателя за спиной. «Белый» увеличил скорость. Неужели он собирается сбить Кея? Едва ли. Неподходящее место для атаки. Здесь так узко, что они оба рискуют оказаться под колесами встречных машин, по большей части – грузовиков с гравием и песком, спешивших на строительство очередной дорожной петли, наброшенной на Город.

В голову пришла простая мысль: «Ерунда все это. Глюки. После утра, проведенного на кладбище, и не такое почудится».

«Белый» поравнялся с Кеем, и тот напрягся, готовый ко всему. Ровно мгновение машина шла рядом на одной скорости. Этого мгновения хватило, чтобы увидеть за стеклом… женские глаза.

Большие, любопытные, внимательные, спокойные, уверенные.

Машина резко увеличила скорость и скрылась за шедшим впереди автобусом.

Кей перевел дух, но туг же в ушах зажужжал знакомый звук мотоциклетных двигателей. Кей последним отъезжал от кладбища, да еще его задержала не вовремя слетевшая бандана. Следовательно, это кто угодно, но не свои. Оглянувшись, он уперся взглядом в мотоциклиста, едва не оседлавшего заднее колесо ХаДэ. Чуть поодаль мелькал второй. Кей не мог заметить их раньше. Они умело прятались за машинами, переваливаясь из ряда в ряд.

Ребята не скрывали намерений. Они хотели его смерти и ничего другого. Что видно хотя бы по тяжелой цепи, намотанной на руку большого байкера, шедшего впритирку за Кеем. Он был одет в облегающую черную кожу гонщика с красными полосками на рукавах, у него – стильный шлемак, скрывавший лицо, а между ног – полуторалитровый спортбайк с лихими обтекателями. Этот японец мог бы запросто обставить Кея на скорости и прибить к бордюру как нечего делать.

В пластиковом забрале шлемака мелькали встречные машины, деревья, облака и сам Кей. Изображения искривленные, словно свернутые в трубочку. Лица не видно. Может, его и вообще нет.

Преследователи не спешили. Они шли, словно в сцепке, лавируя в потоке. Примеривались перед рывком.

Кей снова обернулся, и ему будто воткнули шило в шею. Так больно стало от увиденного. Первый байкер отставил в сторону руку, и с нее к земле кольцами заструилась блестящая тяжелая цепь. Так соскальзывает кожа, покидая змеиное тело. Нижнее звено коснулось дороги и выбило трассирующую очередь длинных искр.

Кей с трудом удержался, чтобы не прибавить скорость. Ребята только этого и ждут.

Сзади маленьким караваном вытянулись вдоль шоссе несколько рейсовых автобусов. Кей снизил скорость, дождался, когда первая машина поравняется с ним, и резко затормозил.

Байкер, который изготовился было обойти его справа, от неожиданности слишком круто вывернул Руль, чтобы не врезаться в автобус. Байк вынесло на полосу встречного движения, а Кей резко набрал обороты. Позади гулко грохотало, словно уронили пустые бочки из-под горючего. Парень угодил точнехонько под передние колеса грузовика и сейчас его намазывало на дорогу, как масло на черствый хлеб. Костюм для экстремальной езды обратился в лохмотья, сквозь дыры на спине мелькали блестящие пластины для защиты позвоночника. Сейчас они походили на ножи мясорубки.

Следовавшие за грузовиком встречные машины одна за другой бросались к обочине, взлетая вверх по крутому склону, к лесу. Некоторые замирали на краю, балансируя и пытаясь удержаться. Скользя по мокрой траве, они беспомощно скатывались вниз, к дороге, переворачиваясь и застывая вверх колесами, как остаются на песке черепахи, застигнутые отливом.

Белые лица пассажиров автобуса размазались, прилипнув к окнам.

Обернувшись, Кей с досадой убедился в том, что второй не остановился помочь разбившемуся напарнику, а упорно продолжал преследование. Судя по тому, как он запустил руку в косуху и что-то поправил, там у него находилось более эффективное оружие, чем цепь. Есть не так уж много способов защититься от пули в спину на открытом шоссе. Кей затосковал.

Он с надеждой всматривался в мелькавшие у дороги деревья, стараясь найти хотя бы подобие съезда. Парень за спиной прибавил обороты и пошел на сближение. Он явно вознамерился стрелять в упор.

