– Э-э-э... – не сдержался-таки изумленный Старцев. Такого он никак не ждал.

– Да вы присаживайтесь. Сейчас объясню вам суть дела.

* * *

– Видите ли, милейший Николай Иванович, Православная Церковь – общественный организм весьма сложный и деятельность сего организма весьма многообразна. И Святейшему Синоду, поставленному руководить делами, по видимости исключительно духовными, – приходится нередко сталкиваться с проблемами насквозь материальными. С весьма деликатными, надо сказать, проблемами. И – решать их соответствующими методами.

– Не могли бы вы выразиться несколько точнее? – спросил Старцев, всё еще неприязненно. Он, в принципе, допускал, что Синод может иметь своего представителя на эскадре. Боевой дух матросов и офицеров – дело, конечно, важнейшее. И кто-то должен координировать действия корабельных священников, как раз и отвечающих за состояние оного духа. Но что на месте координатора окажется чиновник Синода, без всякого сомнения, являющийся профессионалом тайных войн... Такое в голове укладывалось с трудом.

Буланский чуть помедлил с ответом.

– Видите ли, – сказал он наконец, – наше положение в чем-то схоже... И ваше, и моё начальство не слишком любят демонстрировать миру истинную суть некоторых событий. Причем в Святейшем Синоде, пожалуй, означенная нелюбовь гораздо сильнее. Ибо люди мы светские и грешные – стоит ли пятнать делами нашими белые одежды Церкви? Посему ограничусь лишь намеками на подоплеку фактов, вам известных. Вы знаете, что несколько лет назад произошло событие, равному которому, возможно, в православной жизни не случалось со времен Раскола: сразу несколько ересей раскольничьего толка вернулись в лоно матери-Церкви и признали главенство Московской Патриархии. Как вы считаете, смогли бы их духовные вожди прийти к такому решению без некоего воздействия извне? При том, что уже много веков они существовали вполне самодостаточно? Или другой пример, несколько более щекотливый... Думаю, вы помните скандальные похождения весьма высокопоставленного церковного архиерея в одном из сибирских городов?

Ставцев кивнул. Еще бы не помнить историю красноярского архимандрита Фотия, коли уж ее подробности вырвались даже на страницы заграничных газет. Весьма пикантные подробности: и открытое сожительство архипастыря с монашками, богомолками, духовными дочерьми, кафешантанными певичками и даже с откровенными желтобилетницами; и торговля церковными должностями; и красноярское подворье одной из дальних обителей, превращенное в банальный публичный дом...

– Вижу, помните, – удовлетворенно констатировал Буланский. – Не кажется ли вам, что смерть помянутого архиерея – вполне невинная, от сердечного приступа, – произошла на удивление вовремя? Позволив избежать расследования, чреватого куда большей нежелательной оглаской?

Вот даже как... Белые одежды, говорите...

– По-моему, – медленно сказал капитан-лейтенант, – на эскадре не наблюдается шкодливых церковных иерархов. Да и ереси раскольничьего толка ничем себя не проявляют.

– Туше! Естественно, в число моих сегодняшних задач подобные мероприятия никоим образом не входят. Час для Отечества настал тяжелый. Будем откровенны друг с другом – возможно, со времен Смуты государственность российская не находилась под такой угрозой. Даже война восемьсот двенадцатого года, когда враг рвался к сердцу России, не грозила опрокинуть Империю, достаточно спаянную тогда единством в русском обществе. Ныне же внутренняя напряженность выросла настолько, что достаточно любого толчка извне, – и держава рухнет. Рухнет всё, что наши предки создавали столетиями. И обломки погребут нас с вами, Николай Иванович. Мы обязаны победить японцев любой ценой. ЛЮ-БОЙ.

Буланский сделал паузу, словно давая капитан-лейтенанту время обдумать сказанное. Старцев ждал, когда собеседник перейдет от красивых и патетичных слов к сути дела. Мимоходом подумал, что подобные речи – о грозящей рухнуть державе – услышанные от матроса или офицера эскадры, стали бы вполне достаточным основанием, чтобы профилактировать паникера.

