Пейнтер прошептал в ларингофон:

– Они поднимаются.

– Понятно, коммандер. Теперь дело за тобой.

Пейнтер стремительно бросился к соседнему лифту. Двери его перекрывала ярко-желтая лента с надписью крупными черными буквами: "Лифт не работает". Нажав кнопку, Пейнтер поднырнул под ленту. Как только двери открылись, он заскочил в кабину и снова прижал ларингофон.

– Готов. Давай!

– Держись! – ответила Санчес.

Двери закрылись, и Пейнтер, широко расставив ноги, прижался спиной к стене кабины, обитой красным деревом. Лифт рванулся вверх, вжимая Пейнтера в пол. Он напряг мышцы и следил за тем, как быстро меняются светящиеся цифры табло. Санчес специально поработала с этим лифтом, добиваясь максимальной скорости. Кроме того, она подстроила так, чтобы лифт Чжана замедлился на двадцать четыре процента, что было практически незаметно.

Достигнув тридцать второго этажа, лифт вздрогнул, начиная останавливаться. Пейнтера оторвало от пола и подбросило в воздух так, что он успел сделать долгий вдох и только потом упал вниз. Не дожидаясь, когда двери полностью откроются, Пейнтер выскочил из кабины, не потревожив желтую ленточку ограждения. Он взглянул на табло соседнего лифта. Чжану оставалось подняться еще три этажа.

Надо поторопиться. Пробежав по коридору, Пейнтер нашел номер Чжана.

– Какая у нас диспозиция? – шепнул он в микрофон.

– Девушка прикована наручниками к кровати. Двое телохранителей играют в карты в большой комнате.

– Понял.

Санчес установила видеокамеры со световодами в вентиляторы системы отопления номера. Пейнтер отпер дверь номера напротив и шагнул внутрь.

Кассандра Санчес сидела в окружении приборов и мониторов систем электронного наблюдения, словно паук в центре своей паутины. Она была одета во все черное, от высоких ботинок до блузки. Даже кожаная кобура под мышкой была в тон. Санчес оснастила свой пистолет сделанной на заказ резиновой рукояткой и переставила рычажок предохранителя под большой палец левой руки. Стреляла она без промаха. Как и Пейнтер, молодая женщина прошла обучение в войсках специального назначения и только затем была зачислена в отряд "Сигма".

Санчес встретила Пейнтера радостным блеском глаз: чувствовалось восторженное возбуждение приближающегося конца партии. При виде ее у Пейнтера участилось дыхание. Грудь молодой женщины распирала тонкую ткань блузки, перетянутой ремнями кобуры. Пейнтеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд. Они с Санчес работали в паре вот уже пять лет, и лишь недавно его отношение к ней приобрело романтический оттенок. Начались заходы в бары после работы, которые постепенно сменились долгими ужинами в ресторанах. И все же определенное расстояние между ними до сих пор осталось, некая последняя черта еще не была пересечена. Словно прочтя мысли Пейнтера, Санчес отвела взгляд.

– Ублюдку пора бы уже и появиться, – заметила она, поворачиваясь к мониторам. – Нам нужно, чтобы он открыл эти файлы в течение ближайшей четверти часа, в противном случае... Проклятье!

– В чем дело? – шагнул к ней Пейнтер.

Молодая женщина указала на один из мониторов. На нем было выведено трехмерное сечение верхних этажей башни Большой Пеко, по которому двигался маленький красный крестик.

– Он снова едет вниз!

Крестик отмечал положение микропередатчика, который сейчас быстро опускался вниз.

Пейнтер стиснул кулак.

– Что-то его спугнуло. После того как Чжан вошел в лифт, он связывался со своим номером?

– Ни единым словом.

– Компьютер все еще там?

