- Да, Ольга Александровна, - развел руками Игорь. - Хотел я вас о многом спросить, а теперь, выходит, и спрашивать не о чем. Вы и сами все рассказали. Может опровергнете и другие обвинения...
      - Да остальное просто собачья чушь. Никакого дома я не поджигала и ни в каких преступлениях не замешана. А сына на Ритке хотела женить, это правда! Потому что раньше её узнала о том, о чем нужно. Эх, Игорь Николаевич, видели бы вы, как я жила раньше, вплоть до самого последнего времени! На кой ляд мне было пачкаться, ввязываться в какие-то темные делишки, травить кого-то, поджигать кого-то? Бред сивой кобылы, да и только!
      - Тогда все. Я подумаю о вашем предложении.
      - Да нет времени думать! Нет! Надо развеять все эти мифы немедленно. Надо настроить Риту на совершенно противоположную волну, на брак со Степаном! Ну!
      - Ладно, считайте, что договорились. Но учтите, обманете - я сумею отомстить, Ольга Александровна!
      - Да я не буду вас обманывать, я не жадная, Игорь Николаевич! Я стольким людям материально помогала в свое время. И никто никогда не отдавал долгов, разве только мстили за добро с процентами. А с таким мужчиной, как вы я тем более рада поделиться. Верьте мне, прошу вас...
      - Все. Заметано! - решительно махнул рукой Дьяконов, и они пошли в гостиную.
      - Эге! - воскликнула Бермудская. - А они тут без нас коньяк пьют! Обнаглели совсем, что ли? Ворвались без приглашения и пьют коньяк, купленный на мои деньги. Степан, быстро убери бутылку со стола!
      - Да ладно, Ольга Александровна, - заступился Дьяконов. - Пусть пьют. Все так устали, перенервничали. Давайте, действительно, замнем всю эту историю. А вам, Маргарита Валентиновна, скажу вот что - только что Ольга Александровна обоснованно развеяла все мои гипотезы. Все, в чем её обвиняли - неправда. И вам неплохо бы выпить мировую.
      - А быстро она вас обработала, Игорь Николаевич, - тихо произнесла Рита, закрывая лицо руками. - Хотя... если подумать... Может быть, я и на самом деле вообразила себе черт знает что... Никто из вас не знает, что такое настоящее одиночество... Мерещится такое...
      Воодушевленная Бермудская плюхнулась в кресло, окинула всех туманным взором, взяла рюмку, стоявшую перед ней и опрокинула её себе в рот. А потом ещё раз обвела всех подозрительным взглядом. И то, что она увидела в глаза присутствующих, насторожило её. Какая-то тайная радость светилась и в глазах Риты, и в просвечивающих сквозь круглые очки глазах Федора. А черные глаза Степана блудливо сверкали. Она сразу поняла, что тут произошло за время её отсутствия. Только было поздно. Бермудская дернулась было, чтобы побежать в ванную и прочистить себе желудок, но Игорь и Федор крепко схватили её за руки и прижали запястья к подлокотникам кресла. Ольга Александровна хотела было выплюнуть на пол то, что она выпила, но Дьяконов зажал ей свободной ладонью рот. И она безвольно откинулась на спинку кресла. Потом посидела немного и сделала жест, что ничего больше не предпримет, чтобы избавиться от выпитого коньячка с порошочком, рецептом покойного преданного Витеньки Удищева. А действовать порошочек начинал быстро, она это прекрасно знала. Помнила Валентина Нарышкина...
      Игорь убрал руку от её рта. Но держать её за руки они продолжали, зная, что женщина она очень даже решительная. А выплевывать коньяк было уже поздно...
      - Спасибо, сыночек, - презрительно хмыкнула Бермудская. - Спасибочки тебе. И ты предал... А иного от тебя ожидать трудно было. Откровенности моей хочешь, эйфории? Так будет тебе и всем вам откровенность, дорогие мои, даже порошочек не успеет подействовать. Чтобы вы, мелочь пузатая, знали, что я и без всякого снадобья выскажу все, что по вашему поводу думаю...