– Церковь всегда, – продолжил Буланский, – в подобные моменты, критические для России, приходила на помощь не единственно пастырским словом. Вспомните «черную сотню» иноков-бойцов, вспомните ее героев – Пересвета и Ослябю. Вспомните оборону Троицы, когда монахи-воины фактически переломили ход войны – переломили настроения русских людей, уже готовых смириться перед иноземцами и принять на царствие королевича Владислава. Вспомните, наконец, Казанское взятие.

– Казанское взятие? – удивленно переспросил Старцев. – По-моему, как раз там Церковь активного и непосредственного участия в военных действиях не принимала.

– Ошибаетесь, Николай Иванович. Принимала. Другое дело, что война оказалось тайной, невидимой... Сейчас объясню.

И он объяснил.

* * *

Казанское ханство (крупный осколок Золотой орды, раскинувшийся от поволжских степей до Северного Урала) во второй половине XV века находилось под совместным протекторатом московских государей и крымских ханов. В те годы Москва и Крым были союзниками в борьбе с Большой Ордой – крупнейшим татарским государством, претендующим на главенство в улусе Джучи. К примеру, во время знаменитого «стояния на Угре» объединенный русско-крымский отряд нанес удар в тыл Ахмат-хана, разгромив его столицу Сарай...

Но на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков ситуация изменилась. Большая Орда была окончательно ликвидирована, отношения с Крымом тут же испортились по всем линиям – в том числе и в вопросе назначения казанских ханов. Несколько раз московские войска брали штурмом Казань и сажали на престол верных Москве ханов. Несколько раз московские дипломаты инспирировали государственные перевороты с той же целью. Но, в конце концов, все возвращалось на круги своя: либо происходил новый переворот, прокрымский, либо хан менял политический курс и начинал ориентироваться на Бахчисарай.

Кончилось тем, что к середине века в Кремле решили просто-напросто ликвидировать Казанское ханство как независимое государство. Оставалось лишь взять приступом Казань – дело знакомое и представлявшееся не трудным. Но случилось то, чего никто не ожидал: поход огромного московского войска, возглавленного лично молодым государем Иоанном IV, завершился провалом. И второй, затеянный год спустя, грозил закончиться столь же печально: осада затянулась на много месяцев, гарнизон относительно небольшой крепости отбивался отчаянно, постоянно получая подкрепления из степи, тюркские и финно-угорские народы Поволжья были настроены к русским крайне недоброжелательно – вели партизанскую войну, наносили удары по тылам и коммуникациям армии Иоанна IV. Казалось, опять грозит бесславное отступление от проклятых, словно заговоренных крепостных стен...

А затем Казань пала. Совершенно неожиданно.

На этом месте рассказа Буланский вновь сделал многозначительную паузу. Старцев спросил:

– Но, помнится мне, был прорыт подкоп, обрушивший городские стены?

– Подкоп был, – кивнул Богдан Савельевич. – Но целью его стали отнюдь не стены, их обрушить пытались неоднократно, еще в первом походе. Неоднократно и безрезультатно. Ну, Николай Иванович, вы же контрразведчик... Вспомните, не отыскивалось ли в земле на территории Казанского кремля кое-что любопытное вскоре после взятия?

– Казанская икона Божьей Матери? – сообразил Старцев. И посмотрел на собеседника в полнейшем недоумении.

– Она самая.

– Вы хотите сказать, что на самом деле величайшая святыня православных...

