17.

… — Долго, однако, они не едут, — стал нервничать Игорь. — Случилось, что ли, что?

— Не переживай, Игоряха, — зевнул Живоглот. — Все будет путем. Ты ещё молод и неопытен… Если в нашем деле каждую задержку переживать, крыша поехать может… Если мандражировать, так уж мне… Сам понимаешь, скоро приедет главный босс, он с меня спросит за гибель Гнедого, только с меня и больше ни с кого. А я ему тепленького предоставлю этого капитана. И все — место Гнедого за мной. А твой корифан Мишель сядет на мое, он хоть трусоват, но башка у него варит… А что? Разве Гнедой смелым был? А вон делами каким ворочал… А ты будешь управляющим казино, братишка… В бабках утонем, Игоряха, сотни бойцов под нашим началом ходить будут… Но если мы его не возьмем, не могу сказать точно, что со мной будет… Живой нам нужен Кондратьев, чтобы его сдать на руки боссу. В крайнем случае, его труп…

— А ты сам-то его видел когда-нибудь, босса-то?

— Видел один раз. Я с Гнедым ездил на одну презентацию. В охране у него был.

— Ну и как он? Что за человек?

— А никакой. Обычный. Полный, невысокого роста. В очень дорогом костюме, в очень дорогом галстуке. С очень дорогими часами. И все остальное очень дорогое… Такие обычно в президиумах сидят, делами ворочают. А у него фабрики, заводы свои, магазины… И мелочевкой не гнушается, бабки ему в карман рекой текут… Таких, как Гнедой у него полно… Но вообще-то он преданных людей ценит. И хорошо им платит. А точнее — они ему хорошо платят за надежную крышу. У него всюду люди — в правительстве, в банках, в милиции, в ФСБ, у него многомиллионные счета в Швейцарии… Это мне как-то Гнедой по пьяни рассказал. И добавил, что начинал он простым блатырем, самым обычным блатырем, карманником… Но в восьмидесятых годах резко попер вверх, очень резко… В струю, как говорится, попал. И Гнедой ему очень обязан, он ему ещё при его первой ходке помог и с нар его потом вытащил… Но и Гнедой в долгу не остался, он жизнью так или иначе рисковал, в конце концов и дорисковался, а тот всегда был не при чем, хоть и имел львиную долю с доходов Гнедого. И других авторитетов.

— И что, все беспрекословно ему подчиняются? Никто не возбухает никогда?

— Почему не возбухают? Славка-Цвет, например, возбухнул, самодеятельность проявил, так его упекли, как миленького. За наркоту и оружие сел, и никто ему не помог, хоть он и крупный авторитет… А вышел, и на поклон к боссу. И тот его снова принял, он опять у него делами ворочает… Посадил его недавно заместителем директора крупной фирмы, а ты бы видел его морду… Глянешь — блевать потянет, слова сказать не может, одни матюги. А вот заместитель директора, и все… И бабки гребет лопатой… Но если какое толковище, прет туда просто из одного интереса, хоть его никто туда не посылает. И махается там, и шмалит от всей души… Видел я его в деле… Чистый тигр, да и только, и зубами и когтями, лишь бы врага своего укокошить любыми средствами… А против босса — фук, захочет — на нары посадит, или вообще в деревянный костюмчик оденет…

— Ну а враги-то у босса этого есть?

— Есть один. Черный его погоняло. Они давно что-то не поделили. И как их ни пытались помирить, ничего не получается. И знаю одно — боится босс Черного, очень боится… Ну, что было на Востряковском, сам знаешь… И догадываешься, наверное, кто это дело устроил… А неделю спустя на Черного покушение было, водила его погиб, из-за того, что они похожи обликом и местами поменялись… А сейчас и Черный стал большим боссом, тоже делами большими ворочает. Ладно, что нам до них? Мы люди маленькие, но денежки можем поиметь немалые. Если, разумеется, все по уму делать будем. И боссу Кондратьева этого, мелочь пузатую выложим… Да, что они так задерживаются, ума не приложу, — встал Живоглот с места и стал ходить по комнате взад-вперед. — А ну-ка, звякну Мишелю.

Голос Лычкина в трубке ободрил Живоглота.

— Как там? Все путем? — спросил Живоглот.