      В это время раздался телефонный звонок. Дьяконов свободной рукой поднял трубку. Там пищал голос какой-то старушонки.
      - Мне Ольгу Александровну, будьте добры. Это кто, Степочка? Степочка, где мамочка? Она мне так нужна, так нужна...
      - Она сейчас не может подойти, - сказал Дьяконов.
      - Степочка, родненький, позови мамочку, - продолжала настаивать старушка. - Это Ева Фабиановна говорит... Что это у тебя голос какой-то странный, Степочка? Мне плохо, я умираю, она знает один рецепт, только она и Соломон Израилевич... А я потеряла бумажку, где записала телефон Соломона Израилевича... Помилосердствуй, Степочка, позови маму, неужели её нет дома?
      Дьяконов раздраженно протянул трубку Бермудской, но, поскольку её продолжали держать за руки, поднес трубку к её лицу, чтобы она могла слушать и говорить.
      - Алло! Ева Фабиановна? Вам нужен рецепт? Сейчас скажу. А это... Нет, это не Степа, вы правы. А какое вам дело, что у меня за мужчина дома? Это Игорь Николаевич, мой добрый знакомый, устраивает это вас? - усмехнулась Бермудская. - Так... позвоните лучше Соломону Израилевичу, он вам все объяснит лучше меня. Номерок помните? Ах, забыли... Бумажку потеряли?... А, нашли уже? Ну и прекрасно... Да, да, у меня гости! Дорогие гости, Ева Фабиановна! Да делайте же, как я вам говорю, Ева Фабиановна, не пожалеете. Я плохого не посоветую... Все, поправляйтесь, проживите ещё столько же... Завтра хотите приехать? Ну ладно, только обязательно предварительно позвоните...
      В трубке запищали гудки, а Бермудская хмыкнула недовольно:
      - Самой восемьдесят семь лет, а туда же... Жить хочет...
      "Ну, Андрюха...", - поражалась она. - "Какой же он мастер менять голоса! Чуть сама не поверила в то, что звонит древняя старуха."
      - Все жить хотят, - сказал Игорь.
      После разговора с древней старушкой у Бермудской задорно заблестели глаза, что очень не понравилось Дьяконову. Он пожалел, что не положил сразу же трубку. Но то, что сообщила через пару минут Ольга Александровна заставило его забыть об этом телефонном звонке, уж в очень интересное русло направился разговор...
      - Жить можно по-разному, - вдруг пришла в хорошее расположение духа Бермудская. - Можно, например, жить так, как жила я, как жил мой покойный муж Егор Степанович, как его шеф... да, да, он хорошо пожил, кончил только плохо, а жил круто, ради такой жизни можно и пулю в лоб получить, платить-то когда-то приходится... А можно жить и по-другому. - Она как-то странно поглядела на Степана и Риту. - Например, как жили они, эти двое...
      - А как мы жили? - взорвался Степан. - Поначалу хорошо жили, и дальше жили бы хорошо, если бы ты не мешала... И любили друг друга...
      Оглушительный хохот потряс гостиную и поразил всех присутствующих. Хохотала Бермудская хрипло, надрывно, то закашливаясь, то просто стонала от смеха. И никто ровным счетом ничего не понимал.
      "Порошок действует", - подумал Игорь.
      - Они хорошо жили, они любили друг друга, Боже ж мой! - продолжала хохотать Бермудская. - Да отпустите же, наконец, мои руки, вцепились как пиявки, тоже мне... Никуда я не убегу, и ни на кого с ножом не полезу, нужно больно... Я вас другим ошарашу! А ошарашу вот чем - вы, Маргарита Валентиновна, полагаю ещё помните день рождения вашего бывшего супруга?
      - Ну..., - ничего не понимала из её слов Рита.
      - Так когда же его день рождения? - задорно глядела на него Бермудская.
      - Ну пятнадцатого июля, что с того?
      - Отнимите девять месяцев. Что получается? Пятнадцатое октября, не так ли? Как же удивительна природа, не устаю удивляться! Зачнешь ребенка, а ровно через девять месяцев он тут как тут, выходит на свет божий... Так вот... пятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года у меня была на даче чудесная встреча с одним одаренным романистом...
