Александр Романов
      Королев
      (текст не вычитан)
      Оглавление
      Вместо пролога * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
      Глава первая
      Глава вторая
      Глава третья
      Глава четвертая
      Глава пятая
      Глава шестая
      Глава седьмая * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
      Глава первая
      Глава вторая
      Глава третья
      Глава четвертая * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
      Глава первая
      Глава вторая
      Глава третья
      Глава четвертая
      Глава пятая * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
      Глава первая
      Глава вторая
      Глава третья
      Глава четвертая
      Глава пятая
      Краткая библиография
      Вместо пролога
      В небольшом служебном кабинете их было двое. Сидели они напротив друг друга за столиком, примыкающим к большому письменному столу. На стене, справа от них, висела небольшая коричневая грифельная доска с едва различимыми контурами полустертых цифр, а слева, в углу на тумбочке, находился телефонный пульт. На нем то и дело вспыхивали разноцветные огоньки, призывая снять телефонную трубку, но собеседники не обращали на них никакого внимания.
      Главный конструктор С. П. Королев принимал у себя в КБ известнейшего хирурга Александра Александровича Вишневского. Могло показаться странным, о чем вот уже два часа беседуют эти люди, занимающиеся такими на первый взгляд несхожими проблемами. Даже многопредставительное совещание у Королева обычно продолжалось меньше. Настойчивый телефонный звонок, "кремлевский", заставил их прерваться. Королев встал, обошел письменный стол, взял трубку.
      Вишневский не слушал, о чем говорил по телефону Королев. Он молча и с нескрываемым удовольствием рассматривал своего нового друга: огромный красивый лоб словно специально вылеплен скульптором, чтобы подчеркнуть незаурядность этого человека. Черные почти прямые брови над широко расставленными карими глубоко сидящими глазами. По глазам Королева всегда можно было судить о его настроении, он ничего не таил в душе. Вот и сейчас его глаза, еще секунду назад бывшие добрыми и смеющимися, вспыхнули неистовым огнем. Ревко очерченные губы жестко сомкнулись, и уголки их как бы опустились на выдвинутый вперед упрямый подбородок. Королев молча слушал говорившего. Лицо его в этот миг выражало крайнее напряжение. Кажется, собрав все внутренние силы, он сдерживал себя, чтобы не взорваться.
      - Ясно, понял, - наконец с трудом выдавил Сергей Павлович и повесил трубку. Долго молчал, потом через силу улыб
      нулся. - А вы говорите, не волнуйся. Все звонят с ЦК, жалуются на несговорчивого Королева. Вот и приходится гнуться... ради дела. - Достал из пиджака небольшую жестяную трубочку, хорошо знакомую многим, вытряхнул на широкую ладонь белую таблетку валидола, положил в рот.
      - Неужели так уж нужен космос? Именно сегодня, черт побери, - с некоторым раздражением воскликнул Вишневский, - когда кругом, извините меня за наивное суждение...
      - К сожалению, вы не единственный.
      - Кругом нехватки... Хлеба не хватает. Понимаю, подъем целинных земель... затраты окупятся. Видимо, нет другого выхода, как осваивать новые земли. Но космос?
      - Вы правы, Александр Александрович, - как можно спокойнее ответил Королев. - Крутом нехватки. Но согласитесь, они могут вырасти в самых различных областях жизни до непредсказуемых размеров. Это как запущенная болезнь. Она прогрессирует, и медицина оказывается бессильна с ней бороться. И наступает летальный исход.
      - Но ежедневный естественный уход из жизни даже тысяч людей восполняется, - не согласился Вишневский. - Ученые-демографы убеждены, что в двухтысячном году население на планете достигнет чуть ли не десяти миллиардов человек.
