* * *
Проверкой он занимался до обеда.
В трапезной Забава вела себя вроде бы по-старому. Но, видно, что-то изменилось в ней, что-то, незаметное одному лишь Свету, ибо домашние время от времени бросали на нее откровенно удивленные взгляды.
После обеда Свет продолжил проверку.
Все оказалось как нельзя лучше: Талант присутствовал в привычном чародейском объеме. И злоба к вечеру накатила чародейская, так что ужин тоже прошел в привычной атмосфере. Свет злился на домашних, а домашние, с свою очередь, скрывали свое раздражение выходками хозяина. Лишь Забава смотрела на него с жалостью, но эта жалость бесила Света еще больше.
Вечер тоже катился привычным порядком. Разве что никто не вызывал его по зеркалу, но ведь Паломная седмица всегда вносила в сложившийся распорядок дня свои коррективы.
Затем пришла ночь, и Свет понял, что ему пора за письменный стол. Однако, поднявшись в кабинет, он вспомнил не о самом мире без волшебников, а о россказнях Веры-Кристы.
Нет, не то чтобы он очень ей верил. По здравым размышлениям девица вполне могла соврать, как врала ему не раз. Но по тем же здравым размышлениям всякому чародею становилось понятно, что она вполне могла оказаться правой. Если Семарглова Сила дает вам возможность совершать недоступные не только простым людям, но и мужам-волшебникам манипуляции, почему эта Сила не способна создать вашей волей целый мир?.. Тем паче что Светозар Сморода — далеко не всякий чародей…
Если же оный мир и в самом деле был создан оным чародеем — пусть и по собственному неведению, — то… то получается аховое дело. Ведь беспричинно приносить вред людям означает заниматься Ночным колдовством. А с точки зрения волшебной этики обитатели созданного Светом мира в общем-то ничем не отличаются от обитателей мира, созданного Сварогом и Сварожичами. Вывод, судари мои, прост как дважды два — четыре!..
Однако сейчас вывод этот не радовал. Слишком уж Свет привык к работе над своими опусами! Слишком уж часто опусы помогали ему в разрядке! К тому же, бабушка надвое сказала — способен ли теперь чародей Сморода быть властителем созданного мира… А разрядка нужна! Иначе-то вам, брате, худо придется, сами ведаете!..
К счастью, до сочинительства дело не дошло, ибо тут же явилась Забава. В руках у нее был поднос со свежезаваренным чаем, а под полурасстегнутым халатом — шелковая ночная сорочка. В эдаком виде она к нему раньше не приходила. И очень скоро получилось так, что Свет оказался не за столом, но на оттоманке, а Забава уже лишилась не только подноса, но и халата. И даже ночной сорочки в придачу.
Свет сотворял формулу охранного заклинания, потом накладывал заклятье на корень, а Забава всячески мешала его манипуляциям с Волшебной Палочкой. Потому что так и льнула к рукам. И опять это было волнительно, ибо выяснилось, что можно иметь полную власть над другим человеком безо всяких колдовских манипуляций. Вон как она! И на бок повернется, и на четвереньки встанет — все, что хотите… И Ночного колдовства не нужно — лишь обнажите тело!.. И, в конце концов, не велик сей труд — несколько десятков монотонных движений, если с их помощью можно привести другого человека в столь безудержную покорность!
Восхищенный этим неожиданным открытием, Свет вздохнул, совершил уже знакомое восхождение на знакомую вершину и принялся энергично двигать тазом. Вскоре он обнаружил, как тает в его душе злоба. А позже — когда Забава, перестав тихо постанывать и бурно содрогаться под ним, удовлетворенно засопела (Свет специально посчитал: для этого ему потребовалось двинуть тазом ровно сто восемьдесят три раза) — обнаружилось, что злоба и вовсе исчезла.
* * *
А наутро обнаружилось, что времени до конца Паломной седмицы у него нет — Кудесник призвал чародея Смороду к ответу немедленно.
