Левушкин странным осоловелым взглядом окинул женщину и невразумительно пожал плечами.
      В комнату снова вошли два молчаливых мужика.
      - Завяжите ему глаза, выведите отсюда, посадите на машину и отвезите... куда-нибудь, - приказал мужчина. А потом что-то зашептал. И что он шептал, Геннадий не мог понять. Да и не хотел.
      Приказ был быстро выполнен, Левушкин оказался на сидении какой-то машины, потом она поехала... Ехала долго, затем остановилась.
      - Выходи! - раздался голос.
      Он вышел с завязанными глазами.
      - Развяжешь через две минуты, - приказал голос. Андрей кивнул в знак понимания.
      Когда звук двигателя машины стал глуше, он сдернул с себя повязку.
      Он стоял на обочине сельской дороги. Огляделся по сторонам и с ужасом понял, ГДЕ он находится. Он находился рядом с тем лесочком, в котором они десять лет назад убили Алексея Малиновского. Да, вот она, эта тропинка... Вот она... Хоть сейчас и зима, но он прекрасно помнит эти места. Разве такое забудешь?
      Рука Андрея потянулась к своему длинному шарфу. Ему пришла в голову мысль пойти прямо на то место, где все произошло и повеситься там на любом дереве... Он сорвал с себя шарф и медленно побрел к лесу...
      ... Но тут произошло неожиданное. Откуда-то из-за поворота на бешеной скорости появился ревущий как трактор, "Жигуленок" неопределенного цвета... Но когда Андрей увидел лицо водителя "Жигуленка", он подумал, что окончательно сошел с ума...
      "Жигуленок" резко притормозил прямо перед ним. Открылась передняя дверца.
      - Садись, только быстро, - услышал Андрей до кошмара знакомый голос и сразу же понял, что происходящее не снится и не грезится ему, и что с ума он ещё не сошел... Все было наяву...
      13.
      ... В шикарной московской квартире на Тверской улице в уютном мягком кресле сидел вальяжный седовласый мужчина лет шестидесяти. Он смотрел телевизор и курил трубку.
      - Рубен Михайлович! - раздался голос с кухни. - Вы где будете ужинать? На кухне или в гостиной?
      - Принеси мне сюда, пожалуйста, Верочка, - приятным баском попросил мужчина. - Тут интересная передача. Глупости говорят сущие, однако, надо послушать, так сказать, для разрядки мозга...
      Вальяжным мужчиной был адвокат Рубен Михайлович Григорянц. Он был на гребне успеха и творческого расцвета. Только что он блестяще провел процесс, в котором буквально вытащил со скамьи подсудимых одного очень крупного авторитета, которому вменялась в вину грозная статья о расхищении государственного имущества в особо крупных размерах. Авторитет был оправдан за недостаточностью улик и освобожден прямо в зале суда, а Григорянц получил сногсшибательный гонорар. И поэтому он был невероятно доволен собой.
      Рубен Михайлович был человеком опытным и хорошо усвоил себе, что все на свете хорошо быть может только в песне. А на деле же, успех в одном деле обязательно должен уравновешиваться неудачей в другом. А успех его был изумителен... Человек, который мог сесть лет на двадцать, был выпущен на свободу, да не просто выпущен, а оправдан, хоть и за недостаточностью улик, но ведь оправдан же... Огромный успех по теории вероятности должен был быть уравновешен серьезными проблемами в чем-то другом. И проблемы появились. Кто-то стал безобразно третировать его сына Эдуарда, около своего подъезда была насмерть сбита машиной его жена Татьяна, которую, он, впрочем, недолюбливал, а вот сегодня днем ему позвонили и сообщили, что прямо с дачи похищен сам Эдуард. Серьезные проблемы, но всегда бодрого и ровного сангвинического настроения Рубена Михайловича поколебать это никак не могло... Жизнь такая, проблемы такие... Выкрали, значит, выкуп станут требовать, значит, надо либо платить, либо вести розыск, как положено... Ну, а на самый худой конец, если что и случится, то, что поделаешь, такова судьба крутого бизнесмена... Знал, на какую дорогу ступил. Не захотел быть, как отец адвокатом, его дело...
