СЕРГЕЙ РОКОТОВ
      Нечто под маской
      Повесть
      1.
      ... Все вокруг гудит и трещит... Страшный, чудовищный жар... Языки пламени уже лижут ей лицо. Огонь... Огонь... Огонь... Справа, слева, сверху, снизу... Нечем дышать... И больно, ужасно больно... Неужели она погибнет такой ужасной смертью? Почему? За что? Этого не может быть!!! Как страшно! Как жарко и как страшно! На ней горит одежда, на ней горит кожа! На ней горят волосы! Трещат деревянные балки, вот-вот готовые рухнуть вниз! Веселится, празднует свою страшную победу всемогущий огонь!!!
      Но почему, почему никто не спасает ее? Почему никто не спешит к ней на помощь? Неужели её жизнь никому не нужна? Она же так молода, она ещё ребенок! Но сколько ей лет? Сколько же ей лет? Она никак не может вспомнить... Но зачем это нужно вспоминать сейчас, в такую страшную минуту? Какая разница? Ведь ей нечем дышать, она сейчас умрет жуткой смертью...
      - Помогите!!! Помогите!!! - кричит она, и с ужасом понимает, что губы её шевелятся беззвучно, она не в состоянии произнести ни слова вслух... По-мо-ги-те!!! - тщетно пытается она произнести хоть слово, тщетно пытается она сделать хоть шаг по направлению к двери... Ни шага, ни звука... Только нарастающий жар и зловещий треск горящего дерева... И ужас, всепоглощающий ужас!!!
      Как страшно, как жарко, как все это чудовищно несправедливо!!! Она же ещё так молода!!!
      Но, однако, сколько же ей, все-таки, лет? Почему она так мучительно пытается это вспомнить, и почему она не может вспомнить такую простую вещь? Но надо же перед смертью знать, сколько ей лет... А она не может вспомнить... Ей больно, ей душно, ей страшно...
      - Аааа!!! - душераздирающий крик наконец извергся из её уст, и она присела на кровати в холодном поту...
      "Боже мой, боже мой, боже мой, как страшно...", - шумело, шелестело в мозгу... Было ещё совсем темно. Она сидела на кровати. Спутанные волосы прилипли ко лбу... Она сильно сдавила руками виски, попыталась прийти в себя. Но в голове продолжало шуметь и шелестеть... И никуда она не могла спрятаться от этого чувства всепоглощающего ужаса, который поглотил её всю...
      "Это сон", - успокаивала она себя. - "Ведь это всего лишь сон... Я здесь, в теплой комнате, на своей постели... Скоро я встану, пойду пить кофе... И все будет хорошо..."
      "А что именно будет хорошо?", - словно кто-то со стороны спросил её. - "Ты же совершенно одна, у тебя никого нет!!! Скоро Новый год, наступление нового века, нового тысячелетия, у всех праздник. А у тебя? Ты будешь встречать Новый Год одна, совершенно одна, в этой пустой квартире! Никто не пригласит в гости, и самой приглашать практически некого..."
      "Ну и ладно, и ладно", - отвечала она сама себе. - "Некого и некого. И никто ей не нужен... Никто... Лучше одной, чем с такими людьми..."
      Рита вскочила с кровати и подошла к окну. Приоткрыла занавеску... Пустой Комсомольский проспект, заснеженная дорога... Редкие машины, редкие пешеходы... Очень рано, практически ещё ночь...
      Вид пустынной ночной Москвы, как ни странно, несколько успокоил её. Ей стало легче на душе. За окном обычная московская зимняя ночь... Все тихо и мирно. И главное - ничего не горит, не трещит, не обрушиваются с потолка балки... Все будет хорошо, все будет хорошо... А сколько ей лет, она прекрасно помнит, ей в январе исполнится тридцать один год. Она ещё так молода...
      Рита поглядела на часы - ой, только половина пятого, такая рань, нет, надо ложиться спать... И все же в комнате довольно прохладно... Нет, под одеяло, немедленно под одеяло...
