Рыцари Порога - Последняя крепость. Том 1

Кряхтя, Сверчок поднялся с кресла и подковылял к окну. Картина за окном открывалась унылая: темень, в которой грязный двор выглядел еще более грязным, часть зубчатой крепостной стены, на которой дремал, облокотившись на копье, караульный. А за стеной мутно белели горы, и высоко-высоко в небе висел громадный шар луны, тоже казавшийся неряшливым и нечистым из-за покрывавших его пятен.

– Тоска-а… – проскулил Парселис и тут же вспомнил об ударах колокола, разбудивших его.

Немного оживившись, поэт пересек комнату, открыл дверь и толкнул босой ногой спящего в коридоре слугу.

– Эй ты… – сказал Сверчок, – как там тебя?.. Почему в воротный колокол били?

Слуга – косматый, заросший бородой, удивительно похожий на приблудную собаку – вскочил и прохрипел что-то вроде: «Не могу знать…»

– Так пойди и выясни, дур-рак! – тоненько выкрикнул Сверчок, подкрепив свой приказ еще одним пинком.

Слуга вернулся к тому времени, когда Парселис успел опорожнить очередную кружку.

– Там, господин, бродяга какой-то… – зевая и почесываясь, сообщил слуга. – Старикан бородатый. Говорит, издалека идет.

– Чего ж в крепость-то лезет? – удивился поэт. – Если бродяга, пускай до деревни шкандыбает. У нас тут и своих блох хватает.

– Ему так и сказали. А он говорит, что ноги стер, не дойти ему до деревни. Да! Говорит еще, что он не попрошайка какой-нибудь, а странствующий жрец Нэлы Милостивой. Но врет, конечно.

– Странствующий жрец? – заинтересовался Парселис. – А ну-ка… Скажи, чтоб впустили. Скажи, господин капитан велел. И сразу его ко мне веди. Понял?

Слуга ответил, что понял, и отправился выполнять поручение.

Ожидая гостя, поэт выпил еще кружечку. Сделав последний глоток, он проговорил, обращаясь к кувшинам:

– Слыхали? Жрец! Значит, человек хоть чуть-чуть поумнее этих болванов, что меня здесь окружают. Да еще странствующий, ходил везде, видал много. Вот с кем поговорить можно.

Парселису показалось, что один из кувшинов ему подмигнул.

– То-то, – добавил поэт и налил себе еще.

Странствующий жрец оказался стариком с густой белой бородой и обширной лысиной, коричневой от солнца. Остатки волос на висках и затылке были заплетены в длинную и тонкую косицу. Одеждой жрецу служила бесформенная хламида из грубой холстины, ноги были босы и окровавлены. На плече старика висела тощая сумка. Этот человек явно знавал когда-то и лучшие времена: когда-то он был упитан и даже толст, теперь же растянутая кожа щек уродливо свисала с костей его лица.

– Садись, – указал Парселис старику на голый пол рядом с креслом, в котором сидел сам. – А ты… как там тебя… – обратился он к слуге, – притащи сюда еще пару кувшинов и чего-нибудь пожевать.

Прежде чем сесть, гость глухим и низким голосом поблагодарил за милость, оказанную ему господином капитаном. Господин капитан ответил кивком головы, побарабанил пальцами по металлу своей кирасы и задал первый вопрос:

– Как тебя звать?

Старик непонятно почему помедлил с ответом.

– Гарк… господин капитан, – сказал он.

– Откуда ты?

– Можно сказать, что ниоткуда, – устало усмехнулся старик, – я странствую так давно, что уже забыл страну, которая была мне родиной.

– Но ты не из Крафии?

– Нет, господин капитан.

– А бывал ли раньше в Крафии?

– Нет, господин капитан.

– Скажи мне, чем ты занимаешься?

– Я жрец Нэлы Милостивой, – ответил Гарк, прикоснувшись ладонью к левой стороне груди – как полагалось делать при упоминании имени богини плодородия. – Я странствую по землям людей, исполняя божественные ритуалы на крестьянских полях. Ведь не в каждой деревне стоит храм.

Поэт видел, что жрец очень устал и скорее всего голоден. И на вопросы отвечает безо всякого удовольствия, просто из почтения. Но это Парселиса мало волновало.

– И что же, – хихикнул стихотворец. – Твои ритуалы на самом деле помогают улучшить урожай?

