– А вы чем торгуете? – спросил Осетр, чтобы хоть как-то начать разговор: ну не играть же с человеком, с которым довелось делить каюту, в молчанку!

– Грёзогенераторами, – коротко бросил попутчик и отправился в сан-блок.

– Простите, забыл ваше имя, – сказал ему в спину Осетр.

– Не забыли, – попутчик и ухом не повел. – Не могли вы его забыть, потому что мы с вами друг другу по имени-отчеству не представлялись. – Коммивояжер вошел в душевую, и перепонка люка хлюпнула, восстанавливаясь.

Осетр пожал плечами и повернулся к пульту, вмонтированному в изголовье койки-релаксатора. Над пультом висела инструкция, первым пунктом которой значилось: «Вы можете и не включать койку-релаксатор, потому что за десять минут до начала прыжка аппаратура включится сама». А далее следовало: «Однако если вы не займете место в койке-релаксаторе за пять минут до начала прыжка, вас ждет немедленный арест, насильственное прохождение процедуры и судебное преследование по прибытии в пункт назначения. Если же вы хотите занять место в койке-релаксаторе ранее, чем за десять минут до начала прыжка, нажмите зеленую кнопку».

Судя по тому, что у соседской койки-релаксатора пульт задорно перемигивался разноцветными огоньками, попутчик уже воспользовался последним пунктом инструкции.

И куда дядька торопится?.. А с другой стороны, душ-то здесь один на двоих, и всякий, кто думает не только о себе, должен вести себя именно так…

– Вниманию господ пассажиров! – сказал голос в интеркоме. – Через пятнадцать минут «Дорадо» выходит в стартовый сектор прыжка! Через пять минут включатся ваши койки-релаксаторы, и вам надлежит занять место на их ложе. Не забудьте прежде принять голубую пилюлю, поскольку прыжок при ясном сознании закончится для вас умопомешательством. Нежелательные реакции вашего организма на препарат исключены, поскольку для каждого учтены его медицинские противопоказания. Голубую пилюлю можно получить, открыв голубую крышку на пульте. Там же, под крышкой находится стаканчик с разбавителем, которым нужно запить пилюлю.

Чпокнула перепонка люка – попутчик освободил душевую. Он появился в каюте розовый и благоухающий – похоже, успел еще и побриться. Мурлыча нечто малопонятное, подошел к своему релаксатору.

– Душ свободен, молодой человек.

Осетр хотел махнуть рукой и брякнуть в ответ что-нибудь легкомысленное, типа «Микробы прыжку не помешают», но потом подумал, что «росомахе» надлежит быть чистоплотнее какого-то торгаша (чистоплотнее во всех смыслах!).

– Спасибо.

– А зовут меня Сергей Петрович Костромин.

– Очень приятно. Остромир Приданников.

– Вот и познакомились. – Попутчик полез в шкафчик со своим багажом.

А Осетр отправился в душ. Стоя под расслабляющими струями, он вспомнил Яну. Наверное, она сейчас вот так же стоит под душем и… Домысливать заманчивую для любого парня картинку он не стал. Нет, все же надо будет продолжить знакомство на Дивноморье, иначе он будет последним дураком. И ребятам про отпуск правды не расскажешь – просто засмеют… Вот только вопрос: окажутся ли они в одном пансионате? Ведь Дивноморская Ривьера насчитывает на одну сотню мест отдыха…

Когда он вышел из душа – бриться, в отличие от коммивояжера не стал, – попутчик уже устроился на ложе релаксатора, а пульт в изголовье второй койки вовсю перемигивался огоньками. Голубая крышка была открыта, и на выдвинувшемся из пульта крошечном столике стоял стакан с прозрачной жидкостью и лежала пилюля. Стакан коммивояжера уже был пуст, через мгновение он растаял в воздухе, а столик убрался в недра пульта.

Тут же интерком сообщил господам пассажирам, что до начала прыжка осталось семь минут.

– Рисковый вы человек, – сказал попутчик. – Тут при опоздании можно крупно погореть.