Санчес указала на другой монитор, на который выводилось черно-белое изображение внутренних помещений номера Чжана. Чемоданчик с ноутбуком по-прежнему лежал на чайном столике. Если бы не пароль! Как было бы просто ворваться в номер и скрыться, прихватив компьютер! Однако для доступа к хранящейся в нем информации необходимы ключи, которые известны только одному Чжану. Имплантированный "жучок" будет фиксировать каждое нажатие клавиши, запоминая код, и тогда, узнав пароль, можно будет арестовать Чжана и его подручных.

– Я должен спуститься вниз. Мы не можем его потерять, – сказал Пейнтер.

Ему необходимо было находиться поблизости от Чжана, потому что радиус действия микропередатчика не превышал двухсот ярдов.

– Если он догадался...

– Знаю!

Пейнтер бросился к двери. Чжана придется ликвидировать. Все файлы в этом случае окажутся безвозвратно потеряны, но по крайней мере оружие не попадет в Китай. Это был запасной вариант. Любые меры предосторожности должны быть многоуровневыми. За одной из вентиляционных решеток номера Чжана даже была спрятана электромагнитная граната. В любой момент можно дистанционно " взорвать " ее – сгенерировать электромагнитный импульс, который запустит защитные системы компьютера, что приведет к уничтожению всех данных.

Пробежав по коридору, Пейнтер снова поднырнул под желтую ленту. Заскочил в кабину лифта. Прижал ларингофон к горлу.

– Ты можешь спустить меня вниз раньше их?

– Держи свои яйца! – ответила Санчес.

Прежде чем Кроу успел последовать ее совету, пол кабины провалился у него под ногами. Пейнтер ощутил невесомость, затянувшуюся надолго. Желудок будто поднялся к горлу. Кабина перешла в свободное падение. Пейнтер испытал панику, нарастающую тошнотворными позывами. Затем пол кабины, казалось, подпрыгнул вверх. Устоять на ногах не было никакой возможности. Пейнтер рухнул на колени. Наконец обратное ускорение прекратилось, и кабина плавно замерла.

Двери открылись. Шатаясь, Пейнтер поднялся на ноги. Тридцать этажей меньше чем за пять секунд. Наверное, это абсолютный рекорд. Кроу вышел из лифта в вестибюль и посмотрел на цифры над соседним лифтом.

Чжан как раз проезжал мимо второго этажа.

Пейнтер отступил на несколько шагов назад, достаточно далеко, чтобы не вызывать подозрений, но при этом прикрывая выход: обычный сотрудник охраны казино.

Кабина опустилась вниз, и двери открылись. Пейнтер следил за отражением в полированных латунных дверях лифта напротив. Нет, только не это... Развернувшись, он бросился к скоростному лифту. В кабине никого не было!

Неужели Чжан вышел на другом этаже? Пейнтер глянул в пустую кабину. Это невозможно. Скоростной лифт может останавливаться только на первом и последнем этажах. Правда, можно было нажать кнопку экстренной остановки, а затем открыть двери вручную.

И тут Пейнтер заметил приклеенный к дальней стене кабины блестящий кусочек пластмассы. "Жучок"!

Чувствуя, как бешено колотится сердце, угрожая выскочить из грудной клетки, Пейнтер вошел в кабину лифта. Его взгляд застыл на крошечном электронном устройстве, приклеенном к стене. Он оторвал микропередатчик и внимательно его осмотрел. Чжан перехитрил Пейнтера, заманил в ловушку.

О господи...

Пейнтер прижал ларингофон к горлу.

– Санчес!

Ответа не последовало.

Развернувшись, он нажал кнопку, обозначенную просто "номера люкс". Двери закрылись слишком медленно. Пейнтер принялся метаться в тесной кабине, словно лев в клетке. Он снова попытался связаться по радио. Ответа не было. Лифт начал подниматься. Пейнтер забарабанил кулаком в стену. Обшивка из красного дерева затрещала под ударами.

– Черт побери... Шевелись же, твою мать!

Но он понимал, что уже слишком поздно.

