Когда он стал поворачивать на Дмитровское шоссе, задняя машина вдруг стала подрезать его и делать знаки, чтобы Андрей остановился. Тот останавливаться не стал, добавил газу, повернул на шоссе и помчался на большой скорости. Преследователь сделал то же самое… На шоссе он больше не стал подрезать машину Андрея, просто постоянно следовал за ним довольно плотно, чтобы не упустить, но в то же время на некотором расстоянии…

Таким образом они домчались до кольцевой дороги. Не раздумывая, Андрей повернул направо. У него была хорошая машина, и он чувствовал, что отрывается, наконец, от своего преследователя. И тут случилось роковое невероятное… Машина стала глохнуть прямо на ходу… Что с ней происходило, Андрей никак не понимал, он пытался что-то сделать, но все тщетно… Такого ещё никогда не было. В полном отчаянии он сумел лишь докатиться до обочины.

Сзади на большой скорости подъехал преследователь и резко притормозил буквально в метре от машины Андрея. Андрей уже не пытался ничего сделать. Он беспомощно сидел на своем месте, положив руки на руль…

— Выходи. Пора, — раздался голос слева.

Андрей медленно вышел из машины.

Перед ним стояло четверо мужчин. Лиц их в темноте он не различал. Рядом с ними стояла темная «Хонда».

— Садись, — приказал один. — Мы довезем тебя, куда надо.

— А куда надо? — тихо спросил Андрей.

— Туда, — указал тот в неопределенную сторону, то ли на землю, то ли на небо.

Андрей безропотно полез на заднее сидение «Хонды». Он был полностью морально опустошен, сопротивляться у него не было сил.

Рядом с ним на заднем сиденье уселось двое. Двое сели спереди. Машина помчалась во тьму и неизвестность…

… Доехав до какого-то шоссе, вроде бы, Ярославского, машина свернула в сторону от Москвы. Глаз Андрею никто не завязывал, что само по себе было плохим признаком. Но он соображал туго, странное обреченное безразличие ко всему происходящему овладело им…

Примерно километров через двадцать, машина куда-то свернула. Потом какие-то проселочные неосвещенные дороги, домики, заборы, и вот… Машина остановилась…

— Вылезай, приехали, — раздался приказ с переднего сидения.

Андрей вылез из машины. Перед ним в темноте еле различался кривой заборчик, за которым темнел небольшой домик. За заборчиком лаяла собака.

Его взяли под руки и повели к этому домику. Собака лаяла и бросалась на него, но ведущие, темные мрачные личности, только пинали пса ногами, при этом не произнося ни слова. Все было словно в страшной сказке.

Один из них открыл дверь домика и впустил туда Андрея.

В доме было абсолютно темно.

— Сюда, — раздался властный голос сзади, и Андрея, слегка подтолкнув в спину, впустили в какую-то комнату справа от входа.

— Отдохни здесь, — сказал сопровождающий. — Не соскучишься, у тебя будет компания.

Дверь захлопнулась, и Андрей остался один в кромешной темноте. В комнате царил какой-то странный запах, и Андрей с ужасом понял, что запах этот трупный. Он стал оглядываться по сторонам, пытаясь найти хоть какие-то ориентиры. Наткнулся на стол, стал шарить по столу и обнаружил огарок свечи в чашке. Рядом лежали спички. Андрей чиркнул спичкой, и комнатушка озарилась мрачным причудливым светом.

В углу комнаты стояла кровать. На ней что-то лежало. Андрей взял в руки чашку со свечкой и подошел поближе…

— А-а-а!!! — завопил он отчаянным голосом, увидев то, что там лежало и отскочил в сторону.