      - В этом вся суть вопроса. Каждого надо накормить, напоить, обуть, одеть, дать пищу для души и где-то расселить. Мы почему-то забываем или не хотим помнить, что наша планета имеет ограниченные размеры и, в общем-то, не велика. Это значит, кладовая земли содержит невосполняемые конкретные запасы полезных ископаемых. Уже сейчас нам не хватает угля, нефти, железа и так далее. Одних больше, других меньше. Но наша цивилизация расходует их варварски, забывая, что им когда-то наступит конец. Человечество ведет себя крайне беззаботно. Оно напоминает мне безумца. Желая обогреться, он ломает на дрова стены собственного дома. А лес - рукой подать. Но ехать за ним не хочет. А теснота! Считается, что в конце двадцатого века плотность населения на квадратный километр суши составит около сорока человек, а еще через двести лет - 1370. Муравейник...
      - Лес - это небесные тела, Сергей Павлович?
      - Да, космос с его небесными телами. Там неисчислимые запасы необходимого для землян. Еще вчера они были сказочно далеки от нас. Но сегодня мы не только разумом, но и руками дотянулись до них... Внеземная индустрия, использование солнечной энергии. В этом я вижу единственный путь сохранения и дальнейшего развития человеческого рода...
      - И это все сегодня, завтра? - не сдавался Вишневский.
      - Да! Но это не только мои мысли. Великий Циолковский об этом мечтал. Жить и не думать о завтрашнем дне - преступно. Я только робкий последователь его. Мы сделали пока даже не шаг, а полшага на пути, освещенном его гением. Но это движение - безгранично.
      - Все это так, - со вздохом ответил Вишневский. - Вы думаете о благе всего человечества. Я грешный, забочусь о конкретном человеке, попавшем ко мне в клинику. Я ближе к земле.
      Вишневский машинально, скорее по привычке, взял руку Королева...
      - Э, да у вас пульс чуть ли не сто... Многовато, Сергей Павлович, для одного разговора. Волнение - очень опасная штука. Чрезвычайно...
      Будто прочитав мысли своего друга, Королев как-то тихо, боясь, что врач может сказать всю правду, спросил Александра Александровича:
      - Сколько я могу еще прожить с таким мотором? - и приложил свою небольшую руку к груди.
      - О чем это вы, Сергей Павлович? Да пошутил я. С вашим сердцем, академик попытался успокоить Королева, - вы еще нам столько ракет сконструируете.
      -- Мне бы десятка лет хватило, - не дослушав Вишневского, словно попросил Королев. - Всего десяток... от силы пятнадцать, ведь столько замыслов.
      - Сергей Павлович! - оборвав неприятную для обоих беседу, заговорил Вишневский. - Я приехал к вам с нижайшей просьбой. Не откажете?
      - Хотите заполучить место на ракете для каких-либо приборов? А, я угадал, Александр Александрович?
      - И это было бы неплохо. Но просьба моя другого свойства. Вашим конструкторским бюро создаются уникальные точные приборы. Они, на мой взгляд, вершина современного научно-технического прогресса. У вас тут в конструкторском бюро, видимо, не один Левша трудится. Вот если бы вы помогли сделать нам для института хирургии кое-какие инструменты, приборы. Будем весьма благодарны.
      Сергей Павлович, по привычке теребя подбородок, перебирал в уме специалистов, которые могли бы оказаться полезными медицине. Подсчитав свои возможности, повернулся к Вишневскому.
      - Стоит подумать. Да к тому же и от нас требуют, чтобы мы, как и любое другое предприятие страны, помимо космической техники, разрабатывали бы еще и так называемые "изделия массового потребления". Но вы ведь наверняка хотите иметь что-то уникальное, а не холодильники, которые делает Иван Алексеевич Лихачев у себя на заводе, так ведь, Александр Александрович? Что вы хотите заказать для начала?
      - Искусственное сердце, - как можно невозмутимее ответил Вишневский, не спуская глаз с Королева.
      - Сердце?! - В глазах конструктора вспыхнуло безмерное изумление, граничащее с неверием. Королев взглянул на хирурга и понял, что тот не шутит. - Ну, знаете ли, Александр Александрович, сам люблю пофантазировать, но чтобы так, - развел руками Королев. - По силам ли нам это?