      Рита приоткрыла рот, начиная понимать чудовищный смысл её слов.
      - Да, да, Маргарита Валентиновна, вижу, вы все поняли! Да, да, вы жили со своим родным братом Степаном Валентиновичем, жили пять лет, как муж и жена. Вы даже забеременели от него и чуть было не произвели на свет нечто любопытное и невразумительное, это уж я вас пожалела, на аборт отправила...
      Т а к о г о не ожидал никто. Все четверо сидели молча, с открытыми от изумления ртами, а Бермудская наслаждалась произведенным впечатлением.
      - Н-н-нарышкин... мой отец? - пролепетал бледный как смерть Степан.
      - А кто же еще? Не Егор же Степанович, старый хрыч? Он на воспроизведение потомства способен не был. Вова покойный был от Витеньки, царство им обоим небесное... Так что я дважды была беременна от разных... Нет, вру, даже четырежды, ещё два выкидыша было... Только ни разу от законного мужа. А у Егора Степановича я действительно была в Сочи после замечательного уик-энда с Валентином Константиновичем, только после таких отношений вряд ли что могло зародиться, как он только поверил, ума не приложу. А, может быть, и не поверил, не так уж он был глуп, раз сумел выжить при всех властях. Вид только сделал. А вот в то, что Вовочка его сын, он и вправду верил, так горевал, когда он в три годика простудился и умер от пневмонии... Даже что-то такое там вещал, что его Бог наказал за то, что он не помог сестре и что её сын из-за него умер... Вот, дела-то какие, даже он был способен на раскаяние. А причем тут Бог, понять не могу, недоглядели просто, каждый своим был занят, он своими доносами, я писательской мышиной возней, а на нянек разве можно положиться? Но, как ни странно, Вовочка чем-то был похож на Егора Степановича, потому что и Витенька на него похож - оба белесые, безбровые, ресницы светлые, глазенки водянистые, попробуй, разбери там... А ты, Степочка, к сожалению, не похож ни на своего красавца-отца, ни на меня... Гаденыш ты, и больше никто, мразь ты подколодная, - продолжала она улыбаться в лицо сыну. - А все это, видимо, от того, что мы много выпили с Валентином в тот замечательный вечер...
      - И порошочка покушали, - добавил Бауэр.
      - Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, - ещё благостнее улыбнулась Бермудская. - Я, во всяком случае, порошком не закусывала, благо было закусить чем получше. Сыр был, привезенный мной из Милана, апельсины... А вот за Валентина я не могу отвечать... Но какое удовольствие он мне доставил, вы бы знали... Я сейчас все это вам в подробностях расскажу... Вы же хотели подробностей, так получите...
      - Заткнись!!! - заорал Степан, округлив глаза и вскакивая с места. Заткнись, блядь вселенская! Я тебя убью!
      - Никого ты не убьешь, - спокойно произнесла мать. - Ты мышонка боишься раздавить, даже таракана, куда тебе? А если не хотите, так и не стану рассказывать подробности той ночи. Надеюсь, на сей раз никто не сомневается в том, что я сказала правду? - пристально поглядела она в глаза присутствующих. И все поневоле отвели глаза в сторону.
      - Боже мой, боже мой, - закрыла лицо руками от захлестывающего её стыда Рита. - Гадючье гнездо...
      - Ох, гадючье..., - охотно подтвердила Бермудская, расплываясь в довольной улыбке. - И ты в нем очень хорошо смотрелась в качестве змееныша. Как я радовалась на вас, когда вы щебетали, детки мои дорогие... Нет, никто из присутствующих не ведал настоящего наслаждения. Какое удовольствие я получала от вашего общения, начиная с вашего знакомства и кончая разводом... Впрочем, вру в конце мне все это стало надоедать, противно просто стало, и все тут...