А закричал он так потому, что лежащим на кровати предметом был труп. Лицо было открыто, невидящие глаза ввалились и чернели страшными пятнами, скулы и подбородок заострились. Труп был по горло закрыт каким-то покрывалом… Андрей, несмотря на отвращение и ужас, наклонился над трупом со свечкой в руке и стал вглядываться в его черты… И тут завопил ещё громче…

Это был не просто труп — это был труп Евгения Прокофьева… Как он ни изменился, сомнений у Андрея не было ни малейших… Это был он, Женька, друг его юности…

Похолодевший от ужаса Андрей отскочил к противоположной стене и стоял там неподвижно, продолжая держать огарок свечи в руке…

Слева от него было окно. Он непроизвольно посмотрел туда. На окне была решетка, и оттуда, с улицы, смотрели на него две пары любопытных глаз. Смотрели молча, угрюмо… Андрей присел на пол… Он чувствовал, что теряет сознание…

Темнота… Мертвящая тишина… Тошнотворный запах… И все… И больше ничего…

… Только воспоминания, одни воспоминания о том августовском вечере 1991 года…

… — Я не люблю слабых людей, господа, вернее сказать, слабых мужчин, — произнес Эдик Григорянц, облаченный в шикарный голубой джинсовый костюм и модные черные сапожки с острыми носами. — Женщина, например, даже обязана быть слабой, а мужчина обязан быть сильным… И я хочу проверить вас, что вы за люди такие… Проверить на деле…

Они сидели на даче у Эдика на большой застекленной веранде. Посередине веранды стоял стол, который был заставлен бутылками чешского пива. Украшали его две бутылки «Смирновской» водки. И креветки, нарезки колбасы и ветчины, овощи, фрукты, конфеты… Троица праздновала день рождения Эдика. Ему исполнился двадцать один год…

Однако, застолье не получилось веселым. Оно поневоле стало потихоньку превращаться в суровую тоскливую пьянку трех юношей. Родители Эдика как деликатные люди отсутствовали, предоставив молодежи веселиться как им вздумается… И день рождения мог получиться весьма интересным, если бы не одно обстоятельство…

Неподалеку от дачи Григорянца проживала с родителями одна девушка. Звали её Ксения. Появилась их семья в этом поселке только в этом году, отец Ксении, по профессии программист, купил тут небольшой домик.

Как только Григорянц увидел её, он сказал себе: «Она будет моей, это дело чести.» Никогда ещё у них в поселке не было такой красивой девушки. Ксения только что закончила школу и поступила в ИНЯЗ. Рослая, стройная, с короткой стрижкой каштановых волос, с длинными красивыми ногами и огромными глазами с длинными черными ресницами. Эдик почувствовал, что влюблен по уши. И был уверен в своем успехе. Ему двадцать один год, он уже на выпускном курсе, у него шикарная дача, у отца есть машина «девятка», которую тот ему доверяет водить. Эдик галантен и красив, равных ему в любовных делах нет… Так что…

Попытку познакомиться с Ксенией он предпринял почти сразу. Проезжая мимо нее, идущей со станции на машине, он притормозил. Сердце его яростно заколотилось, как же она ему нравилась…

— Девушка, садитесь, нам по пути…

— Я к незнакомым мужчинам в машины не сажусь, — холодно ответила она и зашагала дальше. Эдик не отставал, тихо ехал за ней.

— Да мы же с вами соседи, я живу через два дома от вас, и как-то ваша мама заходила к моей. Вашу маму зовут Лидия Андреевна, правда?

— Правда. Но я вас не знаю. Заходила, так заходила, что с того? — с каким-то оскорбительным равнодушием произнесла Ксения и пошла дальше.

Григорянц покраснел от досады и унижения и поехал домой…

Он явно не понравился ей с первого взгляда. Но соседство есть соседство, их матери подружились, и как-то её мать привела Ксению с собой в дом Григорянцев.

Казалось бы, тут уж сам Бог велел им подружиться. Но не тут-то было. Все попытки Эдика завоевать её расположение оказались тщетны. Она его словно в упор не видела, разговаривала только с его матерью и со своей, ему отвечала односложно, равнодушным тоном. Такого с ним вообще никогда не бывало. И друзья — молокососы Андрюха и Женька тоже видели бесплодные попытки Эдика и явно в душе подсмеивались над ним…

Но дальнейшее оказалось ещё хуже. Однажды Эдик ехал на машине по дороге на дачу. В салоне сидели и Андрей, и Женька. То, что увидел Эдик, повергло его в шоковое состояние.