Думать некогда. Кей резко ушел вправо, наугад углубившись в лесок. ХаДэ пришлось попрыгать на кочках, прежде чем выехать на неширокую дорожку, пробитую автомобилями среди деревьев. Очевидно, неподалеку находились река или озеро, где водители мыли машины.

Все пространство вытоптано, забросано банками и грязной бумагой. Деревья торчат, как свечки, среди лишенной травы поляны, обрамленной густым кустарником. ХаДэ завилял между стволами, поднимая клубы пыли. Краем глаза Кей видел красно-белый байк, мелькавший то слева, то справа. Оба мотоцикла не предназначены для кроссовых гонок. Кея мотало в седле из стороны в сторону, а его преследователь успел пару раз зацепиться за деревья, но каждый раз мастерски выворачивал тяжелый байк, чтобы через мгновение вновь устремиться вслед за Кеем.

Парень слишком увлекся. Пора с ним кончать.

Когда «красно-белый» в очередной раз приложился о дерево, Кей встал у высокого куста и с трудом, отталкиваясь ногами от земли, загнал ХаДэ в заросли. Ветки хлестали по лицу, заставляя утыкаться лицом в топливный бак. Дождавшись, когда преследователь поравняется с кустом, Кей резко рванул с места и сбил наездника. Тот упал, придавленный тремя центнерами веса собственного мотоцикла. Пронзительный крик боли перекрыл грохот двигателя.

В отличие от напарника, нашедшего смерть под колесами тяжелого грузовика, этот недоумок не позаботился о том, чтобы как следует нацепить шлемак. Естественно, тот пулей отлетел далеко в сторону. Трехслойный шлем-интеграл треснул по краю, а по сдвоенному стеклу пробежали многочисленные трещины. Коротко стриженная, белобрысая голова отчаянно билась о землю. Еще секунда – и он успел бы высвободить ногу.

Кей не стал дожидаться, пока парень наставит на него пушку. Подав ХаДэ вперед, он переехал распластавшийся байк. Парень поднял руку, защищаясь от удара, и задергался в предчувствии неминуемой смерти.

ХаДэ вдавил белобрысую голову в землю. Заднее колесо, натужно проворачиваясь, сдирало скальп. Шея неестественно вывернулась. Белобрысый словно захотел напоследок посмотреть за спину. Глаза вылезли из орбит, тело напряглось, но внезапно обмякло. С усилием навалившись на руль, Кей вернул ХаДэ на тропинку.

Выбравшись на ровное место, байк уверенно, словно запомнил путь, пробирался обратно к шоссе. Уходя на приличной скорости по трассе, Кей радовался, что прикинутый под байкера дурень, увлекшись погоней, не успел прикончить его выстрелом в спину.

В придорожной забегаловке Кей купил стакан кофе в пластмассовом стаканчике с крышкой и пирожок с мясом. Хотел съесть сразу, но помешала подступившая тошнота, когда взгляд случайно задержался на заднем колесе ХаДэ. В глаза бросились серые пятна, о происхождении которых не хотелось думать.

Кей бросил еду в седельную сумку и долго скреб резину ветками.

Наверное, это была просто пыль. Пыль и дорожная грязь…

Накручивая километр за километром, посматривая в зеркало, Кей искал белую машину. Она исчезла.

Своим решил ничего не говорить.

Можно, разумеется, зарыться в Нору – надежное местечко, служащее укрытием для всей Стаи. Но, поразмыслив, Кей решил не рисковать. Чтобы попасть в Нору, пришлось бы пересечь весь Город.

Кей притормозил на въезде в мегаполис и выбрал уединенное местечко. Следующий час провел на скамейке, заставив себя съесть пирожок и выпить кофе. Оба отдавали горелым.

…Темнота свалилась внезапно, как всегда. В сезон ее неистово ждешь, а она как будто не понимает и, вместо того чтобы потомить, падает мгновенно. Ты не успел опомниться, а уже включаешь дальний свет.