14 часов 38 минут по Гринвичу

Лондон, Англия

Сафия стояла в коридоре в нескольких шагах от входа в Кенсингтонскую галерею, не в силах дышать. Причем дело было не в зловонии обгоревшей древесины и паленой изоляции электрических проводов. Всему виной было ожидание. Все утро Сафия наблюдала за тем, как следователи и эксперты британских правоохранительных ведомств ходили в галерею и обратно. Ей же доступ туда был закрыт.

Гражданским не позволялось проходить за желтую ленту ограждения мимо настороженных взглядов часовых из армейских подразделений. Наконец полдня спустя Сафии было разрешено зайти внутрь, увидеть собственными глазами опустошительные последствия пожара. В это мгновение ей казалось, что ее грудь стиснута огромным каменным кулаком. Сердце перепуганным голубем металось в грудной клетке. Что она увидит? Можно ли будет что-нибудь спасти?

Сафия чувствовала себя такой же опустошенной и разоренной, как галерея. Работа в музее составляла не только научную часть ее жизни. После Тель-Авива Сафия заново обрела здесь свое сердце. Хотя она и покинула родину, она с ней не рассталась, она восстановила Аравию здесь, в Лондоне. Возродила Аравию, какой она была до появления террористов, создала осязаемый рассказ об истории своей земли, о ее несравненных красотах, о древних временах и неразгаданных тайнах. Когда Сафия шла по залам, окруженная реликвиями давно минувших эпох, она слышала под ногами хруст песка, ощущала лицом жар солнечных лучей, чувствовала во рту вкус свежесорванных фиников. Это был ее дом, место, где можно ничего не бояться.

Нет, это было даже нечто большее. Она построила этот дом не только для себя, но также и для своей матери, которую совсем не помнила. Иногда, задерживаясь в музее до позднего вечера, Сафия вдруг чувствовала в воздухе едва уловимый аромат жасмина, воспоминание из далекого детства, единственное, что осталось от матери.

И вот теперь ничего этого не стало. Горе Сафии не имело пределов.

– Нам разрешили пройти внутрь.

Вздрогнув, Сафия посмотрела на Райана Флемминга. Начальник службы безопасности нес бремя ожидания вместе с ней, хотя, похоже, ему все-таки удалось урвать минутку сна.

– Я пойду вместе с вами, – сказал он.

Заставив себя сделать вдох, Сафия кивнула. Сейчас это было единственное, чем она могла отблагодарить Флемминга за его доброту и сочувствие. Сафия двинулась следом за другими сотрудниками музея. Все они вызвались помочь составить опись экспонатов галереи. Эта работа потребует многих недель.

Сафия шла вперед, охваченная стремлением поскорее оказаться в галерее и страхом перед тем, что она может там застать. Небольшая группа прошла мимо последнего ограждения. Защитную решетку сняли и отвезли в лабораторию коронера. Сафия невольно обрадовалась. У нее не было ни малейшего желания смотреть на останки Гарри Мастерсона.

Остановившись у входа в галерею, она заглянула внутрь. Несмотря на просмотр видеозаписи, Сафия оказалась не готова к тому, что увидела. Светлая, яркая галерея теперь представляла собой анфиладу закопченных пещер, пять склепов со стенами из обугленного кирпича.

У Сафии перехватило дыхание. Рядом послышались приглушенные восклицания. Огненная буря не пощадила ничего. Обшивка стен сгорела дотла, обнажив кирпич. Ни один предмет не остался на своем месте, за исключением одинокой вавилонской вазы в центре галереи. Высотой примерно по пояс, ваза, хотя и покрытая копотью, стояла вертикально. Сафии приходилось читать, что то же самое порой происходит во время смерча, который, безжалостно поломав дома и опустошив парк, оставляет среди разрухи велосипед, мирно стоящий на подножке.

Объяснению это не поддавалось.

В помещениях по-прежнему чувствовался сильный запах дыма, а пол покрывал слой черной от сажи воды толщиной в несколько дюймов, которая осталась от потопа, устроенного пожарными брандспойтами.