В резиденции Остромира были тишь и пустота. Лишь торчали в коридорах безжизненными манекенами охранники, да в приемной сидел за своим столом обремененный извечными секретарскими заботами Всеслав Волк. Поздоровавшись с чародеем кивком головы, Волк тут же без слов указал ему на дверь Остромирова кабинета.
Когда Свет вошел, Кудесник, по примеру своего секретаря коротко кивнув, вернулся к изучению некоего важного документа. Свет тихонько вздохнул: ему стало ясно, что аудиенция окажется не слишком приятной. Впрочем, особенных приятностей от нее он и не ждал. Все возможные приятности закончились вчера. Ныне — в расплату — начинались неприятности. И, знамо дело, исполать Семарглу, если ныне же они и завершатся.
Между тем Кудесник завершил-таки знакомство с более важными, чем аудиентор, бумагами. Поднял седовласую голову:
— Прошу, чародей, присаживайтесь.
— Здравы будьте, Кудесник! — Свет подошел к столу, сел в кресло.
Остромир некоторое время смотрел на гостя странным взглядом. Словно приценивался к весьма нужному, но вызывающему сомнения своим качеством товару. Потом сказал:
— Труп вашей подопечной нашли ныне в гостевом доме на Шимской. Как сие могло приключиться?
У Света отвалилась челюсть. Однако голова от потрясения работать не перестала.
Оказывается, подумал он, Криста произнесла фразу об убийстве претендентки на новую мать Ясну вовсе не в переносном смысле!.. Но как такое вообще могло произойти?.. Впрочем, об этом мы поразмыслим позже. Сейчас надо пользоваться моментом. Раз есть труп, есть и убийца. А убийство предполагаемой колдуньи — это вам не бесследное ее исчезновение. Здесь есть за что зацепиться. Однако я вчера явно дал маху. Надо было все же сообщить о том, что Криста исчезла. Вернее, Вера…
Кудесник расценил его молчание по-своему.
— Вы что же, чародей, индо не заметили, как подопечная ушла из вашего дома?
Вот она, спасительная ниточка, подумал Свет.
Он с шумом втянул в себя воздух и закрыл рот. А потом открыл:
— Что значит «ушла»? Как она могла от меня уйти? По-моему, она весь день просидела в своей комнате. И сейчас там сидит. Погодите-погодите… О Свароже! Неужели она меня… Хотя чему удивляться? Ведь она и в самом деле была колдуньей. В этом я убедился еще позавчера.
— Вы хотите сказать, что она вас закляла? — Кудесник в сомнении пожевал губами.
— Разумеется! — воскликнул Свет. — Каким еще образом она могла покинуть мой дом?! Похоже, дал я маху в этом деле. Я не хотел вчера вас беспокоить. Думал — теперь-то уже не горит. Ах, я осел безголовый…
Главное — самому признать свои ошибки, помнил он. Главное — признать их вовремя и в нужном месте…
Кудесник молча смотрел ему в лицо, потом прикрыл десницей глаза, и Свет почувствовал, что ментальная атмосфера в кабинете резко изменилась. Похоже, Остромир решил сразу прощупать своего чародея на ложь.
— Да, ну и дал же я маху!
Свет знал: для Остромира наибольший отпечаток на ауру собеседника производит последняя фраза, и в ней лучше всего не врать. Вообще!.. Об этом как-то заикнулся Всеслав Волк, когда кто-то назвал его «самым правдивым колдуном Великого княжества Словенского».
— Ну и дал же я маху, — горестно повторил Свет, качая буйной головой.
Кудесник открыл глаза. Однако заклятье продолжало действовать — это чародей чувствовал всем своим существом.
Чувствовал, но не волновался. В нем родилось какое-то странное спокойствие. Словно и не глава Колдовской Дружины сидел сейчас перед ним — так, мелкая сошка из неудачников-щупачей.