      А всякие нелепые измышления Эдика, что, якобы смерть Татьяны связана с похищением его друзей Левушкина и Прокофьева, адвокат Григорянц отмел как истинный вздор. Возможность каких-то людей мстить за какого-то там парня, которого зарезали в пьяной драке, он отрицал напрочь. У него были такие связи, каких-то жалких мстителей он бы сдул с лица Земли как пушинку. Друзья у Эдика настоящие дурни. Один просто запойный алкоголик, и никто его вообще не похищал, это и ежу понятно, второй - ларечник, а там у них постоянно какие-то разборки и наезды, дележ территории. При чем тут Эдик? С ним сложнее, он ворочает большими капиталами, значит, и врагов у него много. Вот в этом и есть причина гибели Татьяны, и сегодняшнего инцидента. Крутые люди - крутые дела, куда от них денешься? Падать духом он ни в коем случае не собирался.
      Домработница принесла ему сытный ужин, состоящий из черной икры, овощей, бутылки грузинского белого вина и отварной телятины с горошком и хреном. Рубен Михайлович принялся за трапезу...
      Ел он с наслаждением, с толком, с расстановкой. Он все делал в жизни именно так, не любил суеты, нервозности... Все надо делать как надо, и все будет хорошо... Это было его девизом, эти правила он прививал своему единственному сыну. Однако, сын не всегда им следовал. "Это не преступление, это хуже - это ошибка", - цитировал ему Рубен Михайлович слова великого Талейрана, однако, ошибочку тот успел совершить. И, кстати, не просто ошибочку, а именно преступление...
      Эта давняя история торчала у него в мозгу как старая заноза, до сих пор так и не вытащенная. Она надолго замолчала, но теперь, как уверял Эдуард, кто-то решил реанимировать ее... А он в это не верил, полагал, что это все вздор и чистое совпадение...
      Он прекрасно помнит, как приехал прохладным августовским вечером на дачу и хотел было прогуляться по саду, затем попить чешского пива с креветками на веранде, выкурить трубочку, набитую отборным табаком, но тут появился сын, весь в красных пятнах, заикающийся от волнения.
      - Папа, тут... Такое дело... Мы... Он...
      - Излагай по порядку, - потребовал отец.
      И тот рассказал все. Закончил он свое повествование фразой:
      - И тогда Андрей Левушкин подошел к нему и ударил ножом под сердце. Я не успел помешать...
      - Ах вы..., - побледнел Рубен Михайлович. - Вы... Щенки окаянные... Гаденыши, страдальцы... Зачем вы поперлись туда, прежде всего? Тебе двадцать один год, ты кончаешь университет, и из-за этой соплячки Ксении... Устроить такую бяку... Конечно, девчонка она классная, тут спору нет, - При этом он даже в такой трагической ситуации умудрился подмигнуть сыну, хитро и плотоядно улыбнувшись. - Но тем не менее, просто девчонка, и все тут..., - нахмурился Рубен Михайлович. - Конечно, ты не хотел такого исхода событий, это понятно..., - призадумался он, почесав седеющую голову. - А вот то, что там была эта шпана, и их там видели, это славно... Очень славно... В общем так, дорогой сыночек, запомни как таблицу умножения одно - вас там не было, понял меня, вообще не было, вы постоянно сидели дома у нас, тут же и заснули... Так и говори, если кто спросит. Остальное мое дело. Говоришь, возвращались по одиночке? И никто не видел? Это хорошо, хотя тут могут быть вариации. Это ты никого не видел, а то, что никто не видел тебя, это ещё не есть факт... А теперь ступай с глаз долой и не мешай мне отдыхать, устал я очень, иными делами, чем вы, занимался, диаметрально, так сказать, противоположными. И учти - хоть один из вас вякнет, что был там - все, моя помощь на этом прекращается. Раз и навсегда. Я ничего не смогу для вас сделать...