– Хочу. Икона – величайший боевой артефакт. К тому же не совсем православного происхождения... Есть разные версии, но наиболее убедительной представляется одна: лик Богоматери написан на Востоке – как вы знаете, полторы тысячи лет назад христианство распространилось туда далеко, до самого Китая. Возможно, некогда икона была создана в Мерве или Самарканде – до утверждения ислама эти города являлись центрами крупных христианских епархий. Но к XIII веку в Средней и Центральной Азии христианства – причем несторианского толка —придерживались лишь кочевые племена кереитов... Степная держава Торгула Ван-хана, ставшего в европейских хрониках знаменитым «пресвитером Иоанном». Достаточно точно известно, что в те времена икона хранилась у них.

– Подождите... – прервал рассказ Старцев. – Не понимаю... Насколько мне известно, несториане отрицали божественную природу Иисуса в течение всей его земной жизни, до самой смерти на кресте... И, соответственно, никак не могли почитать икону Богоматери.

Буланский взглянул удивленно, словно никак не ждал от флотского контрразведчика такой осведомленности в религиозных делах. И даже – чуть-чуть, отнюдь не демонстративно – вздохнул: вот, дескать, приходится терять время и растолковывать профану очевидные истины...

Однако пояснил терпеливо:

– Тем не менее несториане почитали Деву Марию – но не как Богородицу, естественно. А кереиты вообще в христианстве были не слишком тверды, и не разбирались в разнице между константинопольской и несторианской верами: для них «святая Мириам» стала всего лишь заменой Матери-Земли – главного женского божества прежнего языческого, политеистического культа...

Старцев не стал возражать. Настолько далеко его знания не простирались...

– В любом случае, – продолжал Буланский, – дело кончилось тем, что Чингис-хан установил в монгольских степях свою гегемонию, Ван-хан погиб, кереиты перешли под бунчуки «потрясателя Вселенной»... К границам Руси артефакт попал вместе с конницей Батыя. А с 1480 года икона в Москве – после штурма и разгрома Сарай-города. И помогла одержать несколько славных побед. Такова предыстория.

Да уж... Прозвучал бы этакий рассказ в чьих-либо других устах, и Старцев решил бы: религиозное помешательство. Капитан-лейтенант считал себя человеком верующим, но... Но Бог на небе, а на земле брать крепости помогает мужество солдат, искусство полководцев, калибр и количество используемых пушек. Короче говоря, мало ли глупостей болтают бродящие по Руси богомольцы...

Однако Буланский ничем не напоминал человека, способного заниматься глупостями.

* * *

– Не могло ли произойти совпадение? – спросил Старцев. – Тайное проникновение иконы в осажденную крепость случайно совпало по времени с удачным штурмом – и вызвало к жизни выводы, далеко уводящие от истины? Имеются ли другие примеры – доказанные примеры – удачного применения сего... х-м-м... артефакта?

– Примеров хватает... Вы никогда не задумывались, отчего Чингис-хан легко, словно орешки щелкал, брал первоклассные крепости Северного Китая? Притом, что легкая степная конница не имела ни малейшего опыта правильных осад и штурмов, а противостояла ей весьма искусная в военном деле нация? Позже, когда монголы шли на Русь и Европу, у них уже состояла на вооружении китайская и мусульманская осадная техника с хорошо обученным персоналом, но на первых этапах внешней экспансии ничего подобного у Чингис-хана не было. А если не ворошить седую старину, то вспомните легендарный штурм Измаила. Я не сомневаюсь в полководческом таланте Суворова и в мужестве его чудо-богатырей, но все-таки Измаил недаром считался одной из сильнейших крепостей в Южной Европе. И пал в результате единственного ночного штурма... Вопрос даже не в примерах удачного применения иконы. Вопрос в том, что нет примеров применения неудачного. Попросту нет. Теперь вы понимаете, отчего я не воспользовался своим правом отказаться от участия в предстоящем абордаже? Ведь адмиралу я не подчиняюсь, ни по какой линии. Всё дело в «Камчатке». Вернее, в ее грузе.

– Вы хотите сказать, что Казанская Божья Матерь плывет сейчас на эскадре?! А в Казанском соборе висит лишь ее копия? – изумился Старцев.