… По дороге, взявшись за руки, шли Ксения и нелепый невзрачный паренек из их поселка семнадцатилетний Лешка Малиновский. Эдик и за человека его не считал. И тут…

— Гляди-ка, — фыркнул дурашливый Андрюха.

— А что глядеть? — до корней волос покраснел Эдик. — Дура деревенская… — сказал он явную нелепость, лишь бы не молчать. Как же ему было стыдно перед младшими товарищами…

Он не стал останавливаться около парочки, увеличил скорость, обдал их пылью и поехал дальше… Те же не обратили ни малейшего внимания на пронесшийся красивый автомобиль, продолжая спокойно идти и обниматься.

Лешка Малиновский был сыном газетного журналиста Игоря Малиновского. У них на окраине поселка был небольшой домик, где они жили втроем, мать, отец и Лешка. В принципе, Эдик давно знал его, но даже здоровался через раз, до того он был жалок и ничтожен. Да и возраст, разумеется. Правда, Женька Прокофьев был ещё младше, но тот свой, компанейский. Этот же не пил, в компашках и пикниках участия не принимал и считался в поселке белой вороной.

И тут… Такая девушка, и с ним, девушка, которая с каким-то высокомерным презрением отвергла попытки Эдика не то, чтобы подружиться, а даже познакомиться-то толком… Соплячка, безмозглая соплячка…

Ярости Эдика не было предела. Впоследствии он не раз видел эту парочку вместе. Они гуляли, он встречал её на станции, один раз Эдик даже видел, как они целовались на закате у речки. Он озверел окончательно. Другие девушки перестали для него существовать. Была только она, было жуткое желание, были жгучая ревность и ослепляющая досада…

Последнюю попытку сблизиться с ней он предпринял перед своим днем рождения. Он пришел к ней домой и пригласил прийти к нему. Она сидела за большим столом и перебирала малину для варенья.

— Спасибо, — холодно улыбнулась она в ответ на его приглашение, положила несколько ягод себе в рот и стала жевать. — Но я не могу. Одна я не приду. Малины хотите?

— Нет спасибо… Так приходи с ним, — незаметно сжимая кулаки, произнес Эдик.

— А его нет, — ответила Ксения. — Он приедет на дачу как раз в тот день, только вечером. Поздно будет к вам идти. Да он наверняка и не захочет, вы с ним как-то не дружите, — равнодушным голосом произнесла она и положила в рот ещё несколько ягод.

— А вы-то давно знакомы? — как-то само собой изверглось изо рта Эдика.

— Нет, — засмеялась она, и её красивое загорелое лицо озарилось каким-то теплым светом. — Вы знаете, мы с ним поступили вместе в ИНЯЗ. А мой папа собирался как раз купить дачу. Я упомянула об этом Лешке. И Лешка мне сказал, что у них продается дом, хозяева уезжают на постоянное место жительства за границу. Папа приехал посмотреть, и ему понравилось. Он договорился с хозяевами о цене и вскоре купил дачу… Вот и весь секрет… Здорово получилось, правда? Теперь у нас и дача есть, и мы с Лешкой рядом… И все это я организовала, а родители ещё говорят — маленькая… Такое хорошее здесь место… Попробуйте малины, такая вкусная…

От бешенства Эдик словно проглотил язык. Этот недоумок Малиновский и ОН, любимец женщин, студент пятого курса экономического факультета… Как можно сравнивать несравнимое?…

— И все же приходите. Вдвоем. Я вас обоих приглашаю, — произнес Эдик, чеканя слова, желая сохранить хорошую мину при безнадежно плохой игре.