А фактически я до сих пор ни в чем почти и не соврал. Разве лишь по мелочи…
— Когда вы обнаружили исчезновение паломницы?
— Да я вообще не думал, что она исчезла, — сказал Свет. — Как можно?..
Ведь она и сейчас во мне, добавил он про себя. И всегда будет рядом. Тут уж заклинание на ложь не поможет. Ибо это самая настоящая правда.
По-видимому, выбранная им тактика поведения оказалась правильной. Во всяком случае Кудесник ничем не проявлял своих сомнений в словах чародея Смороды.
— А где нашли труп? — Чародей Сморода уже знал, какой ответ он услышит.
— В гостевой комнате, которую снимает щупач по имени Репня Бондарь. Вернее, снимал, потому что он тоже мертв.
— Бондарь?! — Свет постарался, чтобы удивление в голосе не получилось наигранным. — О Сварожичи! Ведь он же и выявил эту девицу среди паломников! Точно! Он потом еще приходил ко мне, кажется, в пятницу… Да, в пятницу.
Кудесник встрепенулся:
— Зачем?
— Предлагал устроить проверку паломнице с помощью своих сексуальных инструментов. Проверка сия, правда, закончилась полной неудачей…
Кудесник снова встрепенулся:
— Почему?
И тут на Света снизошло вдохновение. Он почувствовал себя сидящим в родном кабинете за родным письменным столом. Перед ним лежал девственно-чистый лист бумаги, на котором требовалось отобразить то, чего никогда не происходило в реальной жизни. Задача чародею Смороде куда как знакомая, и выполнить ее можно с надлежащим упоением и не менее надлежащим успехом…
Кудесник слушал очень внимательно, изредка жевал губами, словно сомневался в излагаемом. Но закончив невольное сочинение на вольную тему, Свет сразу почувствовал, что ментальная атмосфера в кабинете Остромира вновь изменилась. И понял: эту схватку с планидой он выиграл. Окончательно и бесповоротно!
— Так-так-так, — проговорил Кудесник. — Теперь я понимаю сложности, перед которыми вы оказались… Однако ясности ваш рассказ не добавляет. Ибо рождаются целых две версии. По одной Бондарь и паломница выполняли некое задание супротивника. Задание, к слову, нам неведомое… Теперь же, опосля вашего рассказа, получается, что он вполне мог нанести ей девять ударов ножом из обычной ревности.
— А чем она ему ответила? — спросил Свет, потому что не задать этот вопрос было нельзя.
— Чем она ответила, мы не ведаем. Однако опосля оного ответа Бондарь ввел себе внутривенно смертельную дозу дигитоксина.
— И когда все это произошло? — спросил Свет, потому что и этот вопрос тоже нельзя было не задать.
— Вчера утром.
— Как вчера утром?! Это что же, получается, ее не было у меня весь вчерашний день?
Кудесник кашлянул, и Свету показалось, что этот негромкий звук призван скрыть испытываемое Остромиром смущение.
— Ничего не понимаю!
— Да, темное дело, — проговорил Остромир. — Впрочем, с какой стати мы уверовали в то, что наша наука до конца познала и самое волшебство, и волшебников?
— А может быть, здесь ошибка?.. Может, их обоих убил кто-то третий?
— Сыскники так не считают.
— Сыскники! — Свет, не удержавшись, фыркнул. — Могли бы и меня…
И тут же замолк, поняв, что слегка зарвался: не могли его привлечь к сыску. Попросту не имели права. Это стало бы нарушением законов сыска. Ведь чародей Сморода должен был считаться одним из подозреваемых. И даже не одним из, а, пожалуй, наиболее вероятным.
Отворилась дверь. На пороге бесшумно возник Всеслав Волк. Аки очнувшееся от дневной спячки привидение…
— Кудесник, только что прибыл посыльный от стражников. С тем самым пакетом.
— Давайте сюда.
