— Мадам Инга? — спросил водителя Лимон.

Тот кивнул. Лимон сел сзади, Ольга юркнула к нему, а Ика с неохотой устроился рядом с шофером. При этом безостановочно вертел головой, страшась внезапного выстрела.

Таксист, ни слова не говоря, сдал назад, выехал из туннеля и по узкой улочке поехал в сторону Омонии.

— Куда он нас везет? — нервно спросил Ика.

— Успокойся. Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Будем работать вместе. Не дрейфь, прорвемся. Задавай только поменьше вопросов, — предупредил его Лимон, и Ика, вжавшись в кресло, замолк.

Ольгу мучило любопытство. Ей не терпелось узнать, каким образом Лимон разыскал этого небритого грузина и почему предлагает дружить вместо того, чтобы отомстить ему за ее страдания. Но езда по ночному городу, мерцающему одинокими огнями рекламы, таила для них слишком много неожиданностей, и поэтому все невольно напряженно смотрели в окна.

Показавшийся впереди, возле самого моря, залитый светом дом, несомненно, принадлежал Инге, потому как другие, не менее богатые особняки, пребывали в глубоком предрассветном сне. Впервые Ольга услышала, как Лимон облегченно вздохнул.

Инга встретила их на овальной мраморной лестнице возле высоких деревянных, с квадратными окошечками, дверей. Вся в белом, она казалась почти нереальным созданием из другой, наверняка райской жизни. Ни слова не говоря, она, убедившись, что в такси сидит Лимон, скрылась внутри дома.

— Сколько ему дать? — спросил Лимон Ику.

— Две тысячи.

Расплатившись, они подождали, пока желтое такси не исчезнет за поворотом, и, не заметив вокруг ни одной живой души, последовали за Ингой.

Дом произвел впечатление на всех вошедших.

Прежде всего колоссальными размерами белой, почти никакой мебелью не заставленной комнаты и лестницы, ведущей на второй этаж.

— Пока не решила, какой будет ливинг-рум. Но садитесь, места хватит. Поближе к камину.

Ика смотрел на Ингу и никак не мог поверить своим глазам. Перед ним была та самая проститутка, которую они так удачно накололи вместе с уже покойным Рудиком. Впервые он находился в окружении сразу двух обманутых им женщин и чувствовал себя плохо.

Уж кто-кто, а он знал точно, что женщины не прощают подобных поступков. Поэтому рассчитывать на их снисходительность не приходилось.

Инга сделала вид, что не узнала неизвестно зачем привезенного к ней вонючего репатрианта.

— Хотите кофе? — спросила она.

— Дай водки. Голова разболелась. Нервы ни к черту, — потребовал Лимон и тяжело опустился в кресло напротив камина.

Инга отправилась в сторону овальной кухни, а Ольга, побродив между колоннами, обвитыми лианами, остановилась возле клетки с Христофором, стоящей на высоких металлических ножках с колесиками, благодаря которым ее можно было возить по всей комнате. Сейчас клетка стояла под широкой низкой пальмой, загораживавшей попугаю свет.

Христофор дремал. Поджав одну ногу и зажмурив глаза, он медленно клонился вперед и, как многие люди, «клевал носом». Но стоило только слегка потерять равновесие, как попугай инстинктивно выравнивался, открывал один глаз и возмущенно зыркал им. Убедившись, что его никто не подталкивает, он снова закрывал глаз и засыпал до нового наклона. На этот раз в поле его зрения попала Ольга. И он, мгновенно впившись в жердочку когтями обеих ног, уставился на нее.

— Христофор, — с грехом пополам прочитала латинские буквы Ольга.

— Овхористо, — важно поблагодарил ее попугай.

— А меня Ольгой зовут, — почему-то сообщила она.

— Княгиня? — спросил попугай и почесал ножкой свой желтый хохолок на затылке.