– Помилуйте, ничего подобного я не имел в виду. Хотя копия, слегка подправленная в соответствии с православными канонами, заменяет подлинный артефакт еще с семнадцатого века, – и вполне исправно исцеляет страждущих. Но к чему тащить бесценную реликвию вокруг света, подвергая всем возможным на море случайностям? Отправить ее на Дальний Восток железной дорогой куда проще и безопасней. «Камчатка» везет лишь средство доставки иконы непосредственно на землю Японии, как вам должно быть известно... Вот только не изображайте удивленное лицо, Николай Иванович. Я информирован, что вы знаете о секретном грузе «Камчатки» и о проекте «Святогор».

– Проект «Святогор»? – удивлено переспросил Старцев.

– Да. Так называется подводная лодка конструкции инженеров Джевецкого и Бубнова. Вы ведь представляете, что такое подводная лодка?

В последнем вопросе Буланского явно слышалась определенная издевка.

– Конечно, – машинально ответил Старцев, не обратив на издевку внимания. Он-то знал, но вот господину из Синода надлежит знать о субмаринах лишь то, что написано в известном романе мсье Жюля Верна. Ибо проекты боевого применения современных подводных лодок – один из важнейших секретов Российского флота.

И Старцев в меру отпущенных Господом лицедейских способностей постарался изобразить Иванушку-дурачка:

– Представляю, но... вот уж не знал, что хоть одна субмарина господина Джевецкого все еще числится в списках флота. Разве этот, простите меня, подводный велосипед пригоден для чего-то, кроме плаваний по Гатчинскому пруду? Или службы в качестве швартовой бочки?

Буланский понимающе улыбнулся. И заговорил так, словно и впрямь имел дело с совершенно несведущем в вопросе человеком:

– Вы не так меня поняли. «Святогор» – совершенно новая субмарина, в полном секрете испытанная у Кронштадта полтора месяца назад. Эта лодка по своим возможностям превосходит как наш введенный в строй нынешним летом «Дельфин», так и новейшие американские конструкции Лэка и Голланда, и немецкие – Круппа, кои мы сейчас закупаем. Она оснащена новым и весьма надежным двигателем системы Дизеля и двумя электромоторами, имеет экипаж из десяти человек и несмотря на сравнительно малые размеры, способна пройти под водой двадцать пять морских миль, а над водой – целых триста...

Старцев изумленно поднял брови – причем лицедействовать, изображая изумление, вовсе не потребовалось. Неспроста, ох неспроста Буланский демонстрирует свои познания о российском подводном флоте. Вот и про «Дельфин» он слышал, и даже про закупки американских лодок, кои вообще-то держатся в строжайшей тайне... И совершенно секретные характеристики новой лодки не зря называет – дескать, можете мне доверять, господин контрразведчик, я тоже допущен к самым сокровенным секретам флота.

– А скажите, пожалуйста, – продолжил изображать профана Старцев, – какое вооружение несет этот названный вами «Святогор»?

На сей раз представитель Синода даже не улыбнулся.

– Проверяете меня? Понимаю... В штатной комплектации – два внутренних трубчатых аппарата для самодвижущихся мин Уайтхеда калибром пятнадцать дюймов, один облегченный пулемет английской системы Максима с возможностью установки на специальной тумбе и одно ружье-пулемет Мадсена, хранимое у экипажа...

Он выдержал многозначительную паузу. Старцев молчал, ожидая продолжения. Таинственный Богдан Савельевич Буланский действительно знал такое, что даже в Морском ведомстве полагалось знать двоим-троим чинам. Ну, от силы полудюжине... И сейчас демонстрировал собеседнику свое знание отнюдь не спроста.

– Прошу вас, не удивляйтесь – вновь заговорил Буланский. – Я тоже посвящен во все подробности участия «Камчатки» в нашей экспедиции. Более того, я получил полномочия в особых обстоятельствах открыть вам, в чем именно заключаются планы боевого применения субмарины, – коими полномочиями только что воспользовался...