– Вам надо надеть сапоги и каску, – сказал Флемминг и, положив Сафии руку на плечо, подвел к выставленным в шеренгу резиновым сапогам. Сафия рассеянно взяла одну пару.

– С чего начинать? – растерянно пробормотал кто-то.

Надев сапоги и каску, Сафия механически шагнула в галерею, двигаясь словно во сне и озираясь по сторонам. Она прошла через анфиладу залов. Когда молодая женщина достигла конца галереи, под каблуком сапога у нее что-то хрустнуло. Сафия нагнулась, пошарила в воде и подняла с пола кусок камня. Его поверхность была покрыта клинописью. Это был осколок ассирийской таблички, наследие древней Месопотамии. Выпрямившись, Сафия обвела взглядом то, что осталось от Кенсингтонской галереи.

Только сейчас она заметила других людей. Посторонних в своем доме.

Люди работали небольшими группами, переговариваясь друг с другом вполголоса, словно на кладбище. Строительные эксперты выясняли, насколько сильно пострадали несущие конструкции; пожарные снимали показания карманными приборами. В углу кучка муниципальных инженеров спорила о финансировании и подрядах на восстановительные работы; полицейские охраняли пролом в наружной стене. Строители уже сколачивали из досок грубые щиты, чтобы временно закрыть его.

В пролом были видны зеваки, толпящиеся на противоположной стороне улицы. Их сдерживало полицейское оцепление. Зеваки демонстрировали завидное упорство, учитывая, что утренняя морось к полудню сменилась мокрым снегом. В сгущающихся сумерках сверкали вспышки фотоаппаратов туристов.

Сафия ощутила приступ ярости. Ей нестерпимо захотелось вышвырнуть отсюда всех. Это ее территория, ее дом. Гнев помог ей сосредоточиться, вернуться к насущным проблемам. У нее есть ответственность, долг.

Сафия перевела взгляд на ученых и студентов, работавших в музее. Все уже начали копаться в завалах. Было трогательно видеть, как оказались забыты на время мелочные профессиональные разногласия.

Молодая женщина направилась назад к входу, готовая организовать работу тех, кто вызвался помочь. Но когда она дошла до первого зала, в дверях появилась большая группа людей. Впереди решительно шагала Кара, облаченная в рабочий комбинезон, в ярко-красной каске с логотипом компании "Кенсингтонские нефтяные скважины". Она возглавляла команду человек из двадцати, одетых так же, как она, в таких же красных касках.

Сафия подошла к подруге.

– Кара?

Они не виделись с самого утра. Кара куда-то исчезла вместе с директором музея, судя по всему, чтобы помочь координировать работу различных следственных бригад полиции и пожарных. Похоже, состояние в несколько миллиардов фунтов стерлингов придавало определенный вес.

Кара махнула рукой, направляя свой маленький отряд в галерею.

– За работу!

Она повернулась к Сафии.

– Я наняла своих собственных криминалистов.

Сафия проводила изумленным взглядом маленькую армию, разлившуюся по залам. Но вместо пистолетов и автоматов эти солдаты были вооружены всевозможными приборами.

– Что происходит? Зачем тебе все это?

– Я хочу узнать, что произошло.

Кара с удовлетворением смотрела, как ее отряд принялся за работу. В глазах у нее горела решимость. Сафия уже давно не видела на лице подруги такого выражения. Подобной искрящейся силы в Каре не было уже много лет. Такое пылкое рвение могло возникнуть у нее только в одном случае – если это касалось отца.

Сафия вспомнила сверкнувшее в глазах подруги необъяснимое облегчение, когда Кара просматривала видеозапись взрыва, и единственное произнесенное ею слово: "Наконец".

Кара прошла в галерею. Ее специалисты уже собирали образцы с различных поверхностей. Кара подошла к двум мужчинам, которые с помощью металлоискателей исследовали пол. Один из них вытащил из груды обгоревшего мусора кусок оплавленной бронзы и отложил его в сторону.

– Я хочу найти все до одного обломки метеорита, – распорядилась Кара.