Ольга от удивления открыла рот. Но выяснить у попугая, откуда он про нее знает, не удалось, так как, пользуясь подходящим моментом, к ней подошел Ика.

— Красавица, не держи на меня зла. Всякое бывает в жизни. Твой жених — теперь моя единственная защита. Не бери грех на душу, я виноват перед тобой, но, поверь, — в жилах Ираклия Сотириади течет благородная кровь его высокочтимых родственников.

— Катись ты отсюда, сволочь, — сквозь зубы процедила Ольга.

Но Ика не последовал ее совету. Отступать было некуда. За его спиной Инга подавала Лимону полный фужер водки и стакан апельсинового сока.

Не поблагодарив, Лимон взял фужер и молча осушил его до дна. Потом отхлебнул немного сока, закурил и закрыл глаза. Инга села на мраморный пол у его ног. Поначалу она разозлилась, увидав Ику, но быстро сообразила, что в данной ситуации лишний человек, тем более мужчина, не помешает.

К тому же она постарается сделать так, чтобы карты княгини и репатрианта сошлись. Ведь они — идеальная парочка. Нужно только организовать, чтобы Лимон поверил в их отношения. Сделать это будет несложно, но только после того, как Инга найдет и вернет в свою колоду исчезнувшую даму пик.

Нет, вы только гляньте на эту идиллию! Боже!

Какие же бабы — суки! Пригрелась у его ног, точно драная кошка. Ведь знает, что не нужна ему, а лезет. И этот еще придурок бродит за мной. Грузинский грек. Напрасно надеется, что забуду его подлость. Идиотская ситуация. Лимон заснул, Инга плюет на мое присутствие. Оставаться рядом с ними — противно. Раз хозяйка не приглашает, пойду сама поищу себе местечко для сна. Хорошо хоть грек не увязывается за мной. Мужики тоже — подонки. Сделают гадость, а потом замучивают извинениями. Сами не соображают, что извиняющийся мужчина в глазах женщины превращается в ничтожество. Вот Лимон извиняться не умеет. Он скорее переступит, чем склонится. Мне такие нравятся. Пусть эта сучка у его ног крутится. Все равно спать он будет со мной!

Прохожу мимо зеркала — и чуть не вскрикиваю.

Из его глубины на меня смотрит Пат! Ужас! Лицо перекошенное. Седые волосы торчат ежиком. Как-то нелепо сидит, не пойму на чем. Синий халат болтается на нем, как на вешалке. И тянет ко мне руку. Отскакиваю в сторону. Неужто и впрямь — он? Его призрак преследует меня? Наташка говорила, что он еще не на небе. Значит, слоняется по земле в поисках меня? Бред! Показалось. Просто от всех заморочек у меня поехала крыша. Вот возьму и подойду к зеркалу. Возьму и подойду!

Ничего, кроме моего бледного, изможденного лица, в нем не отражается. Да еще за спиной там маячит грек. Надо немного поспать, а то двинусь головой окончательно.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Ни фига себе домик! Три спальни, все с ванными и туалетами, кухня, холл. Видать, дамочка не одну ночь задирала ноги, чтобы наскрести на такое. Остаюсь в самой маленькой спаленке. Она — вся белая.

И люстра белая, и плетеные стулья. А посредине — огромная высокая кровать. Как же они за границей любят большие кровати. Не раздеваясь, плюхаюсь на нее и, по-моему, сразу засыпаю. Ах, почему же только во сне я вспоминаю просьбу Наташки: «Увидишь его, передай, пусть успокоится». Я же увидела! Пат именно этого ждал, а я испугалась. Сейчас встречусь с ней, а сказать нечего. Но почему-то вместо Наташки я вижу много мужиков. Все они голые — и у всех члены, как у Ходжи. Какое-то безумие. Неужто такое бывает. Они стоят и смеются.

Нет, все-таки это не такие, искусственные! Точно.