Он помолчал, давая собеседнику возможность обдумать сказанное. Затем продолжил:

– Ситуация проста – если «миноносцы-призраки» преуспеют в своих попытках добраться до «Камчатки», вся операция с Казанской иконой Божьей Матери потеряет смысл. У нас будет пуля, но не будет ружья. И громкой победы, столь необходимой сегодня, нам не видать. В самом лучшем случае Рожественский в паре сражений потреплет флот адмирала Того – а затем начнут свой торг дипломаты. Все недовольные в России сочтут такую победу поражением... И нам с вами завтра придется сделать всё, чтобы предотвратить подобный исход.

* * *

Позже, анализируя в своей каюте разговор с Буланским, капитан-лейтенант озадачился простым вопросом: а зачем, собственно, чиновник из Синода рассказал всё это? Раскрыл одну из величайших тайн Церкви человеку, идущему на рискованную операцию и имеющему шансы оказаться в лапах врага? Не является ли красивая история о Казанской Богоматери дымовой завесой? Вторым уровнем дезинформации – для людей, мнящих себя посвященными?

Вполне возможно. В таком случае подводная лодка «Святогор» призвана совершить у берегов Японии нечто совсем другое... Возможно, не менее важное, и впрямь способное внести коренной перелом в ход войны, – но другое.

Но тогда при чем тут Святейший Синод?

Сплошные загадки...

Глава восьмая. Об особенностях датского менталитета и уголовного права

1.

– Рад видеть! – приветствовал их Старый Боцман. – Друзья старины Тео – мои друзья! «Smirnoff», как обычно?

– Хм... – сказала Диана и пристально посмотрела на Лесника.

Он покачал головой:

– Нет, сегодня лучше пива. Тео говорил, что оно у вас превосходное.

– Он, конечно, знает толк в моем пиве, но, как говорится: пиво без водки – деньги на ветер, – неодобрительно покачал головой бармен. – А что налить вашей даме?

– Ну что, вмажем по пивку, Диана? – обратился Лесник к спутнице. Та наградила его злобным взглядом, от которого полагалось вспыхнуть и сгореть на месте. Лесник не сгорел, вновь повернулся к бармену и развел руками:

– Леди предпочитает что-нибудь менее крепкое.

– Еще менее?! Надеюсь, не пепси? – Старый Боцман неодобрительно нахмурился. – У меня, конечно, есть и эта гадость. Но то, что пьет новое поколение, – это же, прошу прощения у дамы за откровенность, настоящее жидкое дерьмо! Давайте-ка я лучше налью вам куасс.

Лесник удивленно приподнял бровь.

– Не слыхали? Это такой русский национальный напиток, – назидательно объяснил Боцман. – Ручаюсь, вы его никогда не пробовали.

Диана улыбнулась. Лесник кивнул и положил на стойку купюру. Бармен тоже расплылся в улыбке:

– Тогда садитесь вон за тот столик, справа, в дальнем углу. Там как раз свободно. А заказ я вам сейчас принесу.

Лесник и Диана отошли в полутемный угол. Диана сняла плащ и повесила его на высокую спинку деревянного стула. Лесник поставил сумку на пол и сел – лицом к залу. Сквозь табачный дым вырисовывались бородатые лица над воротниками свитеров грубой вязки, пивные кружки, морские фуражки и трубки всех форм и размеров. Похоже, сигареты или папиросы здесь курить было просто не принято.

Чуть погодя Леснику показалось, что Боцман, возящийся с заказом, сделал ему едва заметный знак. Он подошел к стойке, внимательно уставившись на прейскурант закусок (почти сплошь рыба и морепродукты, кто бы сомневался...).

