Перечитав свое письмо, я остался им доволен, отметив про себя, что совершенно убил им Сизова, который лишь слабо пискнул, когда я победно поставил в конце восклицательный знак. Оставалась, правда, проблема с подписью... Если подписать "Сергей", то это будет подлог, потому что письмо писал не он, а я, хоть и его почерком, но если подписаться "Зоровавель", то адресат останется в полном недоумении. Почесав в затылке, я подписал просто: "Твой друг". Ольга умная девушка, она поймет, от кого.
      Разделавшись таким вот образом с Сизовым, я облегченно вздохнул и, сыграв с Мишкой партию в шахматы, отправился в постель и моментально заснул. На следующий день, с утра пораньше, чтобы не откладывать в долгий ящик, я сложил свое послание Ольге треугольным конвертом и попросил Мишку отнести ей на работу. Мишка слегка поворчал на то, что я его эксплуатирую, но отправился-таки на мороз, а я уселся у окна, чтобы поглядеть от нечего делать на улицу, но на этот раз ничего не вышло: снегопад прекратился еще ночью, небо расчистилось, и с его крахмально-белого купола струился прямо в глаза ярко-холодный свет. Я отошел от окна, потирая глаза, и остановился посреди комнаты, неожиданно замечая, что меня охватывает непонятное волнение, явно связанное с отправленным письмом, и напрасно я себя уговаривал, что волноваться нечего и незачем: волнение мое все усиливалось, и я буквально не находил себе места, не зная уже точно, кто я есть в данную минуту = Сизов или Зоровавель. Скорее, я был гимназистом (почему-то не школьником, а именно гимназистом), подбросившим соседке по парте записку с дерзким признанием... Боже, какая чушь, гимназии ведьбыли раздельными! И все же, все же, все же... Наконец, Мишка вернулся.
      - Ну что? - почти набросился я на него.
      - Замерз, как цуцик! - заявил он, плеская в первую подвернувшуюся чашку коньяк "Самтрест".
      - Отдал?
      В ответ Мишка поднял вверх указательный палец левой руки, мол, подожди, будь человеком, а правой опрокинул в широко открытый рот пахучее содержимое чашки.
      - Ух, амброзия! - поведал он мне. - Ты не хочешь?
      - Нет желания.
      - Да что ты подпрыгиваешь от нетерпения, как голодный бобик?! - развеселился Мишка, отогревшись. - Передал я твою эпистулу из рук в руки... А девочка ничего, не поделишься по старой дружбе?
      - Я тебе поделюсь, старый развратник! - шутливо отчитал я его.
      - Ну, извини, - искренне раскаялся Мишка, - не думал, что у тебя так серьезно... Эх, - вздохнул он, - пойду горячий душ приму с морозца. А ты пока свежий "Огонек" посмотри, если хочешь. Там про "угловские тарелки" статья есть с фотографиями столкновения на поле.
      Мишка убрался в ванную, а я взялся за "Огонек", но не успел отыскать обещанную статью, как в дверь настойчиво позвонили. Подойдя к двери, я на всякий случай посмотрел в глазок, но ничего не разглядел в темноте лестничной площадки.
      - Кто там? - крикнул я.
      В ответ раздался звонок настойчивее прежнего. Первое, что пришло мне в голову, это "либо милиция, либо грабители", но я тотчас сообразил, что эти две категории непрошенных гостей представились бы почтальоном или сантехником, и открыл дверь... Я открыл дверь и тут же отлетел к стене со звенящим ухом, с удивлением осознавая, что получил увесистую пощечину. Не успел я опомниться, как на меня налетел некто взъерошенный и с криком "я убью тебя!" вцепился острыми ногтями (или когтями?!) в мое горло. "Х-х-х..." - лишь прохрипел я, с ужасом узнавая в напрыгнувшем на меня разъяренном звере Ольгу.
      - Что такое? - роняя пену с намыленных ног, из ванной выбежал на шум Мишка.
      - Х-х-х, - только и смог я выдавить через сдавленное горло.
      На мое счастье, при виде голого мужчины Ольга несколько опомнилась и ослабила хватку.