      ... Она нырнула под одеяло, но заснуть долго не могла. Ушел страшный сон, на смену ему пришла мучительная бессонница... Да и приснившийся сон не покидал ее... Ведь этот кошмар не может покинуть её никогда... Это постоянно повторяющийся сон... Потому что это БЫЛО... БЫЛО на самом деле, только давно, очень давно... Пожар, огонь, языки пламени, и руки, сильные мужские руки, вынесшие её из огня... Вынесшие из огня и вытолкнувшие из горящего дома... А затем... треск, грохот, обрушившаяся балка, исчезающий на её глазах в языках пламени дом... Их дом... И крик, жуткий крик того человека, который спас ей жизнь... А что было дальше, она не помнит, от пережитого ужаса она потеряла сознание и очнулась только в больнице...
      ... Доброе морщинистое лицо бабушки... Слезы, текущие по бледным щекам...
      - Риточка, Риточка, как хорошо, что ты жива, внученька моя, - шепчет бабушка, всхлипывая и гладит её своей шершавой рукой по лицу.
      - А папа? Что с папой? - спрашивает Рита.
      Бабушка отворачивает лицо и плачет... И одиннадцатилетняя Рита понимает все. Папы больше нет. Он остался там, в этом жутком пламени.
      ... Мама Риты умерла от инфаркта, когда ей было шесть лет. И, тем не менее, она её хорошо помнит, помнит до сих пор.
      ... Маленькая деревянная дачка, построенная отцом на полученный им первый и единственный раз в жизни приличный гонорар за перевод большого романа с английского языка. Они прожили в ней более пяти лет...
      Прошло почти двадцать лет с того страшного летнего дня... Но сон преследует её до сих пор... Как же избавиться от этого навязчивого кошмара?
      Но не только сон тревожит её. Что-то еще, что-то непонятное, неуловимое. Почему-то в последнее время чувство тревоги стало нарастать. Рите стало казаться, что кто-то преследует её. На многолюдной улице, в толпе она вдруг ощутила на себе некий пристальный взгляд. Это ощущение стало повторяться. Один раз она вздрогнула и обернулась. Какая-то голова в черной спортивной шапочке, больших круглых затемненных очках и прикрывающим лицо темным шарфом нырнула куда-то вниз, в толпу. Но эта черная шапочка осталась у Риты в памяти, и когда она вспоминала эту шапочку, это резкое движение в сторону, ей почему-то становилось страшно и тревожно. Глупости, уверяла она сама себя, все это глупости, это нервно-возбужденное состояние тому виной, это одиночество тому виной, жуткое одиночество, её полная ненужность ни одному человеку на этой огромной неуютной злой Земле. После аборта, сделанного в двадцатичетырехлетнем возрасте, Рита уже не могла иметь детей. Да и не от кого было их иметь. С мужем, Степаном Балясниковым она развелась четыре года назад. Муж, тридцатилетний весельчак и бонвиван, проживал на Кутузовском проспекте в огромной пятикомнатной квартире со своей матерью, довольно известной поэтессой Ольгой Александровной Бермудской. В свое время молоденькая Ольга вышла замуж за генерала МГБ Балясникова, который был её старше лет на двадцать пять. Степан был поздним ребенком, балованным до какого-то дикого кошмара. Степан воспитывался даже не матерью, а всяческими няньками, домработницами, горничными, делая абсолютно все, что хотел. Семья жила сыто - генерал занимал при Сталине в органах высокие посты, имел кроме пятикомнатной квартиры дачу в Барвихе и черный "Мерседес". В пятидесятые годы его хотели было привлечь к ответственности за репрессии, но он сумел вывернуться. Генерал умер в семьдесят пятом году, умер скоропостижно, словно праведник, окруженный близкими, слугами, богемой, которую собирала у себя поэтесса Бермудская. Степе было тогда пять с половиной лет. Он почти не помнил отца. Лишь огромная фотография напоминала о нем со стены. Роговые очки, пронзительный взгляд, плотно сжатые губы... Впоследствии Рита прочитала о деятельности покойного свекра в мемуарах бывшего сослуживца генерала некоего Белицкого, эмигрировавшего на Запад - руки покойного были по локоть в крови. Но в семье был и оставался культ этого человека. "Егор Степанович, Егор Степанович", - произносилось с гораздо большим почтением, нежели Господь Бог. Его даже умудрились представить в качестве потенциальной жертвы кровавого вождя. И впрямь, в марте пятьдесят третьего, словно нарочно готовя ему литер на будущее, был подготовлен приказ об аресте Балясникова, чем он козырял вплоть до самой своей смерти. И богема, собиравшаяся в доме у генерала и его жены, делала вид, что верила в его порядочность.