      - Так это что же получается, это вы их свели? - нахмурился Дьяконов, преодолевая подступивший к горлу приступ тошноты. Ему захотелось скорее уйти отсюда на свежий морозный декабрьский воздух, вымыть руки в снегу, завести свою "девятку" и помчаться на хорошей скорости по ночной предпраздничной Москве. В принципе, он свое дело уже сделал, свадьбы не будет, хотя бы уж по последней причине, а, значит, Риту никто преследовать больше не будет. Против Бермудской и её сына же действительно никаких конкретных доказательств нет.
      - Нет, мой пинкертон, не я. В том-то вся и штука, что не я их свела. Их свел случай, его величество Случай, который всегда, как известно, помогает сильным. Да и случай тривиальный - я перевела сына из литинститута по причине его фантастической бездарности к творчеству и устроила его на филфак МГУ. Потом его за развратное поведение поперли оттуда, но друзья-то у него остались. И эти блядуны пригласили его на какой-то там вечер. И там-то он и познакомился с очаровательной студенточкой журфака Риточкой Нарышкиной. А вот почему этот неспособный до того ни к какому чувству человек вдруг влюбился в ничем особенно не примечательную, хоть и хорошенькую девчонку, это ведает один только дьявол, их свело что-то потустороннее, я сама этому до сих пор поражаюсь. Когда он представил её, лицо её показалось чем-то знакомым, но я и уточнять не стала, кто она такая, мало ли телок к нему ходило... А когда он мне сказал, к т о она, и сообщил, что собирается на ней жениться, я просто поначалу дар речи потеряла. А потом решила поддержать славного жениха и поиграть в эту игру таких жен доселе ни у кого не было, только моему сыну выпала такая честь, быть женатым на собственной сестре. Это же такой подарок судьбы...
      - А вам-то самой, что, хотелось иметь ребенка от Нарышкина? - спросил Игорь. - Ведь, когда вы забеременели от него, логичнее было бы... избавиться...
      - Логичней, молодой человек, вам было бы не совать свой нос туда, как говаривали у нас в Пружанске, собака не сует свой ... А я уж сама разберусь в своих интимных делах. Вы бы поглядели на него, на Валентина, это же красавец-супермен, английский лорд... Белокурый, подтянутый, с подстриженными усами... А какой талантище, оценили, слава Богу, хоть теперь... А то.. писали, печатали всякую белиберду... - С этими словами она схватила со стола лежащий там пухлый том стихов "Юность грядущего дня" с дарственной надписью, размашисто написанной на смазливой чернобровой физиономии автора и с недюжинной силой запустила им в сторону, при этом чуть не попав в голову сына Степана. - Так вот... хотела, именно хотела, чтобы ребенок, зачатый от него, сохранился. Чтобы не был похож на моего золотушного Вовку, умершего от недогляда... Врать не стану, когда он умер, я вздохнула с облегчением, не любила я сына... А тут верила - рожу красавца-богатыря. Но... без любви не может быть хороших детей. Вот..., указала она пухлым пальцем на свое произведение, - тому наглядный пример. Отец - красавец, мать тоже была не из последних, а сам... смазливенький, да и только. И моральный урод, впридачу. Плюс на плюс получился минус.
      - Значит, вы мстили Нарышкину? - уточнил Дьяконов. - За то, что он отверг вашу любовь?
      - Пусть так, - махнула рукой Бермудская. - Дурак он был, этот Нарышкин, хоть и талант. Мы бы с ним горы своротили, мы бы прогремели на весь мир, я была бы его менеджером, продюсером, толкачом. Его талант, мои связи и пробивные способности. Нас бы с ним так не кинули... Мы бы давно жили на Западе и жили бы в виллах, а катались на "Роллс-Ройсах". А как бы я его любила, нежила, лелеяла... Ничего-то он не понял...
      - Но он был женат, он любил другую женщину, она ждала от него ребенка, - сжав кулаки и приподнявшись на кресле, сказала Рита. Лицо её багрово покраснело, сердце стучало, словно маятник.