      - Я, кажется, помешал... пардон, мадам, - смущенно сверкнув голым задом, он ретировался в ванную.
      - Ты меня едва не задушила, кхе-кхе! - откашливаясь, я с трудом выбрался из-под навалившейся на меня Ольги.
      - Я тебя убью к чертовой матери! - совсем по бабьи захныкала она, и по ее скривившимся щекам обильно потекли крупные слезы.
      Мне стало жаль бедную девушку, и я хотел погладить ее, но она брезгливо отдернула плечико и, рухнув на диван, завыла в полный голос. Мне очень хотелось успокоить ее, но я не знал, как это сделать, и лишь спросил: "Как ты нашла меня?" Ответом были громкие рыдания, но я и сам уже догадался, случайно взглянув на "Огонек": простофиля Мишка вынул из своего почтового ящика подписной журнал и не нашел ничего лучшего, как отправиться с ним к Ольге, а эта хитрюга подсмотрела адрес на обложке.
      - Успокойся, - попросил я ее.
      - Я спокойна, - ответила она неожиданно ровным голосом, поднимая на меня зареванное лицо. - Ты даже не представляешь себе, какой ты подонок, Сизов! - она шумно высморкалась в платочек. - Мало того, что ты меня бросил, оставив на съедение Занзибарову, так ты еще послал в издевку эту жалкую писульку!
      - Я не хотел тебя бросать, поверь мне, - серьезно ответил я. - Так получилось... Может, и не стоило бы говорить, но ты должна знать правду. Я убил человека.
      - Чем же ты убил его? - не поверила Ольга, удивляясь необычной для Сизова манере говорить.
      - Чемоданом.
      - Чем-чем? - не сдержала она глупой улыбки.
      - Мне не до шуток, - посмотрел я на нее строго. - Это было так: я ушел из дома и ночью подрался на улице с парнем. Он ударил меня в глаз - видишь, до сих пор синяк, - а я сшиб его с ног чемоданом. Он упал, ударился головой о крышку люка и... скончался на месте.
      - Но ты сделал это не нарочно? - внимательно посмотрела на меня Ольга, будто находя на моем лице отпечаток той ночи и рассматривая случившееся, как на фотографии.
      - Я не ищу себе оправдания, - сумрачно ответил я. - Тем более, что после того трагического случая...
      - Скоро вы там... закончите? - донесся, как из бочки, крик неожиданно деликатного Мишки.
      - Не скоро! - прокричал я ему в ответ. - Надоело в ванной = посиди в туалете. ...Так вот, -продолжил я свое признание, = тот случай перевернул все мое сознание: во мне проснулся совсем другой человек, который с ужасом увидел, что натворил его прототип. Я теперь - совершенно другой, ты понимаешь? Сергей Сизов умер, его больше нет ни на этом свете, ни даже на том.
      - Кто же теперь вместо него? - вздрогнула Ольга, как от холода.
      Я пристально посмотрел на нее, как бы спрашивая взглядом, готова ли она услышать то, что я скажу, стоит ли говорить, и она ответила широко открытыми глазами: говори.
      - Меня зовут Зоровавель.
      - Очень приятно. Анна, - она медленно, как под гипнозом, протянула мне руку, не меняясь в лице.
      - Ты с ума сошла, - смущенно пробормотал я, машинально принимая ее узкую ладонь.
      - Ничуть, - улыбнулась она какой-то новой для нее чуть сдержанной улыбкой. - Я всегда хотела, чтобы меня звали Аней, а теперь поняла, что меня так и зовут на самом деле. Тебе нравится это имя?
      - Очень! - облегченно рассмеялся я, целуя ее руку. - Но... что же нам теперь с тобой, Анечка, делать?
      - У меня есть хорошая идея...
      - Пора - не пора, я иду со двора, - появился в комнате Мишка в банном халате. Этот старый лис, очевидно, почуял, что мы занимаемся совсем не тем, чем, по его разумению, полагалось бы.
      - Мой друг детства Михаил, - представил я его.
      - Очень приятно. Аня, - сказала она, хитро прищурившись и наблюдая, какое это произведет впечатление на Мишку, который знал ее как Ольгу.
