- Считать надо, - возразил тот. - Деньги счет любят.
      - Особенно чужие, кровью и потом заработанные, - крысился Юшкин. - А вам, волкам, что, приехали и забрали. Мало государство с нас налоги дерет, так вы тут еще, волчары позорные. На что я товар буду покупать, жрать на что буду?! Все вам, гадам, отдал!
      - Все просчитано, Витенька, - возразил качок - Мы не Чубайсы какие-нибудь, до конца не обдерем, жить другим тоже даем, так что, отстегивай по-хорошему, не строй из себя блатного, и будешь жить, как человек. А на этого бочку не кати, он и правда не знал ничего, взяли с собой - проверить хотели, каков в деле, откуда мы знали, что он твой родственник? Все путем, поканали. Бывайте здоровы, хозяева, приберитесь тут, а то мы немного намусорили.
      - Вы, бляди, стулья гарнитурные поломали и вазу разбили, - ныла, Зинка, потирая ушибленную челюсть.
      - Да ничего, - улыбался качок. - Еще наживете.
      - Ладно, уматывайте! А ты, родственничек, будь здоров, не кашляй! провожал гостей Юшкин.
      Когда орава вышла на лестничную клетку, Рыжий спросил:
      - Вы чего не предупредили, сеструха же это моя!
      - Мы что, каждого лося предупреждать должны, куда едем?! Какое наше дело? Мы работаем, и ты работаешь, езжай и молчи, делай, что тебе говорят. Помни, что тебя с нар вытащили!
      Рыжий заткнулся, ушел в свои скорбные мысли. Он чувствовал себя оплеванным с головы до ног.
      Такой работой он занимался весь апрель, весь май. Постепенно привыкал, ему платили приличные деньги, на которые они с матерью могли вести вполне сытое существование, и работа начинала ему нравиться, он вошел во вкус. Но вскоре ему дали другое задание.
      - Как дела, парень красивый? - спросила Элеонора Вениаминовна, прикуривая сигарету от своей же сигареты. - Живешь - не тужишь? Ханку жрешь, девок мнешь? Здорово, правда?
      - Неплохо, конечно...
      - То-то... У нас так. А тебе привет передают, - понизила она голос.
      - Кто? - глупо спросил Рыжий.
      - Кто?! Конь в пальто! - вдруг страшно разозлилась Элеонора Вениаминовна. - Дурей себя не кажись! Будто не знаешь, к т о тебя с нар снял! И так дурак дураком, так ещё и придуривается! Садись вот сюда в кресло и слушай!
      Рыжий с восхищением оглядывал роскошную квартиру Элеоноры Вениаминовны, даже приоткрыв рот. Ну, живут же люди!
      - Чего зепаешь? Нравится? И ты так же будешь жить, если перестанешь придуриваться! К делу! Помнишь ту кралю, которую вы сюда ко мне привезли тогда, в девяносто втором?
      Только сейчас Рыжий сообразил, что уже был в этой квартире. Только уж больно здесь все переменилось. Даже стены как-то передвинуты, и мебель совсем другая.
      - Помню, а как же?
      - Ну и впрямь, ты смышлен, десять классов за спиной, две ходки, мокруха! Он знает, кого с нар снимать... Умнее нас с тобой, - улыбнулась она, сверкая золотом зубов. - Так вот, будешь следить за ней, за каждым её шагом. Это теперь твоя работа. Понял?
      - Понял.
      - Только незаметно, не светись. Если засекут, скажи мне. И никаких лишних действий не делай. Только следи незаметно. Выбери себе местечко около её дома и следи. Вышла она, ты потихонечку за ней. Видок только у тебя больно уж приметный, ты постригись, что ли налысо. Сейчас это модно, да усы, что ли отпусти, тебе пойдет. Рожа не такая глупая будет. Держи вот деньги, и ступай. Завтра же чтобы был на своем месте. Понял?
      - Понял.
      - И не вздумай халтурить. За тобой тоже будут следить. Не дай тебе Бог, парень красивый. Ну ступай, надоел ты мне.