      Активная Бермудская приказ об аресте Балясникова сумела использовать на все сто процентов. Она звонила всем, как её отважный и принципиальный супруг боролся с произволом и репрессиями, она в шестидесятых годах надрывала глотку с трибун, гневно обличая культ личности, словно забыв о том, как стала в девятнадцать лет членом Союза писателей, опубликовав книги "Великий кормчий" и "Под знаменем вождя", что пионеры цитировали её стихотворение "Горный орел Берия".
      В шестидесятых годах появилась пухлая книга "Свежий ветер перемен", за которую она была удостоена Государственной премии. Гонорары Бермудской стали внушительными, и семья продолжала процветать так же, как и при великом вожде, так и не успевшем расстрелять Балясникова.
      Не везло только с детьми. Первый сын у супружеской четы появился в пятьдесят седьмом, но умер в трехлетнем возрасте. Затем два выкидыша. И только в шестьдесят девятом году появился на свет Степан. Егору Степановичу в то время было уже шестьдесят лет...
      Мамаша позволяла сыну абсолютно все. Он был совершенно вне всякой критики. В детстве она им совсем не занималась, разъезжая по заграницам, председательствуя в различных президиумах, пробивая себе внушительные гонорары. После смерти мужа материальное положение семьи мало ухудшилось. Как жили, так и продолжали жить. А Ольге Александровне было всего-то сорок один год. Вся жизнь была впереди...
      Когда Степан обратился к ней с просьбой дать материнское благословение на брак с Ритой, она с ног до головы оглядела смущенную невестку и буркнула: "Тебе жить, хочешь жениться - женись. Жить будете здесь. Места хватит! И отстань - я пошла работать. Пишу мемуары - сейчас это модно!" Подмигнула Рите своим черным глазом и исчезла за дверью роскошного кабинета...
      Как ни странно, но они прожили со Степаном более пяти лет. Правда, с перерывами, порой довольно значительными. Через два года после их женитьбы умерла бабушка Риты, и её двухкомнатная квартира досталась ей. Рите теперь было где жить, и порой она подолгу жила у себя. Степан оказался мужем совершенно негодным, он оставался избалованным ребенком, не умеющим ни работать, ни принимать решений. Он бросал институт за институтом и в конечном итоге получил какое-то образование, которое в нынешних условиях уже никакого значения не имело. А к девяносто пятому году - последнему году их семейной жизни, благосостояние семьи Балясниковых-Бермудских пошло на убыль. Ольга Александровна делала героические усилия, чтобы оставаться на плаву, но она была уже не в силах остановить естественный процесс. Произошло самое страшное для неё - её перестали печатать. А в некой мерзейшей газетенке напечатали статью о книгах "титанов", изданных стотысячными тиражами, которые никто не покупал. В списке нераскупаемых был и сборник Бермудской "В ногу со временем". По сведениям газетенки, кроме ста экземпляров, купленных автором, больше не была куплена ни одна книга. На свою беду газетка попалась на глаза Рите, и Бермудская увидела её у невестки в руках, когда вошла на кухню пит кофе со сливками. Поэтесса достойно выдержала удар, окинув смущенную Риту загадочным взглядом.
      Рита знала, что на полученный гонорар за "Ноги времени", как сама автор называла свой сборник, Бермудская шикарно отремонтировала дачу в Барвихе и приобрела "девятку". Балясниковский "Мерседес" стало сложно содержать, и его продали.