— Да не очень…, — ответил Лычкин. — С бабками какой-то прокол… Куда эти двести десять штук делись, ума не приложу… Придется тебе самому разбираться… Вообще, бери дело в свои руки. Ты теперь хозяин…

— Да? — встряхнул мощными плечами Живоглот. — А что у тебя голос такой? Как будто ты задыхаешься?

— Голос?… Так… Я с Комаром поцапался, чуть не пободались с ним… Он на меня все валит, а я-то тут при чем? Я, сам знаешь… где был… Какие дела… Чуть отлучился, сразу недостача…

— А ну-ка, дай мне к трубочке Комарищу, — потребовал Живоглот. Отчего-то ему не понравился прерывистый, надрывной голос Лычкина, что-то неестественное было в нем.

— Алло, Живоглот! — послышался в трубке звонкий голосок Комара. — Ты скажи своему кенту-управляющему, если он ещё раз на меня хвост поднимет, я не погляжу на его заслуги и маслину ему в лоб вгоню… Меня сам Гнедой ценил… Я…

— Ладно, разберемся, — проворчал Живоглот. — Давайте, мухой или комариком сюда ко мне оба… Разборочку маленькую устроим. Быстро! — скомандовал он. Голос Комара как-то успокоил его.

Через час с небольшим за окном послышался шум двигателя машины.

— Вот они, наконец-то, — облегченно вздохнул Живоглот. — Давай в ту комнату, к окну, держи его на всякий пожарный под прицелом. И будь там, пока не позову.

Игорь бросился к окну соседней комнаты. Увидел подъезжающий к дому заляпанный грязью «Москвич», который посылали за Кондратьевым. Из него по одному вылезли двое посыльных и Алексей Кондратьев, в кожаной короткой курточке, грязной до умопомрачения и столь же грязных джинсах, перепачканных при перестрелке около Тимохиного домика. Он выходил из машины медленно, опустив седую голову.

— Доставили, как миленького, — усмехнулся Игорь. — А строил из себя крутого, вояка гребаная…

Живоглот, однако, принял меры предосторожности. В предбаннике приехавших встречало четверо головорезов с пистолетами в руках. Сам он стоял в дверях комнаты, упершись руками в бока.

— Милости просим, какие люди, какие гости… Как я рад вас видеть, — юродствовал он. — Прошу, прошу… Я надеюсь, высокому гостю у нас понравится… Прошу извинить за то, что принимаю вас в столь захудалом помещении… Но, что поделаешь? Кромешная нищета… Это про нас только говорят, что мы какие-то там крутые, а на самом деле мы законопослушные налогоплательщики, и, когда выплатим родному государству все налоги, у нас остается только на скромную пищу. Вот и сейчас на нашем скорбном столе только пара бутылок пива, правда, импортного, и остатки соленых орешков… Да где-то, помнится, был ещё вчерашний хлеб, а сосиски уже сожрали… Ртов-то сколько, сами поглядите, Алексей Николаевич…

Кондратьев молча прошел в комнату и вопросительно поглядел на Живоглота.

— Садитесь, капитан Кондратьев, — предложил Живоглот, пододвигая ему колченогий венский стул. — Еще раз мои извинения за нашу скудость. К тому же здесь ужасно холодно, дом запущенный, непротопленный… Говенный, честно говоря, домишка… Но… чем богаты… Так, я за вами поухаживаю, открою гостю бутылочку пивка, промочите горло с устатку… Какой-то вы грязный, Алексей Николаевич, где это вы так перемазались, позвольте вас спросить?

— Да что же вы все молчите, как сыч, Алексей Николаевич? — продолжал гаерничать донельзя довольный Живоглот. — Помнится, тогда по телефону вас невозможно было остановить…

— Ладно, что там говорить, твоя взяла, — пробасил Алексей. — Где Инна?

— Здесь, здесь, в соседней комнате, — охотно сказал Живоглот. Встал и пошел к двери.

— Одну минуточку, — попросил Алексей, тоже вставая с места. — Погоди немного, мне надо кое-что тебе сказать…

— Так…, — насторожился Живоглот. — Что вы имеете сказать, бравый капитан?