Волк прошел к столу, положил перед Остромиром уже вскрытый пакет, застыл в выжидательной позе. Кудесник движением руки услал его прочь, вытащил из пакета несколько листов бумаги. Внимательно ознакомился, хрюкнул и передал один лист Свету.
Свет взял бумагу в руки.
Судя по всему, это был рисунок, сделанный художником стражи. Стремительные уверенные штрихи справно прорисовывали искаженное смертным ужасом девичье лицо. Художник был мастером: с первого же взгляда становилось понятно, что перед вами лицо неживого человека. Паче того, со второго взгляда становилось понятно, что перед вами лицо человека, убитого другим человеком.
Свет содрогнулся: до него вдруг по-настоящему дошло, что когда Криста обучала его любодейству на Торговой набережной, в гостевом доме на Шимской уже лежал ее остывающий труп. А в том, что на рисунке изображена именно Вера-Криста, не было ни малейших сомнений. Даже будучи мертвыми, эти глаза оставались ее глазами. По-видимому, в работе справных художников тоже присутствует какое-то волшебство…
— Это она? — спросил Кудесник.
Да, хотел сказать Свет, но горло сдавило, как бывает при внезапно нахлынувшей злобе, и он нашел в себе силы лишь кивнуть.
— Рисунок сделан Святославом Боровиком, — заметил Кудесник, отбирая у Света бумагу.
Свет снова кивнул — теперь он узнал манеру художника. Боровик был известным в стране портретистом, рисовал членов великокняжеской семьи и даже самого Святослава XI Рюриковича, своего тезку. Однако Свету и в голову не приходило, что столь даровитый мастер иногда работает на государственную стражу. Чего ради?..
— Ему нравится рисовать убитых, — сказал Кудесник. — Он считает, у них удивительно выразительные лица. А стражники, вестимо, с удовольствием пользуются услугами Боровика. И ему интерес, и сыску польза… Ну ладно! — Кудесник аккуратно сложил листы в пакет. — Сыск будет идти своим чередом.
— А кто занимается убийством паломницы?
— Волшебник-сыскник Буривой Смирный. — Остромир произнес имя таким тоном, что Свет сразу понял: начальство решило не посвящать в проблемы, возникшие вокруг чародея Смороды, лишних людей. Это было добрым знаком. Тем паче что глава Колдовской Дружины нашел время лично поинтересоваться обстоятельствами свершившегося убийства. Впрочем, чему удивляться? Личность убитой подобного внимания стоила…
— Ну ладно, — повторил Кудесник, пряча пакет в ящик стола. — Говорите, паломница все же была колдуньей?.. Жаль!
Было ясно, что он действительно сожалеет о смерти перспективной девицы, но, с другой стороны, оная же смерть и вычеркнула ее из поля дальнейших интересов государственного лица. У Кудесника есть и другие заботы.
— Представьте мне подробный рапорт о своей работе с паломницей, — продолжал Остромир. — Копию отправите министру Путяте Утреннику… А теперь перейдем к событиям позавчерашнего дня. — Он открыл одну из лежащих на столе папок. — Отчет министерства безопасности по этому делу у меня имеется. Однако волшебник-сыскник Смирный, судя по всему, оказался слишком потрясен случившимся и вряд ли был способен по прошествии столь короткого времени описать события точно и беспристрастно. Поэтому в дополнение к его отчету я бы хотел послушать и вас.
По сердцу Света резануло беспокойство. Видимо, Кудесник решил сравнить рассказ Смирного с рассказом Смороды. Кажется, зря он, Свет, с головой уйдя в личные проблемы, не связался вчера с сыскником. Но времени на раздумья не оставалось. Ясно, правда, одно — Смирный вряд ли сумел придумать объяснения, которые потрясли бы его более, чем само случившееся.
Поэтому Свет снова сделал честные глаза и поведал Кудеснику обо всех событиях позавчерашнего дня, связанных с опекуном Буней Лаптем и паломницей, в особенности напирая на чудесные способности Веры — ведь оные способности вполне оправдывали его промах в глазах Кудесника.