Вон у одного вообще привязаны две банки из-под пива. И он еще лыбится. Трясет ими. Дурак. У Ходжи — больше. К тому же у него головка голая. А у этих я такой не вижу. Ничего, я найду его член.

Мне ведь даже трахаться с ним не хочется. Просто подержать в руках, погладить, поласкать. Почувствовать, как он наливается силой, как каменеет.

Такой двумя руками держать придется. Поиграть им, конечно, хочется, но все остальное — страшно.

Он же ко всему еще необузданный. Турок. Такой не спросит, нравится или нет.

Просыпаюсь от какой-то неудовлетворенности.

С чего мне такие глупости снятся? Надеялась, прилетим сюда — и начнется нормальная жизнь. Так нет! Прямо рок какой-то! Больше спать не могу. Да и рассвело совсем. Очень пить хочется. Встаю, иду в кухню. Там, в холодильнике, чего только нет.

Даже томатный сок. Но сейчас не до «Кровавой Мэри», а пивка немного не помешает. Наверху, на крыше, кто-то приглушенно разговаривает по-гречески. Прислушиваюсь. По голосу, должно быть, Ика. Но с кем? Осторожно поднимаюсь по лестнице. Боже! Какая на крыше красота! Сколько зелени, бассейн. Ика сидит на качающемся диване и разговаривает по телефону. Заметив меня, он как-то дернулся, осекся и быстро закончил разговор. Интересно, чего он испугался? Я ведь в греческом — ни бум-бум.

— Доброе утро, красавица! Я думал, такие девушки, как ты, просыпаются поздно! — натянуто улыбается он, сверкая золотыми зубами, а глазами испытывающе всматривается в меня.

С кем же он разговаривал по телефону? Хотя какое мне до этого дело? Его намереваются убить.

Пусть крутится. Попрошу Лимона, чтобы он не очень-то заботился об этом греке.

— Зря не желаешь со мной мириться, — продолжает он. — Ика никогда никому не желает зла.

С тобой получилась неприятность. Но я сам влип по уши. Раз Ходжа прислал мне четки, значит, остается только молиться. Одна надежда — на твоего Друга.

— Он мне — жених! — вру я. — А об остальных девушках ты не вспоминаешь? Куда вы их с Хазбаром продали?

Ика, видать, полностью очухался и, продолжая притворно улыбаться, беспечно произнес:

— Чего о них волноваться? Проститутка она ,и есть проститутка. Но там зато условия получше и риска заразиться меньше.

— Что же они сами туда не рвутся?

— Глупые потому что…

— Врешь! Их ведь потом в море топят! — неизвестно почему утверждаю я и попадаю почти в точку. Ика вздрагивает. Его противные маслиновые глаза выражают растерянность.

— Кто тебе такое сообщил?

— Хазбар!

— Идиот. Потому его и убили. Бывает, конечно, случается. Так ведь проституток во всех странах убивают. Работа такая. Связана с риском. А иначе бы каждая ноги раздвигала. Не тяжела работа. Тебе тоже не следует болтать лишнего и повторять чушь.

Не забудь, вы — в Греции, а не в России. Тут любят нас до тех пор, пока мы являемся туристами.

Я решила не продолжать разговор. Ика засунул радиотелефон в карман брюк и спустился вниз.

Нужно будет передать Лимону о его телефонном звонке. Но мое внимание привлекает несколько парней, идущих по песчаному берегу к нашему дому. Сначала не понимаю, чем они мне подозрительны, оказывается, одеждой. Все — в темных костюмах. Какого черта они делают на пляже?

Встаю за вьющийся розовый куст и наблюдаю за ними. Голоса их не слышны. Да и, похоже, — переговариваются они жестами. При этом часто оглядываются по сторонам. Чего-то опасаются. Останавливаются. Один из них разговаривает по телефону. На крышу вновь поднимается Ика. Подходит ко мне.

— Какие-то бандиты хотят попасть в дом, — говорю ему шепотом.

— Нет. Это ребята пришли искать золото.