— Понимаешь, — как-то замялся Алексей, переминаясь в своих перемазанных джинсах нога на ногу. — Тут такое дело…

И в этот момент за окном послышался шум двигателя машины и визг тормозов. Все произошло мгновенно… Грохот в предбаннике и несколько пистолетных выстрелов. Не успел Живоглот сунуть руку в карман куртки, как Алексей выхватил из своей куртки пистолет и выстрелил прямо в голову Живоглоту. Пуля попала ему в лоб, и залитый кровью, он грохнулся на пол. В это время в комнату влетели высокий Виктор Иванов в ветровке защитного цвета, Алексей Красильников с взлохмаченными густыми волосами и торчащими усами, в камуфляжной защитной форме и бородатый Барон в кожаной куртке. Двое посланцев Живоглота из «Москвича» стояли около стены, ни живы не мертвы от страха.

— Порядок, — хриплым голосом произнес Красильников. Встряхнул густыми с проседью волосами. — А вы пошли отсюда! Садитесь на свой «Москвич» и чтобы духу вашего здесь не было! — крикнул он посланцам, и через несколько секунд их и след простыл.

— Ловко ты, — покачал головой Барон. — Двоих наповал…

— Достигается упражнением, Барон, — мрачно заметил Красильников. — Я как-никак был снайпером в Афгане… Впрочем, и ты тоже не хило стреляешь. Того, у стены классно замочил…

— А ты ещё сомневался во мне… Какие наши годы…, — самодовольно произнес Барон. — И Виктор тоже прекрасно стреляет. Он, оказывается, большой специалист не только по электрике и по снятию слепков, но и по вождению автомобиля и по пулевой стрельбе с экстремальных ситуациях.

Видя, что Живоглот мертв, Алексей бросился в соседнюю комнату. Там, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, извивалась на кровати в одном нижнем белье Инна. Окно было разбито и оттуда дул холодный ветер.

Алексей подбежал к не й и вытащил из её рта кляп.

— Там…, — простонала она, указывая на окно. — Он разбил окно и… туда…

— Ничего, далеко не убежит, — успокоил её Алексей.

Затем аккуратно развязал её. Он мучительной боли она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой… Он взял её на руки и понес в соседнюю комнату. Она увидела валяющийся на полу труп Живоглота, и глаза её загорелись огнем ненависти.

— Скотина, — прошептала она. — Паршивая скотина… Туда тебе и дорога…

В это время в комнатушку ввели Михаила Лычкина, который с ужасом и обреченностью в глазах глядел на происходящее…

Инна, превозмогая боль, бросилась к нему и ударила кулаком в лицо.

— Сволочь, сволочь, — бормотала она. — Я убью тебя…

Красильников встал между ней и Лычкиным.

— Не надо его убивать. Мы уготовили для него иную участь… Он взял у Кондратьева пистолет и положил себе в карман. — Иди сюда, парень! — пробасил он и повел Лычкина в соседнюю комнату.

Барон бережно усадил Инну на стул.

— Спасибо вам, — прошептала она. — Спасибо… Я думала — все… Я думала, нас с Алексеем сейчас будут мучить на глазах друг у друга… И готовилась к этому… А этот…, — указала она на безжизненный труп Живоглота на полу, — привел сторожить меня какого-то мерзавца, очень на него похожего. И тот сунул мне в рот кляп… А я слышала голос Алексея… Я готовилась к самому страшному… — Тут она не выдержала и разрыдалась. Алексей накинул ей на плечи свою куртку, сел рядом с ней, молчал и гладил по растрепанным волосам.

Тем временем в соседней комнате Красильников надел на руки нитяные перчатки, вытащил из кармана Кондратьевский пистолет и аккуратно протер его носовым платком.

— А теперь свою ручонку давай, парень, — пристально глядя на Лычкина, произнес он.

— Нет…, — прошептал Михаил, поняв суть происходящего. — Нет… Только не это…

Тогда ему в голову было направлено дуло пистолета.

— Полагаешь, побоюсь нажать на курок? — процедил Красильников. — Только что на твоих глазах двоих уложил, а теперь побоюсь из-за ценности твоей священной особы? Ну!!! Давай руку!

Михаил протянул руку, и в неё был вложен пистолет. Только тогда он понял, что пистолет разряжен. Но ему было все равно, воля была полностью парализована. Именно в таком положении Красильников связал ему ноги и бросил на пол.