И, похоже, он опять выиграл.
Все повторилось. Вновь дважды менялась ментальная атмосфера в кабинете Кудесника. Вновь Остромир пристально вглядывался в лицо своего чародея, вновь жевал губами. А потом сказал:
— Я удовлетворен. Сыскник Буривой Смирный поведал в своем отчете чистую правду.
Свет отметил про себя, что Кудесник сумел подать все таким образом, будто проверял именно Буривоя Смирного, а вовсе не Светозара Смороду.
Это был добрый знак.
— Да-а-а, — сказал Остромир после некоторого молчания. — Мы и сами должны были бы догадаться, что кто-нибудь из наших волшебников озаботится сохранением статус-кво между традиционной и нетрадиционной науками. Неудивительно даже, что вплотную озаботился этим опекун министерства безопасности. С его точки зрения, труды Барсука несли реальную угрозу могуществу княжества. — Остромир убрал папку в стол и встал: — Ладно, брате чародей. В определенной мере я удовлетворен полученными от вас объяснениями. Однако вы должны понимать, что подобная неудача не может остаться без последствий. Поэтому властью, данной мне Великим князем, я решаю: с завтрашнего дня вы начнете работать непосредственно в министерстве безопасности. Ваш Талант принесет стране немалую пользу и на такой работе. Ступайте с миром, брате! — Он протянул Свету десницу.
Пожав ее, Свет быстренько убрался из кабинета.
Всеслав Волк попрощался с чародеем Смородой точно таким же рукопожатием, как и Остромир. А Свет подумал, что секретарь Кудесника чувствует отношение своего начальника к посетителям даже сквозь стену. Вот уж всем секретарям секретарь!..
Он прошел по пустым коридорам и лестницам резиденции, миновал охрану и вышел на улицу.
И только тут до него по-настоящему дошло, что все случившееся вчера действительно не лишило его Семаргловой Силы.
4. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
Кучер чуть ли не беспрерывно нажимал грушу тревожного гудка, и карета двигалась по заполненным пешеходами улицам с достаточной скоростью. Стучали по мостовой копыта, поскрипывали рессоры, кучер что-то напевал себе под нос.
— Кто нашел Клюя Колотку? — спросил Свет сидевшего напротив молодого ключградца.
Честно говоря, этот парень его раздражал. Не может сотрудник министерства безопасности быть столь вызывающе красив. Лет двадцати пяти, голубые глаза, пшеничные волосы, волевой подбородок, прямой нос. Исполать богам, хоть особых примет нет!.. Впрочем, погодите-ка, ведь он назвался Нарышкой… А Нарышки — известная великородная фамилия, дальние родственники самих Рюриковичей. Тогда все с вами ясно, мил человек, — особая примета у вас хоть куда!.. И к серьезной оперативной работе вас, красавчик, на пушечный выстрел не подпустят, заниматься вам общим руководством всю жизнь…
— Колотку нашел ночной квартальный, — сказал красавчик. — Во время очередного обхода. Убитый лежал в луже крови — судя по всему, собственной. Впрочем, судари, сами увидите… Место преступления содержится в неприкосновенности. Наши сыскники-волшебники пытались произвести магическое проявление, но, похоже, в этом не преуспели. Принципал очень надеется, что вы окажетесь в силах нам чем-нибудь помочь.
— Понятно, — сказал Свет, переводя взгляд в боковое окошко.
Карета двигалась по мосту, под которым стыла мертвым волшебным зеркалом серая невская вода.
Принципал, видите ли, очень надеется, подумал Свет с раздражением.
