За квартал от площади карету остановил стражник: здесь движение экипажей прекращалось. Свет велел Петру дожидаться и отправился дальше пешком, обгоняя традиционно не спешащих и традиционно облаченных в рубища паломников. Впрочем, одежду некоторых из них следовало бы называть каким-нибудь другим словом. Рубищем у этих богомольцев и не пахло — мешки с дырами для рук и головы были изготовлены из очень дорогой аглицкой ткани, а их обладателям явно не доставало золотых колец на перстах и жемчужных ожерелий вокруг шей.
      На площади царила торжественная обстановка. Цепочка желающих отдать Первый Поклон медленно тянулась мимо двадцатипятиаршинного кумира богини судьбы и супруги Дажьбога. Паломники протягивали к Мокоши обнаженные руки и шептали молитву. Некоторые становились на колени и осеняли себя крестом. По-видимому, это были поменявшие веру христиане, в волнении забывшие, что перед ними не Иешуа. Впрочем, супружница Дажьбога принимала от людей любые знаки поклонения, и крестящихся не поправляли — лишь просили поспешить и не создавать у ног богини толпу. Саженей за пятьдесят до кумира стояла палатка, тут дежурные волхвы принимали принесенные богине дары.
      Свет пересек площадь по краю и направился туда, где исчезали за углом отдавшие Первый Поклон. У входа в здание Временной медицинской комиссии уже образовалась небольшая очередь: управляющему явно пора было привлекать к работе дополнительных врачей. Свет прошел к служебному входу, предъявил пропуск, попросил провести его в свободный кабинет и вызвать щупача Бондаря.
      Ждать пришлось недолго.
      Свет не встречался с Репней, кажется, уже лет пять и был слегка удивлен, обнаружив, что бывший соученик слегка полысел. Похоже, они виделись в последний раз несколько раньше, чем казалось Свету… Впрочем, внешности лысина не портила. Наоборот, придавала щупачу Бондарю величественности и импозантности: Репня и в сорок оставался Репней.
      Поздоровались как всегда — прохладно. Свет из вежливости поинтересовался, как поживает семья Бондаря, и получил такой же вежливый ответ, что-де неплохо поживает, уже тринадцать лет, как развелись, а признаков Таланта у сына и посейчас не обнаружено. Сказав это, Репня бросил на Света быстрый взгляд и снова опустил глаза.
      Свет сконфузился, но виду не показал.
      Неудобно как получилось, подумал он. И похоже, голубок, я вам по-прежнему не нравлюсь…
      Но говорить ничего не стал: все, что могло быть сказано об их взаимоотношениях, было сказано давно. Еще четверть века назад.
      Бондарь тоже молчал, знакомо покусывая нижнюю губу. Пауза затягивалась.
      — Что за девицу вы обнаружили, щупач? — не выдержал наконец Свет. — Чем она так интересна, что потребовался я?
      Разумеется, Репня уловил сарказм. Но сдержался, лишь судорожно вздохнул. А потом сказал:
      — Девица и в самом деле интересная — и на внешность, и, так сказать, на внутренность.
      — Внешность меня не интересует.
      — Знаю! — Репня фыркнул, однако колкости себе не позволил. — На то вы и муж-волшебник… В общем, аура у нее потрясающей силы, забивала находящихся рядом. Такую ауру наши щупачи должны были обнаружить у нее еще в раннем детстве, и пройти мимо школы колдуний она никак не могла.
      — Но прошла?
      — Но прошла… Поэтому я сразу обратил на нее внимание. Справки у нее не было, и я спросил, почему она ее не получила. А она заявила, что не знает… якобы ничего не помнит! — Репня сделал многозначительную паузу.
      — И вы сразу подумали о заклятии на амнезию, — сказал Свет.
      — Столь мощная аура не очень-то согласуется с возможностью подобного заклятия, — возразил Репня. — Но дальше — больше… Медицинское освидетельствование показало, что обнаруженная девица либо замужняя женщина, либо блудит. — Репня снова сделал многозначительную паузу.