— Ты теперь волыну-то брось, чего вцепился в нее? — усмехнулся Красильников и вышел из комнаты.

Именно в этот момент Виктор Иванов втолкнул в комнату Игоря Глотова.

— Коляку убили, Коляку убили, братана убили, — зарыдал Игорь, увидев труп брата и бросился к нему.

— И, самое главное, кто убил, — глянул на него своим острым пронзительным взглядом Красильников.

— Как кто убил? Вы и убили,… — показал на Кондратьева Игорь, захлебываясь слезами.

— Почему это мы? — пожал плечами Красильников. — Это не мы, мы его и вовсе убивать не хотели… Это твой дружок Лычкин его убил… Мы малость замешкались, он его и… того…

Игорь недоверчиво поглядел с пола на Красильникова.

— Да, братишка, вот он его и убил, — тяжело вздохнул Красильников. — Твой братан попенял ему, что он его заложил. А заложил именно он, иначе как бы мы сюда попали, сам посуди… Хотел его застрелить, но тот выхватил свой пистолет и в лоб ему… Так-то вот, откуда такая ловкость взялась, ума не приложу… Но, ничего, следствие и суд разберутся, что к чему, наши доблестные органы не проведешь… А ну! — крикнул он Алексею и Виктору. — Вяжите его, этот живоглотыш тоже опасен… И надо все побыстрее… караулить их тут, что ли, мы должны до утра? Времени нет, дела надо делать…

Алексей, и Виктор принесли из соседней комнаты веревки и связали Игоря по рукам и ногам. Барон при всем этом спокойно сидел за столом, потягивал пиво из горлышка и курил «Вирджинию-Слим».

— А, однако, неплохой у них вкус, должен вам заметить, — лениво произнес он. — «Туборг» — прекрасное пиво, господа, хоть я, в принципе, и не очень большой охотник до пива… Жаль только, что тут так холодно, несмотря на май месяц… Не то, что в моем чудненьком деревянном домике, не так ли, Капитан?

Алексей, однако, не слушал его. Он сидел рядом с Инной и целовал её. Она прижалась к нему и молчала. После всех этих стрессов и перепетий они, впервые за долгий период, почувствовали громадное чувство облегчения, как будто тяжелый камень свалился с их плеч.

Красильников вдруг отставил бутылку и резко встал с места.

— А не надоел ли вам, господа, этот гостеприимный дом? — спросил он. — Меня лично тошнит от присутствия большого количества трупов. Поехали отсюда…

— А с этим что делать? — указал на Глотова Виктор.

— Что делать? А кончать его будем, — спокойно произнес Красильников. — Зачем нам лишний свидетель? Мертвым он безопаснее будет…

— А за что? — тихо спросил Игорь, с ненавистью глядя на своих врагов. — Мне ещё нет и тридцати! Я жить хочу!

— Эх, парень, — вздохнул Красильников. — Мало ли кто жить хотел, кого ваша банда на тот свет отправила… Вот и меня ваш Гнедой уважал, недаром сколько раз киллеров подсылал — моя фамилия Красильников. Зовут Алексей Григорьевич. Слыхал?

— Брат Черного, — побледнев, шепнул Игорь.

— Брат, сват, деверь, шурин, свекор, зять… Я сам по себе. Надо бы тебя шлепнуть, но устал я от крови… Это ваш хозяин окропил кровью Востряковское кладбище, только мне крупно повезло оттого, что продрых с похмелюги… А так десять трупов… Олег погиб, Серега Фролов, мой боевой командир… Ты-то, понятно, в этом не виноват, салажонок ты еще… А я готовился отомстить, но вот… опередил… Ладно, тезка, сочтемся славою… Поехали отсюда, не могу здесь больше….

Барон встал с своего места и первым вышел из дома. За ним вышел и Алексей, бережно поддерживая ослабевшую Инну. Около дома рядом с двумя машинами Живоглота стояли, кроме машины Алексея, светло-зеленая «Нива» и серая «Волга», в которых сидели готовые в любую минуту действовать, люди. Красильников и Виктор Иванов тащили связанного Игоря. Засунули его в багажник «Волги» и багажник захлопнули.