Магическое проявление на открытом воздухе было занятием безнадежным. Вестимо, кое-какие следы могут и сохраниться — на уличной ограде, к примеру (буде она деревянная), или ближайшем столбе, — но информации в этих следах, скорее всего, дохлый кот наплакал, а выявить их и вовсе практически нереально: малейший ветерок, и ее величество Спектрограмма радостно заявит вам: «Ступайте, сударь, с миром!» Будь вы хоть муж-волшебник, хоть чародей, хоть сам Кудесник! Спектрограмма на уровни квалификации не смотрит… Впрочем, кое-какие возможности у столичных сыскников имелись, но Сувору Нарышке, которого боги обделили Семаргловой Силой, знать все эти подробности было совершенно ни к чему. И потому Свет лишь переглянулся со Смирным.
— Орудие преступления, надеюсь, обнаружили? — спросил тот, но в голосе надежды не прозвучало.
Сувор Нарышка коротко мотнул головой. Однако после некоторой паузы добавил:
— Довольно близко от места убийства расположены розовые кусты. Их, чтобы не потревожить до вашего осмотра, еще не обыскивали… Хотя вряд ли нож валяется в кустах. Скорее всего он уже с ночи покоится на дне Невы.
— Розовые кусты, говорите? — Буривой Смирный сразу оживился. — Розовые кусты, сударь, — это весьма и весьма справно. Это такая удача, которая выпадает лишь в каждом десятом деле!
Свет снова глянул в окошко: теперь экипаж несся по набережной, и набережная эта показалась Свету знакомой. Однако табличек на домах не было — не столица, — а вспомнить название он не успел: карета завернула за угол и вскоре остановилась.
— Прибыли, судари, — сказал в переднее окошко кучер.
Сувор Нарышка выбрался на мостовую, столичные волшебники последовали за ним.
Карета стояла возле ограды особняка, который Свет сразу узнал: у ключградского посадника чародею Смороде бывать однова уже приходилось. Впрочем, особняк не был сейчас целью путешествия, цель была огорожена невысокими барьерчиками, от которых стоявшие в оцеплении стражники, увидев прибывшее начальство, тут же принялись отгонять многочисленных зевак. Свет удовлетворенно кивнул: барьерчики были установлены по всем правилам — в пяти саженях от темного пятна на тротуаре, — а потому повлиять на ментальную обстановку, связанную с местом преступления, зеваки были не способны. Если они не колдуны…
Стражники установили барьерчики и внутри усадьбы посадника, окружив несколько розовых кустов, тянувшихся рядком на расстоянии полусажени от ограды. Аромат осенних роз ощущался в воздухе явственно, как будто над улицей только что прошел обильный дождь из духов.
Теперь Свет вспомнил название набережной: Княжеская. А улица, на которой они остановились, называется Белореченской. А ключградского посадника, помнится, величают Вороной Кудряш.
К начальству тут же подбежал стражник, доложил Сувору Нарышке о происшествиях. Вернее о полном отсутствии оных — никто на место преступления не покушался, зеваки задавали обычные при таких обстоятельствах вопросы и распускали жуткие слухи. Вплоть до того, что, якобы, здесь, возле собственного особняка, зарезали самого ключградского посадника. Женщины уверяли друг друга, что совершили это неугомонные любители роз, для коих своя любовь дороже чужой жизни. Посадника, вестимо, жалко, но сам виноват, сударыня. Выращивал бы что-нибудь попроще!..
Сувор Нарышка прервал городового:
— Пропустите этих двоих к месту преступления!
Городовые отодвинули один из барьерчиков, и, сопровождаемые восклицаниями оживившихся зевак, волшебники приблизились к темному пятну на тротуаре. Пятно было немалым: видно, труп Клюя Колотки пролежал тут достаточно долго.
Свет быстро огляделся. Конечно же, о Спектрограмме в данных условиях и речь идти не могла. По-видимому, Буривой Смирный пришел к аналогичному выводу, поелику, крутанув головой, негромко сказал:
— Остаются розовые кусты.
Подошли к ограде. Розы пахли просто одуряюще, у Света индо возникло желание сорвать бутончик. Наверное, такое желание возникало у всякого, кто проходил мимо ограды. Однако сквозь ограду до роз было не дотянуться, а для желающих пробраться внутрь посадник наверняка держал собак. Впрочем, сейчас собак видно не было.