      - Ну и что? Подумаешь..., - отмахнулась от неё Бермудская, каким-то мутным взором окинув бывшую невестку. - Велика потеря... Так и остался ваш со Степкой папаша сельским учителем, а потом и вовсе пропал... Плохо мне что-то, опять ты, Степка, перебачил с порошочками. Налей-ка мне коньяка, только больше не подсыпай ничего. Пока..., - многозначительно поглядела она на сына.
      - Так что, - насторожилась Рита. - Значит, то, что говорят о пожаре, правда? Это ваших рук дело? Ваша месть?
      - Моих, все моих рук дело. И отец твой, и мать твоя, все я, я, я!!! вскочила с места Бермудская и хрипло захохотала. - Потому что со мной так не надо! Со мной не надо шутить! Я этого не люблю! Шутить дозволено только мне! И пренебрегать мной тоже небезопасно. Со мной полезнее дружить, вот Витенька Удищев дружил со мной и не пожалел об этом. Он лично, своими руками отравил твою мать после того, как Валентин позвонил мне и наговорил гадостей про только что умершего Егора Степановича. Не хрена было ему звонить мне, не буди лихо, покуда тихо, воистину так. А потом не хрена было ему в своих рассказиках писать про меня и Егора Степановича. Был бы жив, и дожил бы до всемирной славы! И тогда, глядишь, и судьба бы не свела вас, сестричка и братик, женушка и муженек... Так что, со мной шутить опасно, улыбнулась прокуренными зубами Бермудская и обвела мутным взором присутствующих.
      - Грозите? - уточнил Дьяконов.
      - Ага, грожу, Игорь Николаевич, точно так. Но я в отличие от других свои угрозы привожу в исполнение. Обычно-то я не грожу, это только вам, из личной, так сказать, симпатии. Угроза - проявление слабости, надо просто делать и все, без всяких слов. А тут ещё порошочек действует, как же он развязывает язык, кошмар какой-то... Удружил, сыночек, да и спасибо тебе. Надо же выговориться перед смертью...
      - Умирать собрались? - спросил Игорь.
      - Конечно, - равнодушно ответила Бермудская. - Я же сказала вам, что вас ни капельки не боюсь, а вот нищеты боюсь, безвестности, убожества. Какая все это гадость... Я, правда, это только в ранней молодости испытала в родном Пружанске. Только тогда мне было шестнадцать лет, вся жизнь была впереди... А теперь все позади, и лучше не жить вообще, чем жить в нищете... Эх вы, жопы... Знали бы вы, с какими людьми я спала! Никто не узнает, все с собой унесу в могилу... С каким кайфом я жила, не то, что эта безликая толпа, стоящая в очереди то за хлебом, то на избирательном участке за бюллетенем, чтобы проголосовать за одного мерзавца вместо другого. "Помогут, прибавят, дадут..." Твари ползучие... Никто не поможет, никто не прибавит, никто не даст! Убьют, отнимут, растопчут - это точно... Каждый сам берет, только сам... - Она вытащила из пачки сигарету, смачно затянулась, потом плеснула себе ещё коньяка, залпом выпила, опять затянулась...
      Все четверо словно завороженные наблюдали за Бермудской, как за каким-то страшным пресмыкающимся, не в силах оторвать от неё взглядов, не в силах произнести хоть слово...
      - Человечество - мразь, - продолжала свои излияния Бермудская. Сколько оваций, премий я получила за свои стихи. А ведь все знали, что это говно, разве что, кроме самых тупорылых, для которых любая рифма священнодействие. А как все умели делать вид, что не знают, кто такой Егор Степанович... Такие люди вот здесь сиживали, на этих самых креслах... Народные, заслуженные, академики, генералы, поэты, лауреаты... Совесть нации... А рядом с ними палач, обычный палач, он ребра ломал людям в застенках, глаза выбивал. Он чистки проводил по всей России. Сколько он человеческих судеб порушил, счета нет... А они все хавали, мол, да, честный человек, чуть ли не жертва сталинизма... Вождь-то хотел перед смертью всех своих псов... Как Ягоду и Ежова... туда... А вместо них новых набрать, у нас быдла всякого пруд пруди... Вот и Егорке повезло, что был такой приказ. На нем и ехал двадцать два года, как на салазках с ледяной горки. А все слушали эти байки, уши развесив. Один особо одаренный режиссер в период борьбы с культом даже фильм снял, где прообразом Балясников. Честный такой, молодой генерал, который борется с монстрами типа Лаврентия Павловича. Какая хуйня... Даже я покраснела на просмотре в Доме кино, такая стыдобища... Так вот... А вы..., - с горечью махнула она рукой.