      ... И с тех пор Рыжий стал тенью Кати. Он нашел себе укромное место около её дома и следил за ней, ездил за ней в автобусе, в метро, ошивался около института, шел хвостом, когда Катя гуляла с Андреем. И никто его не замечал. И вот только один раз он не успел спрятаться за телефонную будку, и его заметил Катин хахаль. Рыжий понял, что его узнали, несмотря на то, что он был коротко стрижен и с усами. Взгляд этого парня не оставлял сомнений. Рыжий решил не садиться с ними в автобус, счел это неразумным. Он ещё вчера хотел звонит Элеоноре Вениаминовне, поскольку врубился, что идут приготовления к Катиной свадьбе. Не сразу, но врубился, слишком уж все было очевидно.
      - Чего раньше не сообщил? - ворчала Элеонора Вениаминовна. - Ну, дурень. Сказано тебе было, чуть что, сразу звонить.
      - А я только вчера и понял.
      - Так и звонил бы, пустая голова. За что только тебе деньги платят? И рожу свою ещё зарисовал, ничего не умеешь...
      - Что делать-то теперь?
      - Теперь канай домой, парень красивый, усатый. Пока там больше не светись, я сама сообщу, когда понадобишься. А пока съезди с ребятами на одно дело, там ларечника одного надо в разум привести. Подходи к восьми к Киевскому. Ладно...
      ... За это время Рыжий несколько раз встречался с Зинкой и её мужем. С ним не здоровались, смотрели красноречиво. Однажды Юшкин не выдержал:
      - Шлепнуть бы тебя, падло паскудное!
      Рыжий такого не любил. Он бросился на обидчика, но получил смачный удар в челюсть и упал. Юшкин был явно сильнее, и бросаться на него вновь не имело смысла. Жаловаться же качкам Рыжий посчитал западло. Так и ходил битый.
      Мать практически с ним не разговаривала, хотя охотно поглощала те продукты, которые он покупал и пила водку. Она была всегда пьяная и не высказывала своего мнения по поводу известного визита. Однажды только с утра, пригорюнившись на кухне, промолвила заплетающимся голосом:
      - Гнида ты, сынок дорогой. Зачем я тебя только родила?
      - Нажаловалась Зинка?
      - А ты что думал, пес поганый? Они работают, товар покупают, возят, в долги влезают, а вы, вороны, падалью питаетесь? Хоть сеструху родную пожалел бы, она же мне помогала тебя, поганца, растить. Знала бы я, в колыбели бы тебя удавила.
      - Ты что говоришь-то? - ошалел от её жестоких слов Рыжий. - Я же тебя кормлю.
      - Да хоть не корми, я не пропаду. А даже и сдохну, туда и дорога, я свое отжила, тоска одна с таким спиногрызом.
      - Они-то тебе не очень-то подкидывают, - пытался оправдываться Рыжий. - Этот Юшкин такая скряга...
      - Да это не твое дело! Живут, как живут, все лучше, чем ты. Ты-то что хорошего в жизни сделал? За что сидел два раза? За что? За изнасилование да за убийство? На кой хер тебя оттуда выпускают только, сгнил бы лучше там, нелюдь...
      У Рыжего стало закипать внутри.
      - А вы что сделали с покойным папашей? Только пили, как лошади да бранились! Что с вас толку?
      - Заткнись! Вон пошел! Во-о-он!
      И грохнулась на пол. Испуганный Рыжий бросился звонить в скорую. Приехали, забрали мать в больницу. У неё оказался инфаркт. Там она и пролежала месяц. Приходила Зинка, просила, чтобы Рыжий не приходил в больницу.
      Так и прошла эта весна его свободной жизни...
      ... Ранним летним утром бригада качков поехала на дело. Однако, хозяин коммерческого магазина оказался крепким орешком., к встрече подготовился тщательно, нанял охрану. Произошла серьезная стычка. В результате один из качков был убит на месте, а остальные сели по машинам и уехали, не солоно хлебавши.
      А вечером в квартире Элеоноры Жарковской раздался телефонный звонок.
      - Привет! - произнес знакомый басок.
      - Привет! Как там у вас в Европах?
      - Жарища, дождей вторую неделю нет. А у вас?
      - Тоже спасу нет от жары. А вот одна девушка красивая замуж выходит.