— Садитесь по машинам и поехали отсюда подальше… Поганое здесь какое-то место… Трупы валяются кругом… А их тачки пусть здесь и остаются, не нужны они нам…

Проехав несколько километров, Красильников приказал остановить машину. Вытащил из багажника Игорька Глотова, развязал его и сунул ему в руку телефон. Набрал номер милиции.

— Говори, что по данному адресу гора трупов. Что была перестрелка, и ты был свидетелем того, что Лычкин убил Глотова Николая… Себя можешь не называть. Ну!!!

Игорь слово в слово повторил сказанное.

— Молодец парень, просто молодец, — похвалил Красильников. — А за это я дарю тебе жизнь. До первого твоего лишнего словечка. А меня мигом оповестят, у меня, не хуже, чем у твоего покойного Гнедого информационная сеть налажена… Брательника помяни, с мамашей по сто грамм выпейте и излей свое благородное негодование по поводу его убийцы Лычкина. А какая, интересно бы узнать, у него была причина для убийства, как ты полагаешь, Игорек?

— Какая причина? — мрачно хмыкнул Игорь. — Заложил этот Лычкин всех нас, вас доставил на место… А при разборке и… того… Паскудой он оказался, этот Лычкин… И шустрый, как выяснилось… Хотя…, — пристально поглядел он на Красильникова. — А, ладно, — махнул рукой.

— Ты не человек, а клад… Держись этой версии, я убежден, что она правильная… Если спросят, разумеется, сам на рожон не лезь. А защищать Лычкина будет хороший адвокат, изумительный, я его знаю — Цимбал его фамилия. Профессионал, эрудит, он в Париже самого Сержа Заславского защищал. И фактически одержал победу. Тот только червонец получил, а для такого человека это цацки, тем более в цивильных условиях… И о показаниях свидетелей он мне обязательно в подробностях сообщит… Так что будь, дружище, оставайся тут…

Он хлопнул по плечу Игорька, сел в машину Алексея, и тот тронул её с места. Две другие машины поехали вслед за ними.

— Вот, Инночка, знакомься, это мои друзья, которые помогли мне в такой сложный момент, — произнес Алексей. — Это, ты уже знаешь, мой тезка Алексей, служивший в Афгане под началом покойного Сереги, человек горячий и непримиримый, прекрасный снайпер и гонщик, появляющийся всегда в самый нужный момент… Это Кирилл Игнатьевич Петрицкий, большой специалист по азиатским овчаркам и … другим опасным хищникам… Ну а это Витя Иванов, специалист по всему на свете…

Инна обернулась, с благодарностью поглядела на троицу, сидящую сзади и слабо улыбнулась.

— Милости просим ко мне в мой дом, когда оправитесь от этих впечатлений, — пригласил её к себе Барон. — Собачек моих славных посмотрите, могу презентовать породистого щенка…

— Это только тогда, когда расширим жилплощадь, — произнес Алексей.

— Расширишь, расширишь, — пообещал Красильников. — Мы теперь себе по особняку можем купить…

— Неужели ты думаешь, что я возьму себе хоть копейку из этих поганых денег? — покачал головой Алексей. — На них же кровь человеческая…

— А в качестве компенсации за семь лет, проведенных за решеткой? Тебя кто туда упрятал? Гнедой! Живоглот! Лычкин! Комар! Мойдодыр! Сидельников! А? — свирепым голосом спрашивал Красильников.

— Я получил свою компенсацию, — тихо ответил Алексей. — Мне хватит. А на хлеб мы с Инной себе заработаем…

— Экой ты принципиальный, — покачал головой Красильников. — Впрочем, дело твое… А я, например, найду применение этим деньгам. Ребята, участвовавшие в операции возьмут каждый, сколько захочет. А на остальные откроем наши предприятия… На пользу все пойдет… Впрочем, ещё с братом посоветуюсь, он лучше сообразит, куда их девать…

— Только чтобы не в другой общак, — попросил Кондратьев. — Хотя бы ради наших погибших друзей… Я прошу тебя, тезка…

— Да ладно, ладно, не нагнетай… У брата и без этого средств хватает… Разберемся… А чтобы ты мог заработать себе и своей будущей жене на хлеб, предлагаю тебе работу. Я тебя приглашаю своим заместителем в охранное агентство. Это тебе не ветчиной торговать, тут ты ас, даже меня переплюнул…

— Не знаю, подумаю, — тихо произнес Алексей. — Устал я от всего этого, честно говоря… Не хочу я больше никакой крутости, пальбы, разборок и толковищ… Тишины хочется…

— Так у меня крутые бабки вертятся, — недоумевал Красильников. — Клиенты, дай Боже… Платят сумасшедшие гонорары… Особняк скоро себе купишь и без воровских денег…

Инна поглядела на Алексея и едва заметно отрицательно покачала головой.