      Мишка недоуменно вскинул брови, но лишних вопросов задавать не стал.
      - Ты говорила, у тебя есть какая-то идея, - напомнил я, давая понять, что при Мишке можно свободно говорить.
      - Я хочу похитить вашего друга, - сообщила Аня Мишке. - Как я поняла, он вынужден скрываться, а у меня есть на примете укромное местечко.
      - Ради Бога! - откровенно обрадовался Мишка, которому я, по всей вероятности, стал надоедать.
      - Вы не могли бы одолжить Зоровавелю свои лыжи, если они, конечно, у вас имеются, - милоулыбнулась она ему.
      - Да-да, разумеется, - с готовностью засуетился Мишка, тут же залезая в стенной шкаф. -Только не знаю, подойдут ли ботинки... У тебя, Сер... кх, Зоро, какой размер?
      - Сорок два с половиной, - ответил я.
      - А у меня сорок три...
      - Ничего, Миша, - успокоила его Аня, - Зоро оденет две пары шерстяных носков, только теплее будет.
      - Надеюсь, меня не ждет лыжный переход Углов - Северный полюс? - засмеялся я.
      - К сожалению, мальчики, мне нужно бежать на работу: обеденный перерыв давно закончился, - поднялась Аня. - Жду тебя в семь часов вечера у центрального входа в Чугунок, - она чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала.
      - Везет дуракам, - легонько ткнул меня Мишка кулаком в лоб.
      Он был явно уязвлен тем, что Аня не сказала при нем, в какое место она собирается меня "похитить". Но я и сам пока не знал этого...
      * * *
      Без пяти семь я подъехал на трамвае к Чугунку и, спрятавшись от света за неработающие автоматы газированной воды, стал дожидаться Аню. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, а ее все не было, и я уже начал волноваться, решив, что в последнюю минуту она опомнилась: вспомнила, что никакая она не Аня, а Ольга, и, посмеявшись над собственной блажью, а заодно и над свихнувшимся Сизовым, спокойно отправилась в ресторан с Занзибаровым, потому что он хоть и болтает много чепухи, но женщины должны себя чувствовать с ним в надежных руках. "Она не придет", - сказал я себе в половине восьмого, уже собираясь возвращаться к Мишке, но тут до меня дошло, что во мне опять заговорил Сизов, приревновавший Ольгу-Анну к Зоровавелю, и я твердо решил стоять на морозе, пока не придет Аня или пока я окончательно не заледенею. И я был вознагражден за терпение: в семь сорок пять на трамвайной остановке наконец-то появилась Аня в красном лыжном комбинезоне и с лыжами в обнимку.
      - Ты весь белый! - потерла она мне щеку шерстяной варежкой вместо приветствия. - Замерз?
      - Ничуть, - успокоил я ее.
      - А я никак не могла из дома вырваться.
      - Что так?
      - Родители долго пытались узнать, куда я собралась на лыжах на ночь глядя, - вздохнула она.
      - Их можно понять, - нежно поцеловал я ее в длинные ресницы, как бы призывая быть терпимее к любящим людям.
      - И ты туда же! - шутливо возмутилась она, хлопая меня варежкой по носу.
      - Я - туда же, куда и ты, - заверил я ее, смеясь.
      - Тогда иди по моей лыжне, шаг в сторону - попытка к бегству, - сказала она, одевая лыжи.
      - И куда ведет эта лыжня?
      - В Египтовку. Это такая деревушка под Угловым, - пояснила Аня. - У родителей там дача, я на нее летом летом на велосипеде через чугунок ездила. Недалеко, километров шесть.
      - Думаешь, нас не найдут на твоей даче? - грустно улыбнулся я, застегивая лыжные крепления.
      - Я не так наивна, - заверила она меня. - Мы будем жить у моей деревенской подружки, она очень славная, ты увидишь.
      - А как же твоя работа?
      - Она-то как раз в лес не убежит! - захохотала Аня. - Я выпросила у приятельницы -медсестры в поликлинике бланк больничного бюллетеня с печатью, теперь хоть до пенсии болеть можно.
      - Я тебя быстро вылечу, - пообещал я ей.