      - Ну и к чему же вы пришли, Ольга Александровна? - спросил Игорь. Ведь вся ваша жизнь - комок грязи. И остались вы у разбитого корыта. Ни близких людей, ни памяти у потомков, одна бравада, да и то жалкая... Ложились в постель каждую ночь с кровавым палачом, брезговали им, но занимались любовью, писали ваши вирши, не получая никакого удовлетворения? Лично мне вас просто жалко...
      - Пожалей себя! - вдруг вскочила с места Бермудская и снова хрипло расхохоталась. - Не вышло ничего, и ладно, такова судьба! А ведь если бы не эти жалкие людишки, - она указала на Степана и Федора, - все могло бы быть совершенно иначе. А теперь мне не на что рассчитывать, не хочу суетиться, сдавать, продавать, выкручиваться, клянчить... Опротивело! Все опротивело!
      Она толкнула ногой кресло, вышла из-за стола и начала быстро ходить по комнате, глядя куда-то перед собой и о чем-то напряженно думая.
      - Она опять что-то задумала, - шепнула Игорю Рита.
      - Не боись, Нарышкина! Будешь жить! Получишь ты свои денежки, обдерут тебя, конечно, западные крючкотворы, как липку, но кое-что ты получишь! И мой тебе совет - не будь фефелой! Пользуйся жизнью, пока молода! И ещё одно, просто просьба, помоги своему ничтожному братику из элементарного чувства сострадания! Ему много не надо, выпить, закусить, покурить, подухариться, нелепый он... А теперь все, - тяжело вздохнула она, остановилась перед сидящим на кресле Федором и обвела присутствующих мрачным взглядом. - Теперь, любители острых ощущений, взгляните, какова она - гримаса жизни!
      С этими словами она резким движением сдернула с Федора одной рукой шапочку, а другой вязаный шарф. Он не успел среагировать, дернулся в сторону, и очки тоже упали на пол. Ужасное лицо, без бровей и губ с огромными голубыми глазами предстало перед присутствующими.
      - Тварь! Тварь! - вскочил Федор. - Убью!!! Убью!!!
      - Не убьешь, руки коротки! - закричала Бермудская и с не свойственной её возрасту проворностью бросилась к балконной двери. Резко открыла ее... Никто не успел удержать её.
      - Я вас и с того света достану! - крикнула Ольга Александровна и нырнула в ночную тьму с шестого этажа...
      10.
      ... Прогревать машину Игорь не стал - времени не было. В его планы отвечать за смерть Бермудской не входило. И при всем воображении такого эксцентричного исхода дела он никак не мог предполагать. На заднем сидении сидели ошарашенные произошедшим Бауэр, снова надевший свой камуфляж и Рита. Степан остался дома, ему было поручено позвонить через некоторое время в милицию и сообщить о самоубийстве матери. А в том, что она была мертва, сын успел удостовериться. Ольга Александровна лежала во дворе сталинского дома на спине с широко открытыми глазами без признаков жизни. Из раскрытого рта текла струйка крови...
      ... Да, такой развязки Дьяконов никак уж не ожидал. Слишком уж любила жизнь покойная Ольга Александровна. Когда они, озираясь, вышли из подъезда, у него яростно колотилось сердце. "Скорее, скорее отсюда, из этого гадючника!" - думал он, спеша к машине. Теперь он и впрямь пожалел, что ввязался в эту историю, слишком уж омерзительная бездна предстала перед ним...