— Ладно, — усмехнулась она. — Только если не будет очень поздно…

… И вот… суровый мальчишник… После того, как он получил отказ от Ксении, приглашать кого-нибудь из девчонок он не пожелал… Так и сидели вдвоем, наливая, подливая… И вот… все трое уже хорошенько разгорячились водкой и пивом, им хочется каких-то приключений, скучно так сидеть…

— Так вот, — повторил Эдик, закуривая «Мальборо». — Я хочу проверить на деле, что вы за мужчины такие…

— Морду Лешке набить хочешь? — догадался Андрей, хитренькими глазками глядя на Эдика.

— Как ты примитивно рассуждаешь, — скривился Эдик. — Что значит, набить морду? Это я могу сделать и без вас, я его одной левой уложу, этого дохляка. У меня, как-никак, первый разряд по боксу. Тут нужно другое — его надо опозорить перед ней, опозорить так, чтобы он и глаз на неё не посмел бы поднять после этого. Вот какова наша задача…

— Это запросто, — вмешался вдребезги пьяный Женька. — Это нам раз плюнуть… Кайф есть, мы его прямо при ней так обделаем, в жизни не отмоется…

— Вот молодец Женька, — одобрил его позицию Эдик. — Хоть ты и юн, но мыслишь в верном направлении. Сегодня вечером он приезжает на электричке из Москвы, а она пойдет его встречать. Вот и мы встретим, — с ненавистью произнес он, делая глоток чешского пива.

— Так вот за это и выпьем! — провозгласил Женька, разливая всем очередную порцию водки. — За успех нашего благородного дела! Не позволим всяким тут оскорблять нашего друга! Мы, Эдик, за тебя горой! Рассчитывай на нашу помощь!

У Андрея, помнится, эта идея вовсе не вызвала восторга, но он молчал, не желая прослыть трусом. Женьку же просто распирало от жажды подвигов.

— Что ты, Эдик? — кипятился он, суча хилыми кулачонками. — Ты нас столько выручал, и заступался, и денег давал, и на машине катал… Мы тобой, братан!

…Андрей сидел на корточках около стены в кромешной темноте с закрытыми глазами. Огарок свечи давно погас, но он и не был нужен ему… Он весь был в прошлом, в воспоминаниях о том страшном августовском вечере…

Зачем он пошел туда? Зачем подписался на это сомнительное мероприятие? Как ему не хотелось туда идти, как все это было мерзко… Дружат парень с девушкой, и пусть себе дружат, что на ней для Эдика свет клином, что ли сошелся? Но как было не пойти? За кого бы они потом его считали?

Но даже они, Эдик и Женька, разве они хотели того, что получилось? Разве они собирались убить Алексея? Им же нужно было только попугать его. Но человек предполагает, а Бог располагает. А точнее, дьявол. Именно сам дьявол вел их на ту лесную тропинку…

Местечко они нашли укромное… За густыми деревьями их не было видно, зато им хорошо видна была тропинка, ведущая от станции… Они запаслись пивом, уселись на травке в чащобе и стали ждать…

И снова дьявол вмешался в их судьбу…

— Вот она, — шепнул Женька.

И впрямь, в сторону станции по тропинке шла Ксения. В джинсах и курточке. Шла одна, кутаясь от холодного ветра и накрапывающего дождика…

Затем прошло немало времени, и они увидели её возвращающуюся со станции, грустную и поникшую.

— Не дождалась, — шепнул Геннадий Эдику.

И тут произошло неожиданное. Откуда ни возьмись появились два пьяных парня, которые начали приставать к ней.

— Давай поможем, — шепнул Андрей. — Как раз удобный момент, чтобы ей понравится.

— Сиди, пока сидится, — одернул его Эдик. — Посмотрим, что будет. Проучить её тоже было бы неплохо. А у этих скотов это хорошо получится…

Разумеется, Андрей был прав, и лучшим способом понравиться девушке, было бы спасти её от хулиганов. Но этих типов Эдик хорошо знал и не имел ни малейшего желания с ними связываться, они были грозой поселка, личностями дикими и неуправляемыми. Свяжешься с ними, как потом здесь жить? Проходу ведь не дадут…

Парни стали хватать Ксению, тянуть её куда-то. Но она умудрилась вырваться и бросилась бежать по направлению к дому. Парни было бросились за ней, но плюнули и отстали.