      А вот к середине девяностых содержать квартиру, дачу, машину и бестолкового Степана стало проблематичным. Сама Рита к тому времени закончила журфак МГУ и работала в редакции научно-популярного журнала. До этого она успела получить диплом медсестры. Зарплата в редакции к середине девяностых годов тоже была более, чем скромной. Существование Степана стало жалким и бессмысленным. Привыкший с детства к вазочкам с черной икрой и дорогими шоколадными конфетами, к лучшим отечественным курортам и Домам творчества, постоянным застольям и знатным гостям, к машине с шофером, к неге и вседозволенности, к двадцати шести годам он оказался никем и ничем. При нем остались только смазливая внешность и очаровательная наглость, которая, впрочем, не подкрепленная материально, тоже выглядела довольно ничтожно.
      Он постоянно пил, несколько раз Рита буквально снимала его с проституток. Свекровь не вмешивалась, только отмахивалась - ваши, мол, дела... Не до вас, мол... Рита уезжала к себе, потом туда приползал Степан, просил вернуться, клялся, что такое не повторится. Она возвращалось, и все повторялось в худшем виде... В девяносто пятом году они развелись. Спокойно, буднично, как будто бы и не было пяти с лишним лет семейной жизни...
      ... Одна... Совершенно одна... Подруги? Что им до нее? Что ей до них? Дальние родственники? Они, действительно, очень дальние...
      ... Нет, надо спать, через несколько часов рабочий день, надо обязательно заснуть... Рано утром на работу. Рита уже год, как ушла из редакции и работала медсестрой в частной клинике недалеко от дома... И рядом, и платили гораздо больше...
      ...Рита свернулась под одеялом и вскоре заснула. Теперь ей снился хороший сон - на неё глядели веселые глаза отца, улыбались его белые зубы. "Как ты там, Ритка?" - спрашивал он. - "Нормально, пап!" - отвечала она. "Да приезжай, скоро сам все узнаешь, а то мне не с кем поговорить, так скучно..." - "Скоро буду", - отвечал отец и исчезал во тьме... А Рита порывалась бежать за ним, но не знала, в какую сторону ей бежать. Кругом была кромешная тьма. И не могла двинуться с места...
      ... Тишину разрезал телефонный звонок. Рита вскочила, словно ужаленная. "Что? Кто?" Она бросилась к телефону, трезвонившему на тумбочке".
      - Алло! - заспанным голосом произнесла Рита.
      - Мне нужно поговорить с вами, - произнес мужской бас на том конце провода.
      Почему-то от этого голоса мурашки пробежали по коже Риты. Голос был какой-то металлический, словно раздавался из колодца... Она поежилась, переступая босыми ногами по ковровому покрытию.
      - Говорите, - сказала она тихо.
      - Над вами серьезная опасность, Маргарита. Это не телефонный разговор. Мне нужно прийти к вам и поговорить.
      - Но кто вы?
      - Я не могу этого сказать. Я скоро приду. Откройте мне.
      - Но почему я вам должна верить?
      - Потому что у вас нет другого выхода. Я вам повторяю, ваша жизнь подвергается опасности. И я хочу спасти вас. Все. Больше говорить не могу. Через некоторое время я буду у вас.
      Трубку положили. Рита продолжала стоять, держа в руках трубку, издающую частые гудки...
      Ей было страшно, она вся оцепенела от страха. Оказывается, её жизнь подвергается опасности... Но кому же может понадобиться её жизнь? Кому она может мешать? Она, одинокая женщина, не очень молодая, без денег... И какой-то странный, неприятный голос был в трубке... Что-то металлическое, что-то неестественное, как будто голос из преисподней... Ей почему-то припомнились черная шапочка и круглые очки, нырнувшие в толпу, когда она обернулась от пристального взгляда...