– «Росомахи» никогда и никуда не опаздывают, – хвастанул Осетр, приглаживая волосы.

– Ну-ну, – отозвался дядька. – Похвальная привычка. В особенности для коммивояжера, если он…

Последние два слова он произнес уже заплетающим языком, и Осетр так и не узнал, что именно «если он».

Пора было глотать пилюлю, опустошать стакан и укладываться, что он и проделал. А когда начал проваливаться в набегающую тьму, еще раз вспомнил Яну. Но подумать про будущую встречу уже не успел.

Глава третья

С мыслью о ней он проснулся. С мыслью о будущей встрече и со зверским чувством голода. Об этой стороне воздействия релаксатора на человеческий организм знали все – и те, кому случилось путешествовать по Галактике, и те, кому пережить такое путешествие не доведется никогда.

И потому через полчаса всех пассажиров ждал плотный завтрак – даже тех, кому через два часа покидать борт «Дорадо» и высаживаться на «планету дальнейшего пребывания».

Попутчик уже встал – сквозь перепонку, прикрывающую вход в душевую, доносилась «Песенка шута» из последней экранизации «Ивана Васильевича».

По ногам бегали мурашки. Осетр потянулся, не вылезая из релаксатора, сделал упражнение «велосипед», хорошо разгоняющее кровь после сна. Оттолкнулся руками от лежака и выпрыгнул на пол. Как пантера… Нет, как «росомаха»!

Два часа полета до «дыры», пересадка на местный шаттл тех, кто в эту дыру стремился, еще два часа в обычном пространстве – и новый прыжок, на этот раз уже к Дивноморью. Скука-с, дамы и господа!

Одна радость – за завтраком он встретится с Яной, и этой радости даже мегера не сможет помешать.

Чпокнула перепонка, и в каюте появился попутчик. Как и совсем недавно (недавно ли?), он был розовощек и благоухающ. Не слишком густые волосы его были аккуратно причесаны. Вот ведь дядька! Следит за внешним видом вовсе не потому, что того требует устав внутренней службы.

– С добрым утром, молодой человек!

– Здравия желаю, Сергей Петрович! – отозвался Осетр. И отправился в душевую, к новым мыслям о Яне.

Когда он вернулся, попутчик, уже одетый в черный костюм-тройку, белую рубашку и с пижонским галстуком-бабочкой, стоял перед зеркалом. Левый карман его пиджака украшал белоснежный платочек.

Да, еще как следит дядька за своим внешним видом! Впрочем, подобным старым пердунам ничего другого и не остается. Девушки их не любят, а бабушки им самим не интересны…

– Я двигаюсь в кают-компанию, – объявил попутчик, отходя от зеркала. – Есть хочется – спасу нет.

– Послерелаксационный синдром, – попытался объяснить Осетр, но дядьки уже и след простыл.

Только чпокнула перепонка люка.

– Вниманию господ пассажиров, – объявил интерком. – Приглашаем вас на завтрак. Кают-компании откроются через десять минут.

Времени было вагон и маленькая тележка. Десять минут!.. Для того, кто едва ли не каждый день выполняет команду «Казарма, сорок пять секунд – подъем!», десять минут – это сродни вечности.

Когда Осетр подошел с дверям в кают-компанию, толпа оголодавших пассажиров только-только начала втягиваться внутрь.

Попутчик помахал Осетру рукой с дальнего края кают-компании, но молодой человек сделал вид, что не заметил приглашающего жеста.

Стол, за которым он сидел в последний раз с Яной и мегерой Аней, был еще свободен – дамы задерживались. Правда, стоило Осетру сесть, как к нему приблизился некто патлатый и небритый в куртке без застежек:

– У вас свободно?

– Простите, занято! – отрезал Осетр. – Сейчас за этот стол сядут.