— Сил нет, — сказал один. — Ну ее…

— Давай выпьем, у меня есть полбутылки, — предложил другой.

Они прямо на тропинке вытащили бутылку водки и стали пить из горлышка, усевшись на куртку одного из них. Потом бросили бутылку тут же.

— Пошли, — пробубнил один. — На электричку опоздаем…

— Ты куртку-то подними, — сказал другой. — Куртка твоя валяется…

— А и хрен с ней, — ответил тот, однако, куртку поднял. Эдик заметил, что из кармана куртки вывалился какой-то предмет.

— Гляди, — сказал второй. — Чувак какой-то канает…

— Это он, — шепнул Эдику Женька.

И впрямь, по дороге от станции быстро шагал Лешка Малиновский в легком плащике и с зонтиком в руке.

— Парень, дай закурить, — сказал ему один из пьяных, становясь на его пути.

— Не курю, — ответил тот.

— Как это? Совсем не куришь?

— Совсем не курю.

— Ах, вот как…

Произнеся эти слова, пьяный неожиданно ударил Лешку в лицо. Тот попытался ответить ударом, но пьяный умудрился увернуться. Обозлившись, сжав пудовые кулаки, пошел было на Алексея, но тут сзади послышался женский голос.

— Хулиганы!!! Что творите?!!! Двое на одного! А ну, пошли отсюда! Милицию вызову!

— Да ты что, тетка Анисья? — произнес один из парней. — Мы так балуемся…

— Я вам! Знаю я тебя, Шилкин, колония по тебе плачет. Все матери расскажу! Пожалел бы её, инвалид ведь она…

— Да ладно, ладно, мы пошли, — сдались двое и зашагали к станции. Тетка Анисья поинтересовалась, как Лешка себя чувствует и тоже зашагала к станции, бормоча проклятья в адрес проклятущего хулиганья, от которого никому житья нет.

Алексей вытер кровь с подбородка и пошел. Но тут Эдик подмигнул товарищам, и они вышли из укрытия. Наступил их час.

— Здорово! — улыбнулся Эдик, встав на его пути.

— Привет!

— Получил пиздюлей?

— Ты видел? — презрительно усмехнулся Алексей.

— Видел.

— А если видел, помог бы, по-соседски… Струсил, небось? — продолжал криво улыбаться Алексей. — Парни крепкие…

— Я-то? Ты что несешь, щенок? Что ты базаришь? — стал наступать на него Эдик.

— Кто струсил? Он? — стал наступать и Женька. — Да я тебе за него…

Сам же Андрей к тому моменту был уже вдребезги пьян. Последняя бутылка пива буквально добила его. Он стоял поодаль, уже совершенно не в состоянии соображать…

— Дайте пройти по-хорошему, — произнес Алексей без малейших признаков страха.

— А если по-плохому? — широко улыбался белыми зубами Эдик.

— Ты, я слышал, все к Ксюше клеишься? — хмыкнул Алексей. — Она мне рассказывает, пристал ты к ней, как банный лист. Я и сам с тобой хотел поговорить, некогда все только… Да и чего с тобой говорить, она только смеется над тобой…

Этот щенок был вполне уверен в себе, он просто-таки издевался над Эдиком. Злоба стала переполнять его, но он никак не мог решиться начать драку.

Инициативу на себя взял лезущий из кожи вон Женька. Он выскочил из-за спины Эдика и ударил Алексея в лицо. Лешка отшатнулся, но на ногах удержался. Хлипкий Евгений мгновенно получил ответный удар в челюсть. Упал навзничь на землю…

Тут и Эдик бросился на Лешку, осыпав его градом ударов. Вскочил и Евгений. Вдвоем им удалось сбить противника с ног и они начали лупить его ногами.

— На-ка тебе, герой-любовник! Получи свое! — чеканил слова Эдик.

— Жалко, она не видит, — говорил Женька.