      - Полно, Сергей Павлович! Вся ваша работа доказывает, что человеческому разуму многое по силам. Разве можно было мечтать еще несколько десятков лет назад об искусственном спутнике Земли? А он вот - летает! Сердце же, если рассматривать его не с поэтической, а с научной точки зрения, то оно... просто насос, очень сложный и очень надежный. У нашего соотечественника Шурали Муслимова оно трудится без ремонта больше ста шестидесяти лет. Я верю, что можно создать искусственное сердце...
      Наступила долгая пауза.
      Сергей Павлович представил трехсоттонную космическую ракету, поднявшую в космос первый искусственный спутник Земли, и рядом человеческое сердце, маленький кусочек живого тела, весом всего в пятьсот граммов.
      "А почему бы и нет, черт возьми! Искусственное сердце, так же как и космические ракеты, возможно. Нужен только точный расчет. Ну а это мы умеем. Ребята в КБ смышленые, сразу схватят суть. Надо попробовать", - подумал Королев.
      - Так как, Сергей Павлович? - не выдержал затянувшейся паузы Вишневский.
      - Подумаем, Александр Александрович. Но дело нужное. Кому-то же надо начинать. - И тут же пошутнл: - Первое ваше сердце для меня. Не смущайтесь, не смущайтесь, Александр Александрович. Не слишком хороши мои дела, я знаю. Много в жизни было и хорошего и плохого. В общем, я почти доволен. Но, повторяю, лет десять мне все-таки еще надо. Лучше пятнадцать. Так что договорились: первое мне, на себе и испытаю,
      * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ СТАНОВЛЕНИЕ *
      Я работал над исключительно важной для обороны СССР проблемой создания ракетной авиации. Это совершенно новая область техники, нигде не наученная. Понятно, что смысл всех работ, ведущихся в этой области в империалистических странах, как можно шире использовать ракетные летательные аппараты для целей войны...
      Работать над ракетами практически я начал лишь в 1932 году в ГИРДе. Однако, несмотря на трудность, а также полную новизну дела и отсутствие какой-либо помощи и даже консультации, мною совместно с моими товарищами по работе (1935-1938 гг.) достигнуты положительные результаты. Последовательно разработан и осуществлен целый ряд опытных ракет (,No 48, Об 216, 212, 217, 201/301). Начаты работы над первым ракетным самолетом. Параллельно с атой акспериментальной работой произведена большая работа по теории ракетной техники.
      Нашлись влиятельные люди, которые отмахнулись от наших предложений. Кое-кто обвинил нас, что мы мешаем оборонным мероприятиям. Вы поймите смысл подобного обвинения в те годы. Мы потеряли значительное время и несколько замечательных творческих людей. Это были страшные годы.
      Мы уверены, что в самом недалеком будущем ракетное летание широко разовьется и займет подобающее место в системе социалистической техники.
      С. Королев
      ЗАМЫСЛЫ И СВЕРШЕНИЯ
      С. П. Королев, выпускник Одесской профстройшколы, спроектировал К-5, получивший одобрение специалистов.
      -- Совместно с С. Н. Люшиным построил оригинальной конструкции планер "Коктебель". Летал на нем и превысил всесоюзный рекорд продолжительности парящего полета;
      спроектировал и построил двухместный самолет СК-4, явившийся дипломной работой, выполненной под руководством А. Н. Туполева.
      -- Построил планер "Красная Звезда"; впервые в истории безмоторного полета на нем выполнились фигуры высшего пилотажа.
      -- Завершал рукопись книги для Госвоенвздата "Ракетный полет в стратосфере".
      -- Как начальник Группы изучения реактивного движения (ГИРД) руководил разработкой и пуском первых экспериментальных отечественных жидкостных ракет 09 конструкций М. К. Тихонравова и ГИРД-Х конструкции Ф. А. Цандера.
      -- Спроектировал и построил буксировочный планер СК-9, на котором совершил полет по маршруту Москва - Крым, где участвовал в планерных состязаниях.