Патлатый немедленно убрался. Честно говоря, Осетр сказал бы такому «Занято», даже если бы не ждал Яну с мегерой. Не любил он подобных типов. У тех, у кого не причесаны волосы и не застегнута одежда, обычно и в мыслях бардак, а ни один «росомаха» бардака не терпит. На том стояла, стоит и будет стоять любая боеспособная армия. Правда, патлатый мог оказаться каким-нибудь художником, а у них бардак в волосах вовсе не тождественен бардаку в мыслях, наоборот…

Тут в кают-компании появилась Яна, и Осетр тут же забыл о патлатых художниках.

«Яна… – прошептал он мысленно. – Яна! Яночка!»

Удивительное дело, совсем немного времени прошло с момента их расставания, а сейчас Осетру казалось, будто минуло сто лет. Ладно, пусть не календарных, а световых, и пусть не сто… а сколько там?.. но ведь минуло же!

Он встал, резко дернул головой в приветствии, отставил стул для мегеры (она взглянула на него гораздо благосклоннее, чем при знакомстве), потом для Яны.

– Вы очень любезны, офицер!

– А их, наверное, учат любезности, – сказала Яна.

Судя по тону, она была не в духе. Возможно, поспорила с нянькой, насколько приличной девушке допустимо опаздывать к завтраку после релаксационного сна. А может, ей уже наскучила компания нового знакомого. Кто их, этих великородных барышень, знает!

– «Росомах» несомненно учат этике светского общения, – сказал Осетр, поскольку не знал, с чего начать разговор. – Хотя в повседневной жизни мы подчиняемся требованиям устава.

Похоже, Яна и сама поняла, что ее резкость ничем не оправдана.

– Извините, Остромир! Не знаю, что на меня нашло…

Поскольку Осетр по-прежнему не знал, что сказать, он только учтиво кивнул головой.

– А скажите, офицер, – зато мегера сегодня была учтива, – вы откуда родом?

Наверное, ее за прошедшее с последней встречи время изрядно повоспитывали. Неужели Яна?..

– Если это не военная тайна, конечно.

– Нет, не тайна, – сказал Осетр. И зачем-то соврал: – Я родом с Белого Зимовья.

– А где это?

– В Приграничье. Рядом с Великим Мерканским Орденом. Около сотни световых лет от кордона.

– А ваши батюшка и матушка по-прежнему там живут? – спросила мегера.

– Мои родители погибли.

– Простите! – Мегера поджала губы.

Осетр ответил сдержанным кивком.

– Мой отец был военным. Служил в дивизии, защищавшей Белое Зимовье. Планетарная артиллерия. На Зимовье напали пираты. Много лет в том районе Галактики свирепствовал тип без гражданства по кличке Джон Сильвер. Меня спас десант «росомах». Пираты бежали, мою мать они увезли с собой.

– А почему вы решили, что она непременно погибла? Может, ей удалось уцелеть. Так бывает сплошь и рядом.

– За нее не попросили выкупа. Пираты обычно похищают людей, чтобы получить за них выкуп. За мою мать не попросили. Правда, у нее не было родственников… А все родственники отца жили там же, на Белом Зимовье, и тоже погибли.

– Ну вот видите, – с воодушевлением сказала мегера. – Пиратам просто не у кого было просить выкуп. А тех, кого не могут выкупить, пираты продают в рабство. Ваша матушка наверняка жива. Трудится на какого-нибудь рабовладельца.

Эх, если бы это было правдой!..

Яна лениво ковырялась вилкой в тарелке с омлетом. Ей по-прежнему было наплевать на кадета. Да и на историю его несчастной семьи, надо полагать, тоже. Почему ее должна трогать достаточно распространенная в Приграничье история?

Впрочем, когда она, отложив вилку, глянула на Осетра сочувственно и сказала: «Поверьте, мне жаль ваших родителей», оказалось, что ей вовсе и не наплевать. И Осетр был ей за это благодарен, что, слегка запинаясь от смущения, и выразил.

– «Росомахи» взяли вас к себе? – спросила мегера.

– Да. Куда им еще было меня девать? И слава богу, потому что иначе я бы, скорее всего, не выжил. Как я теперь понимаю, на Белом Зимовье после нападения жизнь налаживать было чрезвычайно трудно.