      - Да что ты?!
      - Тебе же говорили, что она опять встречается с тем парнем. А от сумы, да от тюрьмы...
      - Ладно... Еще что?
      - И того лучше, постреляли наших в "Модах Европы". Соленого шлепнули на месте.
      - Дело житейское. Бывает. Про Хряка ничего не известно?
      - Сгинул с концами. Звоню иногда, жена ревет, как белуга. Видать, он и правда в бегах.
      - Удивляюсь ему. Чего не жилось спокойно? На фига он все это затеял?
      - Чужая душа, потемки, Петр Андреевич.
      - Олег Борисович, - поправил звонивший. - А как Рыжий?
      - Узнал его, вроде бы, этот парень около дома. Я его на дело отправила.
      - Ну зачем? Его и должны были узнать. А на дело не надо, он мне живой нужен, для другого? Некого, что ли, больше?
      - А и некого, Олег Борисович. Людей нет. Теперь стало ещё меньше. Что с "Модами Европы" делать?
      - Погодите пока. Не суйтесь туда. Там труп, менты, расследование. Мы разберемся попозже. Считай - директор покойник, а навара там не будет. Пока, по крайней мере. А Рыжего ни в какое дело не суй. Он мне очень нужен. Пускай сидит и ждет. Я позвоню. Пока.
      Элеонора Вениаминовна Жарковская откинулась в кресле и снова закурила. Курила она практически всегда, кроме разве что периодов сна и частично приемов пищи.
      "Хитер, однако... Олег Борисович. Сколько живу, таких не видела. Угробил Помидора и ханыгу несчастного, и Хряка красиво подставил, тому не выпутаться. И мне голову морочит, старой подруге. Дело его, конечно... А вот с Катькой этой он косяка порет, с места не сойти - он на ней голову сломит. Ишь как дернулся, когда я ему сказала, что замуж выходит, аж голос дрогнул... Чужая душа и впрямь - потемки... Нет, чтобы тогда, в семьдесят третьем, женился бы на мне, как бы мы с ним жили! Как я его любила! Как любила! И травилась, и вены резала из-за него, Господь спас, жизнь сохранил. А чем я хуже была, чем эти Машка и Катька? Все мужики по мне с ума сходили. А мне никто не был нужен, кроме него, Олежки моего ненаглядного. А ведь сердцу не прикажешь. Если бы мы поженились с ним, разве бы стала я содержать этот притон богомерзкий? Назло ему, назло себе, чтобы хуже, чтобы гаже! Все равно, люблю его, и делала, и буду делать все, что он скажет. А ведь именно из-за него я бездетной на всю жизнь осталась, чертов этот первый аборт! И все равно жизнь за него отдам... Только все это ему не нужно. Прилепился к этим Корниловым как клещ, и от своей же любви погибнет..."
      Она позвонила Рыжему и сказала, чтобы он ни на какие дела больше не ездил, затаился и ждал новых указаний. Рыжий этим остался весьма доволен, страхов он натерпелся за вчерашний день немалых. Так близко смерть от него ещё не ходила, пуля просвистела около его правого уха, угодив в голову Косте.
      Вскоре выписали из больницы мать. Ее навещали Зинка с мужем, приносили всяческие яства, пестовали её. С ним никто не разговаривал, обстановка дома была нетерпимая. Рыжий пил на улице пиво, смотрел порнуху по видику, который недавно приобрел, просто слонялся без дела. Так прошло две-три недели...
      6.
      На окраине Ялты, ближе к Массандре уже третий месяц снимал комнату у радушной четы двух пожилых людей человек средних лет, коротко стриженый, с густой седой бородой. Называть он просил себя просто Дима, так его и звали, тем более, что хозяева были намного старше его. У Димы был красный "Жигуленок", и он охотно помогал хозяевам привозить с базара продукты. Человек он был тихий, солидный, платил хорошо и вовремя, и хозяева души в нем не чаяли. Дима вел размеренный образ жизни, спиртного почти не употреблял, каждый день ходил купаться на море, ибо до него было рукой подать. Любил ездить на машине по окрестным городам - побывал в Севастополе, Алуште, Алупке, Евпатории. Собирался сгонять на Кавказ. По вечерам ходил рыбачить, изредка пил с хозяином домашнее виноградное вино. Только вот курил очень много.