— Какое?

— Знаешь, сколько людей за день теряют на пляже золотые кольца, сережки, кулоны, деньги? Вот эти ребята по утрам просеивают песок. Это их бизнес.

— Они греки?

— Нет, албанцы. Совсем безобидные.

— Чего ж они возле самого дома крутятся?

— Весь пляж — их территория. Хотят и крутятся. Пошли вниз, нужно позавтракать.

Ика намеревается увести меня, чем еще более увеличивает мои подозрения — Надо бы предупредить Лимона.

— Он спит. И тебе не мешает хорошо выспаться, — уговаривает Ика.

Делаю вид, что соглашаюсь, и позволяю ему проводить меня в мою спальню. Начинаю раздеваться. Ему становится неловко, и он уходит. Вернее, стоит за дверью и прислушивается, чем я занимаюсь. Сбрасываю юбку и курточку, иду в ванную и встаю под прохладный душ. Шум воды должен развеять его опасения. Хотя, возможно, все это — дурь. Но после похищения меня не покидает ощущение опасности. Необходимо отключиться и думать о чем-нибудь хорошем. Не получается, потому что в комнату кто-то входит. Такого хамства греку не прощу! Тянусь за халатом — в проеме двери появляется Инга.

— Думала, будешь спать до обеда. Нервы у тебя — дай бог каждому.

Стою и не знаю, что ответить Чувствую свою наготу, и становится вдруг стыдно. Инга нагло всю меня разглядывает.

— Мужчинам, очевидно, нравятся эти родинки? — она тычет пальцем в мой «бермудский треугольник». — Такое расположение родинок предрекает счастливую судьбу. Кстати, в двадцать лет оказаться на Западе уже неплохо Вот только ноги у тебя вверху слишком худые. Нужно заниматься бодибилдингом, иначе кожа на заднице обвиснет.

И постоянный массаж. Я умею такой делать… — Она немного помолчала, продолжая скользить взглядом по моему мокрому телу, и вдруг ни с того ни с сего спросила:

— У тебя любовницы были?

Смутить меня вообще-то трудно. Но, кажется, краска заливает не только лицо, но и грудь Как отвечать на такой вопрос? Только вопросом!

— А у тебя?

— Никогда, — без всякого стеснения признается она и добавляет:

— Но, глядя на тебя, думаю, в такой женщине, как ты, скрыто нечто большее, чем способны разглядеть мужчины.

Глупо улыбаюсь, не соображая, как воспринимать этот комплимент. Наш идиотский разговор неожиданно прерывается. Чьи-то руки высовываются из-за двери, одна хватает Ингу за волосы, вторая зажимает ей рот. Не успеваю сообразить, что происходит, как Инга исчезает, а на ее месте возникают двое парней в костюмах. Узнаю их сразу. Это те самые, которых я видела на берегу. Ика наврал!

Это его дружки! С ними он разговаривал по телефону, а потом вешал мне лапшу на уши!

Пока я растерянно убеждаюсь в своем легкомыслии, парни вытаскивают меня из-под душа и голую волокут в комнату. «Неужели будут насиловать?» — проносится в голове. Возле кровати стоит улыбающийся Ика. У его ног на полулежит Инга с заклеенным клейкой лентой ртом и связанными руками. Ика что-то сказал по-гречески, и, выставив меня вперед, как прикрытие, все шесть человек двинулись вниз, не обращая внимания на бьющуюся в истерике Ингу.

Кажется, на этот раз мне окончательно не повезет! Ноги не слушаются, но идущий за мной, воняющий потом и одеколоном парень почти несет меня на руках. Кричу изо всех сил: «Лимон!» — и получаю по голове чем-то тяжелым.

Услышав истошный крик, Лимон стряхнул с себя сонное оцепенение и вскочил на ноги. Но больше ничего совершить не успел, потому что Ика, задержав процессию на лестнице, приказал:

— Не двигайся и подними вверх руки.

