3.

Напомнили о себе довольно быстро, уже недели через две… А до этого он уже успел кое-что сделать… Ему позвонила Алиса, и он холодно ответил ей, что очень занят и встретиться с ней не может. Она позвонила еще, потом еще, рыдая и задавая вопросы, что произошло и почему он так к ней переменился. Филипп, находился в состоянии полного отчаяния, близкого к безумию, потому что звонки представителей злобного кредитора чередовались со звонками плачущей Алисы.

При её последнем звонке он раскис до такой степени, что чуть было не начал рассказывать ей все, но в ушах прозвучали слова старухи: «Обвиняемый Рыльцев приговаривается к пожизненному тюремному заключению…», и он, до крови закусив нижнюю губу, только истерически крикнул: «Я не могу с тобой больше встречаться! Не могу!!!» И бросил телефонную трубку.

Упал на пол и стал биться головой о стену… Потом стало больно и он прекратил истерику…

С невероятной быстротой подкатывало первое ноября, последний день отсрочки от платежа… Двадцать седьмого ему напомнили, зловещим голосом пообещали через несколько дней мучительную смерть…

Как ни странно, Филипп даже не испугался, в такой прострации он находился. Он словно зомбированный, стал натягивать на себя брюки, свитер, куртку… Вышел на улицу, поймал такси и поехал на Тверскую улицу к отцу. — Виктория, Филипп! — закричал Игнат Рыльцев, стоя на пороге своей четырехкомнатной, довольно запущенной квартиры и простирая свои красивые холеные руки к бледному дрожащему отпрыску. Отец был в длинном махровом халате с кистями, седые кудри были растрепаны, длинные усы торчали в разные стороны. — Я получил деньги, и скоро буду снимать историческую эротическую фильму из эпохи восемнадцатого века! Виктория! Ты помнишь, надеюсь, что мою молодую жену зовут именно так… Но самое интересное заключается вот в чем, — приобнял он сына за плечи, провел в гостиную и усадил на кресло напротив себя. — Самое интересное заключается в том, кто дал мне эти деньги… Это сделал заклятый враг твоего несостоявшегося тестя Кружанова… Понял, кто? — загадочно улыбался маститый режиссер белыми вставными челюстями. — Ну? Догадывайся, догадывайся, шевели мозгами… Мозги-то ещё не продал оптом или в розницу, коммерсант хренов? Ну? — Крук? — догадался Филипп. — Молодец! — расхохотался Рыльцев и так хлопнул сына по плечу, что тот чуть не упал с кресла носом вниз. — Именно, господин Крук! Помнишь статью в «Комсомольце» «Кру-Кру» или Дракула против Франкенштейна…» Остроумная, надо сказать, статья.. Так вот… Представляешь, мне недавно позвонил господин Кружанов и высокомерным тоном заявил, что ты повел себя по отношению к его дочери не по-джентельменски… А я ответил толстосуму ещё более высокомерным тоном, что в интимные дела своего двадцатисемилетнего сына вмешиваться не собираюсь. На том и порешили. А недавно я случайно попал на одну тусовку, которую осчастливил своим присутствием другой толстосум господин Крук, иногда посещающий богемные сборища. Мы стояли с ним рядом с бокалами шампанского в руках, и я рассказал ему об этом звонке Кружанова. Крук хохотал от души… А что? Я беден, я не имею средств не то что на съемку фильма, но даже на ремонт квартиры, на еду порой не хватает, но у меня есть имя, мои фильмы смотрели миллионы, в двадцатилетнем возрасте я был на приеме у Сталина и не позволю какому-то нажившемуся на аферах пацану читать мне нотации… Так вот, мы разговорились с Круком, я поведал ему о своих планах, а сегодня утром он позвонил мне и просил приехать к нему в офис… Я буду снимать фильм, Филька! — громогласно провозгласил Рыльцев и предложил откупорить по этому поводу бутылочку шампанского. Пока Филипп открывал шампанское, в двери послышался звук ключа. — Виктория пришла! Она ещё не знает, — зашептал Рыльцев. — Только гляди, будь полюбезнее с ней, — предупредил он сына. — Она не виновата, что у нас с твоей мачехой произошел разлад. Это не из-за Виктошеньки, а из-за несовпадения характеров. Кстати, как она? А как твоя мать, как ее… Лариса? Как она? Ладно, потом… При ней неудобно…