      Рита даже не знала, к кому ей обратиться за помощью. В общем-то, у неё никого не было. К двоюродному дяде? Но он же ей совершенно чужой человек, у него своя жизнь... Она-то его и в лицо плохо помнит. С его детьми, своими троюродными братьями и сестрами она практически не знакома... К директору клиники, в которой работает? Крупный, сангвинического типа человек с черными волосами с проседью... Хороший человек, но неудобно к нему обращаться. У неё хорошая работа, зачем ей показывать начальству, что у неё что-то неблагополучно? Это в настоящее время не приветствуется. Все должно быть о,кей - это правило нынешней жизни.
      Вдруг перед её глазами встало лицо бывшего мужа Степана, черноволосого, усатого, вечно балагурящего. Ей захотелось, чтобы он сейчас оказался здесь. Все-таки, они прожили с ним более пяти лет. Все-таки, он был близким для неё человеком... Нет, он же подлец, и ничтожество, человек, на которого ни в коем случае нельзя положиться... А, между прочим, он в последнее время стал довольно активно давать знать о своем существовании, звонил, предлагал встретиться. Один раз он был весел и оживлен, заявил, что товарищ пригласил его работать в фирму, где он будет получать пятьсот долларов в месяц, а уже через две недели позвонил мрачный, едва не плачущий и сообщил, что его товарищ оказался сволочью и взял на это место другого человека. Самому же ему ужасно плохо, и он хочет приехать к ней. Рита категорически заявила, что встречаться с ним она никакого желания не испытывает и положила трубку. Степан позвонил через десять минут и объявил, что сейчас напьется напоследок и покончит с собой. "Обратись к своей матушке", - посоветовала Рита. - "Она такая крутая женщина." - "Какая там крутая?" - фыркнул Степан. - "Ничего от крутости не осталось. Денег нет, книг её никто не печатает, прежние блюдолизы попрекают её всем, чем только можно - и её мужем, и её книгами, и гонорарами. Матушка держится, но ей тоже очень плохо." - "А ты считаешь, что её стихи надо печатать?" спросила напрямик Рита. - "Ты же начитанный человек и знаешь цену настоящей литературе", - "Да ничего я не считаю!" - истерически крикнул Степан. "Просто мне плохо, понимаешь ты, плохо! Никого у меня нет! С матерью невозможно разговаривать, она рычит, как лютый зверь. Я просто хотел приехать к тебе, посидеть, поговорить... Тебе ведь, наверняка, тоже очень одиноко, Риточка..." От этих слов сердце Риты слегка дрогнуло, но тут же ей припомнилась голая женская задница, юркнувшая в ванную, когда она неожиданно нагрянула домой и сама открыла ключом дверь.
      "Мне нисколько не одиноко", - ответила Рита. - "Мне очень хорошо. Мне просто замечательно без тебя. И не звони сюда больше..."
      Звонки прекратились... А теперь... Теперь началось э т о... И теперь ей хочется его видеть. Ей страшно, и она нуждается в человеческой поддержке, в любой поддержке...
      Да, Боже мой! Ведь этот странный человек заявил, что через некоторое время он будет у нее. Через какое время? Да хоть немедленно! Она же не знает, откуда он звонил, может быть из ближайшего телефона-автомата. Он же в любую минуту может сюда прийти. Который сейчас час?
      Рита, наконец, очнувшись от какого-то забытья, положила трубку, подошла к столику, поглядела на часы... Без пятнадцати восемь... За окном уже вовсю шумели машины, Москва просыпалась ото сна. Обычный, довольно теплый, снежный день... У всех свои дела... А что у нее? Что?
      Рита пошла на кухню и заварила себе кофе. Чашка горячего напитка несколько взбодрила её, и она попыталась забыть о звонке так же, как и о ночном кошмаре. Но тут... раздался звонок в дверь. Резкий, длинный... Она похолодела... Это о н...
      Некоторое время она продолжала сидеть на кухне, держа в руках пустую чашку. Она была не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой... До того ей было страшно... Страх парализовал её. Она все ждала, когда этот звонок прекратиться. Но звонок не унимался, звонил непрерывно, проникая в мозг, в душу.... "Надо звонить в милицию", - подумалось ей, но и это она боялась сделать. Как завороженная, медленно поплелась к двери.