      Вариации действительно возникли. От людей, как говорится, на деревне не спрячешься. И Эдуард Григорянц с товарищами были вызваны для допросов к следователю областной прокуратуры Андрею Тимофеевичу Курбыко.
      О единственном допросе он в мельчайших подробностях доложил отцу. И опытный адвокат понял, что против сына и его товарищей имеются доказательства. Дело становилось опасным. Шилкин и Чугаев были уже задержаны и томились в СИЗО, но, разумеется, от обвинений отказывались наотрез.
      О самом Григорянце ходили упорные слухи, что он тесно связан с преступными кругами и постоянно вытаскивает со скамьи подсудимых бандитов и мошенников. А для полного счастья ему не хватало того, чтобы его единственный сын был осужден, как участник, а то и организатор убийства молодого парня, к тому же ещё сына корреспондента демократической газеты... Нет, надо было действовать смело и решительно. Самым опасным было сидеть сложа руки и ждать развязки событий...
      Узнав все о следователе Курбыко до мельчайших подробностей, он позвонил ему. Знал он о том, что следователь очень нуждается, что у него трое детей, что человек он, когда надо, очень дотошный, но зато вполне способный принять подношение, если оно, разумеется, достойное... Знал он и о том, что следователь ютится со своей семьей в крохотной хрущебе на первом этаже в областном центре.
      Шла вторая половина девяносто первого года... Буквально через несколько дней после убийства Алексея Малиновского вихрем пронесся августовский путч, после чего стало ясно, что страна уже точно не пойдет коммунистическим курсом... В стране активно развивались так называемые рыночные отношения. Можно было покупать недвижимость, строиться...
      - Андрей Тимофеевич, с вами говорит адвокат Григорянц. Нам надо встретиться, - решительно произнес он в трубку.
      Следователь Курбыко также был наслышан об адвокате Григорянце и от встречи отказываться не стал... Они поняли друг друга без слов.
      Встреча состоялась как и положено глухой ночью в укромном месте.
      - Начну без предисловий, - произнес Курбыко, широченный, лысый, потный. - Доказательств, чтобы посадить вашего сына и его друзей за решетку по сто третьей статье у меня хватит... Нужно вам это?
      - Нет, - вкрадчивым голосом ответил адвокат. - Мне этого не нужно...
      - Десять тысяч, - сказал Курбыко. - Долларов, - добавил он.
      Да, в конце лета девяносто первого года десять тысяч долларов были колоссальной суммой... Григорянц оторопел от такого аппетита Курбыко. Губа, что называется, не дура. Зато, если посмотреть на дело с другой стороны, ломаться и набивать себе цену не стал, выложил свои требования напрямую.
      - Десять тысяч долларов, и имя вашего сына и его товарищей даже не будет упоминаться в деле, - пообещал он.
      - Я подумаю, - сказал Григорянц. Очень уж велика была названная сумма... Но игра стоила свеч. Доказательства вины Эдика и его друзей, наверняка, были, не стал бы следователь блефовать с таким опытным человеком, как он. А ведь Курбыко ещё не начал толком допрашивать сопливых малолеток, раскололись бы они, наверняка, при первом же ударе по почкам... Да и без ударов бы раскололись, припертые неопровержимыми доказательствами. И загремели бы лет на десять каждый, ну, кроме третьего, несовершеннолетнего и, наверняка, менее виновного... Эдуард, во всяком случае, шел бы, как организатор преступления. А потом Григорянц сомневался в искренности сына, когда тот сказал, что именно Левушкин нанес тот роковой удар ножом. Принципом Рубена Михайловича было не верить никому. И он не верил сыну, он вполне допускал, что именно он и убил Алексея Малиновского. Дело осложняло ещё то, что отец убитого Игорь Малиновский был корреспондентом одной бойкой демократической газетенки, и поэтому убийство сыном адвоката Григорянца, о котором эта газетенка писала далеко не самые приятные вещи, сына прогрессивного журналиста Малиновского, да ещё в такое переломное время могло вызвать большую антипатию к адвокату, запачкать его имя, сделав его одиозным, и, соответственно, лишить больших гонораров.