Темноволосая стройная Вика выглядела лет на двадцать пять, не более, хотя Филиппу было известно, что ей немного за тридцать. И в принципе она была ему симпатична. А уж сегодня он ни в коем случае не хотел быть с ней грубым. Потому что уже понял — приехал он в самый нужный момент…

После легкой поддачи, Филипп прямо при Вике рассказал о своих финансовых проблемах. Услышав сумму, которую должен кредиторам сын, Рыльцев почесал седую кудрявую голову. А затем стукнул кулаком по столу.

— Не потерплю, чтобы моего сына из-за каких-то презренных денег прирезали в подворотне! Не потерплю!

… Через несколько дней Филипп полностью рассчитался со своим злобным кредитором, даже немало озадачив его отмороженных представителей. Но, отдал, так отдал, что поделаешь? Рассчитался Филипп и с более мелкими кредиторами, и с банком…

А ещё через несколько дней ровно в полночь раздался телефонный звонок. — Как живешь-можешь, пустой бамбук? — загундосил в трубке старушечий голос.

При звуке этого голоса у Филиппа сразу пересохло во рту, а на душе стало так погано, как будто её кто-то вскрыл и смачно плюнул в нее. Сердце яростно забилось… Рано же они напомнили о себе. — Чего молчишь, как сыч? О тебе беспокоятся, не дают тебе соскучиться… Говори, как живешь… — Хорошо живу, — каким-то деревянным голосом отрапортовал Филипп. — Это плохо. Ты не должен жить хорошо. Ты должен жить плохо, потому что ты злодей и убивец. Но мы добрые, мы очень добрые люди… И не желаем тебе зла… Ты одинок и нелеп, ты ходишь по миру злобным волком, а вернее, шакалом и мешаешь жить другим. Тебе надо остепениться. А что для этого требуется? Ну? Экой тупой… Жениться для этого требуется, вот что… — На ком? — совсем уже деревянным голосом спросил Филипп, чувствуя дикую боль в висках. — Ну, тупой! — закричала старуха, потом выдала куда-то в сторону тираду отборного мата и снова стала втолковывать Филиппу суть дела: — На Алисе Кружановой, разумеется, на ком же еще, орясина ты московская! Она же ждет от тебя ребенка, поскребыш ты неумный… Вот и женись!

— Издеваешься? — тихо спросил Филипп. — Ага… Точно так, голубь… Издеваюсь… И не надо укорять меня в этом, а то я тебя тоже кое в чем укорю… Короче, либо ты женишься на Алисе Кружановой, либо прямые доказательства твоего преступления лягут на стол прокурора. Фирштейен, бамбук? — Понял, понял… Трудновато будет только. Мы с ней поссорились на высоком уровне, на отцовском, — поделился своей проблемой Филипп. — Ну и что? Преодолей… Речь-то о твоей жизни идет, не о чем-нибудь… Когда что-то очень нужно, человек на многое способен. А тут дело и вовсе не пропащее… Явись, встань на колени, валяйся в ногах, наплети что-нибудь, враль ты ещё тот и актеришка не хуже иных модных… Выигрыш-то каков? Во-первых — жизнь, во-вторых — свобода, в-третьих — родство с Кружановым… А? — причмокнула она, — каковы перспективы, прикинь, обалдуй… Ладно все, действуй, некогда мне… И не вздумай юлить, следить будем как никогда… Пока… Удачи тебе!

Делать было нечего, приходилось подчиняться… Однако, надо сказать, что в этом случае он выполнял приказ с большей охотой, чем предыдущий…

Алиса жила в это время на даче.