      На вопросы, чем он в этой жизни занимается, от отвечал, что перепробовал множество различных профессий, шоферил, ходил в геологические партии, а потом занялся бизнесом и, заработав немалые деньги, решил выполнить свою давнюю мечту - пожить в Крыму. Семейное положение - сейчас холост, в разводе, имеет взрослого сына. Объяснения вполне удовлетворяли хозяев, тем более, что казался Дима человеком вполне резонным и положительным. Никак уж не могли они вообразить себе, что их жилец - не кто иной, как матерый уголовник по кличке Хряк, которого уже третий месяц ищут компетентные органы за три несовершенных им убийства и за несколько им действительно совершенных ограблений сберкасс.
      По дороге в Ялту Хряк продал свою машину "Вольво"-740 и купил новенькую "семерку". Именно на этой машине, несколько изменив свою внешность - коротко подстригшись и отпустив бороду, которая у него очень быстро росла, он и прибыл в Ялту. В гостиницах рисоваться не стал, нашел себе эту уютную комнату и стал себе потихоньку жить правильным размеренным образом.
      По вечерам сидел во дворике, вдыхая аромат южных растений и своего неизменного "Мальборо" и размышлял о происшедшем. Ситуация, в которую он попал, была донельзя глупой, нелепой. Утешало одно, то, что он успел унести ноги. Как-то раз он отважился позвонить домой, но Лариса так закричала в трубку: "Вы не туда попали! Понимаете вы, не туда! Нечего сюда звонить!", что он все понял и бросил трубку. Значит, он был в розыске. Значит, на него повесили убийство Помидора, а, возможно, и Николаши. Странно, если бы это было не так. На даче следы крови более, чем очевидны, как он их не сдирал, машина Помидора неподалеку от его дома, да и около Николашиного домика его машину тоже видели, возможно и сообщили, куда положено. Тот, кто взялся за это дело, будет добивать его до конца, в средствах разбираться не станет. Наверняка, номер прослушивался, убийствами занимается прокуратура. И хотя он звонил не из Ялты, а из Симферополя, все равно он понял, что звонить было не надо.
      Хряк был человеком отважным и видывал всякое, но никогда он не предполагал, что может так глупо попасться за чужие грехи, что он на шестом десятке жизни окажется чуть ли не в безнадежной ситуации, что он будет разлучен с женой и сыном, и единственной возможностью не угодить за решетку, будет скрываться и постоянно менять место жительства.
      Он прижился здесь, в Ялте у радушных стариков, ему здесь нравилось, он начинал чувствовать себя, как дома, но понимал, что пора отсюда сматываться. Следующим пунктом своего обитания он выбрал Кавказ - хотел доехать до Новороссийска и осесть где-нибудь там - в Геленджике, Архипо-Осиповке или Джубге.
      Все это, хоть и было значительно лучше, чем попасть в камеру, но совсем не удовлетворяло его, человека, разменявшего шестой десяток. Ведь он всегда зарекался связываться с Вороном, вот и пожинал теперь плоды своего радушия, своего легкомыслия и своей алчности. Как же тот все замечательно устроил, чтобы подставить его! Но ведь он и сам подыграл своему врагу зачем он поехал туда, к Николаше? Ведь с этого все и началось. Он словно баран поперся на место заклания. Конечно, если бы он не поехал, Ворон бы нашел другой метод, чтобы расправиться с ним, и тем не менее, было очень досадно.
      Опасности можно было ждать откуда угодно - от уголовного розыска, от друзей убитого Помидора, и, разумеется, от самого Ворона. Хотя, Ворон уже сделал свое дело - убив Николашу и Помидора, он тем самым юридически уничтожил и Хряка.
      Хряк старался не думать о будущем - эти мысли терзали его душу словно шило. Он старался держаться мужчиной, радоваться каждому дню, гордиться тем, как ловко ему удалось улизнуть из Москвы, прихватив с собой ещё немало помидоровых денег. Но все это мало утешало его. Главное другое - Ворон своими действиями поставил крест на спокойной старости Хряка.