Кей услышал ровный гул, когда собирался закурить очередную сигарету. Аккуратно вернув пачку в карман косухи, он поднял руки, потрогал пальцами воздух, как будто проверяя его плотность. Привычка, над которой вечно посмеивается Барон: «Ты бы, – говорит, – прежде чем ехать, еще лизнул его, воздух-то!» Кей положил ладони на рукоятки руля, пробежался по ним пальцами, как по фортепианным клавишам, и крепко вцепился в ребристые грани, не оторвешь. Сейчас мы тебе, Город, устроим концерт!

Церемония началась.

Гул нарастал. Его сравнивают и с хором печальных ангелов, и с грохочущим весельем ада. Так говорят те, кто побывал и там, и там. Байкеры.

Больше не с чем сравнивать. Рой обезумевших шершней? Ржавые танки на марше? Раздраженный рев проснувшегося вулкана? Слабо. Не тянет. А все потому, что на земле таких звуков нет. Вслушайтесь.

О, этот звук харлеевской двойки, будоражащий слух! Биение двухцилиндрового четырехтактного двигателя вызывает мгновенный прилив крови. Ты поднимаешь потяжелевшую голову и покрасневшими глазами выискиваешь источник звука. А он не один. Их несколько! Их все больше и больше! Несть им числа!

Они пришли…

Чопперы: роскошные длинные байки, с выдвинутыми на волшебное количество градусов вилками, торчащими, как подводные тараны эскадренных броненосцев и заставляющими всех встречных очумело пялиться на рычащее мотостадо. Число байков растет, и наступает момент, когда уже не воспринимаешь механических животных поодиночке, а поглощаешь глазами, ушами и душой всю Стаю. Одновременно.

Кей потрогал узел банданы на затылке, гуднул Стае в знак приветствия и медленно, с достоинством, вписался в строй, заняв свое место.

В Стае у каждого свое место. Никто не претендует на чужое. Быть в Стае – и так уже неслыханный почет.

Место Кея – рядом с вожаком. Кей – второй после Трибунала. Это знают все, и никто с этим не спорит.

Стая катит по проспекту целеустремленно и на одной скорости. Отстать или рвануть вперед не то чтобы нельзя. Это невозможно. Потерять строй – потерять лицо. Кто хочет терять лицо?

Ночной воздух прохладен и свеж. На светофорах байкеры переглядываются и перебрасываются ничего не значащими репликами. Впрочем, для этого им и останавливаться незачем. У Кея попросили зажигалку, он на ходу передал ее и получил обратно. Просто так. Это не выпендреж. Незачем останавливаться из-за мелочи.

Байки издают сдержанный рокот, демонстрируя готовность в любой момент предъявить мощь и заполнить ревом двигателей округу, заставить вздрогнуть дома и вынудить водителей автомобилей встревожено вытягивать шеи из окон пыльных жестяных раковин. Чопперы пришли!

Полночь первой субботы апреля.

Воробьевы горы, Смотровая площадка.

Открытие сезона. Байки выстроились в три ряда вдоль дороги, но прибывают новые и новые, пытаясь вмылиться в просвет между аппаратами догадавшихся прикатить раньше.

Опоздавшие медленно крейсируют ниже, до церквушки под медной крышей и далее, подставляя правый бок байка взглядам выстроившихся на асфальте зрителей. По роскошному сиянию массивного хромированного корпуса воздухофильтра сразу догадаешься о степени крутизны хозяина.

Байкеров великое множество. С каждым годом число желающих умчаться от самого себя прибавляется. Но все равно их меньше, чем в любом другом большом Городе мира.

Увеличились также количество и длина трещин на асфальте, на тумбах гранитного парапета, на широких ступенях каменных лестниц. Трещины стремительно растут. На манер паутины они накрыли Смотровую, сливаясь с многочисленными ложбинками и овражками, процарапанными на склонах холмов, получивших от равнинных жителей Московии необоснованное название «горы». Трещины похожи на крупноячеистую сеть, забытую рыбаком, который отгреб в туман в поисках более щедрых на добычу омутов.

Бешеные заняли крохотное кафе, притулившееся у гранитного заборчика, отделяющего асфальт Смотровой площадки от крутого речного обрыва.

Кей лениво развалился в жестком пластмассовом кресле. Он курит и рассматривает плещущееся там, внизу, мотоморе. Остальные Бешеные застыли вокругстола черными изваяниями. Они молчат. Тишина за столом иногда прерывается резким скрипом мертвой кожи, когда кто-то тянется к пиву или вытаскивает зиппо.