Сопротивляться Алексей уже не мог. Он барахтался на мокрой траве, пытаясь хоть как-то защититься от ударов. Андрею даже стало жалко его, и он хотел было оттащить от него своих друзей, но те неожиданно сами прекратили избиение.

— Все! — скомандовал Григорянц. — Вставай и пошел отсюда… Иди к своей шлюхе, пусть она оближет тебя… Двое влюбленных придурков…, — презрительно сплюнул он в сторону.

Алексей с трудом встал, вытер кровь с лица и поплелся было по тропинке. Но вдруг подобрал с земли огромную палку и бросился назад. И первым на его пути оказался Андрей, который, хотел вырвать у него эту палку. Этого у него не получилось, и Алексей нанес ему вполне ощутимый удар по голове. Следующим был Эдик, но тот успел отклониться в сторону, и палка пришлась по уху Женьки.

— Обалдел совсем, сволочь? — крикнул вдребезги пьяный юнец, которому стало плохо от проделанных им резких движений и жутко захотелось блевать от огромного для него числа выпитого.

Однако, попытался взять себя в руки и отважно бросился на размахивающего палкой Алексея. Но вместо того не удержался на ногах и нырнул на землю. Однако, его судорожное движение сыграло свою роль. Алексей в тот момент повернулся к стоявшему в угрожающей позиции Эдику, и Женька упал ему прямо под коленные сгибы обеих ног. В этот момент Эдик обеими руками сильно толкнул Алексея в грудь. Потеряв равновесие, тот упал. Однако, палку из рук не выпустил…

Андрей барахтался на земле, ошалевший от удара палкой, Женьке же было совсем плохо, кружилась голова, его рвало прямо на землю… Оба находились в прострации… Больше Андрей не помнил ничего… И не смог вспомнить, как впоследствии не пытался… Сплошной туман и пелена… То же самое говорил ему и Женька…

— А ну-ка, ребятишки, пошли быстренько отсюда, — услышали оба над собой властный голос Эдика.

Они открыли глаза и увидели жуткое зрелище. На спине валялся Алексей. Под сердцем у него торчал нож… Он был мертв.

— Кто его? — прошептали в унисон Женька и Андрей.

— Один из вас, — ответил бледный Григорянц. — А кто именно, не скажу. Пить надо меньше. Пошли быстро, пошли. Слава Богу, никто не видел…

Эдик вытащил из кармана носовой платок, обернул им руку, а затем резким движением выдернул из тела Малиновского нож. Хлынула кровь, Андрею и Женьке опять стало плохо…

Хмель прошел мгновенно. Дворами они пробрались на дачу к Эдику. Причем, шли поодиночке, с разных сторон, Эдик решил, что так будет безопаснее. Дома у Эдика вымылись в ванной, там же и заснули… Куда девался нож, об этом Эдик им не сообщил.

На следующий день по подозрению в убийстве Алексея Малиновского были задержаны местный хулиган Шилкин и его товарищ Чугаев. Показания против них дали и Ксения, к которой они приставали на тропинке, и тетка Анисья, которая не дойдя до станции, повернула в другую сторону, и таким образом, не могла подтвердить слова Шилкина и Чугаева, что они сели в поезд и уехали. Свидетелей в их пользу не было. Как назло, никто из знакомых на станции их не видел. На месте преступления была найдена пустая бутылка водки с отпечатками пальцев обоих, на земле были следы их ботинок… Тучи над их головами сгущались… А вскоре в лесу нашли последнее, совершенно убойное доказательство их вины — нож. Нож этот в поселке был хорошо известен — он принадлежал Шилкину. Экспертиза установила, что именно этим ножом был убит Малиновский, на его ручке были отпечатки пальцев Шилкина. Положение Шилкина и Чугаева стало просто безвыходным…