      Шла середина июля. Лето было в самом разгаре.
      Проснулся Хряк рано, поставил чайник, попил во дворике ароматного кофе, поел фруктов и решил поехать искупаться. Сел на машину и поехал на находящийся неподалеку пляж, на котором всегда было мало народу.
      Скинул с себя одежду, с удовольствием поглядел на свое загорелое мощное тело, выкурил сигарету и бросился в воду. Он плыл, испытывая наслаждение от ещё прохладной по-утреннему воды, от своего умения плавать. Он научился плавать ещё в Ташкенте лет в семь, когда они с ребятами бегали на речку Анхор. Вода там была мутная, желтая, течение быстрое, ребятишки бултыхались в воде, плескались, смеялись. Как же давно все это было! Сорокаградусная ташкентская жара, нависшие над Анхором деревья, и он, семилетний Димочка, смеющийся от полноты жизни, от каждодневного ощущения счастья. Ему не давно было долго наслаждаться детством, когда умерла мать, детство закончилось, наступила жестокая борьба за существование, каждодневная упорная борьба, которая продолжается уже более сорока лет, продолжается и по сей день. Хряк знал, что он совершил в жизни много недостойных поступков, но знал и то, что всегда подсознательно тянулся к положительной, семейной жизни, к тому уюту, который он познал только в раннем детстве и которого был всегда лишен. Всегда в напряжении, всегда в кровавой борьбе, всегда словно на лезвии бритвы. Опасности, скитания, лагеря, нары - все это стало неотъемлемой частью его жизни, более того это, собственно, и являлось его жизнью.
      В последние два года он был почти безмятежно счастлив. У него были жена, сын, квартира, уют... И вот теперь его так безжалостно лишили всего этого. Кто? Злая судьба? Рок, нависший над ним с детства? Или люди, вернее, вороны, питающиеся падалью?
      Он плыл в этой чудесной прохладной воде, бултыхался, лежал на спине, глядя в голубое, без единого облачка, небо. Ему хотелось жить, как никогда раньше, но он знал, что ему уже никогда не удастся жить так, как он того хотел...
      Наплававшись, Хряк вылез из воды и бросился на мелкую гальку животом вниз. Вокруг загорали немногочисленные отдыхающие, но вдруг вдалеке он заметил стоящую бежевую "Волгу". Он словно бы поймал на себе чей-то пристальный взгляд. Отсюда не было видно тех, кто сидел в машине, но он сумел разглядеть своими близорукими глазами, что там, на переднем сидении двое мужчин. Ему казалось, что они пристально смотрят на него.
      "Нервишки шалят", - подумал Хряк, закуривая. Позагорал некоторое время, ещё раз искупался и стал собираться. А когда его "семерка" тронулась с места, он непроизвольно поглядел в зеркало заднего вида. Сердце дрогнуло в его груди - "Волга" тоже тронулась с места.
      Он поехал по шоссе, и "Волга" неотступно следовала за ним. Кто это? Менты? Вороны? Друзья Помидора? Это мог быть, кто угодно. Но что делать? Хряк сбавлял скорость, сбавляла и "Волга", Хряк гнал с большой скоростью, "Волга" не отставала. Ему стало ясно одно - домой возвращаться опасно. Но ведь там были его деньги, запрятанные в надежном месте, там лежал и купленный им пистолет Макарова. Нет, домой надо было ехать. И, к тому же, при людях, среди бела дня, его убивать, наверное, не станут, не тронули же его на пляже. Если, конечно, это бандиты, менты же просто доведут его до дома и там возьмут. Но опять же, почему в таком случае, его не взяли прямо на пляже? Почему не требуют остановить машину теперь? Нет, пожалуй, это не менты...
      Хряк решился ехать домой, свернул с трассы, подъехал к калитке, оставил там машину и спокойно, словно ничего не замечая, проследовал развалистой походкой в дом. На пороге медленно обернулся - "Волги" не было видно.
      Хряк вытащил деньги и пистолет, положил все это в сумку и, громко болтая с веселым хозяином, проследовал к машине.
      - Куда, Дим?