– Великая Нэла дарует каждому просящему по воле своей, господин капитан.

От восторга поэт даже засучил ногами.

– Вот молодчина! – завизжал он своим писклявым голосом, благодаря которому, кстати сказать, и получил прозвище – Сверчок. – Ну не молодчина ли ты, старик?! Как удобно: по воле своей! То есть захочет даровать много – и подарит. А не захочет – никто ничего не получит! Хе-хе! А ты, старик, как там тебя?..

– Гарк, господин капитан.

– А ты, Гарк, в любом случае монетку за пазуху положишь. А?

– Я беру немного, господин капитан. Каждый дает мне столько, сколько может.

– А теперь послушай меня, старик… как там тебя?.. Ладно, неважно… Послушай! – Сверчок воздел к потолку костлявый палец и сурово свел на переносице редкие брови. – Ты находишься в Крафии. В самом просвещенном королевстве мира людей! Наука, искусство и магия – вот чем живут здешние обитатели!..

Вошел слуга, таща два кувшина, кружку и холодную вареную баранью ногу. Поставив напитки и снедь на стол, он разлил вино по кружкам и удалился. Поэт бросил мясо старику, присосался к одной из кружек, выпил ее досуха, смачно рыгнул и вновь воздел палец вверх. Пока гость жадно обгладывал баранью ногу, Парселис успел продребезжать ему целую речь об особенном предназначении Крафии.

– В нашем королевстве уже мало кто верит во всякие там ритуалы и жертвоприношения! – сказал в заключение поэт. – Конечно, мы признаем, что наш мир создал Неизъяснимый, явившийся из Великого Хаоса. Мы признаем, что Неизъяснимый сотворил Харана Темного, Вайара Светоносного и Нэлу Плодоносящую и Милостивую. Мы признаем, что, зачав от Вайара, родила Нэла тех, кто положил начало роду человеческому: Андара Громобоя, что нес в себе дух Войны и Разрушения; Гарнака Лукавого, породившего Ложь, Воровство и Искусство; Безмолвного Сафа, даровавшего впоследствии людям Любознание и Мудрость… Родила Нэла от Вайара Алу Прекрасную, которая была сама Красота и Магия; Иллу Хранительницу, которая была Верность, Любовь и Терпение; Вассу Повелительницу Бурь, сберегшую истоки Страсти и Неистовства. Да! И в незапамятные времена Безмолвный Саф осенил своей милостью эту долину, в которой позже выросли города и селения великой Крафии! Осенил! И доказательством этому служит то, что и по сей день каждый подданный нашего королевства смыслом жизни своей видит: постигать новое! Учиться самому и учить других!.. Служить наукам! Или искусству! Или магии! Каждый подданный!.. Ну, не каждый… – сбавил темпы, подумав, поэт. – А только самые лучшие из подданных. Самые умные и просвещенные. Истинные крафийцы!

Старик-жрец тем временем закончил с мясом. Несколько оживившись, он потянулся за кружкой с вином.

– Боги давным-давно отвернулись от людей, – продолжал вещать Парселис. – Где доказательство того, что они слышат нас? Мы, крафийцы, верим только тому, что можно увидеть, пощупать и взвесить! Крестьяне получат хороший урожай, если летом начнут идти дожди и солнце станет греть землю, а не выжигать. А если ты зарежешь на поле хоть сотню красных петухов, на будущий урожай это никак не повлияет. Ты своими глупыми ритуалами не сможешь сделать даже того простейшего, на что способен любой более-менее грамотный маг – вызвать дождь в засуху!

– Маги за свои услуги берут дорого, – мягко возразил на верещания Парселиса Гарк. – А я доволен даже краюхе хлеба. К тому же, господин капитан, люди таковы, что упорному труду всегда предпочтут более легкий обходной путь. Куда как проще накормить странствующего жреца и тем обеспечить себе надежду на обильный урожай, чем горбатиться с киркой и мотыгой дни напролет.

– О-о-о! – удивился поэт. – Вы только посмотрите на него! – предложил он кувшинам, кивнув на старика. – Да этот бродяга не так-то прост… А я сразу увидел в тебе неглупого человека. Вот что я скажу… как тебя?

– Гарк, господин капитан.

– Ну, да… Вот что я скажу тебе, Гарк… Ничего ты не заработаешь в нашем королевстве. Глупцов в Крафии не так много, как в других странах. Тебе бы в Линдерштерн податься. Тамошние дикари всему верят. Озолотят тебя… – снова захихикал поэт. – Если, конечно, сначала не зарежут.