      - Тогда катись за мной! - весело крикнула она, отталкиваясь палками.
      И мы покатились... Нам повезло: видимо, днем в парке проходил лыжный кросс, и вдоль аллеи в ровном свете бледного лунного абажура отсвечивали проутюженным снегом две прямые, как рельсы, колеи. Лыжня была что надо, но Аня оказалась неважной лыжницей, и нам понадобилось минут сорок для того, чтобы только добраться до окраины Чугунка. Но вот лесопарк кончился, и нашему взору открылась самая настоящая снежная целина - манящее своей девственной нетронутостью белое поле.
      - Куда теперь? - спросил я.
      - Туда, - показала кивком Аня через все поле, выпуская облако пара в направлении высокой сосны, чернеющей на фоне иссиня-фиолетового звездного небосклона.
      - Будем прокладывать магистраль, - я первым сошел с лыжни и, ступив на поле, тотчас провалился почти по колено в пуховый снег.
      - Ты - настоящий первопроходец! - подбодрила меня Аня, как бы благодаря за то, что я облегчаю ей дорогу.
      Снег был легким, но поле казалось бескрайним, и я порядком выбился из сил, пока пропахал его от края и до края.
      - Пахота завершена, - отрапортовал я у цели, поворачиваясь к подползающей по моим следам Ане. - Можно начинать сев озимых.
      - Фу-у-х! - только и ответила она, изнеможденно падая на снежную перину. - Нет уж, сначала отдохнем...
      - Прямо в сугробе? - засмеялся я, подавая ей лыжную палку.
      Я помог Ане подняться, мы сбросили лыжи и уселись передохнуть на поваленное дерево. Минуту мы молчали, восстанавливая дыхание, а потом Аня о чем-то задумалась, внимательно рассматривая мое лицо, будто увидела его в первый раз, и спросила:
      - Как ты думаешь, Зоро, Сергей любил Ольгу?
      Я осторожно заглянул в ее широко раскрытые глаза и увидел, что в них стоят блестящие слезы.
      - Да, - ответил я Ане, чувствуя, как каждая клеточка моего тела пропитывается нежностью к ней. - Она была единственным человеком, которого он любил.
      - А ты будешь любить меня так же, как он?
      - Так же и еще больше, - ответил я, промокая губами ее влажные ресницы. - Он любил только твое тело, а я люблю тебя всю: твое лицо, твой голос, твои мысли, твои причуды...
      - И ты будешь читать мне стихи, как он в первый день нашего знакомства?
      - Конечно...
      Я на секунду задумался и, закрыв глаза, прочел вслух, как под гипнозом:
      "Твоих губ лепестки
      дышат утренней влагой,
      я под взглядом твоим
      весь налит пьяной брагой:
      если волю мне дать,
      я тебя зацелую,
      чтобы с губ твоих снять
      грез пыльцу золотую".
      - Это ты написал? - спросила Аня в восторженном смущении.
      - Не то, чтобы написал... - замялся я. - Дело в том, что... эти стихи только что пришли мне в голову. Ты мне веришь?
      - Да, - кивнула она. - А откуда они пришли?
      - Не знаю, - смутился я. - Наверное, оттуда, - я посмотрел на расцвеченное алмазной крошкой звезд ночное небо. = Понимаешь, это как озарение...
      - А раньше с тобой такое бывало?
      - Однажды я увидел во сне выстраивающиеся в ряд буквы, = вспомнил я. - Тогда я не понял их значения, но теперь мне кажется, что это стихи, только не на русском языке. Вот послушай:
      The time may come for Doomsday crack
      when shadows of not-being rise,
      but Life for sure will be back
      to fill with light the sightless eyes.
      Its flame would get to every place
      without singeing soul's shed,
      so each new-come could read in space
      great shining sign THE DEATH IS DEAD.
      Неподвижно сидя с закрытыми глазами, Аня внимательно выслушала все с начала до конца, и через какое-то мгновение проговорила, не открывая глаз, лишь губы шевелились на ее застывшем лице:
      "Настанет день, и мир перевернется
      печатью ляжет тень небытия,
      но я уверен: Жизнь еще вернется,
      хоть не вернусь сюда отныне я.