Мельком взглянув через плечо, Лимон понял, что сопротивление бесполезно. Один из парней направил на него пистолет. В руках остальных сверкали ножи. Ольга поникла от удара и, если бы ее не поддерживали, не устояла бы на ногах. Пришлось задрать руки над головой.

С торжествующей улыбочкой Ика подошел к нему.

— Ну что, козел? Ты сюда зачем приехал? Нас на вшивость проверить? Тут давно уже и без тебя даже воздух разделен на части. Решил с первого дня свой порядок завести? Да? Ублюдок! — После этих слов Ика развернул Лимона и ударил его в лицо. Но эффекта не получилось, потому что Лимон успел среагировать, и кулак лишь чиркнул по уху. Зато в ответ он нанес такой пушечный удар ногой Ике в пах, что у того чуть глаза из орбит не вылезли. Он со стоном повалился на колени и задергался всем телом. Тут же прозвучал выстрел — ив плечо Лимона впилась пуля.

После этого все немного успокоились. Пришла в себя Ольга. Албанцы, почти нога в ногу, медленно спустились с лестницы. Кровь обагрила горчичного цвета пиджак Лимона. Ольга от страха зажмурила глаза. Остальные наблюдали, как по полу со стонами катается Ика.

— Не стреляйте! Я сам! — кричал он по-русски, чем вызвал непонимание у своих сообщников. Наконец, немного очухавшись, он поднялся на корточки и стал прыгать на пятках, сыпля проклятия и по-русски, и по-гречески.

Тем временем Инга, брошенная на полу спальни, прекратила бессмысленную истерику и всю свою энергию сосредоточила на веревке, которой были связаны ее руки. Сначала ей показалось невозможным растянуть кусок расплетенного каната, белого и жесткого от морской соли. Но постепенно силы возвращались к ней. Она не сводила глаз с узла и полностью сконцентрировала на нем свою волю. Клейкая лента затрудняла дыхание. С трудом она оторвала ее от щек. Бандиты, уверенные, что имеют дело со слабой, беззащитной женщиной, даже не завели ей руки за спину. Связали больше для проформы, чтобы не путалась под ногами. Несколько тягучих минут Инга боролась своим взглядом с узлом. В этот момент и прогремел выстрел.

Должно быть, он придал Инге новые силы, потому что медленно узел стал ослабевать. Она не двигала руками, но чувствовала, как веревки перестают впиваться в кожу. Уже можно было бы вытащить руки из накрученных колец, но Инга, боясь иллюзий, продолжала мысленно развязывать сам узел.

И действительно, будто кто-то невидимый потянул за конец веревки — и узел распался. Тяжело вздохнув, она развела руки в стороны. Снизу послышались крики и угрозы Ики.

Он уже полностью оправился от удара. Поднялся на ноги и потребовал, чтобы Ольгу поставили рядом с Лимоном.

— Сначала я пристрелю тебя! — истерично завизжал он, брызжа слюной в лицо.

Она плохо соображала, что происходит. Один из парней, опасаясь приближаться к раненому русскому, с силой толкнул ее в спину, и она, чтобы не упасть, рванулась к Лимону. Тот подхватил ее здоровой рукой и прижал к себе.

— Прости, княгиня. Когда-то со мной это должно было случиться. Жалко, не удастся спасти тебя в третий раз, хоть бог и любит троицу, — услышала она его горячий шепот.

— Так вот, Лимон! Ходжа, самый мудрый и влиятельный человек в Афинах и во всей Греции, не испугался твоего приезда и твоих наскоков, но, чтобы впредь ни одному русскому гангстеру, каким бы авторитетом он у вас в России ни был, не захотелось устанавливать здесь свои порядки, мудрый Ходжа приказал расстрелять тебя и твою бабу, не вступая ни в какие разговоры и торги. Теперь твоя вшивая жизнь ничего не стоит, — нагло и торжественно закончил Ика и потребовал передать ему пистолет.