      Никого во дворе не было, поскольку шел уже первый час ночи. Они быстро сели в машину, и Игорь рванул её с места. Выехал со двора и помчался по Кутузовскому проспекту в сторону от центра. Выехал на левую полосу и продолжал набирал скорость. Час был поздний, поначалу машин на Кутузовском проспекте было довольно мало... Светофоров на пути тоже не было, и он развивал и развивал скорость, как будто эта скорость очищала его от запаха той зловонной ямы, в которой он очутился. Он вообще любил быструю езду, медленно ездить не умел, а тут ночь, известные обстоятельства, хотелось скорее, скорее... Он находился в неком возбужденном состоянии, толком и не зная, куда он, собственно говоря, едет, видимо, мчался к себе в Очаково через кольцевую дорогу, забыв о своих пассажирах. Хотя гораздо логичнее было ехать в обратном направлении, отвезти Риту домой на Комсомольский проспект, а уж потом ехать домой. Факт, однако, что поехал именно так... И сидящие сзади, находящиеся под впечатлением от случившегося, ничего ему не говорили... Они мчались вперед, скорость нарастала...
      Но вот, уже на Можайском шоссе, какая-то "Волга", медленно плетущаяся по левой полосе, стала мешать ему, Игорь посигналил фарами - тот не отреагировал, тогда Игорь слегка нажал на педаль тормоза и... страшный смысл, сказанных Бермудской слов, дошел до него... Педаль провалилась... Тормозные шланги были перерезаны... А его скорость была уже более ста километров в час...
      ... Только проявив чудеса реакции, Игорь не врезался в "Волгу", перестроился во второй ряд и стал лихорадочно соображать, что ему в такой ситуации нужно делать... А ситуация изумительная - полное отсутствие тормозов, высокая скорость и скользкая зимняя дорога... И машин откуда ни возьмись, все больше и больше... В каждом ряду по машине, а то и по две...
      "Старушка, несчастная умирающая старушка Ева Фабиановна", моментально сообразил Дьяконов. - "Это же был сигнал, знак... Она меня давно раскусила, и дала кому-то поручение. А я-то... дал ей трубку, идиот..."
      - Что-то случилось? - испуганно спросила Рита.
      - Да, - ответил Игорь. - случилось. Ваша бывшая покойная свекровь умудрилась, не выходя из дома, перерезать тормозные шланги. Мы едем без тормозов. Так... ремней безопасности сзади у меня нет, сядьте на пол, оба, сгруппируйтесь, а я попробую что-нибудь сделать... И машин, как назло полно в такой поздний час... Хорошо ещё до Рябиновой улицы нет ни одного светофора... Слава Богу, что мы не поехали в противоположную сторону, например, на Новый Арбат или по Дорогомиловской улице к набережной. Так... Бауэр, вытащите у меня из кармана мобильный телефон и наберите номер, который я вам скажу. - Бауэр взял телефон. Набрал названный Игорем по памяти номер. Это был номер центральной ГАИ. Сколько раз по нему звонил капитан Дьяконов, когда надо было задерживать удирающего на машине преступника.
      - Центральная ГАИ, - ответил голос в трубке.
      - Повторяйте за мной, - сказал Игорь, сжимая баранку автомобиля и лавируя между машинами, которых по закону подлости становилось все больше и больше. По правой стороне он ехать боялся, поскольку там могло возникнуть неожиданное препятствие. И поэтому он снова выехал на левую полосу и потихоньку сбавлял газ. Но сделать это было трудно, поскольку перед Рябиновой улицей был довольно ощутимый уклон вниз. - Повторяйте за мной. По Можайскому шоссе в сторону Рябиновой улицы движется машина ВАЗ-2109 стального цвета. Машина без тормозов. Просьбе сотрудников ГАИ освободить левую полосу и любыми способами содействовать остановке автомашины. Говорит бывший следователь МВД капитан Дьяконов.
      Бауэр повторил слово в слово все, сказанное Игорем.
      - Там все поняли и приняли, - сказал Федор.
      - А теперь сгруппируйтесь, сожмитесь и сядьте на пол, - скомандовал Игорь.