      На прощание Курбыко с гнусной улыбкой на лице сообщил ему ещё один любопытный факт, что сразу же положило конец всем сомнениям адвоката.
      Он понял, что надо было закрыть это дело раз и навсегда...
      Рубен Михайлович заплатил требуемую сумму следователю Курбыко, однако, предупредил, что в случае обмана он найдет способ отомстить... Тот предупреждение принял с саркастической улыбкой на лице...
      Курбыко оказался человеком слова. Больше Эдуарда Григорянца и его друзей на допросы в прокуратуру не вызывали...
      ... Но адвокат на время совершенно позабыл про журналиста Малиновского. А тот напомнил о себе плевком в лицо Эдуарду и словом "убийца", брошенным им.
      И Григорянц снова встретился со следователем Курбыко, который к тому времени из хрущебы на первом этаже переселился в аккуратненький кирпичный коттеджик на окраине города. Благодарный следователь сообщил Григорянцу, что Малиновский ведет свое расследование, нашел свидетельницу и неоднократно наведывался и к нему, постоянно расспрашивая о том, привлекались ли в качестве подозреваемых Эдуард и его друзья...
      - Дотошный мужик этот Малиновский, - подвел итог Курбыко.
      Окончательный итог подвел Григорянц. Он был не из тех, кто останавливался на полпути, он был не из хлюпиков, происходил из ростовской шпаны. Именно оттуда, из грязных подворотен с их вечными разборками, выясняловками и кровавыми побоищами брала исток его решительность...
      Деньги могут решить все. За три тысячи долларов он нанял верного человека, который несколько дней подряд постоянно пас Малиновского и, наконец, увидев его поздним вечером около подъезда, рванул машину на него... Исключительно удачно все получилось, Малиновский умер на месте, свидетелей не оказалось... Григорянц был полностью удовлетворен.
      Чтобы окончательно закончить дело, он послал свидетельнице письмо, в котором поведал о трагической гибели журналиста Малиновского. Это закрыло ей рот, как он полагал, навсегда...
      Цель оправдывает средства. Это было ещё одним девизом Григорянца. Все обошлось. Сын закончил университет, а затем до того раскрутился, что стал преуспевающим бизнесменом, владельцем недвижимости за рубежом, огромных банковских счетов и прочих жизненных благ. Но Рубену Михайловичу его богатство не было нужно - у него с избытком хватало своего, гонорары его стали в последнее время просто астрономическими. Однако, он гордился своим сыночком и при случае поминал его при знакомых добрым словом...
      Жену сына Татьяну он невзлюбил с первого же взгляда. Как, впрочем, и она его. Дочь академика, рафинированная наивная особа, она не воспринимала цинизма и практичности своего тестя. Рубен Михайлович редко наведывался на дачу своего сына, а его жена жила там практически постоянно, руководя воспитанием любимой внучки. Это также было на руку адвокату, который, находясь в Москве, пользовался всеми прелестями жизни ещё не старого, но очень зажиточного человека... Он умел ценить жизнь, и умел славно проводить свой досуг...
      Если бы кто-то заглянул в его душу, то поразился бы царящей там кромешной тьме. В принципе, Рубен Михайлович не любил никого, кроме самого себя. На гибель невестки ему просто было наплевать, да и весть о похищении сына, не очень его взволновала... Центром мироздания был он сам - его дела, его процессы, его гонорары, его удовольствия, приемы, банкеты, красивые любовницы, хорошая пища, дорогой коньяк, массаж, сауна, тренажеры, путешествия... И боялся он лишь одного, чтобы ему никто не помешал вести его привычный образ жизни...
      Раздался телефонный звонок.
      - Алло, - проворковал в трубку Григорянц.
      - Рубенчик, - услышал он голос жены Дианы Бориславовны и скривил губы. Сейчас она обязательно испортит ему настроение... - Рубенчик... Ты предпринимаешь что-нибудь? Я так беспокоюсь за нашего Эдика...