Кивнув, мужчины продолжили работу.

Сафия подошла к подруге.

– Что именно ты здесь ищешь?

Кара обратила на нее свой горящий взор.

– Ответы.

Сафия увидела в сжатых губах подруги надежду.

– О твоем отце?

– Об обстоятельствах его смерти.

16 часов 20 минут

Кара сидела в коридоре на складном стульчике. В разоренных залах галереи продолжалась работа, жужжали вентиляторы. До молодой женщины едва доносились приглушенные голоса рабочих, суетившихся в северном крыле. Она вышла сюда выкурить сигарету. Кара уже давно бросила курить, но ей нужно было чем-нибудь занять свои руки. У нее дрожали пальцы.

Найдется ли у нее силы надеяться?

Появившаяся в дверях Сафия увидела подругу и направилась было к ней. Кара махнула рукой, показывая сигарету:

– Я только на минутку.

Сафия постояла, задумчиво глядя на нее, затем, кивнув, вернулась в галерею.

Кара сделала еще одну затяжку, наполняя легкие дымом, однако это никак не помогло ей успокоиться. Она была на пределе сил – ночной адреналин уже начинал рассасываться – и перевела взгляд на бронзовую табличку у входа в галерею. На ней был высечен профиль отца Кары, основателя Кенсингтонской галереи.

Молодая женщина выдохнула струйку дыма, скрывшего табличку. Папа...

В глубине галереи что-то упало. Громкий стук, похожий на выстрел, напомнил о прошлом, об охоте в песках. Кара погрузилась в воспоминания.

Поездка на охоту в ее шестнадцатый день рождения была подарком отца...

Аравийский сернобык бежал вверх по склону бархана. Белая шкура антилопы отчетливо выделялась на фоне красноватого песка. Белоснежное одеяние благородного животного оттеняли лишь черное пятнышко на кончике хвоста и маска такого же цвета, скрывающая глаза и нос. Антилопа оставляла за собой кровавый след из раны на ляжке.

Пытаясь убежать от охотников, сернобык глубоко вонзал копыта в рыхлый песок. Напрягая силы, животное поскакало к гребню бархана, и кровь хлынула обильной струей. Пара длинных, заостренных рогов вспарывала неподвижный воздух в такт судорожным движениям мышц шеи антилопы, сопровождавшим каждый ярд, добытый такими усилиями.

Кара услышала пронизанный болью крик животного сквозь рев двигателя четырехколесного мотоцикла-вездехода с широкими шинами. В запале стиснув руль, она устремилась вверх по склону огромного бархана. Мотоцикл перевалил через гребень, и Кара на мгновение зависла в воздухе, взлетев над седлом. Ее нос и рот закрывал платок цветом в тон желто-коричневому охотничьему костюму. Собранные в пучок светлые волосы Кары взметнулись, словно хвост дикого мустанга.

Отец, с закинутым за спину карабином, мчался следом на другом мотоцикле. Его рот также укрывал завязанный на затылке платок. Лицо обгорело на аравийском солнце до черноты кожаного седла; волосы приобрели песчано-серый оттенок. Реджинальд Кенсингтон поймал на себе взгляд дочери.

– Мы уже совсем близко! – крикнул он, перекрывая натужный рев двигателей.

Он прибавил газу и помчался вверх по наветренному склону бархана. Пригнувшись к рулю, Кара последовала за ним. Проводник-бедуин не отставал от них. Именно Хабиб вывел охотников на добычу. И меткий выстрел бедуина ранил антилопу. Пораженная мастерством стрелка, поразившего сернобыка на бегу, Кара пришла в бешенство, узнав, что Хабиб умышленно стрелял так, чтобы не убить животное, а только ранить его.

– Чтобы она бежать медленнее, – объяснил он на ломаном английском. – Это для девочка...

Кара была разъярена подобной жестокостью... и оскорблением, нанесенным ей. Она с шести лет охотилась вместе с отцом. Сама прекрасный стрелок, девушка предпочитала убивать добычу наповал. Умышленное нанесение несмертельной раны было в ее глазах неоправданным зверством.