Филипп приперся туда в середине дня с таким расчетом, чтобы родителей не было дома. Но охранник не пустил его дальше глухих мощных ворот. Следующим этапом был телефонный звонок. Подошла мать и вежливым холодным тоном попросила его больше сюда никогда не звонить. Но Филипп, зная, что его женитьба на Алисе — вопрос жизни и смерти, не собирался отступать. Он выследил Алису, садящуюся около дачных ворот в белый «Мерседес» и подбежал к ней.

Преданный телохранитель Алисы Женя Гуреев мощной грудью встал перед ним, но Алиса сделала ему жест, чтобы он отошел. — Надо поговорить, — шепнул Филипп. — О чем? О твоей подлости? — ответила Алиса. В её серых глазах блестели кристаллики слез. — Дорогая, ты же ничего не знаешь, я должен тебе все рассказать, — нашептывал он. — Что-то произошло?

— Неужели ты полагаешь, что я просто так стал бы отказываться от тебя? Какая нелепость… Будь умнее, дорогая моя… Неужели ты не понимаешь, что меня заставили, вынудили, мне угрожали… И главное, что угрожали не моей жизнью, она для меня без тебя не представляет никакой ценности, грозили твоей жизнью… И я вынужден был…

Алиса слегка дотронулась до его локтя пальчиком, на котором красовалось миниатюрное колечко с великолепным бриллиантом изрядных карат. — Садись в машину, поедем в Москву, — шепнула она. — Здесь сейчас мама, при ней разговора не получится, она не хочет тебя видеть… Слишком уж ты её задел за живое…

Они сели в машину, и «Мерседес» помчал их в Москву на Никитский бульвар, где в недрах семикомнатных апартаментов можно было спокойно побеседовать.

… Когда захлопнулись двери квартиры, Филипп бросился перед Алисой на колени и стал покрывать её ноги поцелуями. — Я не могу без тебя, я покончу с собой, мне страшно, этот жестокий мир убивает меня… У нас ребенок, твой ребенок, мой ребенок… Только в этом я вижу смысл жизни…

Алиса растаяла довольно быстро. Уже через полчаса они были в постели, где Филипп показал ей чудеса секса.

А потом наплел душераздирающую историю про коварную разлучницу, связанную с уголовным миром, про то, что он был должен ей кучу денег, про то, что она шантажировала его, что она грозила убить или изуродовать Алису… И он вынужден был, чтобы спасти любимой жизнь, отказаться от нее… — А что изменилось теперь? — спросила Алиса. — А теперь я рассчитался, отец помог мне, — приправил поток лжи крупицей правды Филипп. — А потом приехал к ней с крутыми людьми, и они посоветовали ей оставить нас в покое… И вот, — развел руками он. — Я здесь…

Алиса безоговорочно поверила ему… Следующим этапом было убедить родителей в том, что Филипп сказал правду.

Это было не так уж просто, но тоже оказалось решаемо. Сначала сдался Павел Николаевич, потом Светлана Михайловна. Хотя она дала понять, что не верит Филиппу и дает свое согласие на их брак, скрепя сердце, под давлением дочери и мужа.

… Богатая свадьба состоялась в начале декабря… На свадьбу Кружанов подарил молодоженам четырехкомнатную квартиру в одном из тихих Арбатских переулков и черный БМВ — 730. В свадебное путешествие они поехали на Гавайи…

… Незадолго до свадьбы Филиппу позвонил отец Алены Вадим Навроцкий, поинтересовался, где дочь. Вдохновленный Филипп придумал и для него потрясающую историю о том, как Алена бросила его и умчалась куда-то то ли в Питер, то ли в Стокгольм с любовником… Не таким уж плохим актером оказался Филипп, потому что Навроцкий тоже поверил ему. — Слушай, Филя, — неуверенным голосом сказал Навроцкий, когда Филипп закончил свой поток лжи. — Я слышал, твой отец собирается снимать фильм из эпохи восемнадцатого века. Не найдется ли для меня там какая-нибудь роль? По-моему, я ещё не сошел с катушек и мог бы быть очень даже полезен…

Филипп про себя усмехнулся, но обещал посодействовать. При этом поразился сам себе, своему самообладанию. Ведь он разговаривал не с кем-нибудь, а с отцом Алены… АЛЕНЫ…