– У меня папа тоже учился в школе «росомах», – задумчиво сказала Яна, словно забыла, что уже говорила об этом вчера.

Мегера (впрочем, почему мегера? Сегодня она ни в малой степени не походила на женщину с таким характером)… няня Аня строго-предупреждающе глянула на воспитанницу, но та и сама больше ни словом не обмолвилась.

Обед продолжался тем же чередом. Няня расспрашивала Осетра о его жизни; кадет рассказывал то, что можно было рассказать (и больше не врал, просто отвечал: «Об этом я не должен говорить»); Яна в задумчивости ковырялась вилкой в тарелке.

А потом интерком объявил:

– Внимание! Господ пассажиров, следующих до Угловки, просим не задерживаться с завтраком. Стыковка с шаттлом через полчаса, отправление шаттла в десять часов по судовому времени. Посадка на шаттл с палубы Б через основной выход номер два. Стюарды проводят вас.

– Интересно, – сказала няня Аня. – Много ли преступников везет наш корабль?

– Преступников? – непонимающе уставился на нее Осетр.

И вдруг сообразил: ведь Угловку в просторечье называют Крестами. Здесь расположен центральный имперский лагерь отбывающих наказание преступников. Собственно, вся планета и представляет собой лагерь.

– Их тоже будут пересаживать на шаттл с палубы Б? – продолжала толстуха. – Не хотелось бы мне оказаться с ними рядом!

– Вряд ли, – сказал Осетр. – Думаю, за ними присылают специальный транспорт с охранниками. И высаживают с корабля через грузовую палубу. Они же лишены гражданских прав.

– А они не вырвутся? – Няня глянула на кадета с тревогой.

Осетр сдержал улыбку превосходства.

Эх, женщины, женщины!.. Ясно ведь, что даже если преступники вдруг и взбунтуются, то тут же будут изолированы в своем отсеке. А потом через вентиляцию пустят усыпляющий газ, и привет семье! Впрочем, до преступников наверняка доведены возможные меры противодействия при бунте, и смысла баламутиться им просто нет. Только срок себе набавишь! Вместо одного пожизненного станет два…

Осетр поделился этими мыслями с дамами. Мегера, пусть и не сразу, но успокоилась. А Яна, похоже, и вовсе думала о чем-то другом, поскольку никак не отреагировала.

А потом к столу подошел попутчик:

– Счастливо оставаться, молодой человек, – сказал он. – Я прилетел к месту назначения.

Он кивнул женщинам и за руку попрощался с Осетром.

«Интересно, – подумал Осетр, когда коммивояжер удалился, – как он тут продает грёзогенераторы, в этой дыре? Можно ли здесь заработать? Был бы торговцем, никогда бы в такое место не сунулся!»

Впрочем, заключенные тоже люди, и у них имеются потребности, а значит, непременно найдутся люди, желающие на этих потребностях заработать. На этом желании весь деловой мир держится.

– Это ваш знакомый? – спросила Яна.

– Нет. Попутчик. Делим с ним каюту. Вернее, делили…

Няня Аня тут же разразилась целой речью по поводу того, какие бывают попутчики. С некоторыми любо-дорого поговорить, а из иных слова клещами не вытащишь.

Уж сама-то она к последним явно не относилась…

Осетр с удовольствием бы предпочел, чтобы она трепалась поменьше. Собрать бы из таких дамочек дивизию да и сбрасывать к врагу в качестве говорильной бомбы! Заболтают насмерть! В былые времена, когда люди говорили на разных языках, такое оружие бы не сработало.

– Слушайте, – сказала вдруг Яна. – А нельзя ли с какой-нибудь смотровой палубы понаблюдать, как отлетает от нашего корабля шаттл?

– Смотровой палубы, по-моему, на транссистемниках нет, но существует обсервационный зал, где можно полюбоваться и местным светилом, и звездами. Пойдемте после завтрака?

Долго дам уговаривать не пришлось.