      - Диночка, я сделал все, что от меня зависит, - вкрадчивым, скрывающим бешенство, голосом говорил Григорянц. - Подключены все возможные силы... И правоохранительные органы, и частный детектив, и даже, скажу тебе по секрету, криминальные структуры, которым я в свое время помогал выйти из сложных ситуаций... Судя по тому, что ты рассказала, дело вовсе не так опасно, это какой-то мелкий шантажист, который наверняка вскоре объявит свои требования. А как только он зарисуется, его тут же обнаружат и возьмут, как говорится, тепленького... Так что, занимайся внучкой, а завтра я, наверняка, смогу приехать к вам. Сама знаешь, какой я на днях провел процесс... Великолепно провел, - улыбнулся он. - Ты бы, наверняка, оценила мои действия, как юрист. Мне есть, чем похвастаться...
      - Боже мой, Рубен, разве мне сейчас до твоих процессов? - плакала жена. - Жизнь нашего Эдика в опасности, а ты говоришь о посторонних вещах... Есть у тебя сердце или нет?
      - Есть сердце, есть, - начал выходить из себя Григорянц. - Только я в отличие от тебя могу держать себя в руках... Что я могу сделать? Ездить на машине по улицам и спрашивать прохожих, не видели ли они Эдуарда, моего сына? Как ты себе это представляешь?...
      - Не знаю, не знаю, только твое олимпийское спокойствие меня просто убивает... Танечка погибла, друзья Эдика похищены... Теперь он... Как все это понимать?
      - Совпадения, Диночка, просто совпадения, - каким-то неуверенным голосом произнес Григорянц. - Ладно, я сейчас стану тормошить своих друзей. Я перезвоню...
      "Совпадения ли?" - вдруг червь сомнения закрался в душу адвоката. "Что-то очень много всяких совпадений. Плюс одиночка, напавший на охранников..."
      Григорянцу очень не хотелось верить в то, что все происходящее имеет какое-то отношение к гибели десять лет назад Алексея Малиновского, чтобы не тревожить себя он пытался закрыть эту тему. Однако, она закрываться никак не хотела.
      Григорянц позвонил в Управление Внутренних дел и стал выяснять, как обстоят дела по розыску Эдуарда и преступника, похитившего его.
      - Ищем, Рубен Михайлович, ищем, дали команду на все посты, - ответил начальник отдела, старый его знакомый. - Кстати, я сам хотел вам позвонить и обнадежить вас - по составленному фотороботу почти с полной уверенностью можно сказать, что человек, похитивший вашего сына - это не кто иной как рецидивист Чугаев по кличке Чудо. Полагаю, что теперь будет легче вести поиски Эдуарда Рубеновича.
      - Хорошо, спасибо за добрую весть, - буркнул Григорянц и повесил трубку...
      Словно пелена спала с глаз Григорянца. Оказывается, это сделало Чудо... Значит, все сходится... Значит, это Чугаев, севший за чужое преступление, теперь решил отомстить за себя и за покойного кореша. Какая все это мерзость, какую нелепость совершил его дурацкий сын... Не жилось ему спокойно, не елось, не пилось... Нашел на свою задницу приключений... Если бы только на свою!
      Раздался новый звонок.
      - Рубен Михайлович! - На проводе снова был начальник отдела. - Только поступили новые подтверждения, что недавно освободившийся из мест заключения Чугаев находится в Москве. Можно с уверенностью отрабатывать версию о его участии в гибели вашей невестки Татьяны. Так что мы не сидим без дела...
      - Спасибо, спасибо, я был уверен в..., - бубнил ошарашенный сообщениями Григорянц. Последние сомнения исчезли. Происходящее было местью за ту подставку десятилетней давности. Только бы он до него самого не добрался, этот проклятый Чудо, знает, небось, кто эту подставку организовал... - Спасибо, признателен, очень... Держите в курсе... - И повесил трубку.
      Григорянц налил себе полный бокал белого сухого вина, сделал большой глоток, затем стал медленно жевать кусочек парной телятинки... Аппетит, однако, был безнадежно испорчен. Он раздраженно отодвинул от себя тарелку с телятиной и закурил свою неизменную трубку.