Стая с явным безразличием рассматривает широкую полосу разноцветного металла, вытянувшуюся вдоль дороги и теряющуюся в скудно освещенной дали. Полоса беспокойна, она движется и волнуется как море, по ней пробегают большие и маленькие волны, с грохотом накатывающие и мгновенно затихающие: группки байков прибывают, чтобы занять место других, исчезающих в ночи.

Прибой бьет о Смотровую, к удовольствию праздной публики выбрасывая на прибрежный асфальт живописных байкеров и их долгоногих подружек.

Металл байков, как радуга над прибоем, всеми цветами сверкает в бледном свете уличных фонарей и ослепительном сиянии фар. Если встать спиной к реке, то слева все больше темные, черные, с редкими вкраплениями ярких пятен, чем правее – тем цветовая гамма разнообразнее.

Слева – зона отечественной техники, оппозитов и производных от них. Это порождения травяных миражей, клонированные безумными мастерами в дебрях мастерских, в которые не отважится заглянуть даже самый отпетый бродяга. Оппозиция оппозитов всем и всему неизменна и только крепнет с годами, как черное вино нечистой силы.

Справа прочно обосновались те, для кого жизнь – сакэ с медом и гейша с пухлыми губами. Счастливые обладатели японцев, прикатившие на ежегодные смотрины железа, хрома и кожи, – богатые покупатели плодов высоких технологий. Обеспеченный люд бережет чистенькие байки, ставит в стороне от оппозитов. Не хотят, чтобы на шикарную седельную кожу бухнулся пьяный вдрабадан скамейкер, или хром цилиндров ободрал владелец замызганного агрегата, вынырнувший из темноты с бутылкой водки за отворотом дешевой косухи.

Они все здесь. Смотри.

Хищно изогнутый мощный корпус Ниндзя, словно вырезанный из мрамора великим мастером эпохи Возрождения.

Смирный с виду Вулкан, притворяющийся домашним животным, но обнажающий свирепый нрав уже через пару секунд в разгоне и распугивающий неповоротливые «кроватные» джипы.

Безмятежные кроссовые байки, уверенные в крепости своих легированных скелетов.

Вольно раскинувшийся шестицилиндровый Голд Уинг, символ абсолютного счастья на двух колесах.

Гордо вскинувший рога и напряженно присевший на широченную заднюю шину Шэдоу.

Мускулистая Магна со слипшимися внутренностями, доступными лишь глазу и пальцам механика со степенью магистра байкометрии.

Настораживающе-приземистый Мародер, готовый тихо скользнуть в любой просвет в толпе.

Интрудер, самодовольно оглядывающий публику взглядом индивида со здоровым и сильным сердцем, настолько сильным, что приходится удерживать этого двухколесного черта на повороте.

Не похожий ни на кого, кроме себя самого, Ви-Макс, ревом четырех цилиндров собирающий в пучок и скручивающий в тугой канат тысячу байкерских чувств.

Уайлд Стар, пружинящий на широченной резине, как присевший перед финальным этапом профи-триатлонист.

Сексуальные формы обнаженного двигателя гордой и прекрасной Валькирии.

Звезда Королей – великий и ужасный крейсер – отжимающийся напряженно вздувшимися бицепсами-кожухами широченной вилки от просевшей под его тяжестью земли.

Стайка изогнувших спины Вираг, дьяволиц, шепчущихся о грядущем слете на Лысой горе.

Дрегстеры – груды сверхпрочного железа с нагло выставленными напоказ карданными валами.

Ретро-байки – вызывающе древние и царапающие взгляд острыми углами неуклюжих рам.

Самоделки, переобутые в импортную резину, туго облегающую лишенные крыши, высоченные передние колеса, с уткнувшимися во вселенскую бесконечность вилками-телескопами и крохотными жестяными клизмами-бензобаками. Самоделки, приходящие в себя на свежем весеннем воздухе после мерзлого гаража, где лопнувшая батарея залила мотоцикл электролитом. Самоделки, сегодня переставшие играть роль мебели в квартире на девятом этаже, куда в прошлом октябре затащила байк четверка опухших от перепоя парней.