Глава четвертая

Если бы Осетр сказал, что в обсервационном зале было яблоку негде упасть, он бы покривил душой. Однако кое-кто из пассажиров полюбоваться космическим пейзажем все-таки притащился.

Расположились в удобных креслах, подняли глаза к «небу».

Веры – звезды, очень похожей на Чудотворную и, как утверждают, на материнское светило человечества, Солнце, – видно не было: она светила откуда-то из-за обреза видеопласта.

Зато приступающий к маневру стыковки с «Дорадо» шаттл был виден хорошо. Ближний борт его почему-то украшала эмблема «Галактических линий» – наверное, суда местной компании космического транспорта были заняты. Вот только чем? Вряд ли в эту дыру транссистемники забираются каждый день, а значит, вряд ли тут, кроме «Дорадо», могут находиться другие дальние суда.

И тут же мысленно хлопнул себя по лбу. Какие местные компании космического транспорта! Да их сюда по соображениям безопасности и на пушечный выстрел не подпустят! Исключительно «Имперские галактические линии», персонал которых проконтролировать гораздо проще! Нет, все верно. А то ведь суда местных компаний в прибежище беглых преступников превратятся…

Осетр пронаблюдал, как выдвинулись из корпуса «Дорадо» причальные штанги, как вытянулись навстречу шаттлу, принимая на себя его инерцию. Судно чуть вздрогнуло, и пришлось успокоить заволновавшихся вдруг дам.

– Нет, столкновения не произойдет, не волнуйтесь! Демпферы и не на такие усилия рассчитаны.

Конечно, Осетр понятия не имел, на какие именно усилия рассчитаны причальные сооружения «Дорадо», но разве есть основания сомневаться в квалификации инженеров, спроектировавших транссистемник? К тому же, он бы произнес последнюю фразу, даже если бы сомневался, – дамы, находящиеся рядом с кавалером, ничего и никогда не должны бояться. Таков порядок человеческих взаимоотношений, даже если вы находитесь на разных ступеньках социальной лестницы…

Впрочем, пребывающим рядом дамам космические пейзажи быстро наскучили. Еще не погасли колебания «Дорадо», а няня Аня уже оторвала взгляд от «неба», повернулась к воспитаннице и сказала, наморщив нос:

– Интересно, зачем Его величество повсюду таскает с собой цесаревича?

Яна тут же подхватила тему.

– А разве можно иначе? Ведь Константин – наследник, а значит, рано или поздно станет верховным главнокомандующим. Ему необходимо привыкать к жизни военного человека.

Цесаревичу Константину в нынешнем году исполнилось семнадцать лет. Однако выглядел он на все двадцать пять. По империи ходили слухи, что парень серьезно болен чуть ли не прогерией^[1]…

Правда это или нет, было неизвестно – официальные средства массовой информации эту тему, разумеется, не обсуждали. И правильно – если слухи соответствуют действительности, зачем задевать лишний раз чувства несчастных родителей? А если неправда, опровергать слухи бессмысленно. Во-первых, на каждый чих не наздравствуешься. Во-вторых, опровержения, чаще всего, производят противоположный эффект – как говорит капитан Дьяконов, таков менталитет народа по отношению к власти. А в-третьих, император – не президент, его не выбирают, и ему вовсе не требуется нравиться электорату.

– Да, но ведь он болен. Я слышала, как в разговоре с вашей мамой княгиня… – Няня Аня осеклась, глянув на Осетра. – Скажите, офицер… А как вы считаете? Должен ли Его величество таскать цесаревича по разным мирам? Не лучше было бы заняться его лечением?

Вопрос был еще тот. Ответ, правда, на него имелся, ибо у Осетра было свое мнение. Но вот стоит ли сообщать свое мнение этой рыжей болтливой клуше?

Хотя в этой болтовне есть и положительная сторона – похоже, после релаксационного сна «офицер» стал клуше симпатичен, и она уже не опасается, что ее воспитанницу скомпрометируют. С другой стороны, дьявол их, этих нянюшек, опекающих высокородных девиц, знает! Что у них на уме?