      — Ага, — сказал Свет. — А значит, заклятие на амнезию тут же становится возможным, потому что ее аура является результатом наведенного заклинания, и, стало быть, девицу использовали как прикрытие при медицинском освидетельствовании, в результате чего мы проспали лазутчика.
      — Вряд ли я бы даже с таким прикрытием проспал ауру другого волшебника. — В глазах Репни заметались странные искры.
      — Вы стали самоуверенным. — Свет неодобрительно покачал головой. — Кто из нас может сказать что-либо определенное о возможностях Таланта…
      — Вот именно! — воскликнул Репня и снова замолчал.
      Свету надоели эти многозначительные паузы.
      — Ладно, — сказал он. — Где она у вас? Отправьте ее в министерство безопасности. Там я с нею и познакомлюсь. А через нее и на партнера-лазутчика выйдем.
      И тут Бондарь все-таки не выдержал:
      — Вы глупец, Сморода! Нешто вам не приходит в голову другое объяснение для этой странности?!
      — Что вы имеете в виду?
      — Что я имею в виду! — Репня вскочил и пробежался по кабинету, взмахивая руками, аки ворон крыльями. — Я имею в виду, что обнаружил вторую мать Ясну!
      Свет хотел покрутить перстом у виска, но в разговоре с Репней Бондарем подобные жесты были не лучшей репликой. К тому же, если теория волшебства уже один раз была нарушена, почему не может быть второго?
      — Так где она у вас? — повторил Свет и направился к двери.
      Репня не ошибся и на этот раз: у девицы и в самом деле оказалась аура волшебницы. Свет почувствовал ее даже сквозь стену. А чтобы открыть дверь, пришлось послать за стражником — ограничиться охранным заклятьем, с такой-то пленницей, было бы верхом легкомыслия, и девицу посадили под добротный навесной замок, изготовленный из прочной стали и требующий наличия у желающих пообщаться с задержанной реального ключа. Стражник явился быстро, отпер замок, открыл дверь.
      — Оставайтесь оба в коридоре, — сказал Свет.
      Стражник щелкнул каблуками, Репня Бондарь скривил физиономию, куснул нижнюю губу, но промолчал. Свет обновил С-заклинание, шагнул в темницу.
      И чуть не ослеп. Пришлось тут же сотворить новое заклинание, ослабляющее Зрение. Пылающая аура притухла, и он смог рассмотреть пленницу.
      Девица сидела с ногами на лежанке и без интереса смотрела на нежданного гостя. Волосы цвета спелой пшеницы, карие глаза, одета в обычное рубище, в ауре преобладают фиолетовые цвета, но угрозы не ощущается. И никаких особых примет.
      — Здравы будьте, девица!
      Пленница спустила с лежанки ноги, но не встала.
      — Будьте и вы здравы, дяденька!
      Сказала и улыбнулась. Свет нахмурился: ему показалось, что в ответном приветствии прозвучала малая толика издевки. А может, и вправду показалось.
      — Как вас величают, сударыня?
      — Вера.
      — Хорошее имя… А где вы живете?
      — Не знаю, дяденька, не помню.
      Она снова улыбнулась, на этот раз растерянно и как-то странно: словно не верила, что происходящее является реальностью.
      — Не величайте меня, Вера, дяденькой, величайте чародеем.
      В ее глазах вспыхнуло удивление, вспыхнуло и тут же потухло, будто задернули в окне занавеску.
      — Хорошо, чародей.
      Улыбка ее угасла, в ауре усилились фиолетовые цвета.
      — Значит, где вы живете, не помните… А что вы помните?
      Девица пожала раменами и подняла глаза к свежепобеленному потолку. Взгляд карих глаз затуманился.
      Свет ждал.
      — Дорога… — медленно произнесла девица. — Люди… Дали мне эту одежду… Позвали с собой…
      — Дали вам одежду? Стало быть, вы были не одеты?
      Девица снова задумалась. Потом с усилием сказала:
      — Не знаю… Не помню. Все как в тумане…
      — А что это были за люди?
      Последовала новая пауза.
      — Мужчина, высокий… Лица не помню. А с ним, кажется, женщина… — Девица помотала головой. — Нет, не помню!
      — Шпейс е сканд?