      Ей было очень страшно, но она ещё тешила себя какими-то робкими надеждами. А когда она поглядела в глазок, ей стало куда страшнее.... Она чувствовала, что теряет сознание от парализовавшего её ужаса...
      ... Да... Именно так... Это было именно то, чего она ожидала... И это не сон, не кошмар...
      Это явь...
      ... Перед дверью стоял человек в черной спортивной шапочке... Затемненные большие очки, толстый шарф, закрывавший нижнюю половину лица...
      ... Высокий, сухощавый человек, в чем-то то ли черном, то ли сером...
      - Что вам надо? - прошептала Рита.
      - Откройте, Маргарита. Это я вам звонил. Мне надо срочно поговорить с вами. Вы не должны меня бояться...
      - Открыть? Вам? И почему я не должна вас бояться? Я именно боюсь, я вас боюсь, я очень боюсь, я сейчас позвоню в милицию. Вы преследуете меня, вы постоянно преследуете меня, я уже видела вас. В толпе. Что вам от меня надо?
      - Откройте. Я не могу говорить на лестнице.
      - Нет!!! Нет!!! Уходите! Ради Бога, уходите, я одинока, несчастна, у меня нечего брать, абсолютно нечего брать. Зачем вы меня преследуете? Я не очень молода, некрасива...
      - Это как раз не так, - тихо заметил незнакомец. - Вы очень красивы...
      - Ах вот как? - вскрикнула Рита. - Так, может быть, вы сексуальный маньяк?
      - Я-то? - с какой-то грустью произнес незнакомец. - Нет. Это не так...
      - А почему вы ходите в таком странном виде? Почему прячете свое лицо? - спросила Рита.
      - Тому есть веские причины, - глухо, из-под шарфа ответил незнакомец. - Откройте, пожалуйста, дверь...
      - Нет. Я не открою. Уходите...
      - Я могу, разумеется, уйти, но это не значит, что я не попытаюсь встретиться с вами снова.
      - То есть, вы будете продолжать преследовать меня? То есть, я даже не могу выйти из дома? Так?
      - Нет, не так...
      Разговор был прерван тем, что открылась дверь напротив, и пожилая соседка Юлия Павловна появилась на лестничной клетке.
      - Что тут происходит? - нахмурилась бойкая женщина. - Вам кого?
      - Я пришел к Маргарите Валентиновне.
      - Но, я вижу, она не хочет вам открывать. Да и облик ваш что-то подозрителен... Шапочка, очки, шарф...
      Незнакомец в раздражении резко повернулся, соседка же при этом сделала резкий скачок в свою квартиру, захлопнула дверь и закричала оттуда:
      - Я звоню в милицию, Риточка! Я немедленно звоню в милицию!
      - Не надо! - крикнул незнакомец. - Я ухожу, ухожу...
      Он нажал кнопку лифта и, когда двери открылись, исчез за ними. Лифт поехал вниз. Рита вышла на лестницу, подошла к двери соседки и нажала кнопку звонка.
      - Не надо звонить в милицию, - неожиданно для себя самой произнесла она, когда дверь стала потихоньку открываться. - Это мой знакомый.
      - А что же вы ему в таком случае не открыли? - вполне резонно спросила ехидным голосом въедливая соседка, глядя на Риту через цепочку.
      - Я... Я... просто не узнала его.
      - Да, узнать его и впрямь мудрено, - покачала головой Юлия Павловна. - В весьма странном виде ходит ваш знакомый. Как будто прячет свое лицо... От кого бы это?
      - Ладно, - не желая продолжать разговор, махнула рукой Рита. Парализующий её страх сменился каким-то все нарастающим чувством тревоги. Короче, если будет надо, я сама позвоню в милицию. А вы не делайте этого. Ничего ведь не произошло.
      - Когда произойдет - поздно будет, - фыркнула соседка. - Призывают всех к бдительности, дежурства в подъездах устраивают, и правильно - вон дела какие творятся... Дома взрываются один за одним, ходят по Москве черт знает кто, а вы...
      Она досадливо махнула рукой и захлопнула перед носом у Риты дверь.