      Но даже этого сделать ему не дали. Раздался звонок в домофон, и вскоре в комнату вошла домработница.
      - Кого там черт принес? - нахмурился Григорянц.
      - Это... Это же Эдик, - улыбалась домработница.
      - Ах вот оно как..., - попытался изобразить на лице улыбку и Григорянц, но её не получилось. Появление в его доме в такой час сына ничего хорошего не предвещало...
      И дурные предчувствия не обманули опытного адвоката...
      Через пару минут на пороге комнаты встал как привидение всклокоченный Эдик, в рваном спортивном костюме, пробковой тапочке на одной ноге, со ссадинами и кровоподтеками на бледном лице.
      Отец мрачно молча смотрел на него, держа на весу дымящуюся трубку.
      - Все, - прошептал пересохшими губами Эдик. - Все, папа. Это конец...
      14.
      Объехав всю округу и так нигде не обнаружив следов ржавой "копейки" и находящегося в ней Эдуарда Григорянца, Костя притормозил свой джип у обочины. Дело потихоньку двигалось к вечеру...
      - Нет его, братан, - констатировал факт Костя, глядя в бесцветные глаза Чугаева. - Повезло тебе в одном, лоханулся в другом...
      Чугаев молчал, отворачивал глаза, беспрестанно курил.
      - И другим ты дорогу перебежал, - продолжал Костя. - Тем, которые все это дело сделали бы лучше тебя... Отвечать будешь, братан, за этого жирного гуся...
      - Отвечу, - огрызнулся Чудо. - Я привык за все отвечать, и за то, что сделал, и за то, что нет... Я ещё тогда вашим людям объяснял - не могу я отдать его никому, не могу, не имею такой возможности. Я знаю, какие крутые люди им занялись, знаю, все мне они объяснили. Но я упрямый, мне терять нечего... Мамка привыкла без меня жить, жены и детей в наличии не имеется, а мне что жить, что подыхать - один хрен. Сдалась она мне такая житуха, сам прикинь, братан! Ни кола, ни двора, грабанул пару месяцев назад одну хату упакованную, на них и живу... А теперь снова почти ни хрена нет. Один должок остался перед покойным Шилом. Мы друг другу ещё тогда слово дали, кто выживет, за другого отомстит им всем...
      - А откуда же вы узнали, кто убил? Кто подставил? - интересовался Костя.
      - Слухами земля полнится, как говорят культурные, - усмехнулся Чудо. - За такой срок и до нас, темных, дошло. Это только власти на эти слухи положили. С людьми переговорил, мамка моя без меня тоже кое-что выяснила, и даже мамаша Шила покойного. Интересно как-никак, за чью вину нас к хозяину отправили... Малявы посылали нам туда в зону. Да весь поселок, в натуре, знал, что это Григорянц и его дружки парня угробили. А потом и папаша парня этого в поселок то и дело наведывался, расспрашивал всех. И под машину и угодил, когда слишком далеко бурун свой засунул. Ежу понятно, братан. Узнать телефон Григорянца дело не так уж и хитрое, хоть и крут он, и деньгами безмерными ворочает, и сидит высоко... До любого человека добраться можно, братан, каждый из мяса и костей состоит, не из одних баксов... Да что я тебе-то объясняю, ты сам, вижу, чувак крутой... Да и связями нужными я в зоне обзавелся, тоже не без этого. Узнал, короче, что он в Испанию намылился недвижимость там покупать, даже за ним хотел рвануть, слишком уж меня это заело. С загранпаспортом только заминка вышла, а то бы, глядишь, я его и там бы ухлопал... С Шилом-то мы в разных лагерях сидели, но знаю я, как он в Мордовии от чахотки сгнил. Да и парня убитого, и папашу его тоже жалко, люди мы как-никак, не звери, понятие имеем. Вот и решил я жинку его таким же способом, как и они того папашу... Узнал, когда они возвращаются, угнал тачку и бабенку крутую на ней переехал. - При этих словах он благостно улыбнулся, а затем потянулся и смачно зевнул во весь свой огромный рот. - Умею водить, опыт есть, братан... Какие ещё вопросы? Я чувак прямой, что знаю, отвечу, чего не знаю, так прямо и скажу... Надо, конечно, было и Григорянца этого сразу прикончить, да и все, но тут шлея под хвост попала, руками голыми захотелось его замочить, задавить, понимаешь, порвать... - Он скрючил свои черные от грязи пальцы, показывая Косте, как бы он порвал своего врага, глаза его при этом жесте бешено вытаращились. - Ан вот, лоханулся, как ты говоришь... И вправду ведь лоханулся, с кем не бывает? - вдруг широко улыбнулся Чудо, разводя ручищами в стороны.