      -- Совместно с инженерами М. П. Дрязговым и Е. С. Щетин-ковым разработал, построил и испытал в Реактивном научно-исследовательском институте серию крылатых ракет с пороховыми и жидкостными двигателями; на основе планера СК-9 разработал конструкцию ракетоплана РП-318-1 с жидкостным ракетным двигателем.
      -- Вел научно-иссследовательские работы по реактивному самолету; обосновал концепцию ракетного истребителя-перехватчика; продолжал совершенствование ракетоплана и крылатой ракеты 212; замышлял использование ее как земной ракеты, так и радиоуправляемой самолетного класса "воздух земля".
      Глава первая Детство
      Отец и мать. Разлука с отцом. У бабушки в Нежине.
      Павел Яковлевич Королев был взбешен. Шел быстро, низко надвинув на лоб форменную фуражку с лаковым козырьком, распахнув шинель. Декабрьский сухой снег бил в его бледное лицо, попадал на крахмальный воротничок, таял. Ноги чуть не по колено проваливались в сугробы, завалившие тротуары. Но он ничего этого не замечал, шел, не сознавая, куда идет. Причиной такого странного поведения молодого учителя словесности Житомирской первой мужской гимназии стал неприятный для него случай.
      ...На перемене в учительскую вошел директор гимназии Антонюк и направился к Королеву.
      - Вы, милостивый государь, Павел Яковлевич, питаете, кажется, особые чувства к господину Короленко?
      - Юлиан Петрович, я полагаю, что ученики должны знать своих земляков, и особенно же тех, что учились в нашей гимназии, - ответил Королев.
      - Вот как! Справедливо. Но соблаговолите называть более достойных людей. Не забывайте, наш город освещен посещением Его императорского величества Александра II, царство ему небесное. Могли бы об этом сказать...
      - В следующий раз, господин директор, я об этом всенепременнейше скажу...
      Преподаватель словесности Павел Яковлевич Королев учительствовал в Житомирской гимназии первый год, был доволен службой и очень дорожил своим положением, которого добился с большим трудом. Сын отставного многодетного писаря, он долго жил в нужде. Получил бесплатное образование в духовной семинарии на родине, в Могилеве, но карьера священнослужителя не привлекала его. Королев решил поступить в Нежинский историко-филологический институт бывший лицей князя Без-бородко - одно из лучших на Украине высших учебных заведений. В нем в свое время учился Н. В. Гоголь. Помощи от отца ждать не приходилось, и потому в 1901 году в своем прошении институтскому начальству Павел Королев просил зачислить его в казенно-коштные студенты. В этом случае обучающийся в институте находился на полном пансионе, но после окончания учебного
      заведения был обязан в течение трех лет оплатить все расходы, связанные с обучением. Павел Королев очень страдал от того, что самолюбие его уязвлено. Но другого выхода не было. Он учился со всей страстью человека, жаждущего знаний и желающего выбиться в люди. Прекрасные способности Павла Яковлевича, помноженные на волю и упорство, позволили ему с отличием окончить в 1905 году институт и получить звание учителя гимназии.
      Нелегкая, сложная судьба ожесточила характер Королева. Гордый и легкоранимый, он был крайне самолюбив, да к тому же не терпел малейшей несправедливости, тем более незаслуженных упреков, да еще в присутствии сослуживцев. Лихорадочно восстанавливая в памяти сегодняшнее происшествие, все больше убеждался, что ничего предосудительного в его совете ученикам прочитать главу из "Истории моего современника" не было. Многие уже знали, что речь идет в ней о гимназии, в которой они учились.
      Немного успокоившись, Королев замедлил шаг, застегнул шинель и неожиданно для себя обнаружил, что он далеко от дома, возле Соборной площади, от которой начинаются торговые ряды. Пришла в голову мысль сделать кое-какие покупки к Новому году и найти небольшую елку, о которой его так просила жена.
      Павел Яковлевич вернулся домой, когда уже стемнело, закрыл окна ставнями и вошел в дом. На пороге его встретила встревоженная теща - Мария Матвеевна.