— Я тебя прикрою, — прошептал Лимон Ольге.

Та ничего не ответила, скорее всего не услышала его слов. Тогда он обратился к Ике:

— Я согласен. Но моей смерти будет достаточно. Пожалей девчонку.

— Нет. Из-за нее погиб мой друг Хазбар. Я обязан отомстить. Иначе кто же потом отомстит за меня? — Говоря это, Ика вертел пистолет, стремясь совладать с волнением. Он не желал выглядеть перед молодыми парнями новичком в таком деле. К тому же боялся промахнуться из-за дрожи в руке.

Поэтому оттягивал момент спуска курка.

Но вместо выстрела раздался заставивший пришедших вздрогнуть крик Инги:

— Лимон! Лови!

Над головами албанцев пролетел небольшой овальный предмет, который Лимон схватил свободной рукой, на секунду забыв о простреленном плече. Прежде чем кто-либо сумел понять, что происходит, он развернул перед собой беспомощное тело Ольги и, прикрывшись им, как щитом, поднял руку с зажатой в ней гранатой-"лимонкой".

— Стреляй, парень. Меня тебе не достать. Но от взрыва умираешь первым. Вряд ли кто-нибудь будет соскабливать твои мозги с потолка.

Надо отдать должное Ираклию Сотириади, он умел быстро ориентироваться и мгновенно оценивать расклад сил. Оставалось взглянуть в сторону лестницы и заметить в руке Инги еще одну «лимонку», чтобы понять, что дело — дрянь. Эти русские на попятную не пойдут. Разнесут виллу, словно карточный домик. Рука с пистолетом невольно опустилась.

— Нет, нет, Ика. Ты меня не понял. Стрелять тебе все же придется. Ведь мы с тобой договорились действовать вместе, — спокойно произнес Лимон. — Начинай с первого слева, иначе я бросаю гранату.

Ика послушно выстрелил в стоявшего метрах в двух от него албанца. Тот рухнул, так и не поняв, что произошло. Остальные бросились по лестнице вверх. Инга отпрянула в сторону. Но на нее никто не обратил внимания.

Лимон отпустил Ольгу, тут же повалившуюся на пол, подошел к Ике и забрал пистолет.

— Теперь ты — приговоренный. Ходжа больше тебе не поверит. Придется работать на меня.

Ика молча опустился на колени. К Лимону подошла Инга и протянула вторую «лимонку».

— Откуда они у тебя? — спросил Лимон.

— С собой прихватила, когда улетала. Так, на память, — тихо ответила Инга.

Лимон вдруг зашатался и упал. Инга наклонилась над ним, взяла из его ослабевшей руки пистолет и приказала Ике:

— Неси его наверх. Нужно срочно обработать рану.

Ика подчинился беспрекословно. Осторожно обхватил Лимона за талию и бережно приподнял.

Потом переступил через убитого албанца и медленно зашагал по лестнице. За ним поднялась Инга, на всякий случай держа пистолет наготове.

В течение двух дней состояние Лимона оставалось тяжелым. Инга колдовала над ним своими заклинаниями и зельями. Ика покорно выполнял все ее приказания. Ночью, дрожа от страха, вытащил труп албанца и бросил его в море. Ольга отмыла от крови мраморный пол в ливинг-рум. Никаких новых попыток проникновения на виллу или ее штурма люди Ходжи больше не предпринимали. Казалось, они исчезли навсегда. Правда, в это верила одна Ольга, да и то больше старалась делать вид.

Зато Ика понимал, что война только начинается.

Ходжи, дважды обжегшись, постарается собрать сведения о противнике и больше не рисковать своими боевиками. К тому же полиция уже в курсе конфликта и переполошилась, теряясь в догадках, что еще за новая напасть обрушилась на Афины.

Ходже невыгодно привлекать общественное внимание к внутренним разборкам. В парламенте и так с утра до вечера вопят о росте преступности.