      - Чего тебе могу сказать? - сказал и Костя, закуривая. - Правда на твоей стороне, но сделал ты все не по уму. Загремишь теперь, парень, так что твое дело одно - в бега ударяться...
      - И с гадом этим позорным так и не рассчитаться? - побагровел Чудо. И думать не моги, парень. Жив буду - из под земли достану. Гибель ему...
      - Без тебя достанут, есть кому, - возразил Костя.
      - Есть кому, это точно... Крутейшие люди! - уважительно поднял он вверх свой корявый палец. - Понять даже никак не могу, зачем люди Черного за это дело взялись. Ну у них там свои дела, до них я не касаюсь. Я знаю одно - какими бы они крутыми не были, и что у них там за разборки, я должен сделать это, я перед Шилом должник, не могу его другому уступить. Ладно, езжай, братан, по своим делишкам, а я поканал. Тут Бердяшка где-то отирается, к мамаше надо зайти... А там видно будет...
      - На крючке ты, однако. Найти тебя - дело нехитрое, если бродить по родному краю станешь, как ни в чем не бывало, и мамашу навещать... За убийство сядешь, охота тебе?
      - Это не в кайф, твоя правда... Ладно, погляжу... Видно будет, повторил он, снова широко зевая. - Спать очень охота, сплю плохо в последнее время, ширануться бы надо для сугрева...
      - Давай, иди... Вольному воля...
      Чудо вышел из джипа и побрел в обратную сторону. А Костя погнал машину в Москву. Что он мог возразить нелепому Чугаеву, тем более, он был по-своему прав...
      Однако на трассе его ожидал сюрприз. Примерно на двадцатом километре Волоколамского шоссе он неожиданно увидел тот самый, встретившийся ему ржавый и грязный "Жигуленок", стоявший у обочины. И хотя было уже почти совсем темно, он каким-то шестым чувством понял, что это именно тот "Жигуленок".
      Он остановил машину. Какое-то недоброе чувство охватило его. Он чувствовал, что непременно что-то произошло, что от машины исходит какая-то аура зла...
      Шел он медленно. Затем, подойдя к машине, резко отворил дверцу...
      Чутье не подвело его. На заднем сидении машины лежало без движения человеческое тело...
      - Вот те на..., - прошептал Костя и дотронулся до тела. Тело издало негромкий стон...
      Лицо человека было незнакомо Косте. Светлые, коротко стриженые волосы, темная куртка... Голова его лежала на сидении, глаза были закрыты, тело скрючено, ноги согнуты в коленях... Он дотронулся до него, и рука сразу стала липкой - это была кровь...
      - Ты кто? - спросил Костя.
      Лишь стон был ответом на вопрос. Костя вытащил мобильный телефон и набрал номер Скорой помощи... Он боялся транспортировать раненого на своей машине.
      Пока не прибыла "Скорая", он вытащил из своей аптечки бинт и стал перевязывать неизвестного, что было сделать очень трудно. Ранение было произведено в область живота с правой стороны. Однако, перевязал, как умел, при этом жутко вспотев, несмотря на усилившийся мороз... Затем полез во внутренний карман пиджака неизвестного и вытащил паспорт. "Левушкин Андрей Петрович", - прочитал он с неподдельным изумлением... Откуда он мог тут взяться?...