Кара выкрутила до отказа ручку газа. Колеса подняли фонтаны песка.

Многие, особенно в Англии, с осуждением качали головой, глядя на то, как воспитывалась Кара, сожалея, что без матери из девочки получился настоящий сорванец. Сама Кара понимала, что это не так. Она объехала полмира, умела постоять за себя, дралась кулаками и ножом, росла, не обращая внимания на грань, разделяющую мужчин и женщин.

Спустившись к основанию бархана, Кара и проводник настигли отца, застрявшего в "верблюжьей лежанке" – полосе рыхлого песка, который засасывал не хуже зыбучих песков. Они проехали мимо, обдав его облаком пыли.

Выбравшись наконец из ловушки, отец помчался вверх по склону следующего бархана, огромной горы красного песка высотой шестьсот футов.

Кара первой достигла вершины гребня и сбросила скорость, чтобы посмотреть, что ждет ее внизу. И очень хорошо, что так сделала. Склон бархана резко обрывался над широкой полосой ровного песка. Если бы Кара выскочила на гребень на всем ходу, она могла запросто полететь вниз кубарем.

Догнавший Кару Хабиб махнул рукой, призывая ее остановиться. Девушка послушно подчинилась. Она выключила передачу, и двигатель мотоцикла тихо затарахтел на холостых оборотах. Сейчас, когда она остановилась, жара осязаемо легла ей на плечи, однако девушка едва ощутила это. Дыхание вырвалось у нее из груди долгим вздохом, проникнутым благоговейным восхищением.

С вершины бархана открывался величественный вид. Клонящееся к горизонту солнце превратило песчаную равнину в сверкающее стекло. Тут и там переливались лужицами тепловые миражи, создавая иллюзию просторных озер, – лживые обещания этой беспощадной пустыни.

Однако взгляд Кары оказался прикован не к этому. Посреди равнины поднимался спиралью одинокий песчаный столб, упирающийся в облако пыли высоко в небе. Это был "песчаный дьявол".

Каре уже приходилось видеть подобные явления, в том числе и страшные песчаные бури, которые налетали словно из ниоткуда и так же внезапно прекращались. Но это зрелище почему-то глубоко поразило ее. Вероятно, все дело было в том, как абсолютно неподвижно он застыл на песчаной равнине. В этом было что-то таинственное и странное.

Хабиб, опустив голову, бормотал слова молитвы.

В этот момент к ним присоединился сэр Реджинальд.

– Вот она! – задыхаясь, воскликнул он, указывая на основание крутого склона.

Антилопа с трудом ковыляла по глубокому песку, сильно хромая.

Прервав молитву, Хабиб поднял руку.

– Нет, мы не ходить дальше!

Отец Кары нахмурился.

– Что ты говоришь?

Проводник стоял, глядя вдаль. Его глаза прятались за темными очками-консервами, оставшимися от солдат немецкого корпуса "Африка".

– Мы не ходить дальше, – сдавленным голосом повторил Хабиб. – Это земля ниснасы, туда ходить нельзя. Мы должны вернуться.

Реджинальд Кенсингтон рассмеялся.

– Чепуха, Хабиб.

– Папа, в чем дело? – спросила Кара.

Отец, покачав головой, объяснил:

– Ниснасы – это сказочные чудовища, обитающие в безлюдных пустынях. Черные джинны, призраки, бродящие в песках.

Кара снова перевела взгляд на непроницаемое лицо проводника. Пустыня Руб-эль-Хали, знаменитая "пустыня пустынь", представляла собой крупнейшее в мире песчаное пространство, в сравнении с которым меркла даже Сахара. Огромная пустыня породила множество самых невероятных преданий, и по-прежнему находились те, кто продолжал в них верить. К их числу, судя по всему, относился и проводник.

Отец Кары прикрутил ручку газа.