— Ничего не было, хлопцы, — говорил друзьям Эдик. — Я вас не выдам, хоть и знаю, кто нанес ему решающий удар. Забудем об этом, забудем навсегда. Вы настоящие мужчины, я вижу, вы настоящие друзья. Этот сумасшедший бросился на нас с палкой, он чуть не убил тебя, Андрюха, и ты еле увернулся, Евгений. Так что мы только оборонялись. Поначалу поучили его немного, но это не смертельно. А потом защищались от его палки, и все. Но неприятностей не оберешься, начнется дело, там такие асы, в прокуратуре, так дело повернут, что окажется, что мы его убили чуть ли не умышленно. Знаю — есть статья сто третья, там до десяти лет. Хочешь ты, Андрей, отправиться в тюрьму на десять лет, а? Не хочешь? А ты, Евгений, представляешь себе, что такое колония для малолеток? Спроси моего отца, это хуже взрослой зоны…

И друзья решили закрыть рот на глухой замочек…

Затем произошло неожиданное. Раздались анонимные звонки и в прокуратуру, и родителям Алексея. Не назвавшая себя женщина сообщала, что видела Эдуарда Григорянца возвращающимся домой в окровавленной куртке. Эдика вызвали на допрос в прокуратуру к следователю Курбыко…

Насмерть перепуганный Эдик рассказал обо всем отцу. И тот взял дело в свои руки. Эдик побывал на одном допросе, довольно мужественно его выдержал, категорически отказываясь от всяких обвинений и утверждая, что в день своего рождения он вечером пределов дачи не покидал, ссылаясь на своих товарищей. В качестве свидетелей вызвали и Андрея с Женькой, которые полностью подтвердили сказанное Эдиком. Следователь Курбыко пообещал их вызвать еще, но тут вмешался адвокат… Результат не заставил себя ждать… Эдика больше не вызывали, а Шилкин в октябре того же года был осужден и получил за убийство девять лет. Чугаев получил три года. Дело было закончено…

Но через несколько месяцев свое собственное расследование решил вести отец погибшего Алексея журналист Малиновский. Ему удалось вычислить эту свидетельницу, видевшую Эдика, возвращающегося с тропинки, ведущей к станции. Малиновский собирался подать жалобу в вышестоящую судебную инстанцию, будучи уверенным, что это именно Григорянц с компанией, а вовсе не Шилкин с Чугаевым убили его сына. Подвела его неосторожность. Встретив как-то по дороге Эдика Григорянца, Игорь Малиновский плюнул ему в лицо и прошептал: «Ответишь за сына, убийца…» Насмерть перепуганный Эдик даже ничего не ответил. Он снова обратился к отцу. И вскоре Игорь Малиновский был сбит машиной около своего подъезда. Его жена Ирина попала в психиатрическую больницу. Все. Дело было сделано. Можно было жить дальше…

Адвокат Григорянц продал дачу в поселке, так как жить там после всех этих подозрений было сложно. Семья Ксении также вскоре покинула эти места. Затем они выехали на постоянное место жительства в Соединенные Штаты Америки, отец Ксении был одаренным программистом и нашел себе там хорошую работу. Остались только Прокофьевы, наотрез отметающие даже попытки разговоров, что их сын как-то причастен к злодейскому убийству.

… И вот… Женьки нет… Есть его смердящий труп… Вот он. А Андрей заперт в темной комнате рядом с этим трупом… Только Эдика не хватает… Вот оно — возмездие! Пришло тогда, когда его уже никто не ждал…

А ведь он начал потихоньку забывать о том давнем происшествии… Хотя, вполне возможно, что роковой удар нанес именно он, Андрей. Он ведь практически ничего не помнит после того, как получил от Алексея удар палкой по голове. Да и что было до того, помнит крайне смутно, словно во сне…

На первых порах время от времени они задавали вопросы Эдику, кто же именно убил Малиновского? Он всегда говорил одно — во всяком случае, не он. Не так он глуп и не так уж был пьян, чтобы совершить такую ошибку. Убил один из них, либо Андрей, либо Евгений. Но он не скажет, ему неважно, ибо он знает, что нанесший этот удар не виноват. Он только защищался…