      "Скорая" прибыла довольно быстро. Левушкина отправили в районную больницу...
      Теперь Костя знал, что ему делать. Он набрал номер Уголовного розыска и заявил, что Григорянц Эдуард Рубенович только что совершил покушение на Левушкина Андрея Петровича. Теперь надо было искать самого Григорянца... Теперь все стало на свои места - в розыске был он. И не как без вести пропавший, а как преступник...
      Сам же Костя, желая помочь органам, направился прямиком на дачу Григорянца, чтобы караулить его там. Он знал - этот человек способен на многое...
      Но дальнейшее развитие событий поразило даже видавшего виды Костю. Такого в его богатом опыте ещё не бывало...
      15.
      ... - Понимаешь, папа, - тяжело дыша, рассказывал Эдуард, - этот Левушкин просто сошел с ума... Он стал во всем обвинять меня, хотя это именно он пырнул ножом Малиновского. Я видел это своими глазами... Я просто обложен со всех сторон, мало мне этого отморозка Чугаева. Я теперь точно знаю - это он убил Татьяну...
      - Я это уже знаю и без тебя, есть кому сообщить, - проворчал адвокат, попыхивая гаснущей трубкой. - Ты говори о себе, по глазам твоим вижу, что ты снова что-то натворил...
      - Он стал обвинять меня во всем! Он бросался на меня! Он вырывал у меня руль...
      - Ты вот что, расскажи-ка все по порядку, - попросил отец, стараясь не глядеть на сына. Такую досаду он вызывал у него, что он был не в состоянии спокойно на него глядеть.
      Эдуард путано и сбивчиво рассказал все события сегодняшнего дня. Когда он вещал о побоище на лесной поляне между ним и Чудом, в глазах отца появилось едва заметное выражение одобрения его действиям, даже некая скрытая гордость. Но то, что он рассказал дальше, повергло его в состояние подлинного отчаяния...
      - Андрей оказался на том самом проклятом месте, я подобрал его, и мы поехали... Он стал браниться, обвинять меня во всех грехах, он вырывал у меня руль, и мы чуть не столкнулись со встречным грузовиком. И тогда я остановил машину... И мы вышли... Это было на проселочной дороге... Он бросился на меня с кулаками, кричал, что я испортил ему всю жизнь, что я подлец и мерзавец... А затем он подобрал какую-то железяку и попытался ударить меня по голове... И тут... Я вынужден был...
      - Снова ножом, как и в прошлый раз? - зловеще улыбнулся Григорянц.
      - Да..., - растерянно проговорил Эдик. - Откуда ты знаешь?
      - А знаю потому что я адвокат, сыночек дорогой... И обычаи и привычки людей знаю неплохо...
      - Но почему ты говоришь, как в прошлый раз? Ведь это не я...
      - Ты это, паренек, ты, - продолжал улыбаться жуткой улыбочкой адвокат. - Страшная улика была против тебя у Курбыки этой дотошной... Ножичек-то нашли... Спрятал ты его неплохо, а он нашел... Ищущий обрящет... Вот за ножичек с твоими пальчиками на его ручке я этой поганой Курбыке и выложил десять штук зеленых... Знаешь, какие это были деньги в девяносто первом? Большие деньги, сынок, очень большие... Только пальчики Шила, владельца ножичка, да твои, больше ничьих нет... Откуда бы им там взяться, твоим пальчикам, а? ... - При этих словах он слегка наклонился в сторону сына и пристально поглядел ему в глаза. Тот вздрогнул, побледнел и отвернулся. - Так-то вот, сыночек... Но данные эти он в дело внести не успел, я помешал ему... Точнее, деньги мои, потом и кровью заработанные, помешали. Ты полагаешь, мне некуда было их деть, кроме как за тебя, погань такую, платить? Я их умею зарабатывать, умею и тратить... Так что, ты убил Малиновского, ты все дело затеял, ты его и прикончил, пока твои дружки пьяные да битые валялись в траве... Злобен ты, сынок и глуп донельзя... Только на помощь старика и рассчитываешь...