– Цесаревич – человек государственный, – сказал Осетр. – У таких людей на первом месте интересы империи, а не собственные проблемы.

– И это правильно! – резко сказала Яна, как будто с нею кто-то спорил.

Вообще говоря, Осетр знал, что императоры в истории бывали разные. Были такие, что пеклись исключительно о благе родного народа, но бесстрастные документы сообщали и о таких, кому было наплевать на империю и народ, кого волновало только собственное веселье и благополучие. Впрочем, такие обычно правили недолго, поскольку быстро теряли поддержку ближайших подданных и оставались один на один с заговорщиками, которых в такие времена разводилось величайшее множество. В большинстве случае правитель обречен быть хорошим правителем, иначе его эпоха оказывается слишком короткой.

Лет пятьсот назад император Александр VIII пристроился вдруг в кильватер политики вершителя Реддинга. Привлекла его дианетика, с какой-то стати!.. Однако после десяти лет неуклонного преклонения перед Мерканским Орденом обнаружил император вокруг себя кучу недовольных. Слава богу, у него хватило ума отречься от престола в пользу младшего брата, и до большого кровопролития дело попросту не дошло, хотя министра иностранных дел, проводившего политику Александра, застрелили незадолго до этого во время визита на один из приграничных миров. Преступника, конечно, нашли, но большинство историков считали, что вина было свалена на стрелочника. Как бы то ни было, но Александр VIII вовремя понял, что императорская корона для него слишком тяжела. В былые века отрекшиеся императоры уходили в монастырь, Александр решил стать смотрителем музея. И стал им – в музее освоения Галактики.

А Империя пошла дальше…

Все это Осетр, разумеется, рассказывать дамам не стал.

– Цесаревич и в самом деле государственный человек, – сказал он. – Как и его величество. И все они делают правильно. На их месте я бы поступил точно так же.

– Но возить больного ребенка…

«У царей и королей нет детей, – говорил капитан Дьяконов. – У них рождаются не дети, а инструменты внешней и внутренней политики».

В этом смысле Осетр и ответил няне Ане.

Как ему казалось, та должна была фыркнуть и сказать «Ничего вы, мужчины не понимаете, у вас только война на уме!»…

Однако Яна прекратила намечавшуюся пикировку.

– Я так понимаю, – заметила она, – что до самого отлета шаттла мы больше ничего нового не увидим.

– Вы правы, – сказал Осетр. – Грузовые контейнеры сходят с орбиты и приземляются с помощью собственных двигателей. А пассажиры переходят в шаттл через стыковочный узел. Правда, здесь этот процесс займет немного времени. Вряд ли до этого медвежьего угла Вселенной летело много пассажиров.

– Разве что преступников все-таки привезли. – Яна снова посмотрела на «небо».

Во взгляде ее вдруг появилась непривычная жесткость, будто она была прокурором на судебном процессе и только что потребовала высшей меры наказания для серийного убийцы.

И Осетр вдруг подумал, что закончивший школу «росомах» Янин папа, похоже, сумел сделать из своей дочки настоящую боевую подругу офицера, бесстрашную, уверенную в себе, привыкшую к тяготам военной жизни.

Впрочем, прежде она такой Осетру не показалась. Или он все выдумывает…

– Пойдемте, – сказала боевая подруга офицера. – Если бы с нами летели преступники, мы бы непременно узнали это. Хотя бы по усиленной охране. К тому же я слышала, что преступников на планеты-тюрьмы возят не пассажирскими транссистемниками, а специальными конвойными транспортами.

Она встала из кресла и, не оглядываясь, направилась к выходу. Няня Аня переглянулась с Осетром, пожала плечами и двинулась следом за подопечной. Осетр чуть поотстал – его внимание привлекло выплывающее на видеопласт местное солнце. Впрочем, Вера оказалась самой обычной звездой – Осетр и сам не знал, чего необычного он от нее ждал. И двинулся за дамами.

В обсервационный зал вошел высокий брюнет, широкоплечий, с уверенной поступью, к нему клеилась затянутая в черный комбинезон девица с травянисто-зелеными волосами. Эти двое видели только друг друга и не удивительно, что тут же наскочили на Яну.