Свет мотнул головой, отгоняя посторонние мысли, и, сотворив формулу С-заклинания, включил Зрение.
Розы были как розы. Ни малейших следов психического шока, сопровождающего любую пагубу. Если же при нападении на Клюя Колотку использовали магию, то это была очень странная магия, не оставившая на розовых кустах никаких волшебных отпечатков.
Свет повернулся к Смирному:
— Ваши впечатления, брате?
— Ничего не вижу, чародей… Муж-волшебник Колотка умер не здесь. Магия тоже не использовалась. Разве что супротив убитого применили заклятье, недоступное моему Зрению.
— И моему тоже. Правда, таковыми владеет разве лишь Кудесник… Может быть, Колотку убили в другом месте и привезли сюда труп?.. Но тогда откуда на тротуаре столько крови?
— Не знаю, брате Свет, не знаю… — Буривой пожал раменами. — Думаю лишь, что тут нам с вами больше делать нечего. Следов нет!
Сувор Нарышка ждал их возле отодвинутого барьера, взгляд его был полон надежды. В ауре переливались агрессивные цвета — похоже, парень дорого бы дал за возможность отомстить неведомому убийце.
Толпа зевак вокруг барьерчиков состояла из совершенно дюжинных людей, болтливых, шумных и глупых.
Свет мотнул головой:
— Мы ничего не обнаружили, сударь.
Откровенная надежда в глазах Нарышки сменилась не менее откровенным разочарованием.
— Полагаю, слуг посадника уже опросили? — осведомился Буривой Смирный. — Может быть, кто-нибудь заметил что-либо странное. Или кого-либо… Экипаж, к примеру, ночью возле дома остановился, а потом быстро уехал…
— Опросили. — Нарышка устало вздохнул. — Никто ничего странного не заметил. Разве лишь садовник слышал, как вечером, ближе к ночи, выла собака. Но выла — не лаяла… Во всяком случае, вой этот садовника не озаботил. Да и выла она, по его словам, очень недолго. Не дольше минуты. Другие собаки молчали…
— Ладно, — сказал Свет. — Больше нам здесь делать нечего. Поехали к принципалу. — Он оглянулся на стражника, поедающего начальство преданными глазами. — Полагаю, оцепление теперь можно снять. Да и кровь смыть, если врачи с нею уже поработали.
Свет со Смирным направились к карете, а молодой ключградец принялся отдавать распоряжения. Кучер его, такой же светловолосый красавчик, что и хозяин, — разве лишь глаза серые да нос картошкой — бурчал себе под этот самый нос какую-то мелодию (кажется, «Я у мамочки платочек утащила…») и с интересом разглядывал снующих среди зевак молоденьких девиц. Видать, не впервые привозил Нарышку к месту убийства…
— Странное преступление, — сказал Смирный, когда они очутились в карете. — Никаких магических отпечатков. Словно брат Колотка позволил убить себя дюжинному человеку и при этом, скажем, наложил на себя С-заклинание, дабы не осталось следов шока. Я, правда, не слышал о существовании подобных заклинаний, но ведь когда волшебник умирает, все его заклятья тут же начинают терять силу.
— Или следы шока умудрился уничтожить сам убийца, — пробормотал Свет, мысленно ухмыльнувшись.
— Что вы сказали, чародей?
— Нет-нет, брате… — Свет махнул рукой. — Это размышления вслух. Не обращайте внимания.
Ему очень хотелось ухмыльнуться в открытую, но ухмылка чародея показалась бы Буривою Смирному явлением не менее экстраордионарным, чем отсутствие магических отпечатков на месте убийства волшебника.