– Я слышал, – покачал головой Гарк, – в Линдерштерне неспокойно. Княжества снова готовят нападение на Крафию.

Сверчок беспечно махнул рукой.

– Сколько уже эти варвары пытаются уничтожить великую Крафию! – сказал он. – Да только ничего у них не выходит и не выйдет. Потому как невежество и дикость никогда не одолеют высокоразвитую цивилизацию. Я уже почти полгода сижу в этой крепости. Знаешь, сколько раз мы подвергались нападениям отрядов линдерштернских князей? Трижды! Трижды, старик! И что же? Только пятеро из нашего гарнизона погибли, и еще… не помню сколько – получили ранения. А дикари Линдерштерна всякий раз уволакивали от неприступных стен моей крепости десятки трупов! Сотник моего гарнизона… этот, как его?.. не помню имени – отличный воин, к тому же долгое время изучавший боевую магию Сферы Огня. На него можно положиться. Крепкий мужик. А! Нет! Четыре раза линдерштернцы пытались взять крепость! Четыре! Про четвертый раз-то я забыл… Признаться, в ночь последнего нападения я немного… ну… болел. Вот и проспал до самого утра и, только проснувшись, узнал о том, что был бой.

– Видимо, – чуть улыбнулся странствующий жрец, – сотник гарнизона вашей, господин капитан, крепости и на самом деле отлично знает свое ремесло.

– Ага, – согласился Парселис. – Я-то в воинском искусстве мало смыслю. Я, знаешь ли, старик, – поэт!

– Поистине Крафия – удивительная страна, – чуть улыбнулся гость. – В Гаэлоне или Марборне никогда не бывает, чтобы поэты занимали столь высокие должности.

– Я об этом тебе и говорю, – важно кивнул Парселис. – Крафия, осененная милостью Безмолвного Сафа, – особая страна. А я в этой крепости – как Крафия среди прочих королевств. – Сверчок даже языком прищелкнул, довольный сравнением. – Тоже особенный. Пусть те, которые рождены сражаться, сражаются. Те, чье призвание – кашеварить, пускай кашеварят. А я стою высоко над всеми ними!

– Позвольте спросить, господин капитан, – почтительно поинтересовался вдруг Гарк, – в чем же состоят ваши обязанности капитана?

Парселис допил остатки вина, икнул и уронил кружку. Затем хихикнул над очевидной глупостью вопроса:

– Что значит – в чем состоят?.. А как же гарнизон без меня? Да если б меня не было – что они все делали бы тут? Это ж, понимаешь, Жженая Плешь! Тут держи ухо востро! Ну ты и сказанул, старик… как там тебя?..

– Гарк, – в который уже раз подсказал жрец. – Жженая Плешь? Что это?

Сверчок захихикал:

– Как это – «что это»? А вот! – С риском для равновесия он широко развел руками. – Вот это все и есть – Жженая Плешь. Равнина эта так называется. Тут, понимаешь ли… как тебя? А, неважно… Если с Белых гор спускаться, то как раз на Жженую Плешь и выйдешь. Нет, можно, конечно, и в другом месте спуститься, но только здесь – тропы такие удобные, что по ним многочисленные отряды пройти смогут. Потому в Жженой – наши пограничные заставы, столько, сколько больше нигде по крафийским рубежам и близко нет. От одной заставы до другой – рукой подать. Они ж… – доверительно понизил голос Парселис, – варвары эти горные, грязнозадые, иногда и большие набеги устраивают. Ага, а как ты думал?! Чаще всего какой-нибудь князек со своей дружиной ломанет наугад в надежде близлежащие деревеньки пограбить… да быстро по носу получит и назад ковыляет. А бывает такое, что несколько князей объединятся. Их же в Белых горах больше, чем конских яблок в степи… Немалое войско получится. Такое и целый город разграбить сможет, но такое и по узким тропам не проведешь. И нигде, кроме как через Жженую Плешь, в Крафию войти у такого войска не получится. Потому-то на этой равнине вся трава и все деревья повырублены и повыжжены – чтобы никто незаметно подобраться не смог. Потому-то мы здесь и поставлены. Чтобы родное королевство бер-речь! – неожиданно взревел поэт, погрозив кулаком кувшинам. – Понимаешь?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.