      Он включил аварийку, правую руку не отрывал от звукового сигнала некоторые машины, едущие рядом, боязливо ушли вправо... И тем не менее, они пару раз были на волосок от столкновения, далеко не все любители быстрой езды желали вникать в суть происходящего. Вот одна шустрая иномарка не захотела уступить их машине левую полосу, а именно в тот момент по второй полосе летел на "восьмерке" другой лихач. Обоим не было дела до звукового сигнала и аварийных огней "девятки" Игоря... Пришлось снова газануть и резко уйти в свободный третий ряд... Столкновения избежали, но скорость опять выросла... А уже близился светофор на пересечении с Рябиновой улицей... И откуда взялось столько машин в такое время? Нет, если они подъедут туда к красному свету, там не удастся избежать столкновения, а на такой скорости это... Игорь ушел вправо и, убрав ногу с педали акселератора, стал сбавлять скорость. Он видел, что на светофоре горит красный свет, значит надо подгадать так, чтобы доехать до него тогда, когда зажжется зеленый... Но именно когда он стал огибать стоящий у обочины огромный бульдозер, по соседнему ряду на приличной скорости мчался многотонный КАМАЗ...
      - На кой черт эти КАМАЗы по ночам гоняют? - ругнулся Игорь, делая перед КАМАЗом отчаянный нырок влево...
      Вот она, Рябиновая улица, пересекающая Можайское шоссе, вот он светофор. А как только они проедут светофор, начнется подъем, машина неизбежно потеряет скорость, и он бы тогда дернул ручник... Или включил бы сразу низшую передачу... Или прямо на ходу выключил бы зажигание... Дороги зимние, скользкие, легко перевернуться, но другого выхода нет, лобовой удар куда опаснее... Игорь был уже давно за рулем, но ничего подобного у него никогда не было, он лихорадочно вспоминал, что советовали делать в такой ситуации бывалые водители... Ничего, ничего, главное - гасить скорость, главное - удачно проехать этот светофор на спуске.
      Но по закону подлости никак не зажигался зеленый цвет... Ведь, обходя стоящий бульдозер, он опять увеличил скорость и подъехал к светофору быстрее, чем планировал. Перпендикулярно шоссе справа продолжали ехать машины. Делать было нечего - он выехал на левую полосу и помчался на красный свет. Нырнул вправо, перерезав дорогу поворачивающему на шоссе "жигуленку", затем снова ушел влево, умудрился не столкнуться с ехавшей прямо "Нивой" и проехал-таки светофор. Сразу стал двигаться вправо к обочине, убрав ногу с педали акселератора и снова сильно надавив на звуковой сигнал.
      Холодный пот выступил на висках, сердце яростно стучало. Вздох облегчения раздался из его груди, и тут же пришло чувство лютой досады и раздражения. "Эх, Бермудская, Бермудская... Оставила ты по себе память, не соврала. А ведь предупреждала, зараза... Из личной симпатии к нему угрожала, а, значит, предупреждала... Почему я не удосужился хоть один раз нажать на тормоз? И как это по закону подлости не пришлось ни разу тормозить пока ехали по двору на малой скорости?! Хоть бы какое препятствие тогда, человек, машина, собака, кошка... Никого, никого... Без этой проклятой педали тормоза до самого Кутузовского, а там... Ночь...Скоростная трасса... И поначалу никаких машин, а потом... откуда они все на нашу голову взялись, словно договорились между собой? Идиотизм, чистый идиотизм и разгильдяйство! В машине же люди! Ну, Ольга Александровна!"
      Все эти мысли промелькнули в его голове буквально в несколько секунд, но ослаблять внимание нельзя было на секунду. И вздох облегчения раздался слишком рано. Игорь в своей досаде не заметил какую-то женщину, перебегавшую дорогу, видимо, увидевшую последний автобус на противоположной стороне Можайского шоссе. Она уже пробежала метров десять от обочины. Игорь машинально нажал на педаль тормоза и испытал истинное отчаяние... Едва не сбив заметавшуюся перепуганную женщину, в последний момент резким поворотом руля, увел машину вправо, при этом, естественно, газанув и снова увеличив уже уменьшившуюся было скорость. И тут "девятку" завертело волчком на скользкой обледенелой дороге.