– Тот парень, с которым вы говорили... – начал бармен чуть слышно, словно бы обращаясь к кранику, из которого тонкой струйкой бежало пиво. – В общем, Мартин... Короче, нет его больше... Под колеса попал, тем же вечером, через пару часов. Всякое в жизни случается, особенно если пива перебрать, но вот что странно: машина, парня сбившая, – по газам, и укатила. А здесь так не принято... И папаша Колен, кстати, с тех пор как в воду канул. Не нравится мне это, совсем не нравится...

Вот даже как...

– Когда придет нужный мне человек? – спросил Лесник, едва шевеля губами.

– Через четверть часа, никак не позже. Вы пока посидите, отдохните...

Лесник вернулся за столик. Вскоре подошел Боцман с двумя огромными кружками и сушеной рыбиной.

– Это пиво, а это ваш куасс, леди. А вот это – презент от фирмы. – Он шмякнул рыбину на деревянную столешницу. – У нас здесь хорошо. И люди очень хорошие.

– Впервые вижу настоящего викинга, – не удержалась Диана, глядя вслед возвращающемуся к стойке бармену. – Ну и бородища у него!

– Борода, говоришь? – хмыкнул Лесник. – Вообще-то этот парень родом откуда-то из Польши... А настоящая его фамилия – Кацман.

– До чего же ты умеешь испортить всё впечатление...

2.

Обещанный Боцманом «нужный человек» подошел даже не через четверть часа, а раньше. Был он темноволосым парнем лет тридцати, одетым в потертую кожаную куртку, но с неизменной трубкой в зубах. Пришедший пододвинул ногой стул, сел, вынул трубку изо рта и в упор воззрился на Лесника. Тот ответил ему таким же молчаливым взглядом.

– Как я понял, вам нужна подходящая коробка с экипажем, чтобы искать что-то в море? – наконец спросил парень, даже и не подумав поздороваться или представиться.

Впрочем, что его зовут Андерсон, агенты знали и без того. Знали и другое: тратить молодость на поиски в Северном море редеющих рыбьих косяков парень не намерен. И охотно – хоть далеко не бесплатно – предоставляет свою «коробку» для разных сомнительных дел.

– Именно так, – кивнул Лесник. И подумал, что собеседник не местный уроженец – по-английски говорит отнюдь не с мягким акцентом здешних жителей. Судя по окончанию фамилии – швед или норвежец, датчанин звался бы чуть иначе: Андерсен...

– В каком районе и на какой срок? – продолжал выспрашивать не то швед, не то норвежец.

– День или от силы два. Район – пятьдесят шесть северной широты и шесть восточной долготы. Поиск в зоне с радиусом порядка тридцати-пятидесяти миль.

Парень чему-то усмехнулся. Затем нахмурился и вновь смерил Лесника взглядом:

– Вы знаете, что район к востоку от Доггер-банки считается не особо легким для плавания в это время года? Туманы, мели, в том числе и блуждающие, плюс к этому – совершенно неожиданно налетающие шквалы. Да еще старые мины, за две войны их тут наставили столько, что до сих пор попадаются...

Врет, понял Лесник. Врет, как сивый мерин, набивая цену. По крайней мере, насчет мин, – этот район Северного моря давно от них очищен...

Он изобразил раздумья, сомнения и колебания. Протянул нерешительно:

– Не думал, что здесь так опасно. Пожалуй...

– Не так уж и опасно, если выходить в море со мной, – перебил потомок викингов, сообразив, что перестарался и может остаться без клиента. – Все мели и остатки минных полей я знаю наперечет. А моя коробка хоть и построена двадцать лет назад, но имеет новенький движок и современное навигационное оборудование. Шесть человек команды, включая меня, – профессиональные моряки. Только вот... – он тяжело вздохнул, – ...всё это будет стоить недешево.

– Я знаком с расценками на краткосрочный фрахт в подобных условиях. Готов прибавить к стандартной плате пятьдесят процентов. Вы согласны?