– Кара, я обещал подарить тебе охоту, и я тебя не разочарую. Но если ты хочешь вернуться назад...

Кара колебалась, переводя взгляд с Хабиба на отца, разрываясь между страхом и решимостью, между мифами и реальностью. Здесь, в самом сердце пустыни, все казалось возможным. Девушка посмотрела вслед спасающемуся бегством животному, ковылявшему по раскаленному песку. Каждый шаг давался антилопе с трудом, ее движения были проникнуты болью. Кара поняла, что она должна сделать. Все эти кровавые мучения начались ради нее. Она положит им конец. Кара поправила на лице платок и дала газ.

– Вниз есть более легкая дорога. Надо взять левее!

Она поехала вдоль гребня, направляясь к пологому склону бархана. Не было необходимости оглядываться, чтобы почувствовать, что лицо отца растянулось в широкой улыбке удовлетворения и гордости.

Кара устремила взгляд вдаль, мимо раненого сернобыка, на одинокую песчаную воронку, поднимающуюся над пустыней. Хотя "песчаные дьяволы" были достаточно распространенным явлением, это зрелище показалось девушке очень странным. Смерч по-прежнему недвижно стоял на месте.

Достигнув пологого склона, Кара направила мотоцикл вниз к песчаной равнине. Склон все равно оказался очень крутым. Мотоцикл не столько ехал, сколько сползал юзом, но все же девушке удавалось удерживать его. Как только Кара выбралась на равнину, сцепление колес с песком увеличилось, и она понеслась вперед.

За спиной раздался рев отцовского мотоцикла. Этот звук достиг и ушей антилопы. Раненое животное ускорило шаг, в отчаянии запрокинув голову. Теперь до сернобыка оставалось меньше четверти мили. Погоня будет недолгой. На равнине песчаные мотоциклы быстро настигнут антилопу, и прицельный выстрел оборвет ее мучения, завершит охоту.

– Она пытается укрыться! – крикнул отец. – Хочет добежать до смерча!

Его мотоцикл с ревом пронесся мимо. Пригнувшись к рулю, Кара прибавила газу. Они начали нагонять раненое животное, однако отчаяние придало сернобыку новые силы.

Прихрамывая, антилопа подбежала к краю смерча и направилась в его центр. Выругавшись, сэр Реджинальд продолжал погоню. Кара старалась не отставать от отца. Приблизившись к ветряной воронке, они увидели в песке глубокую впадину. Оба резко нажали на тормоза, останавливаясь у самого ее края. "Песчаный дьявол" крутился в центре впадины, словно пытался зарыться в глубь пустыни, выбрасывая высоко в воздух песок. Столб пыли имел не меньше пятидесяти ярдов в поперечнике, а диаметр верхнего края воронки составлял добрых четверть мили. Клубящийся вулкан в сердце пустыни.

Края "песчаного дьявола" были расцвечены зловещими беззвучными голубыми искрами. Внутри смерча бушевало статическое электричество. Это явление было свойственно исключительно песчаным бурям пустынь. Кара почувствовала в воздухе сильный запах озона. Отец указал на горлышко воронки.

– Вот она!

Девушка перевела взгляд. Хромая по днищу впадины, антилопа приближалась к столбу густой пыли, кружащемуся в центре.

– Приготовь карабин! – крикнул отец.

Кара застыла, не в силах пошевелить пальцем. Сернобык доковылял до края "песчаного дьявола". У него дрожали ноги, подгибались колени, однако животное из последних сил пыталось укрыться в песчаном вихре.

Выругавшись, сэр Реджинальд пустил мотоцикл вниз по песчаному склону. Замирая от страха, Кара прикусила нижнюю губу и, перевалив через гребень, последовала за отцом. Как только мотоцикл нырнул вниз, она ощутила статическое электричество, скопившееся во впадине. Волоски на коже встали дыбом, одежда начала потрескивать, что только усилило страх. Девушка сбросила скорость, мотоцикл увяз задними колесами в глубоком песке.