У постели Лимона попеременно дежурили Инга и Ольга. Не потому, что состояние его вызывало серьезные опасения, а из-за боязни оставить его одного. Ика у дам доверием не пользовался.

Утром третьего дня раздался телефонный звонок. Инга давно его ждала. Звонил Солон.

— Здравствуйте, керье Инга.

— Здравствуйте, я вас узнала.

— Это более чем приятно. Мы условились связаться через сутки. Но у вашего друга, как я понимаю, возникли непредвиденные обстоятельства?

— Да… — неопределенно протянула Инга.

— Как его самочувствие? — вдруг поинтересовался Солон и, не дожидаясь ответа, добавил:

— Может, нужна какая-нибудь помощь?

— Спасибо. Думаю, дня через три он сможет приступить к переговорам.

— Нам бы хотелось знать его решение… — настаивал Солон.

— После того, что случилось? — решила проверить его Инга.

Но Солон не клюнул на провокацию и с насмешкой в голосе спросил:

— А что случилось?

Пришла очередь улыбаться Инге:

— Ваша неосведомленность пугает. Она может затруднить переговоры.

— Пусть это вас не волнует… — пошел на попятную Солон и приглушенным голосом, как нечто сугубо личное, сообщил:

— Ваша вилла в настоящее время — одно из самых безопасных мест в Афинах.

— Тогда мы завтра идем купаться! — отозвалась Инга.

— Не советую, керье… Море еще холодное… Однако не будем дожидаться того времени, когда оно превратится в парное молоко. Передавайте привет вашим друзьям.

— Мечтаю, чтобы они стали общими, — закончила Инга.

Повесив трубку, Инга задумалась. Она прекрасно понимала, что Лимон попал в сложную ситуацию.

По сути, сам нарвался на албанскую группировку.

Выбор у него не богат — либо, чуть поднакопив силы, мотать из Греции, либо начинать неравную войну с Ходжой. И то и другое было бы для него смертельно опасным. Солон не простит его побега и немедленно передаст материалы в Интерпол. Но и начинать борьбу с Ходжой, не заручившись благосклонностью карт, было бы безумием. Две бессонные ночи, проведенные Ингой у постели Лимона, были заполнены мыслями о даме пик. Вероятнее всего, карта не исчезла бесследно. Ее следовало искать у Ольги. Уж если заблудшая душа умоляет Ингу вернуть перстень, значит, за этой девицей многое числится. Черный агат на пальце Ольги раздражал Ингу. Но она делала вид, что не замечает перстня. Разговор с Солоном подталкивал к какому-нибудь решению, но Инга боялась сообщать о нем Лимону. Единственное, на что она решилась, так это выбросить его костюм. Тем более что пиджак был залит кровью. Лимону об этом она не сказала, решив к его выздоровлению купить и привезти новый. Она не знала, что Ика, об одежде которого позаботиться было некому, вытащил из большого черного пакета для мусора брюки от костюма и спрятал у себя в комнате.

Разумеется, прежде всего он, на всякий случай, проверил содержимое карманов, но ничего не нашел, кроме обгоревшей карты — дамы пик. Повертев ее в руках, Ика сунул карту обратно в карман.

Он с детства любил карты и относился к ним с почти мистическим уважением. Так дама пик, о которой мечтала Инга, осталась на своем месте.

Лимон лежал с открытыми глазами. Силы медленно возвращались к нему. Большая потеря крови и воспалительный процесс, начавшийся было в плече, ослабили его организм. Стараниями Инги он преодолел кризис. Левая рука посинела и не двигалась. До сих пор он не мог понять, как умудрился раненой рукой поймать гранату, спасшую ему жизнь.