      Она заменит лица и привычки,
      оставив главное, что вечно будет жить,
      и, заключив навечно смерть в кавычки,
      вновь сотворенным будет дорожить".
      - Да, это именно то! - вскричал я в восторге. - Но откуда ты...
      - Все оттуда же, - засмеялась она, очнувшись, и запрокинула в хохоте голову к звездам.
      - Но это... это просто прекрасно! - сказал я взволнованно. - Мы достигли с тобой духовногоединения! Это так хорошо, что хочется сейчас же умереть...
      - Не надо, Зоро, не надо, милый, - погладила меня по щеке Аня. - Нас ждут впереди тысячелетия счастья, ведь наша любовь даст нам бессмертие, правда?
      - Не говори мне про бессмертие, Аня, - помрачнел я.
      - Почему? - расстроилась она.
      - Как я могу быть бессмертным, если я убил человека?! Нет, я не смогу жить вечно, зная, что он умер по моей вине.
      - Успокойся, - дотронулась она до моего плеча. - Может, то, что я тебе скажу, прозвучит жестоко, но...
      - Говори, - приблизил я к ней лицо.
      - Это было жертвоприношение, - серьезно сказала она. = Иначе Сергей Сизов навсегда остался бы Умкой и никогда не стал бы Зоровавелем.
      - Ты - умная, ты все видишь и все понимаешь, - согласился я, - но... неужели, чтобы возвыситься, нужно обязательно взять в руки топор и убить старуху-процентщицу? Неужели, Богу нужна кровь?! А если нет, то в чем тогда смысл принесения жертвы?
      - Напрасно ты терзаешься, сравнивая себя с Раскольниковым, - покачала головой Аня. - У Роди ведь не было такого гороскопа, как у тебя...
      - Да, - опять согласился я. - И в этом главная ошибка Занзибарова: мессией нельзя стать - им нужно родиться! Но все же... здесь есть какая-то несправедливость.
      - Но только с человеческой точки зрения, - вкрадчиво добавила Аня.
      - Ох, ты и мудра, моя мудрсна! - рассмеялся я, обнимая ее. - А к дереву ты еще не примерзла?
      - Боишься, что придется оттаивать? - захохотала она в ответ.
      Мы быстро встали и, снова надев лыжи, помчались через лес, отпугивая своим полетом лунные тени. Дорога шла немного под гору, и нам казалось, что мы и правда летим, и мы действительно летели, едва касаясь лыжами искрящейся снежной пыли, и деревья расступались перед нами, и ели махали нам вслед своими разлапистыми ветвями, стряхивая белую крупу с иголок, и волки, поджав хвосты, провожали нас протяжным грустно-радостным воем, и нам было жутко весело!
      10. Ночь первого года от второго пришествия
      Лишь в двенадцатом часу ночи мы с Аней добрались до дома ее подружки. Собственно, это был даже и не дом, а полуразвалившаяся хибара с кое-как залатанными дырами: ее ветхие бока, обшитые косыми фанерными листами, сильно напоминали затертое лоскутное одеяло. Сразу чувствовалось, что у дома нет настоящего хозяина. Дверь нам открыла невысокая девушка в линялом халатике поверх шерстяного костюма, с маленьким и живым беличьим личиком.
      - Приветик! - набросилась на нее Аня, с грохотом бросая на пол лыжи. - Это Альбина, мой Альбиносик, - сказала она мне, выпуская оторопевшую хозяйку из своих радостных объятий. - А это - мой друг Зоровавель, или просто Зоро.
      - А вы откуда? - ошалело заморгала Альбина мелкими глазками.
      - Из лесу, вестимо, - пожал я плечами, смеясь.
      - Однажды в студеную зимнюю пору! - задорно продекламировала Аня, сбрасывая заледенелые ботинки.
      - Я из лесу вышел... - продолжил я.
      - Поссать на мороз, - рассеянно закончила Альбина, но тут же вспохватилась. - Ой, нет, не то!