      - На базар, - громко крикнул Хряк. - Куплю на обед мяса, картошечки, овощей. Давайте, приготовим что-нибудь вкусненькое.
      - И винца попьем! - поддакнул хозяин.
      - Да ты уже с утра хорош! - возразила хозяйка. - Старик, а все туда же!
      - Да, что вы, Вера Карповна! Какой же дядя Вася старик? Ему, небось, и семидесяти-то нет! Он орел!
      - Вот, молодец, Дима, понимаешь...
      - Ладно, я скоро буду! - ещё громче крикнул Хряк, рассчитывая, что его могут услышать за забором.
      Он сел в машину и медленно поехал к трассе, выехал на шоссе и направился в сторону Гурзуфа. Вскоре непонятно откуда появилась и бежевая "Волга", которая преследовала его. Да он и не сомневался, что она появится.
      Хряк гнал машину по шоссе, "Волга" следовала за ним на расстоянии метров пятидесяти. Преследование было очевидным. Надо было куда-то смываться. Но куда же можно было исчезнуть на этой открытой горной трассе? И машина была не та, эх, сейчас бы его "Вольвочку" или БМВ! Он бы им показал...
      Хряк сильно сбавил скорость и стал внимательно глядеть в зеркало заднего вида. Да, в машине было двое, оба в темных очках, один, вроде бы, с усами. Конечно, на заднем сидении могут быть и ещё люди, но отсюда видны только двое. Да, если бы он точно знал, кто эти люди, кем они посланы, он бы сориентировался, как ему вести себя. Разумеется, это преследование не могло закончиться ничем хорошим, и надо было как-то выходить из этой ситуации. Хряк вспомнил труп несчастного Николаши, сладковатый запах в комнате, вспомнил дырку во лбу Помидора, вспомнил убегавшего в лес мужчину в куртке с капюшоном, и вновь холодный пот пробежал по его спине. Неужели пробил и его час? Неужели он никогда больше не увидит Ларису и Павлика? Да какого же хрена?! Что-то подсказывало ему, что это люди Ворона, и бешенство закипало у него в груди. Сколько он помогал этому гаду! А теперь он решил убирать всех свидетелей, а уж опаснее свидетеля, чем он, не было. Про убийство на Киевском шоссе знал только он.
      Вряд ли это могли быть друзья Помидора, пожелавшие отомстить. Не та фигура. Чтобы кто-то из его друзей вычислил, что он в Ялте и специально приехал сюда, чтобы рассчитаться с ним? Быть того не может, только если это чистая случайность. То, что это не менты, совершенно очевидно, менты так себя не ведут, его бы просто давно взяли, и все. Нет, это, безусловно, люди Ворона, он был практически уверен в этом. Но кто бы ни были эти люди, они приехали за его жизнью... Как бы это было выгодно Ворону - нет больше участников ограблений сбербанков, нет свидетеля убийства гаишника. Все уголовник Хряк убил Николашу и Помидора, а потом здесь, в Ялте убили и его. Разборки, дело понятное. А его жизнь, жизнь его жены, его сына во внимание не принимаются. Только, так просто им не получить его жизнь, он ещё за неё поборется...
      Хряк резко прибавил скорость до максимума, "Волга" не отставала. И тут Хряк резко затормозил, именно в тот момент, когда "Волга" вплотную приблизилась к нему. Нога сама нажала на тормоз, как бы это ни было рискованно. Будьте вы прокляты! Пусть он погибнет, но и их с собой туда прихватит, в этот лучший мир!
      "Волга" резко повернула влево и на огромной скорости полетела в кювет в сторону гор. Хряк моментально выскочил из машины и бросился к перевернувшейся "Волге". За рулем сидел усатый мужчина. Грудь его была продавлена рулем. Когда Хряк подбежал, он был уже мертв. Рядом стонал второй. Хряк вытащил его из машины и быстро поволок к шоссе. Он был весь в крови, орал и стонал от невыносимой боли и ужаса. Когда Хряк оттащил его на приличное расстояние, "Волга" загорелась, раздался оглушительный взрыв.
      Хряк вытащил из кармана пистолет и направил его в лоб раненому.