      Рита медленно пошла к своей двери. Происходящее казалось ей все более и более странным. Она ровным счетом ничего не понимала. Однако, что делать дальше? Ведь этот человек не оставит её в покое...
      Но надо было собираться на работу. Рита нехотя позавтракала, как смогла, привела себя в порядок и стала одеваться.
      "Чего мне бояться?" - вдруг подумала она. - "Что мне терять? Пусть будет, что будет! Убьют, так убьют, некому будет жалеть. Не сидеть же здесь, хорониться от мира за дверью?"
      Рита надела сапоги и дубленку и отважно зашагала на работу...
      ... А незнакомец в шапочке, очках и шарфе в жутком раздражении от того, что ему помешали сделать то, что он хотел, шагал в противоположном направлении, сам не осознавая, что за ним пристально следят чьи-то глаза...
      - Стой! - раздался вдруг откуда-то сбоку резкий голос. Он вздрогнул и остановился.
      На обочине дороги стояли светлые "Жигули". Окна в машине были тонированы. Одно стекло было опущено, и оттуда сквозь очки на него глядели незнакомые глаза, глядели злобно, напряженно.
      - Вам не кажется, что вы делаете что-то не то? - произнесли тонкие губы.
      - Кто вы? - спросил он, делая шаг по направлению к машине.
      - Какая разница, кто я? - усмехнулись тонкие губы. - Самое главное кто вы? И что делаете вы? А делаете вы, я полагаю, совсем не то, что нужно.
      - Пошел ты, - огрызнулся человек в черной шапочке и хотел было идти своей дорогой, но тут приоткрылась задняя дверца автомобиля, и властный голос из глубины салона приказал:
      - В машину!!!
      Не подчиниться этому голосу он не смог. Он слегка вздрогнул и, почувствовав слабость в руках и ногах, безропотно полез в машину...
      2.
      ... Когда Рита вышла из клиники на морозный воздух, ей вдруг опять стало страшно. На протяжении всего рабочего дня этот страх куда-то ушел, не то, чтобы исчез совсем, но отступил, затаился. Работа, больные, хлопоты, приветливые лица сослуживцев - все это заставило на время забыть о том непонятном, странном, студенистом, что было ночью, что было утром... Рита сама не отдавала себе отчет в том, почему она как-то внутренне объединила тот постоянный сон, преследовавший её, огонь, дым, боль, и ночной звонок, утренний визит, черную шапочку и круглые очки, нырнувшие в толпу, высокую фигуру в глазке перед её дверью. И, тем не менее, это было так... Все это вместе образовывало то состояние ужаса перед непонятным, перед таинственным, что характерно, в общем-то каждому человеку...
      ... Было уже темно, ей надо было пройти пешком минут пятнадцать. Можно было идти по улицам, можно было сокращать путь дворами, что она обычно и делала. Но на сей раз она выбрала длинный путь. Старалась идти медленнее, увереннее, словно этой уверенной походкой, твердой поступью можно было отогнать неясные видения и кошмары. Шел восьмой час вечера, люди спешили домой с работы, делали покупки, Москва жила своей обычной суетливой жизнью. В витринах магазинов уже стояли наряженные елочки, висели разноцветные гирлянды. До Нового Года оставалось ещё около месяца, но настроение у людей уже было совершенно особенное, предновогоднее, ни с чем не сравнимое. У всех. Даже, как ни странно, и у нее...
      Настроение сразу резко изменилось, как только она в толпе увидела нечто, похожее на утреннюю черную шапочку. И тут она поняла, что она никак не может слиться с веселой оживленной толпой, что никак не может настроиться на обычный мирный лад. Утренние миражи снова взяли верх над реальностью. Ей не захотелось ничего, ни покупок, ни праздника, ей захотелось домой, за металлическую дверь, за крепкие засовы... Но, с другой стороны - здесь люди, там полное одиночество... От этих мыслей у Риты вдруг закружилась голова, по спине поползли мурашки... Куда ни поверни, всюду кошмар - и в толпе, и дома... Никого рядом, ни одного близкого человека, не на кого опереться... А она кому-то нужна, кто-то её преследует. Это же совершенно непонятно, нелепо... Более небогатой на приключения, обыденной жизни, как у нее, трудно найти. Ни друзей, ни врагов, ни мужа, ни детей, ни завистников, ни ревнивых жен своих знакомых... Кому она могла понадобиться? Для преследований сексуального маньяка у неё слишком заурядная внешность, неброская, небогатая одежда... Ей уже за тридцать, она невысока, худощава, ничем приметным не выделяется...