      Мы с Аней чуть не упали со смеха, а несчастная Альбина густо покраснела, не зная, куда деваться, но потом тоже засмеялась, хотя и смущенно. Наконец, Аня с трудом остановилась и, вытерев слезы, изобразила посреди комнаты реверанс, грациозно придерживая двумя пальчиками невидимое платье:
      - Извините. Забыла представиться. Анна.
      - Ты чо, Оль, переокрестилась, чтоль? - улыбчиво сощурилась Альбина.
      - Да, Альбина, она имя изменила, - неожиданно для себя сказал я также почти в рифму.
      После этого нашего стихотворно-смехотворного диалога Аня и вовсе повалилась на диван и задрыгала от хохота ногами.
      - Мы вас не разбудили? - спросил я Альбину, пока Аня исходила на диване захлебывающимся смехом.
      - Да нет, - просто ответила она. - Я книжку героическую читала. "Челюскинцы во льдах" называется.
      Услышав про челюскинцев, начавшая в себя приходить Аня снова плюхнулась на диван и схватилась за живот:
      - Ой, счас рожу! - завизжала она.
      - Только не ледокол "Челюскин", - предупредила Альбина. - У меня и так дом разваливается.
      - А вы всю зиму здесь одна живете? - поинтересовался я.
      - Ну да, - ответила Альбина, ставя в печку на плиту огромный ядовито-зеленый чайник с отколотой местами эмалью. = Только вы меня на "вы" не называйте. Я непривычная.
      - Хорошо, - с готовностью согласился я, - будем на "ты".
      Наконец, Аня просмеялась, и мы сели все вместе за стол пить чай с медом.
      - Молодцы, что пришли, - сказала Альбина, по-детски слизывая выгнутым языком янтарный мед с чайной ложки. - Я тут по тебе скучала, О... о, Аня!
      - Пфу! - прыснула Аня чаем обратно в чашку. - Слушай, Альбинка, если ты меня будешь смешить, я... я не знаю, что я тогда с тобой сделаю! - стукнула она кулачком, случайно попадая по краю блюдца.
      - Хорошо, хорошо, - выхватила Альбина из воздуха подпрыгнувший предмет своей утвари.
      - Вот так всегда с ней, - весело пожаловалась мне Аня. = Просто цирк какой-то!
      - А вы надолго? - спросила Альбина, наливая в пойманное блюдце чай.
      - До первого самолета, - заявила Аня.
      - Вот если бы вы на всю зиму остались... - мечтательно отхлебнула Альбина из блюдца. - Я здесь подыхаю от скуки: на всю деревню - две старухи и один бывший зэка, все меня снасиловать грозится. Новый год - и то не с кем встретить будет!
      - Ну... - сказал я. - До Нового года еще далеко.
      - То-то и оно, - опечалилась Альбина.
      - А давайте сегодня Новый год встретим! - предложила Аня.
      - Ты что, мать, с катушек съехала?! - улыбнулась Альбина. = Какой же это Новый год будет? Африканский?
      - Почему "африканский"? - не смутилась Аня. - Обычный Новый год, только по другому стилю. Есть ведь Новый год по старому стилю и по новому, а этот будет по новейшему! Представьте, что начинается новая эра... даже не новая, а Новейшая, и сегодня = последний день последнего года до Новейшей эры, а завтра будет первый день первого года Новейшей эры.
      - Кажется, он уже наступил, - кивнула Альбина на настенные ходики, которые показывали 20 минут первого. - Эх, - вздохнула она тяжело, - прозевали мы Новейший новый год!
      - Это не беда, - поспешил я утешить ее. - Мы досрочно переходим на зимнее время, - я поднялся из-за стола и перевел стрелки ходиков на час назад.
      - Ты - гений, Зоро, - подлетела ко мне Аня. - Дай я тебя поцелую!
      "Вообще-то, переход на зимнее время уже, кажется, был", вспомнил я, принимая поцелуй, но вслух ничего не сказал, чтобы не огорчать девушек.
      - Нам бы елочку еще какую-никакую, - мечтательно протянула Альбина.
      - Да, действительно, какой же Новый год без елки! = поддержала ее Аня.
      Обе они одновременно посмотрели на меня с надеждой, мол, ты славный, Зоро, сделай что-нибудь... Но идти обратно в морозный лес и искать там в темноте елку мне не очень-то хотелоь.