      - Беги, Павлуша, беги скорее, начинается.
      - Куда? - не понял тот. - Что начинается?
      - Ах, какой непонятливый. Куда-куда! - встрево-женно заворчала теща.
      Павел Яковлевич наконец сумел отвлечься от событий минувшего дня и, увидев перед собой взволнованную Марию Матвеевну, сообразил, в чем дело. Быстро поставил елку в угол, сунул покупки теще и стремглав бросился на улицу, впустив в прихожую клубы морозного воздуха.
      Время приближалось к семи вечера, когда Павел Яковлевич и акушерка вошли в дом. Мария Матвеевна, что-то шепнув на ухо женщине, повернулась к зятю:
      - Ты, Павлуша, погуляй часок-другой. Мы тут без тебя управимся...
      Снегопад кончился. Небо над древним городом прояснилось, замерцали звезды, наступала ночь, последняя
      в 1906 году. Луна заливала все вокруг серебром} улицы, принаряженные к Новому году, еще час назад полные шума и веселья, были пусты. Нет-нет их покой нарушался быстро идущими запоздалыми прохожими да веселым перезвоном бубенцов под дугами извозчичьих рысаков. Павел Яковлевич бродил по пустынным улицам. К нему вернулось хорошее расположение духа. Еще бы. Так неудачно начался день и так радостно заканчивается. А ведь совсем скоро новый - 1907 год! Радость перед Новым годом - хорошая примета. Он скоро станет отцом. Его любимая Маруся родит ему сына или дочь. Кто же у него родится? "Скорей бы уж все свершилось".
      Бродя в восторженном настроении по улицам, Павел Яковлевич вспомнил, как его однокашник, студент Нежинского историко-филологического института, Юрий Москаленко познакомил его со своей сестрой Марией. И с этого дня Павел Королев понял, что не сможет жить без нее. Невысокая, стройная, с лучистыми карими глазами, она считалась признанной красавицей.
      ...В семье небогатого купца Николая Яковлевича Москаленко и его супруги Марии Матвеевны было четверо детей. Кроме Маруси, еще дочь и двое сыновей. Всем им родители дали образование. В доме любили книги, читали газеты, журналы, часто музицировали. Мария Матвеевна, мать семейства, играла на скрипке, сын Василий - на фортепиано. Старший Юрий хорошо пел. В доме часто собиралась молодежь. Все чаще стал бывать здесь и Королев. Его тут уважали, ценили за остроумие. В разговоры Павел Яковлевич, как правило, вступал редко, своего мнения без повода не считал нужным высказывать. Правда, был один случай. Как-то Юрий, только что окончивший институт, неосторожно в присутствии Королева назвал босяком бедного, но преуспевающего в знаниях студента. Слова резанули Павла Яковлевича так, будто его кто-то ударил хлыстом. Он вскипел и зло отчеканил:
      - Щедрость ума, Юрий Николаевич, всегда ценил, ценю и буду ценить выше туго набитого кошелька.
      Этот инцидент, кажется, навсегда посеял между ними рознь. Собиравшаяся у Москаленко молодая компания не нравилась Павлу Яковлевичу. Он был тут старше всех, и его раздражали легкомысленные разговоры и бесконечные танцы. Но истинная причина крылась в другом. Павел Яковлевич не мог видеть, как за Марусей ухаживали молодые люди, пытаясь вызвать ее расположение.
      Она весело смеялась, охотно танцевала со всеми, никому не отдавая предпочтения. Девушка жила мечтой: закончить гимназию, уехать в Петербург на Бестужевские
      курсы.
      Павел Яковлевич знал об этом и поторопился сделать Марусе предложение, но получил отказ. И только спустя некоторое время, через родителей девушки, он все-таки добился ее согласия на брак. Через месяц после окончания Павлом Яковлевичем института, 28 августа 1905 года, состоялась свадьба. Молодые супруги отбыли к месту службы Павла Яковлевича в Екатеринодар, а через год, летом 1906 года, переехали в Житомир.