… — Ты меня достал со своими любовными интригами!!! — орал Игнат Рыльцев, увидев на пороге своей квартиры сына. — Сходится он, понимаете ли, расходится, опять сходится… Весь в меня пошел…, — усмехнулся он. — Только раньше время было другое, а теперь все упирается в проклятущие деньги… Как я теперь буду глядеть в глаза Круку?!!! Не порвет ли он все наши договоренности, после того, как я породнюсь с его злейшим врагом?!! — Крук не даст, Кружанов даст, — философски заметил Филипп. — В наше время не знаешь, где найдешь, где потеряешь… — Да? — взглянул на него своим орлиным взором отец. — Ладно, поживем, увидим… В каком-то смысле, видимо, ты прав… — Да, вот еще, — произнес Филипп. — Не найдется ли в твоем фильме роль для Вадима Навроцкого? — А ты откуда его знаешь? — подивился отец, который понятия не имел о связи Филиппа с дочерью Навроцкого. — Так, познакомились на одной тусовке… — По пьяни, короче… Никогда не связывайся с этим человеком, сынок… Подлец, каких мало, и алкаш, не приведи господь… Пошли, кстати, махнем коньячка, у меня хороший, кизлярский…

После выпитой рюмки Рыльцев-старший разговорился. — С этим Навроцким была связана пренеприятнейшая история… — Он закурил трубку и комната наполнилась приятным сладковатым дымком. — Примерно двадцать лет назад его жена зарезала его любовницу… — Да?!!! — встрепенулся Филипп, держа в руках недопитую рюмку. Он понял, что речь идет о матери Алены. Он знал, что Алена осталась без матери в годовалом возрасте, но только без таких страшных подробностей. — А как же? Жуткая история была… Они оба помешанные, и он и его жена… Сначала он приревновал её, устроил дикую разборку, драку, побоище, она убежала из дома еле живая, потом вернулась и застала дома оную сцену… Схватила кухонный нож и шарахнула любовницу под сердце… Навроцкий от страха грохнулся в обморок… Хорошо ещё дочери дома не было, бабка её забрала, ей всего-то года полтора тогда было… — Ну и что было дальше? — спросил Филипп. — Что дальше? Все, как положено по закону… Зарезала, и позвонила в милицию. Приехали, скрутили её там же, у Навроцкого на квартире и препроводили куда следует… Потом суд — восемь лет… А в Москву она так и не вернулась… А что это тебя все это так заинтересовало? — Ну не каждый же день такое услышишь, — резонно заметил Филипп. — В нашем мире бывает… Люди искусства — люди горячие и непредсказуемые… Правда, чтобы уж настолько, и впрямь редко… — А ты что, знал ее… Эту самую жену? Она что, тоже актриса?

Какая-то тень пробежала по лицу Рыльцева. Он отвернулся, затянулся трубкой и ответил:

— Мы все в этом мире немного друг друга знаем… Странно, что ты про эту историю ничего не слышал… Впрочем, это давно было, в начале восьмидесятых… Ты тогда ещё в начальную школу ходил… Да, быстро летит время, — вздохнул режиссер, попыхивая трубочкой. — Да, да, она была актрисой, довольно перспективной, но малость сумасшедшей… — И запел приятным тенорком: — «Она была актрисою…» — Потом посерьезнел и добавил: — А роли Навроцкому я не дам. Его присутствие на съемочной площадке считается дурной приметой. И потом, он совершенно изжил себя, он человек другой эпохи, он остался там, в семидесятых годах, по-новому играть не может, и мыслить не может… Сейчас что людям нужно? Пошлости, побольше, клубнички, секса, насилия… Иначе никто на фильм не пойдет… А он так не умеет, он по амплуа чистый лирик, хотя на деле грязная сволочь… Да вдобавок и спился окончательно, ну его к лешему…

… Когда Филиппу снова позвонил Навроцкий, он ответил ему, что отец что-то там обещал, но пока непонятно, будет ли он снимать этот фильм вообще… Про Алену он даже не спросил…