      - Зачем же обязательно елку? - попытался отвертеться я. = Это ведь не просто Новый год, а по новейшему стилю, нужно что-нибудь другое...
      - ?? - задали они дуэтом немой вопрос.
      - Сейчас, сейчас, - огляделся я по сторонам. - Да хотя бы... хотя бы и это!
      Я взял из угла комнаты метлу и, перевернув ее, победно потряс в воздухе торчащими в разные стороны голыми прутьями.
      - А что, очень даже стройная, - похвалила Аня, со смехом показывая на черенок.
      - И пушистая, - добавила Альбина.
      - Не зря ведь в народе ходит такое выражение, как "слки-метслки", - заметил я.
      - "Елки-моталки"! - захохотала Аня, в шутку пиная меня под зад коленом.
      - Игрушки доставать? - спросила Альбина, оживленно сверкая глазами.
      - Валяй! - махнул я рукой.
      Альбина полезла на чердак за елочными украшениями, а я тем временем с аниной помощью пересыпал из мешка в ведро заготовленные на зиму семечки и воткнул в них елку-метелку. Когда Альбина вернулась, мы навесили на наше новогоднее "дерево" гирлянду разноцветных электрических лампочек, нацепляли празднично блестящих шаров и усыпали все это искрящейся мишурой и сверкающим "дождиком". Аня зажгла свечку, Альбина погасила свет, и я включил в сеть лампочки... Метелка словно ожила, весело и пестро заиграв каждым своим прутиком. Я украдкой посмотрел на девушек: их лица, расцвеченные сине-зелено-желто-красными бликами, излучали детский восторг.
      - Альбина, у тебя есть шампанское? - спросил я.
      - Нет, - растерянно-виновато ответила она.
      - А бутылка из-под шампанского имеется?
      - Сейчас поищу, - скрылась она за фанерной перегородкой, где была ее "спальня". - У меня тут целый склад под кроватью... Нашла! - подскочила она к нам с пыльной зеленой бутылью.
      - Будем превращать воду в вино, - торжественно объявил я, наполняя бутыль обычной колодезной водой из жестяного бака.
      - Это как? - удивилась Альбина.
      - Зоро все может, - ответила ей Аня, тем самым подбадривая меня.
      - Готово! - возвестил я, бросая ковш обратно в бак.
      Я разлил "шампанское" по граненым стаканам, и мы стали дожидаться двенадцати часов -оставались считаные минуты.
      - А как же "салют"? - неожиданно нарушила тишину ожидания Альбина.
      - Какой салют? - не понял я.
      - Ну... когда пробкой выстреливают, - пояснила она.
      - Ах, да, тащи пробку! - распорядился я, сливая "шампанское" обратно в бутылку.
      Альбина каким-то чудом тотчас отыскала в ящиках кухонного стола пробку, и я плотно забил ее в горлышко.
      - А стрельнет? - усомнилась Альбина.
      - Еще как! - пообещала ей Аня, подыгрывая мне. - Лучше, Альбинка, сразу бронежилет одевай, а то потом не успеешь.
      В этот момент ходики хрипло-скрипуче прокуковали 12 раз, и я, поддев и резко вытолкнув двумя пальцами пробку, возвестил сим пробочным салютом начало Новейшей эры. (Выстрел, честно говоря, получился не очень громкий, так что в особо удаленных районах мира его могли и не услышать).
      - За Новый год, - подняла Аня "бокал". - За первый год от Второго пришествия!
      - А кто пришел-то? - заинтересовалась Альбина.
      - Да вот мы к тебе и пришли, - рассмеялся я, доливая ей из бутылки.
      - Вай, сейчас убежит! - поспешно втянула она в себя неизвестно откуда взявшуюся пену. -Кислятина, - сморщилась она, показывая кончик языка, - и колется, как настоящее...
      - Просто ты, Альбина, привыкла к "Советскому" шампанскому, - посочувствовал я ей.
      - А это какое? - удивилась Альбина.
      - Бургундское, Аля, - ответила за меня Аня.
      - Тогда молчу! - она с новым интересом возобновила дегустацию.