      ... Однако, Рита верит, что у неё ещё все впереди, она не отчаивается, она верит, что ещё встретит своего человека в жизни, что она сможет вылечиться от бесплодия, она знает, что это можно вылечить, просто она этим не занималась даже когда была замужем, а потом развелась со Степаном, и эта проблема вообще отступила на задний план... Она хочет жить, и не хочет умирать какой-то странной смертью, не хочет подвергаться опасности, исходящей неизвестно от кого... Но кто, однако, этот утренний загадочный гость в черной спортивной шапочке, в больших круглых очках и в шарфе, прикрывающим рот, отчего его голос становится приглушенным, искаженным? Он называет её Маргарита. Он знает её отчество. И вообще у него какая-то странная манера говорить. В голосе есть и какой-то металл, но в то же время, и некая затаенная печаль... И эти его тихо произнесенные слова: "Вы очень красивы..." Произнесенные с задумчивой грустью... Но почему он прячет свое лицо?
      И ещё какая-то неотвязная, странная мысль, неосознанная, но от того ещё более пугающая - ей порой кажется, что она знает этого человека, что она его когда-то где-то видела. И тем не менее, она совершенно уверена, что среди её знакомых такого человека нет. Может быть, он из другой, её прежней жизни? А вот эти мысли и пугали Риту особенно... Она встряхнула головой, ей хотелось вернуться от этой неясности, зыбкости на реальную землю, к витринам, гирляндам, елочкам, дедам Морозам в красных халатах, к суетящимся людям, но это никак не получалось... Что-то шелестело в мозгу, словно кинематографическая пленка проносился в памяти этот рабочий декабрьский день...
      ... Обед с сослуживицами в уютной маленькой столовой клиники. Разговоры о новогодних подарках и грядущем праздничном столе, а в связи с этим и о низкой зарплате, о повышении цен, о невозможности выкручиваться обычные для всех в наше время разговоры... Медсестра Некрасова, помнится, говорила: "Ну вот, например, у моей двоюродной сестры Галки муж уволился из органов и организовал свое частное агентство. "Пинкертон" называется... А был следователь Управления Внутренних дел, капитан... Между прочим, такой красавец, высокий, волосы русые, с проседью, настоящий супермен, Галка его ревнует чуть ли не к телеграфному столбу..." Тогда Рита сразу вспомнила своего красавца Степана и нахмурилась, разговор стал ей неприятен. А теперь, одинокой среди людей, совершенно беззащитной в этой суетящейся толпе, ей припомнились слова Некрасовой про частное агентство "Пинкертон" и работающего там бывшего следователя, мужа двоюродной сестры Некрасовой, красавца и супермена, с другой точки зрения. А что если ей обратиться именно в частное сыскное агентство? Может быть, они чем-нибудь помогут, защитят её от преследования? Хотя, наверняка, там очень дорого берут за свои услуги... Откуда она возьмет денег для своей защиты? Да, без денег будешь не только полуголодным, но и совершенно беззащитным... Они теперь решают в жизни все...
      К её страху постоянно примешивалось и чувство любопытства, обычного житейского любопытства. Ведь, впрямь, интересно, кому это она могла понадобиться? Но тут, сколько она ни ломала голову, придумать так ничего и не смогла. Так, в раздумьях она и дошла до своего дома. Поднялась на лифте к себе на четвертый этаж, стала открывать ключом дверь... И вдруг... Чья-то рука опустилась сзади ей на плечо. Рита вздрогнула, словно ужаленная, она онемела от ужаса... К т о э т о?!!!