— Нет, Алексей, спасибо за предложение, — отказался Кондратьев. — Разве что внештатным… Для особых поручений, — смягчил свои слова он. — Но заместителем, зависящим от «крыши» не пойду. Да и не нужен мне вовсе особняк, — вздохнул он. — Нам бы квартиру двухкомнатную, и все… Хлопот меньше…

— Как знаешь, — буркнул недовольный его отказом Красильников. — Не тороплю с ответом… А вот мне особняк нужен, я с десяти лет детдомовский… Намыкался по железным койкам в палатах, потом казармах, а потом и в тюремных бараках… Дом свой хочу… И сам хочу заработать, без братухиной помощи…

Алексей отвез троицу на Рябиновую улицу и они с Инной поехали домой.

— Боже мой, Боже мой, — рыдала Инна, войдя в квартиру и прижимаясь к плечу Алексея. — Как все это страшно, как я боялась за нас…

— Не плачь, дорогая, — прошептал он и взял её на руки. — Теперь все будет хорошо. И у нас впереди целая жизнь…

18.

…Адвокату Цимбалу, которого пророчил Красильников для защиты Лычкина, защищать оказалось некого. Прибывшая на место происшествия оперативная группа нашла там только несколько трупов. Четверых в предбаннике, одного в первой комнате, а другого — во второй. Они поначалу ничего не поняли, а потом стали обыскивать покойников. В кармане у первого нашли паспорт на имя Глотова Николая Андреевича, того самого, кого по сообщению анонима убил Михаил Лычкин. Но второй труп оказался именно тем предполагаемым убийцей Михаилом Лычкиным. Он был убит двумя выстрелами — в сердце и контрольным в голову. Было заведено уголовное дело, которое, однако, велось вяло и вскоре заглохло совсем. Совершенно очевидной была внутренняя разборка. Только что перед этим погиб главарь группировки Шервуд по кличке Гнедой и его телохранители, теперь же погибли бригадир его банды Живоглот и управляющий казино, контролируемого Гнедым Лычкин. Звонивший же явно был из их банды.

Допрашивались многие подозреваемые, близкие к кругу Живоглота и Гнедого, в том числе и младший брат Живоглота Игорь. Но никто ничего толком рассказать не мог. Игорь показал, что его похитили прямо из казино, а потом накачали чем-то и выкинули на трассе. А потом он, провалявшись неизвестно сколько, поймал машину и приехал на дачу, где находилась его мать. Она подтвердила на следствии неожиданное появление на даче младшего сына, избитого и ошалелого. Они с помпезностью богато похоронили Живоглота на Хованском кладбище и впоследствии поставили ему роскошный памятник из черного гранита. Михаила Лычкина похоронила мать, ужасно постаревшая за это время, уже не имеющая ни дачи, ни машины, ни молодого любовника Эдика, бросившего её поскольку её источник иссяк, и потихоньку начинающая спиваться… Ларисы на похоронах не было, измученная угрожающими звонками братвы, поверившей в то, что Лычкин убил Живоглота и требующей за это всего им нажитого имущества, она за день до похорон повесилась в шикарной квартире на Ленинградском проспекте. А следствие зашло в тупик…

А через несколько дней после происшедших событий Игорю Глотову позвонил Алексей Кондратьев.

— Здорово, Игорек, — сказал он. — Много говорить не стану, и вопрос не для протокола — Михаила … это ты?

— Я, — коротко ответил Игорь.

— За брата отомстил?

— Да, за брата и за себя. Это же я его привел… А он… заложил всех…, — Он издал какой-то нервный гортанный звук и добавил: — А то, что он Коляку застрелил, в это только дурак поверит… Куда ему?