      - А все-таки жаль, - с легкой грустью проговорила Аня. = Жаль, что не будет 2000 года, до него ведь было так близко...
      - Ничего, 2000-й еще настанет, - поспешил я ее заверить. = Всего через 20 столетий.
      - Ого! - задумалась Альбина. - Я, пожалуй, столько не проживу...
      Аня хотела ей ответить что-то в шутливом тоне, но в этот момент раздался бесцеремонный стук в дверь.
      - Кто там? - встревожилась Альбина.
      - Открывай, ебать-колотить, увидишь! - донесся из-за двери громкий крик.
      - Это Грачила! - испуганно прошептала Альбина.
      - Кто?! - переспросили мы с Аней в один голос.
      - Ну, этот... деревенский зэка, я ж говорила, - округлила она глаза. - Все самогонки просит, а я давно отдала, что было...
      - Отпирай, сучка, а то дверь колуном расх..чу! - шаткая дверь затряслась крупной дрожью под тяжелыми ударами.
      Девушки робко посмотрели на меня, сжимаясь в испуге.
      - Открывай, - сказал я Альбине почти спокойно.
      - Не маши - открываю, - нервной трусцой подбежала Альбина к двери.
      Она отперла, и на пороге возник не очень высокий, но широкий в кости парень с тупоносым колуном наперевес.
      - Ты кого сивухой поишь, проститня? - сразу приметил он бутылку на столе.
      - Это мои друзья... Аня и Зоро, - пропела Альбина дрожащим фальцетом.
      - Здорово, сб твою мать! - поприветствовал меня Грачила.
      - Здорово, коль не шутишь, - ответил я.
      - Ха! - криво усмехнулся он, удивляясь моему наглому спокойствию. - Стакан самогону нальешь за знакомство?
      - Это, между прочим, не самогон, а "Смирновская" водка, заявил я, словно кто дернул меня за язык.
      - Кому туфту гонишь?! - оскорбился Грачила, чернея лицом. = Думаешь, я ни разу "Смирновки" не видал?
      - Бутылка из-под шампанского - для конспирации, - пояснил я как ни в чем ни бывало. -Контрабандный товар. Из Штатов.
      Услышав это, Альбина отвернулась, сморщившись, как под занесенным над головой кулаком, а Аня лишь слабо улыбнулась.
      - Сейчас проверим, - набулькал себе Грачила полный до краев стакан.
      - Может, первача поискать? - схватилась Альбина с места.
      - Сиди, - процедил сквозь зубы Грачила, обхватывая стакан широкой ладонью. - Твое здоровье, шутник! - проговорил он недобрым тоном и медленно поднес стакан ко рту, не выпуская из другой руки колуна.
      Альбина зажмурилась, видно заранее прощаясь с жизнью, а Аня опустила голову в брезгливом страхе, и только я один внимательно смотрел на незваного гостя, наблюдая за тем, как дергается при каждом глотке его поросший щетиной кадык.
      - Кха! - наконец, выдохнул он из себя, аккуратно опуская стакан на стол. - Умеют буржуи делать! Крепкая, а пьется, как вода... Живи, парень!
      - Это тебе не "табуретовка"! - засмеялся я, весело поглядывая на усомнившихся было в моих чудотворных способностях Аню с Альбиной, которые теперь облегченно развалились на своих стульях. (В скобках должен признаться, что "чудо" объяснялось до смешного просто: пока Альбина открывала дверь Грачиле, а Аня оцепенело следила за ней, я вылил в бутыль из фляжки чистый медицинский спирт, которым меня щедро снабдил Мишка перед моим выходом в морозную ночь).
      - А ччой-то у вас какое-то фуфло из ведра торчит? = удивился Грачила, только теперь замечая нашу елку-метелку.
      - Сам ты фуфло! - ответил я, окончательно осмелев. - Это наша "новогодняя елка". Мы Новый год встречаем.
      - Укололись, что ли? - совсем дружелюбно спросил он.
      - Мы не колемся, - спокойно пояснил я, - просто мы отмечаем наступление на Земле новой эры.
      - Чего?! - оторопел Грачила, забывая прикурить засунутую в рот папиросу.