      Здесь в доме No 5 по Дмитриевской улице Королевы сняли недорогую меблированную квартиру из трех небольших комнат и устроили в них гостиную, спальню и кабинет. В пятнадцати минутах ходьбы находилась первая мужская гимназия, где Павел Яковлевич начал преподавать. Жили скромно.
      Мария привыкла к достатку. Родители ей ни в чем не отказывали. Считать деньги она не умела, это, в свою очередь, раздражало Павла Яковлевича. Словом, семейная жизнь не заладилась с самого начала. К тому же Мария не могла продолжать образование, к которому так
      стремилась.
      ...Павел Яковлевич не заметил, как дошел до конца улицы, вернулся назад и оказался около своего дома. Он замедлил шаг и подумал: "Если сейчас встречу мужчину - родится мальчик, а если женщину..." Он не успел загадать, как увидел, что из дома вышла женщина, та самая, за которой он бегал. Павел Яковлевич улыбнулся про себя: "Вот тут и гадай", и пошел быстрее.
      Теща встретила его в прихожей, счастливая.
      - Сын, Павлуша! Сын! Поздравляю... А у нас с дедом внук... Дождались...
      Королев кинул на вешалку шинель и пошел было в спальню, но Мария Матвеевна остановила его:
      - Куда ты такой с мороза-то. Застудишь маленького. Да и Мария утомилась, задремала, не торопись...
      Павел Яковлевич на цыпочках ходил по крашеному деревянному полу соседней комнаты - кабинету, стараясь не тревожить жену. Остановился, через приоткрытую дверь с нежностью посмотрел на ее красивое, утомленное лицо, утонувшее в подушке.
      "Милая моя, любимая", - подумал Павел Яковлевич. Он был так счастлив в эти минуты, что забыл все раз
      молвки с женой, даже последнюю, случившуюся совсем недавно. Оказалось, что Павел Яковлевич ревнив. Он и сам не подозревал об этом, но уж очень хороша была девятнадцатилетняя Мария рядом с тридцатилетним замкнутым, коренастым мужем. Павел Яковлевич не любил, когда жена наряжалась модно, в яркие платья, и хотел, чтобы она одевалась соответственно положению.
      - Но мне же, Павел, не тридцать. И мне хочется петь и танцевать... - И начала кружить его по комнате.
      Павел Яковлевич вырывался, что-то говорил и наконец сдался.
      - Ну, ну, хорошо, будь по-твоему, одевайся как хочешь...
      Его воспоминания прервал голос Марии Матвеевны.
      - Счастье-то какое. Вот дед Микола обрадуется: казак родился. В нашу породу. Здоровенький, - слышал счастливый отец, как говорила теща, пеленая младенца. - Глаза-то темные, как уголечки, а лобик-то отцовский. Под Новый год родился, счастливым будет. Примета такая. - И положила внука в детскую плетеную коляску. Вышла к Павлу Яковлевичу и, обняв по-матерински, достала из широкой юбки небольшой сверток, положила его на письменный стол.
      - Это вам от нас с дедом. Расходов теперь прибавится. Лавчонка-то хоть и маленькая, а доходы все же есть, и не хуже, чем у других. Да и на "зубок" - удастся ли приехать, еще не знаю.
      - Спасибо! Только мы, Мария Матвеевна, ни в чем не нуждаемся. Да и не привыкли. - Павел Яковлевич помолчал. - Только от вас и возьму, мамаша, зная ваше расположение ко мне. Поблагодарите от нас и Николая Яковлевича.
      В этот момент всхлипнул ребенок. И не по летам грузная, но очень подвижная Мария Матвеевна кинулась к внуку. Мария Николаевна открыла глаза.
      - Мама, покажи мне сына.
      Бабушка ловко достала из колыбели младенца и поднесла его к матери.
      - А когда кормить его?
      - Он сам об этом скажет. Знаю, четверых вас вырастила. Как захочет есть, такой рев подымет!