Алексей промолчал.

— А ему так и лучше. Все равно бы его в СИЗО забили…, — откашлявшись, сказал Игорь. — А так полусонный получил свою пулю за предательство, и кранты… Толком и не понял ничего…

— Тоже верно, — согласился Алексей. — Я и сам хотел его… Не люблю постановок, не привык… Да, вижу, не в покойного братца ты пошел, по совести все сделал, хоть и рисковал сильно, сам ведь в милицию-то звонил… Но успел… Извини за напоминание о братане твоем… А тачки мы забирать не стали, так что и бээмвуха братанова, и «Ауди», и его квартира, и дача теперь ваши с мамашей. Живите и радуйтесь, пока другие не отберут… Только обязательно отберут, это уж будьте уверены. И все же — судьбы Лычкинской Ларисы я тебе не желаю — не в одних деньгах счастье…

И положил трубку. Он был рад, что так получилось, грядущая страшная судьба Михаила лежала каким-то камнем и тяготила и его, и Инну. Они не говорили об этом, но это как-то подразумевалось. Он сообщил Инне о разговоре с Игорем, та ничего не ответила, только вздохнула. И больше об этом разговоров не было. Как и о покончившей с собой Ларисе. На её похороны Инна не пошла. Да мать особенно и не настаивала.

К этому времени Алексей уже знал от свидетельницы по его делу Виктории Щербак, что душил Мойдодыра именно Михаил Лычкин, фотографию которого он ей показал. Фотографию дала Инна. Щербак хорошо видела и сразу опознала на ней того человека, которого видела утром около лежащего на земле человека и который потом сел на зеленую «Ниву» и уехал. Вика рыдала и просила у него прощения, что дала ложные показания. Он, понятно, зла не неё не держал, ведь её шантажировали жизнью ребенка.

Так что с этим делом было ясно. Именно Лычкин и был тем человеком, который убил Мойдодыра, и за которого Алексей отсидел в колонии усиленного режима семь долгих лет…

Но мстить больше он не хотел. И был рад тому, что его враг умер такой легкой смертью…

… А спустя месяц Алексей Красильников сообщил ему, что по его сведениям, когда Ферзю сообщили о гибели Гнедого и его сообщников и похищении общака, он холодно ответил, что эти люди его вообще не интересуют, и что с подобными особями, как выяснилось, связанными с уголовным миром, он никаких отношений поддерживать не желает. И к их преступно нажитым деньгам никакого отношения не имеет… И это было вполне обоснованно — Гнедой давно уже отвалил ему львиную долю. А это были лишь жалкие остатки, предназначенные для поддержания братвы и личных потребностей покойного Гнедого. Также Красильников сообщил, что адвокат Петр Петрович Сидельников потерял доверие шефа, провалив с треском одно важное дело и что коммерческий банк, в котором он хранил свои капиталы, лопнул, и его руководство исчезло от праведного гнева вкладчиков в неизвестном направлении.

— А как с деньгами? — поинтересовался Алексей.

— Распорядились по совести. Витьке Иванову квартиру купили, хоть он и возбухал отчаянно. Нечего герою войны в крохотной комнатушке в коммуналке ютиться с женой и двумя детьми… Я на него хату четырехкомнатную в Строгино оформил, подогнал грузовики к его хрущебе, ребята силком его выволокли вместе с семейством и барахлом, на квартиру свезли, ключи вручили и дверь захлопнули. Так-то вот… Обратно на автобусе не попрется… Насте Фроловой дачу купили, пусть дочка свежим воздухом дышит, и вдове Олега Шелеста тоже. Рядом, соседи они теперь… Валерке «девятку» купил, а то сапожник без сапог… А ведь у него сильная контузия была… Но это, сам понимаешь, все мелочи… А главное что: Олегу Никифорову на счет кое-что положили… Три предприятия открыли… В Фонд афганцев-инвалидов большую сумму… Разошлось, короче, Леха…

— А ты сам что себе взял?

— Я-то? — усмехнулся Красильников. — Столько же, сколько и ты… Я и сам себе заработаю и на хлеб, и на дом… Силы пока есть… Звони, если насчет предложения моего решишь…

С прошлым было покончено, надо было все начинать сначала…

ЭПИЛОГ