Все-таки большинство членов Дружины воображением не отличаются, подумал Свет. Увы, они попросту не способны представить себе, что в подлунной может существовать волшебник, гораздый обойтись без следов своего активного пребывания! Впрочем, два лета назад чародей Сморода обладал столь же «развитым» воображением… Нет, воистину, дабы колдуны хоть чуть-чуть изменились, мир должен вывернуться наизнанку. И как жаль, что у нас не сыскалось покамест второго академика Барсука!.. Уж он-то мир бы вывернул. С ног бы на голову поставил. Не зря же Буня Лапоть пошел на все, дабы отнять у него такую возможность!..
Появившийся в карете Нарышка прервал его размышления. Ключградец уселся на скамейку без слов. Теперь разочарованием были переполнены не только его глаза, но и каждое движение. Свету индо стало жаль парня: уж слишком тот надеялся на столичных специалистов. Хотя, что с него спрашивать?.. Молод покудова, верит в безграничную силу волшебников… Ну, а это дело поправимое, пообтерхается еще, поймет, что колдуны-то колдуны, да мы и сами не болтуны.
Карета тронулась. Свет оглянулся в заднее окошко. Да, молодость работе не помеха… Во всяком случае, дело у разочаровавшегося в столичных колдунах парня было поставлено справно. На месте преступления уже появилась запряженная парой муругих пожарная цистерна с водой, один из стражников тянул от нее к темному пятну на тротуаре брезентовую кишку, а другой шагал туда же со щеткой.
— Вот и все, — сказал глухо Нарышка. — Жил-был Клюй Колотка, и нет его. И хваленое волшебство не защитило!..
Свет повернулся к нему. Разочарование на лице ключградца сменилось глубокой печалью. Похоже, Колотка был для этого парня не только коллегой по работе, но и другом-приятелем.
— Мы с Клюем дружили, — подтвердил Нарышка Светову догадку. — О Сварожичи! Да я бы его убийцу голыми руками задавил! Ведать бы — кто!..
Свет опять про себя ухмыльнулся. Колотка был для вас, сударь, другом-приятелем, но вы-то для него — вряд ли. Или я совершенно не разбираюсь в колдунах… Впрочем, он тут же не согласился с самим собой. Ибо вспомнил, как во времена его молодости некий новоиспеченный муж-волшебник по имени Светозар Сморода находился со своими коллегами по работе в несколько иных отношениях, чем ныне. И неожиданно для самого себя нынешний Светозар Сморода положил десницу на плечо молодого ключградца и легонько пожал его. Двадцатипятилетний обычный человек по имени Сувор Нарышка воспринял сей жест как должное, но сверстник чародея, сыскник-волшебник Буривой Смирный глянул на брата Света с некоторым удивлением.
— Мы обязательно найдем убийцу, сударь, — проговорил Свет. — Правда, брате Буривой?
И брату Буривою не осталось ничего, окромя как согласно кивнуть:
— Вестимо, найдем!
Но удивления во взгляде брата Буривоя не убавилось.
Ключградец, однако, на его удивление и внимания не обратил. На смену тоске-печали вновь пришла надежда. И, по-видимому, не только надежда, ибо Нарышка сказал:
— Судари волшебники, я приглашаю вас обосноваться у меня. Батюшка и матушка будут очень рады принять в своем обиталище таких гостей.
Свет со Смирным намеревались поселиться в местном гостевом доме Колдовской Дружины — как и положено волшебнику, находящемуся в служебной командировке. Но чародею Смороде вдруг до смерти не захотелось, чтобы надежда на лице этого парня вновь сменилась разочарованием. В конце концов краса и молодость не могут быть поставлены человеку в вину. И потому Свет сказал:
— Благодарим за оказанную честь, княже. Мы с мужем-волшебником, в свою очередь, будем рады разделить хлеб-соль с вами и вашими уважаемыми родителями. Я прав, брате Буривой?
И снова брат Буривой согласно кивнул. Но удивлением на его лице теперь и не пахло.
* * *
Порей Ерга явно ждал их с нетерпением, потому как секретарь проводил столичных волшебников в кабинет принципала, едва оные перешагнули порог приемной.