      Павел Яковлевич подошел к жене, взял ее руку и благодарно поцеловал, потом чуть убавил огонь лампы под потолком, чтобы свет не мешал сыну, и, не желая
      показывать охвативших его чувств, поскорее ушел в другую комнату.
      ...По сей день сохранилась церковная метрическая книга. В ней запись за 1 января 1907 года.
      "...День. Месяц. Год рождения - 30 декабря 1906 года'.
      Имя - Сергей. Родители - преподаватель Житомирской первой гимназии Павел Яковлевич Королев и законная жена его Мария Николаевна. Православные".
      Рождение ребенка изменило к лучшему семейную жизнь Королевых. Мария Николаевна не отходила от Сергуньки. Счастьем светилась и Мария Матвеевна, замечая перемены в отношениях дочери и зятя. Павлу Яковлевичу верилось, что судьба к нему благосклонна, что все уладится. В гимназии тоже все складывалось удачно. Но, видно, уж такая у него жизнь. За маленькую толику счастья тут же приходится расплачиваться. За светлыми и радостными днями следуют дни волнений, горьких разочарований.
      В то утро Королев вышел на службу пораньше: хотел до начала занятий еще раз полистать сочинения старшеклассников на тему "Наш город". Очень интересным это показалось Павлу Яковлевичу. История Житомира насчитывала более десяти веков. Желая узнать, откуда произошло название "Житомир", Павел Яковлевич перечитал много книг. Больше других ему понравились две легенды. По одной из них, где-то около 884 года в развилке между рекой Тетерев и ее притоком Каменкой облюбовало себе место славянское племя житичей. Отсюда и "житичев мир". По другой легенде, в летописи, относящейся к 1240 году, упоминается слобода, славящаяся торговлей хлебом - "жито меряли". Много лет спустя народ-словотвореЦ образовал "Житомир". Павел Яковлевич придерживался второй легенды и считал глубоко символичным, что в названии города нерасторжимо слились два великих слова "хлеб" и "мир".
      Павел Яковлевич вошел в учительскую, она была пуста. Шли занятия. Из-под потолка с искусно написанного портрета, втиснутого в золоченую раму, на него строго смотрел Николай II. В комнате плохо натопили, и Королев, поежившись, сел поближе к круглой голландской печке. Достал тетради. Сочинения старшеклассников, в общем, порадовали Павла Яковлевича. Не все они со
      -- 12 января 1907 года по новому стилю.
      держали интересные мысли, но неизменно увлекали искренностью. День начинался хорошо.
      Вдруг из-за двери одного из седьмых классов раздался шум. И сразу вырвался в коридор. Послышался топот множества ног, кто-то упал. Королев выбежал в коридор. Гимназисты что-то выкрикивали возбужденными голосами. Занятия прекратились. Навстречу учащимся быстро прошел директор гимназии. И хотя он старался сохранить невозмутимость, скрыть крайнюю тревогу не мог. Бунт!
      Гимназисты обступили его и без былого страха и почтенья стали требовать, чтобы перед ними извинился преподаватель, назвавший их "свиньями" и "выродками".
      Директор громким голосом приказал всем немедленно вернуться в класс. Ученики объявили, что не будут присутствовать на уроке неугодного им преподавателя. Закрыв класс, они забаррикадировали мебелью дверь, стали петь революционные песни. Гимназическому начальству деться было некуда: не вызывать же полицию. Пошли на уступки, пообещав "восставшим-": "желаемое ими извинение состоится".
      Возбужденные юноши покинули класс, считая, что одержали победу. Но всем им сейчас же объявили: "Вы исключены из гимназии".
      Состоятельные родители уже вечером начали осаждать директора гимназии Ю. П. Антонюка просьбами отменить свое решение. Как, их дети, их наследники, будущие владельцы фабрик и заводов, многие из которых с рождения увенчаны высокими титулами и званиями, не смогут продолжать учебу? Только-только начали справляться с антиправительственными выступлениями бунтовщиков. Страну, слава богу, почти усмирили, а здесь у них, в Житомире, хотят, по сути, ославить их, отцов города! И кто? Свои же, директор гимназии!