Спустившись на дно впадины, отец остановился, резко развернув мотоцикл так, что тот едва не опрокинулся. Однако сэр Реджинальд удержался в седле и вскинул карабин к плечу. Раздался громкий треск. Кара посмотрела на сернобыка, но тот уже скрылся в песчаном вихре и казался теперь лишь смутной тенью. И все же девушка смогла разглядеть, что он, вздрогнув, начал заваливаться. Смертельный выстрел. Отец все же поразил антилопу!

Кара вдруг устыдилась собственной глупости. Поддавшись страхам, она уступила свое место в охоте.

– Папа!.. – крикнула девушка, собираясь поздравить отца, гордая его упрямым прагматизмом.

Однако слова застряли у нее в горле. Воздух разорвал пронзительный рев, который исходил из "песчаного дьявола", словно из мрака преисподней. Темный силуэт сернобыка бился в самом центре пылевого вихря. Из глотки умирающего животного вырвался агонизирующий стон.

Сэр Реджинальд, не успевший спешиться, начал лихорадочно разворачивать свой мотоцикл. Он обернулся к дочери, и та увидела, что его глаза широко раскрыты от ужаса.

– Кара! Спасайся! Беги отсюда!

Девушка не тронулась с места. Что происходит?

Вдруг предсмертный стон резко оборвался, словно задули свечу. Воздух наполнился отвратительным запахом опаленной шерсти и горелого мяса. Он волнами накатывался из впадины, захлестывая Кару. Она задыхалась. Отец по-прежнему возился с мотоциклом, однако тот увязал все глубже. Сэр Реджинальд оказался в ловушке. Он снова крикнул застывшей на месте дочери:

– Кара, беги!

Отец махал ей рукой, подчеркивая свои слова. Его загорелое лицо стало мертвенно-бледным.

– Милая, беги!

И тут Кара почувствовала, как песок зашевелился, приходя в движение. Сначала это был лишь мягкий толчок, словно сила притяжения внезапно увеличилась. Частицы песка, заплясав, потекли вниз, быстро сливаясь в ручейки, змейкой струящиеся навстречу "песчаному дьяволу".

Сэр Реджинальд выкрутил до отказа ручку газа. Колеса бешено завращались в песке, разбрасывая веера пыли.

– Беги же, черт побери! – крикнул он.

Девушка вздрогнула. Отец крайне редко повышал на нее голос, и никогда в его голосе не звучала безотчетная паника. Кара крутанула ручку газа, двигатель мотоцикла взревел. Девушка с ужасом увидела, что пылевой столб увеличился в диаметре, подпитываемый необъяснимыми песчаными потоками. Его край быстро продвигался к тому месту, где застрял в песке мотоцикл сэра Реджинальда.

– Папа! – крикнула Кара, желая предостеречь отца.

– Беги, дитя мое!

В конце концов ему удалось буквально усилием воли освободить мотоцикл. Вскочив в седло, сэр Реджинальд описал крутую дугу. Кара последовала его примеру. Развернувшись практически на месте, она дала полный газ и понеслась вверх по склону. Струящийся песок под колесами оттаскивал ее назад, словно она попала в водоворот, который засасывал ее в глубину. Девушке приходилось применять все искусство вождения, чтобы бороться с песчаным потоком.

Достигнув с огромным трудом края чаши, Кара обернулась. Отец все еще оставался на дне впадины, его грязное лицо было покрыто пылью и потом; глаза сосредоточенно прищурены. Бурлящий песчаный столб приближался – огромный, искрящийся статическим электричеством. Его основание разрослось почти на всю впадину.

Кара поймала себя на том, что не в силах отвести взор. В сердце "песчаного дьявола" сгущался мрак, разрастаясь, становясь все более черным, все более непроницаемым. Электрическим искрам не удавалось разорвать темноту. В воздухе до сих пор чувствовался запах паленого мяса. Девушка в ужасе вспомнила предостережение проводника-бедуина. Черные призраки... ниснасы.