– Под сторонам не мешало бы посматривать, придурочная! – недовольно сказала зеленоволосая.

Что ответила Яна, Осетр не слышал, но зеленоволосая вдруг завопила:

– Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?!

Осетр прибавил шагу.

– Не знаю и знать не хочу! – отчеканила Яна.

– Самсон! – Зеленоволосая повернулась к своему кавалеру. – Ты слышал? Меня оскорбляют.

Самсон был ростом повыше Осетра и пошире в плечах, и кадет уже начал прикидывать, как к нему лучше подобраться, если дело доберется до мордобоя. А похоже, судя по визгливому воплю зеленоволосой, до этого этапа человеческих взаимоотношений явно дойдет.

– Эй, ты… – Самсон выдал такое словечко, от которого уши завяли бы даже у сидящего на отдаленной огневой точке военного. – Ноги из задницы вырвать?

– Да какие у нее ноги?! – Зеленоволосая ткнула в сторону Яны пальцем с ярко накрашенным ногтем. – Две нитки!

Яна растерянно оглянулась – но не на Осетра, как он ожидал, а на няню Аню.

Няня шагнула вперед:

– Послушайте, молодые люди…

– А тебя, кикимора рыжая, вообще никто не спрашивает!

Осетру показалось, что няня намерена вступить уже не в словесную перепалку – что было для нее крайне травмоопасно, – и поспешил вмешаться:

– А меня спрашивают?

Иначе он не мог: гвардейцы вакуум не травят!

– А тебя… – Самсон резко повернулся к нему.

На его физиономии было явственно написано, где он видел нового собеседника, и он определенно собирался поделиться своими познаниями с окружающими… но едва взгляд его коснулся Осетрова мундира, намерения мгновенно изменились.

– Ладно, Дамира, – примирительно сказал он. – Пойдем. Мы были тоже не совсем правы.

Вот он сразу вакуум стравил…

Зеленоволосая открыла было рот, явно собираясь сменить цель словесного обстрела, но Самсон остановил ее поцелуем, и, таким образом, реноме всех сторон разгорающегося конфликта было спасено.

Осетр, проходя мимо, не удержался и подмигнул парню.

Глава пятая

Сказать правду, Осетр понятия не имел, как возят преступников на планеты-тюрьмы. В школе «росомах» кадетов не учили ничему, связанному с пенитенциарной системой, – в конце концов, «росомахи» не занимаются охраной лагерей, это боевое подразделение создано совершенно для иных целей. Задачи «росомах» сродни задачам, выполняемым мерканской морской пехотой, одному из старейших родов войск в Ордене. Конечно, «росомахи» не столь богаты традициями, как морские пехотинцы (те даже название подразделения не сменили, хотя давно уже не плавают по настоящим морям), но, в случае боевого столкновения, кто кого – это, братцы, мы еще посмотрим!

Увы, морпехов поблизости не было, и показывать взбалмошной дочери давнего выпускника школы «росомах» – кто кого! – кадет не мог, и потому пришлось учтиво расстаться с дамами и отправиться к себе в каюту, где, пребывая теперь в гордом одиночестве, проделать уже знакомые манипуляции для подготовки к следующему прыжку. Поскольку здешняя планетная система не столь населена, как окрестности Чудотворной, то и к точке старта вовсе не требуется ползти шесть часов. Отвалил в сторонку, где никто под ногами не путается, – и в колонну по одному, гвардейцы!..

Тем не менее, до этой «сторонки» час-то всяко шлепать, не с околопланетной же орбиты транссистемник в прыжок пойдет!

Как и ожидалось, каюта встретила его тишиной и пустотой.

Едва за спиной закрылся люк, пол под ногами чуть дрогнул – от «Дорадо» отстыковался шаттл, увозивший на Угловку бывшего попутчика.