      И утром Антонюк разрешил всем подать ходатайство о восстановлении их детей в учебном заведении.
      Педагогический совет удовлетворил просьбы почти всех родителей. Но одного гимназиста, Лейбу Брискина, без основания объявили едва ли не зачинщиком и восстановить отказались. Против несправедливого решения выступил только Королев. С ним не посчитались и вынудили его поставить свою подпись под протоколом. Сделал это он со специальной оговоркой: "П. Королев (с особым мнением)".
      - Вы, оказывается, милостивый государь, Павел
      2 А. Романов 17
      Яковлевич, - выговаривал Королеву директор гимназии Антонюк, - других убеждений, чем мы. Слыханное ли дело, один против всех. Очень сожалею, очень... Да и за кого вступились?! За инородца!
      Принципиальность молодого преподавателя вызвала раздражение всего гимназического начальства и шовинистически настроенных педагогов.
      Домой Павел Яковлевич пришел в середине дня в мрачном настроении. Сняв в прихожей шинель и фуражку, не заходя к жене, прошел в кабинет и сел за письменный стол. Достал из папки тетради, начал читать, чтобы отвлечься от тревожных дум. Но пересилить себя не мог. В кабинет заглянула жена.
      - Ты не зашел к нам, Павел?
      - Извини, Маруся.
      - Да на тебе лица нет, - взглянув в тревожные глаза мужа, заволновалась Мария Николаевна. - Что-нибудь случилось?
      - На душе тяжело. В гимназии неприятности. Королев рассказал жене о том, что произошло, и тут же дал волю своим мыслям.
      - Все идет по-старому. Отслужили молебен в церкви в честь высочайшего манифеста, и снова нагайка, - нервничал Павел Яковлевич, шагая по кабинету из угла в угол. - Как будто не было русско-японской войны, Кровавого воскресенья, восстания моряков на "Потемкине". Забылись выступления рабочих в Харькове и Киеве. Да одних ли рабочих...
      Выслушав рассказ мужа о том, что произошло в гимназии, Мария Николаевна с недоумением сказала: "Ну какое тебе дело до всего этого!" Такого ответа Павел Яковлевич не ожидал и хотел было прекратить бесполезный разговор, но передумал:
      - Ты, Маруся, когда-нибудь слышала о "Сорочин-ской трагедии"?
      - Только о Сорочинской ярмарке, - засмеялась она, но, встретив осуждающий взгляд мужа, замолчала.
      - Не надо так шутить. Пролита безвинная кровь.
      - Ты о чем, Паша?
      - Садись. Ты должна знать об этом, должна, - и Павел Яковлевич рассказал жене все, что знал о "Сорочинской трагедии". В декабре 1905 года царскими карателями в местечках Сорочинцы, Устивице и других деревнях Миргородского уезда недалеко от Полтавы, где жил В. Г. Короленко, были убиты десятки жителей,
      а сотни изувечены казацкимв нагайками Вся вина этих людей состояла лишь в том, что поверили царскому манифесту от 17 октября 1905 года, "даровавшему" свободу слова, собраний и союзов. Собравшись на сходки, крестьяне нередко решали закрыть государственные винные монополии, иначе говоря, винные лавки, а в некоторых селах опротестовывали незаконную попытку властей арестовать односельчан. Наиболее ретивым усмирителем был полтавский статский советник Филонов, возглавивший расправу.
      Об этих событиях В. Г. Короленко написал статью "Открытое письмо статскому советнику Филонову". 12 января 1906 года ее опубликовала газета "Полтавщина". Чиновник остался безнаказанным. Но нашелся человек, выстрелом из револьвера прикончил карателя прямо на улице.
      - На улице! Без суда! И ты одобряешь это?! Месть порождает месть, возмутилась Мария Николаевна. - Столько крови!..
      - А кто в этом виноват? Кто? Только не я, не ты. Не те, кто в жизни еле концы с концами сводят, как мой отец...