      — Что?
      Свет повторил заданный по-варяжски вопрос.
      — Не понимаю, — сказала девица. И похоже, не солгала: никаких изменений в ауре не произошло. Впрочем, так же себя должна вести и наведенная аура.
      Свет сделал два шага в сторону паломницы. Она вдруг съежилась. Свет сделал еще шаг. И тогда девица быстро вскочила с лежанки, стащила через голову свой мешок и застыла перед Светом, опустив голову. А Свет обнаружил, что особые приметы у задержанной все-таки есть. Молочно-белые перси девицы явно не знали прикосновения солнечных лучей. Такой же белизной сверкала полоска кожи на стегнах и вокруг треугольничка пшеничных волос на лобке.
      И вот тут аура девицы изменилась: в ней появились розовые цвета. Девица подняла голову, обнаружила, что ее прелести гостя не интересуют, поняла — любить ее не собираются. Взгляд ее тут же сделался дерзким и наглым. И тогда, неожиданно для себя самого, Свет повернулся к ней спиной и вышел из темницы.
      Репня со стражником ждали в коридоре.
      — Ну что? — сказал Репня.
      — Пока она пусть остается здесь. — Свет задумчиво потер подбородок. — Решение будет сообщено позднее.
      Репня кивнул. А Свету вдруг показалось, что та, которая осталась за запираемыми стражником дверями, пытается проникнуть в его желания. Он словно видел, как она натягивает на молочно-белые свои перси мешок, как силится вникнуть в невнятный говор, раздающийся в коридоре. И в нем зрела уверенность, что она с удовольствием вспоминает, как он разглядывал ее обнаженное тело. Вот только причина этого удовольствия была ему непонятна.
      Покидая здание Временной медицинской комиссии, он оглянулся.
      Репня Бондарь смотрел ему вслед, и физиономия щупача цвела ехидной улыбкой.

* * *

      Верховный Волхв понимал, сколь заняты сейчас волшебники. Поэтому проповедь его оказалась короткой, и служба продолжалась не более получаса.
      На ступеньках храма к Свету подошел Буня Лапоть, сверкнул лысиной.
      — Брате чародей! Мне бы хотелось с вами поговорить. Прошу в мой экипаж.
      Свет отдал приказ Петру, чтобы тот пристроился к карете министерства безопасности, и последовал за Лаптем. Буня сотворил экранирующее заклинание, после чего сказал:
      — Завтра академик Барсук собирается продемонстрировать результаты своих последних исследований. Министр считает, что вам надо присутствовать на демонстрации. Кудесник с ним согласен.
      Свет поморщился: опять надо будет извиняться перед академиком Рощей. Впрочем, история немного подождет. И подольше ждала, веками…
      — Когда начало?
      — В два пополудни.
      Исполать Сварожичам, перед Рощей извиняться не придется. Но консультации опять откладываются. Впрочем, если может ждать история, то уж рвущиеся в теоретики молодые волшебники и тем более подождут. Пока что теория волшебства от их лишнего ожидания все равно ничего не потеряет…
      — Я буду.
      Буня удовлетворенно кивнул:
      — Теперь вот что… Вы уже видели девицу, выловленную щупачом Бондарем?
      — Да.
      — И каково ваше мнение?
      Свет, подумав, сказал:
      — Девица в самом деле очень интересная. Такого типа ауры я в своей жизни еще не встречал, но сдается мне, что аура наведена.
      — Иными словами, — сказал Буня, — эта девица может быть связана с лазутчиками.
      — Может быть.
      Буня задумался.
      — У нее амнезия, — сказал Свет. — Возможно, потеря памяти тоже вызвана заклятьем.
      — Вот как! — удивился Буня. — Тогда ею тем паче следует заняться. Коли память заклята, значит в ней есть что скрывать.
      — Наверное, — сказал Свет. — Если амнезия не вызвана естественными причинами.
      — А это возможно?
      — Разумеется.
      Буня вновь задумался. Лошади неторопливо постукивали копытами по мостовой. В заднее оконце были видна карета самого Света.