… Впоследствии их пути разошлись, встречались они очень редко, и вопросы задавать перестали. Прошедшее поросло быльем… Евгений, время от времени наезжавший на дачу, как-то краем уха слышал, что Шилкин погиб в тюрьме, а Чугаев давно вышел на свободу, но в родных краях больше не появлялся…

… Но как веревочка не вейся, конец все равно приедет. И вот он конец, вот она расплата…

Но все же, кто нанес тот смертельный удар Малиновскому? Сейчас этот вопрос как шило буравил воспаленный мозг несчастного Левушкина. Ведь если он не наносил этот удар, в чем заключается его вина? Он практически даже не участвовал в драке, Малиновского били Эдик и Женька. А он даже хотел прекратить избиение, у него просто не было ни физических, ни душевных сил на это, вот он и наблюдал за всем этим со стороны… Но Андрей хорошо помнит, что и Малиновский сопротивлялся, пока его не сбили с ног, он несколько раз сильно ударил Женьку в лицо, Эдику заехал ногой в пах, а затем отключил самого Андрея ударом палки по голове. И если не он нанес этот роковой удар ножом, то за что такая страшная расплата? Если он не убивал Малиновского, то почему он должен платить своей жизнью за чужое преступление? Мысль о том, что Алексея убил ни кто иной, как сам Григорянц, давно приходила ему в голову, и ему и покойному Прокофьеву. Только они не смели высказать крутому бизнесмену, окруженному могучими телохранителями, свои подозрения. Он бы просто раздавил их, как клопов. А погибший отец Алексея? Ведь наверняка его смерть не была случайностью… На эту тему они вообще никогда не говорили, только про плевок в лицо Эдику прослышал вездесущий Женька и под большим секретом рассказал об этом Андрею. Но Эдику ни тот, ни другой даже не заикались о своих подозрениях…

И Левушкин и Прокофьев, будучи вызваны на допрос в качестве свидетелей к следователю областной прокуратуры Курбыко, говорили одно и то же — они находились весь вечер дома у Григорянца и в лесу не были… И сам Григорянц никуда из дома также не отлучался. А затем вызовы внезапно прекратились, и Эдик веселым голосом заявил им, что с этим покончено раз и навсегда…

О судьбе несчастных Шилкина и Чугаева они как-то не задумывались, а ведь Шилкин-то получил ДЕВЯТЬ лет, огромный срок за преступление, которого он не совершал. Он-то во всяком случае его не совершал, он только и сделал-то в тот роковой вечер, что напился, потерял свой нож и несильно ударил Малиновского в лицо. А Чугаев, получивший три года, вообще ни в чем не виноват, просто сел совершенно ни за что. Про их судьбы они просто забыли…

Да, не задумывались они, а вот теперь задуматься пришлось… Да ещё как задуматься…

Постепенно веки жутко уставшего Левушкина стали смыкаться, и он отрубился прямо на полу около стены…

Он очнулся, когда уже начинало светать… И при этом полумраке в комнате стало ещё страшнее, да и трупный запах за несколько часов усилился… Андрей стал стучать в дверь, но никто на это никак не отреагировал. На маленьком окне были решетки, за окном — только снег, сугробы, кривой забор… Андрей снова присел на пол и опять задремал…

Ему снилось страшное лицо покойного Женьки Прокофьева. Снилось, что покойник ожил и идет на него с распростертыми руками и растопыренными пальцами.

— Ты убил, ты убил, ты убил, — шепчет он каким-то громким шепотом и медленно движется к нему. Его запавшие глаза приоткрылись, и он жутким взглядом смотрит на него… И вот он подошел совсем близко и дотронулся своей холодной окоченевшей рукой до его лица.

— А-а-а!!! — завопил Андрей и проснулся…

В комнате теперь было уже совсем светло, а перед ним стоял мужчина в длинном кожаном пальто и белом шарфе. Густые русые с проседью волосы, голубые глаза, пристально глядящие на него.

— Ну что, Левушкин, страшно? — спросил он, хлопая его холодной с мороза рукой по щеке.

— Страшно, — честно признался Левушкин.

— Это ничего, — обнадежил он. — Будет ещё страшнее…