Брови шкипера слегка приподнялись. После некоторой паузы он назвал сумму, будто пробуя ее на вкус. И добавил:

– Еще тридцать процентов я накинул за женщину на борту. Примета, знаете ли, очень дурная. Мы, моряки, крайне подвержены суевериям. – Лицемерный вздох, сопровождавший последние слова, заставлял думать, что данный конкретный моряк подвержен не столько суевериям, сколько самой банальной жадности.

Лесник хотел было согласиться, поскольку платить такую несуразную сумму все равно не собирался (при желании Диана со своей способностью «отводить глаза» способна сделать неплохую карьеру аферистки-кукольницы – причем клиент мог сколько угодно вскрывать и пересчитывать пачки резаной бумаги, оставаясь в приятном заблуждении, что держит в руках настоящие купюры). Но уступчивость заказчика могла спровоцировать шкипера либо вовсе уж закусить удила и вспомнить еще парочку дурных примет, либо заподозрить то, что в России называют чудным неологизмом «кидалово».

– Парень, а ты, часом, не трансвестит? – спросил Лесник по-русски. – Торгуешься, как базарная баба.

Слово «трансвестит» Андерсон вполне понял, распознал и язык, на котором прозвучала тирада – и блеснул в ответ лингвистическими познаниями: наморщил лоб, и, тщательно выговаривая слова, сообщил на том же языке, где бы он желал видеть такого скупого клиента. Место оказалось тесным, влажным и темным.

На сем запас русских слов шкипера иссяк, и диалог продолжился на английском – однако же в лучших традициях торговых сделок, некогда совершавшихся на привозах где-нибудь за чертой оседлости. Андерсон призывал всех богов древнескандинавского пантеона засвидетельствовать тот факт, что со времени бесславной гибели «Титаника» нет в омывающих Европу водах судна надежнее, комфортабельнее и быстрее его «коробки». И отдавать ее в наем за меньшие деньги – просто преступление, куда хуже холокоста, таки да. Лесник же уверял, что за такую сумму сможет арендовать личную яхту Билли Гейтса, а на остаток прикупит пару ящиков коллекционного шампанского – и трижды направлялся к дверям. Андерсон трижды хватал его за рукав, и, стеная, что собственными руками вырывает хлеб изо рта своих детей, сбавлял цену аж на целую сотню крон. И деловые переговоры вступали в новый цикл.

Посетители «Старого Боцмана» никогда не бывали за чертой оседлости – и от души наслаждались бесплатным цирком. Боцман пытался сохранить серьезное выражение лица, но когда Андерсон заявил, что лучше добровольно займется пассивным сексом с осьминогом-самцом, чем скинет еще хоть крону (и подробно перечислил позиции упомянутого извращения) – бармен сполз под стойку, и оттуда донеслись приглушенные кудахтающие звуки. Наконец потомок викингов в последний раз рванул себя за пейсы, шмякнул об пол ермолку, – и желанный консенсус был достигнут. Присутствие Дианы на борту было оценено в размере пятипроцентной надбавки к стартовой цене.

– Это за двое суток, – напомнил Андерсон, вытирая выступившую на лбу испарину. – Треть суммы – перед выходом в море. Если не уложитесь в установленный срок, то обсудим размер дополнительной почасовой оплаты, – он мечтательно улыбнулся, явно предвкушая новый торг. – Когда вам понадобится судно?

– Еще вчера... – вздохнул Лесник.

– Значит, через три часа, – постановил шкипер. – Быстрее мне не подготовиться и не собрать экипаж. Подходите к тринадцатому причалу, и не забудьте наличность. У меня на борту банкоматов нет...

Он поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен. Лесник тоже поднялся, Диана осталась сидеть.

– Да, кстати, мы совсем забыли познакомиться, – внезапно произнес шкипер. – Меня зовут Эйнар Андерсон. А мой корабль называется «Арита».

– Меня – Вальдманн. А ее – Диана, – вежливо улыбнулся ему Лесник.