      - Говори, падло, говори, кто тебя послал? Что вам от меня надо?! Говори, или отправлю тебя к твоему другу!
      Лицо раненого все было в крови, трудно было даже разглядеть черты его лица, да и не до того было.
      - Ты все равно меня прикончишь, - прохрипел раненый.
      - Я даю тебе слово, я никогда не нарушал слова, спроси кого хочешь, нарушал ли Хряк свое слово. Скажешь - будешь жить, не скажешь - сдохнешь...
      - Мне так и так подыхать, - резонно возразил раненый.
      - Может, и выживешь, ну, говори! Говори, сука! Сейчас нас увидят! Не скажешь - пристрелю! Я уже и так знаю, кто тебя послал! Что вам надо от меня?! Что?! Я тебя в больницу отведу, если скажешь, гадом буду!
      Раненому стало совсем плохо, все у него было переломано, разорвано, искалечено. Он постоянно стонал от непереносимой боли.
      - Говори! Все! Последний шанс! Стреляю, падло!
      - Это Ворон, - прохрипел раненый. - Он велел нам убить тебя.
      - Как меня нашли?
      - Тебя случайно увидел в Ялте один человек. А Ворон давно хотел найти тебя, ещё с весны, когда...
      Тут он потерял сознание. Хряк потащил его к своему "Жигуленку", с трудом втащил пятипудовое тело в машину и довез таки его до ближайшей больницы.
      - Нашел на дороге. У них машина перевернулась, один погиб. Вот...
      - Оставьте свои данные, - попросила дежурная сестра.
      - Это не обязательно. Я просто выполнил свой долг.
      Хряк повернулся и вышел. От волнения у него дрожали руки, он был весь перепачкан кровью раненого. В таком виде нежелательно было ехать дальше, а вещи он оставил там, в Ялте, назад же возвращаться он уже не собирался. Надо было привести себя в порядок. Он зашел в магазин, купил себе новые джинсы и рубашку, быстро переоделся, а старое выбросил в мусорный ящик. Потом подъехал к морю, разделся и долго плавал в прохладной воде, желая смыть с себя всю мерзость сегодняшнего дня. Только тут до него дошло, что он сегодня лишил человека жизни, и хоть понимал, что вынужден был это сделать, чтобы не отдать свою, тем не менее, на душе было ужасно. Голубое небо над ним, он в чистой прохладной воде, вокруг покой и благость, а он только что убил человека. Да и второй, наверное, не выживет, очень уж плох. Может быть, и не надо было везти его в больницу, дежурная медсестра так на него подозрительно посмотрела, да и продавец в магазине тоже косился на него с такой опаской...
      Хряк понимал, что обстоятельства загоняют его в угол. Он зубами и когтями пытался прорваться сквозь чудовищную паутину, сплетенную Вороном, но постоянно оставлял следы. А как же? Он ведь живой человек, он не призрак, он не может раствориться, как это умеет делать Ворон.
      Хряк даже не удивился, когда на дороге он увидел две черные "Волги", не удивился, когда они повернули в его сторону, не удивился, когда из них выскочило множество крепких парней с автоматами. Это приехали за ним. Жалко, конечно... Если бы он не повез того парня в больницу, может быть, ему и удалось бы ускользнуть, ведь, как ни странно, с того момента, когда "Волга" кувырнулась в кювет до того, пока он втащил неудачливого киллера в свою машину, на трассе не было ни одного автомобиля. А теперь все. Теперь отбрехаться будет невозможно. И как жаль, что он в воде, голый и беспомощный. Он даже не сможет пустить себе пулю в лоб. А, интересно, если бы он был с пистолетом на берегу, выстрелил бы в себя или не стал бы? Кто знает... Теперь делать нечего. Надо выходить из воды и идти навстречу своей участи. А участь эта будет безрадостна...
      Группа захвата с автоматами наперевес молча ждала его около его машины. Хряк было подумал, что остается шанс утопиться, но его здоровая, желающая жить натура взяла свое, и он, рассекая воду, поплыл к берегу. Молча вышел на берег, не поднимая вверх рук. Этого от него никто и н ждал.
      - Рыщинский Дмитрий Степанович? - спросил офицер.