Интересно, завидует сейчас тот кадету, которого ждет дальнейшая дорога? Если умный человек, должен завидовать. А с другой стороны, умный человек никогда не завидует невозможному, тем более если это невозможное временно… Диалектика человеческих отношений, в котел ее!

Осетр подошел к своему ложу и растерянно оглянулся не зная чем себя занять. Это было чрезвычайно незнакомое для кадета-«росомахи» ощущение. В школе таких минут просто не бывает. Там ты либо на занятиях, либо в наряде, либо занят мелочами, которые тоже должно делать. Либо в увольнении – а там тоже скучать не приходится…

В принципе, можно принять чисто расслабляющий душ, но ведь физического напряжения не было. Светская болтовня с дамами телесных сил не требует, тут все больше моральная усталость накапливается…

Осетр усмехнулся последней мысли – можно подумать он хотя бы раз забалтывался с дамами до моральной усталости!.. Интересно, скоро ли интерком объявит о начале подготовки к прыжку. Почитать, что ли, пока? В чемоданчике лежала книжка – среди ее содержимого были «Вехи побед», сочиненные создателем бригады «росомах» Великим князем Романом, жившим более трех веков назад. «Вехи» были написаны «росомахой» о «росомахах» и для «росомах». Это была настольная книга каждого кадета – сродни молитвеннику для ярого богомольца, сродни уставу караульной службы для военнослужащего охранных войск, сродни учению Станиславского для большинства росских актеров и актрис… В «Вехах» рассказывалось, к чему должен стремиться каждый «росомаха», чтобы стать хорошим защитником Отчизны. Именно в «Вехах» родилась фраза, которую любил повторять капитан Дьяконов «Все мы – дети своих матерей, но есть у нас мать и одна на всех. Это наша Рось»… Что ж, почему бы и не перечитать кое-какие места из этой библии «росомах»?

Он достал из багажной ячейки чемоданчик. Однако, вытащив книгу и включив ее, Осетр обнаружил, что мысли его занимают вовсе не вехи и не победы. То есть, победа, конечно, если можно так выразиться, но победа вовсе не над врагами Отчизны… Потому что место Родины в его мыслях вдруг заняла Яна. Это было настолько непривычно, что становилось не по себе. Может ли женщина для гвардейца стать важнее Родины? Если это, конечно, не матушка…

Странно, почему сегодня девица вела себя совсем не так, как вчера? Будто за время релаксационного сна что-то произошло… Будто девушка внезапно и самым капитальнейшим образом в новом знакомце разочаровалась… А вот няня Аня, наоборот, будто очаровалась… Почему? Что он такое совершил, чтобы расположить к себе старую и отвратить молодую? Держал себя самым строгим образом, вольностей не позволял. Да и не позволил бы, ибо капитан Дьяконов всегда говорил: «Солдат, способный обидеть женщину или ребенка, годится только на сырье для пищевого синтезатора!» Почему пищевого – кадеты некоторое время не понимали. Пока не узнали, что в прежние времена пищу изготавливали совсем в других синтезаторах, чем, скажем, мундиры или кортики. Это потом синтезаторы стали универсальными… Синтезаторы универсальными, а девушки – недоступными, как гора Эверест. Есть вроде бы такая на Старой Земле…

Там, правда, теперь никто не живет. И на курортах не отдыхают. Летают теперь на другие курорты. По дороге с девушками знакомятся. Запросто, потому что кадетов все любят… Но каким же образом кадет-выпускник Приданников вчера берету уши отвинтил? А отвинтил явно, иначе бы Яна сегодня не сменила милость на гнев!..

Вспомним-ка, о чем мы говорили после знакомства, шажок за шажком, вопрос за ответом, ответ за вопросом. Кстати, вполне возможно, что няня Аня сменила гнев на милость именно потому, что подопечная на нового знакомца осерчала, и угроза няниному благополучию испарилась, как линкор после удара батареи планетного калибра. А что? Вполне объяснимо… Однако нас интересует вовсе не нянино благополучие, а Янино недовольство! Так что в колонну по одному… Они вошли в кают-компанию, когда к обеду отбили вторые склянки. Няня шла впереди…