Шкипер еще раз внимательно окинул его взглядом и неожиданно протянул шершавую задубелую пятерню.

– Ну, думаю, наша экспедиция будет успешной!

– Весьма надеемся на это, господин Андерсон, – прямо-таки проворковала Диана. – Кстати, «Арита» – очень красивое название. Я заметила, что большинству судов здесь отчего-то дают женские имена...

– Хе... Так известно же, что женщины куда живучее мужчин. А живучесть для судна – чуть ли не самое главное качество. А что касается «Ариты»... Не слышали такую песенку?

И он пропел куплет не то по-шведски, не то по-норвежски. Либо природа напрочь обделила Андерсона музыкальным слухом, либо мотив у песенки и в самом деле был весьма странный...

Затем шкипер, не слишком заботясь сохранением размера и рифмы, перевел куплет на английский. Получилось примерно так:

На Крупенбан собирается
Пер Лартис⁵ удалой,
Арита заливается
Горючею слезой.

Когда он скрылся за входной дверью, Лесник двинулся к стойке и через полминуты вернулся еще с одной кружкой пива. Поставив ее на стол и усевшись сам, он хитро поглядел на Диану.

– А вот это был уже настоящий викинг. Ну и как он тебе понравился?

Диана нахмурилась.

– Он боится. Очень чего-то боится и отчаянно пытается скрыть свой страх. И лишь поэтому изображал тут старого еврея на базаре... Деньги Андерсона интересовали, но лишь во вторую, если даже не в третью очередь. А вот тебя он изучал внимательно – и под конец торга несколько успокоился... Примерно такая психологическая картина вашего разговора... Ты считаешь, что на Андерсона можно положиться?

Лесник пожал плечами.

– Мало ли чего он боялся... Наверняка среди его заработков числится и контрабанда, и незаконный провоз иммигрантов, – не исключено, что парень заподозрил, будто мы полицейские... А вот песенка его мне что-то не понравилась, больно уж мотив смахивает на Черную Мантру... Но выбирать не приходится – время поджимает. Юзеф – не знаю уж почему – приказал завершить предварительное расследование не позднее этого воскресенья. Кроме того, я не думаю, что Андерсон в самый последний момент вдруг струсит и откажется выходить в море. А помимо этой неприятности, что еще может с нами произойти?

– Ох, не зарекайся...

3.

«Арита» заливается
Соленою волной...
Хей-ой-ой...
«Арита» заливается
Соленою волной...
Хей-ой-ой...

Когда Лесник в пятый или шестой раз пропел эту песенку на мотив Черной Мантры, Диана не выдержала.

– Ты уже слышал от кого-нибудь, что у тебя большие проблемы со слухом и голосом? – язвительно поинтересовалась она. – Или я первая сделала это эпохальное открытие?

Лесник обиженно замолчал.

«Ариту», вопреки его вокальным упражнениям, соленые волны пока не заливали. Море было удивительно спокойным. Но плавание продолжалось уже девять с лишним часов, продолжалось без каких-либо результатов... Агенты вдоволь налюбовались пустынными пейзажами Северного моря – и с палубы, и из тесной рубки. А теперь, засев в крохотной каюте, медленно сатанели.

Лесник не менее десятка раз проверил на персике свои расчеты: вроде все правильно, вроде именно этот район моря является эпицентром всех загадочных случаев, отмеченных в архиве Валевски...

Но что, если данные, полученные от Патрика Донелли, неверны? Коммандер мог намеренно (вот только зачем?) всучить дезинформацию. Его коллеги могли неверно истолковать обрывочные фразы лейтенанта Харпера...

Для интереса Лесник ввел в свою программу другие координаты места старта «Тускароры» – допустил, что эсминец начал свой межвременной марафон не у южной оконечности Гренландии, а в ста милях к западу от Шпицбергена. Результат не порадовал – при таком раскладе стеречь появление «Тускароры» следовало в акватории Ладожского озера...