      - Я...
      - Оденетесь сами, без фокусов? Не советовал бы...
      - Да все будет о, кей, капитан. Швыряй сюда одежду.
      Ему бросили одежду, и он натянул джинсы и рубашку прямо на мокрое тело. Только потом на его запястьях щелкнули наручники.
      Его посадили в черную "Волгу" между двумя крепкими ребятами. Другие сели во вторую "Волгу", кто-то погнал его "семерку". В машине царило гробовое молчание. Хряк мечтательно смотрел на бескрайнее голубое море, сливавшееся на горизонте с таким же голубым небом, смотрел на чаек, летавших над морем и отчаянно кричавших, словно они прощались с ним навсегда. Для него больше не существовало ни голубого неба, ни голубого моря, ни этих свободных чаек, перед ним был черный непроходимый тоннель, выбраться из которого не было ни малейшей возможности. Хряк попросил закурить. Ему сунули сигарету в зубы, прикурили. Курить было очень неудобно, но он умел делать и это. Слегка закружилась голова, и какое-то щемящее сладко-горькое чувство подступило к душе. Жизнь его закончена, он вышел на свой последний жизненный отрезок, вышел на последнюю дорогу. И единственное, что он теперь может, так это пройти этот отрезок с достоинством, потому что он и раньше старался не изменять своему достоинству, а теперь ему терять уже нечего.
      Становилось жарко - дело близилось к полудню. Машины подъезжали к Ялте.
      7.
      Был жаркий июльский полдень. "Боинг" - 747, летящий рейсом Прага Кошице - Москва уже набрал высоту, и в салоне стало прохладно. Пассажиры вздохнули с облегчением. В Праге уже было за тридцать градусов, и все изнывали от жары. И вот... включились вентиляторы, поданы прохладительные напитки...
      В салоне первого класса на третьем ряду сидел мужчина лет пятидесяти с седыми усами и бакенбардами в золоченых, сильно затемненных очках. На нем были белоснежная сорочка с коротким рукавом и бежевые летние брюки. Бежевый пиджак лежал на коленях. Мужчина взял стакан минеральной воды, с наслаждением выпил, вежливо поблагодарил стюардессу.
      Пассажиры занимались кто чем - кто беседовал, кто читал, кто дремал. А мужчина, сидящий в третьем ряду у правого иллюминатора, глядел в одну точку и о чем-то напряженно думал, о чем-то вспоминал... События более, чем двадцатилетней давности проносились перед его глазами словно на экране телевизора...
      ... Когда Аркадий Корнилов девятого октября 1973 года столкнул Олега Быстрова в воду и решил, что совершил убийство, он в полуобморочном состоянии от ужаса содеянного, как сомнамбула зашагал к станции. Олег же и не думал тонуть. Он грохнулся с приличной высоты в холодную воду, но плавать умел прекрасно, о чем понятия не имел Аркадий. Придуриваться Олег также умел изумительно, любил пудрить мозги - мол, плавать не умею, машину водить не умею, драться не умею, стрелять не умею, и тому подобное. На самом же деле он все это умел делать, и умел очень хорошо. Он вообще по природе своей был невероятно дотошен и упорен, и пока не научивался чему-нибудь профессионально, не прекращал упражнений. В том числе, и нырять в воду с высокого моста, а затем выплывать на берег. Ему доводилось прыгать и с метромоста в Лужниках, после чего он яростно бранился, что потерял в реке любимую расческу. Так что этот роковой мостик был для Олега делом абсолютно плевым, если бы не одна случайность, которая через некоторое время сыграла значительную роль в его жизни. Но тогда он не придал ей значения.
      У Олега было одно очень ценное качество - он старался все ситуации, сколь бы они не были на первый взгляд ужасны, использовать во благо себе, на пользу себе, то есть, он умел извлекать пользу из любой ситуации.
      Надо заметить, что октябрь 1973 года был для Олега не лучшим периодом жизни. Его безжалостно атаковали две женщины, почти одновременно родившие от него детей, плюс назревало уголовное дело об ограблении кассы института, и запросто Быстров мог загреметь тогда лет эдак на пяток, чего ему вовсе не хотелось.