      — Из ваших слов я понял, — сказал Буня, — что определенного мнения о характере заклятья у вас не сложилось. Не так ли?
      Свет поморщился:
      — Да, вы правы… С подобной аурой мне встречаться еще не приходилось, и потому однозначное заключение я бы дать поостерегся.
      Буня шумно вздохнул: похоже, его такой ответ не устраивал.
      — Ну в самом деле, — сказал Свет. — Что я мог понять? Чтобы сделать однозначные выводы, требуется поработать с подозреваемой в течение некоторого времени, понаблюдать за ее поведением, выявить стандартные реакции. На это пяти минут мало.
      — Бондарь говорил что-то по поводу новой матери Ясны, — заметил Буня. — Что вы думаете об этом?
      Свет снова поморщился:
      — У Бондаря часто эмоции берут верх над рассудком. Потому он и волшебником не стал.
      — А если он прав?!
      Свет пожал раменами:
      — Я не могу утверждать чего-либо определенного после столько краткого осмотра.
      Буня задумчиво почесывал переносицу, устремив в боковое окно невидящий взгляд. И вдруг спросил, повернувшись к Свету всем телом:
      — Вы еще не забыли дело графини Фридриксон?
      — Нет, конечно. — сказал Свет. — Мне пришлось потратить на нее немало времени. И проявить немало гостеприимства.
      — А не проявить ли вам гостеприимство и в нынешнем случае?
      — Вы имеете в виду, что мне следует поселить эту девицу у себя?..
      — А почему бы и нет?
      Свет нахмурился:
      — Вряд ли у меня сейчас достанет времени на необходимое с нею общение…
      — Я думаю, от некоторых обязанностей вас можно было бы и освободить, — быстро сказал Буня. — И я мог бы поговорить об этом с министром и Кудесником. Полагаю, с подозрительными поработают другие чародеи-щупачи. К вам будут обращаться лишь в самых сложных случаях.
      — А стоит ли уделять этой девице столько внимания? — Свет снова пожал раменами. — Даже если бы она оказалась связанной с лазутчиками…
      — Если она окажется связанной с лазутчиками, ею займутся наши люди. Меня интересует другой вариант развития событий. — Буня положил ладонь на руку Света. — А что если перед нами действительно вторая мать Ясна? Вы ведь хорошо представляете себе, как нам нужна такая колдунья. Сколько зря тратится времени и средств на тех, кто оказывается пустышкой! Ведь с додолками каши не сварить.
      Свет удивленно хмыкнул: об этой стороне дела он почему-то не подумал. А стоило бы… Помнится, Кудесник не раз говорил о том, как много потеряла Колдовская Дружина с исчезновением матери Ясны. Да и сам он тогда так считал.
      — Что ж, пожалуй, вы правы…
      — Мне бы хотелось, чтобы вы приняли ее уже завтра, — быстро сказал Буня. — И чтобы она чувствовала себя у вас как дома. Расходы вам возместят.
      Свет кивнул:
      — Хорошо, я отдам эконому соответствующие распоряжения. Если у вас все, я бы вышел здесь.
      — У меня все. — Буня протянул было десницу, но тут же убрал ее. — Хотя нет… Есть у меня одно опасение. — Он помолчал. — Если она и в самом деле лазутчица, не облегчаем ли мы супротивнику задачу? Не подставляем ли своего лучшего щупача под удар?
      Свет пожал раменами:
      — Вряд ли! Вы ведь знаете силу, данную мне Семарглом.
      — Силу, данную вам Семарглом, мы знаем. — Буня обреченно вздохнул. — Что ж, иногда приходится идти и на определенный риск.
      — Да нет тут никакого риска! А если и есть, тем интереснее для меня будет эта гостья. Так что привозите.
      — Ладно, договорились, — сказал Буня и дал знак кучеру остановить карету.
      Свет пересел в свой экипаж и удовлетворенно потер руки. Все-таки фехтование изрядно облегчило ему сегодняшний день.
      Исполать Семарглу, его ждал спокойный ужин. А после ужина — «Новое приишествие».
      И даже Забава не сможет помешать ему в очередной раз пообщаться с Кристой.

4. Взгляд в былое: Забава