Обе девушки — и Ольга, и Инга, сменявшие возле него друг дружку, плохо выглядели, и он старался с ними не заговаривать. А собственные мысли крутились вокруг Ходжи. Самое важное заключалось в том, что Лимон не ощущал в себе достаточно злости, чтобы обрушиться на Ходжу. Но, с другой стороны, оставить их конфликт без последствий значило расписаться в собственном бессилии. Об этом быстро станет известно в Москве, а значит, и везде. Он лишится ореола, который во многом служил ему защитой против многочисленных шакалов, готовых в любой подходящий момент напасть на него целой стаей и разорвать на клочья. Сказать самому себе: «Кранты, я завязываю» — просто. А как это сделать? Попробуй он купить ферму в Новой Зеландии, сменить фамилию, отпустить бороду — и там его найдут. В его профессии от дел уходят только в могилу. В этом и заключается ее печальный финал. Даже когда у тебя достаточно денег, нужно тянуть эту кровавую лямку.

Кроме того, Лимона нервировала ситуация, из которой он уже не видел выхода. Это касалось отношения к обеим любовницам. Он вообще не был избалован женским вниманием. А годы, прожитые с Ингой, отдалили его от нормальных отношений между мужчиной и женщиной. Инга стала для него судьбой, знамением, роком. Она вдохновляла на дела, она же их и выстраивала. Она прикрывала ему спину, отводила в сторону любые напасти, а взамен требовала подчинения своей воле. Была ли между ними любовь? Раньше Лимон об этом не задумывался. В их отношениях присутствовало что-то животное, необузданное. Было много страсти, но мало ласки. Впрочем, ласкать Лимон не умел. Разве что мысленно. Ольга появилась на его пути настолько неожиданно, что он и не успел разобраться, на кой черт она ему нужна. Но именно к ней в душе созревала нежность. Видать, судьба сама подстраивала события так, чтобы Лимон вынужден был постоянно спасать Ольгу. А что может быть для мужчины дороже спасенной им женщины? Здесь уже возникала какая-то отеческая забота, добровольное принятие на себя участия в ее судьбе. Но ведь и это все нельзя назвать любовью. В таком случае Ольга является оборотной стороной Инги. Однажды, вероятно сразу после ранения, Лимону приснился сон, в котором постоянно путались лица обеих дам. Это возбуждало и отвращало одновременно. Он мучился от неопределенности. Он путался в желаниях и чувствовал, что они над ним издеваются. Когда Лимон открыл глаза, то увидел спящую рядом в кресле Ольгу и обрадовался ей.

Эмоционально он чувствовал себя с ней намного раскованнее и спокойнее, чем с Ингой. Начинать новую жизнь приличного, преуспевающего бизнесмена, конечно, следовало бы с ней. А возможно ли продолжать прошлую жизнь вдвоем? Лимон понимал, что нельзя. Значит, возвращаться к Инге? Становиться орудием ее колдовского инстинкта? Продолжать разрушать уже без какой-либо надежды на освобождение? Неужели и он, самый свободный человек на земле, обречен жить в неволе однажды избранного им пути? Но что тогда впереди? Ведь если Инга — это конец, то Ольга всего лишь начало того же конца…

Лимон твердо решил сделать Ольге новый паспорт, снабдить деньгами и отправить в Америку.

Пусть хоть одна душа в мире останется ему навсегда благодарна. Как только решение было принято, его здоровье быстро пошло на поправку, и к вечеру того дня, когда раздался звонок Солона, Лимон впервые встал с постели и поднялся на красноватую от заходящего солнца ретере.

В шезлонге сидела Инга и читала старинную книгу. Внизу, на песчаном пляже, Ольга делала какие-то спортивные упражнения, а неподалеку от нее Ика, забравшись с ногами на лавочку, курил и крутил головой по сторонам.

— Не опасно? — Лимон кивнул в сторону княгини.

— Дом и берег охраняются, — не отрываясь от книги, объяснила Инга.

— Кем?

— Нашими друзьями. Они — в курсе событий и ждут от тебя согласия.

Лимон сел в качающийся шезлонг, скривился от боли в руке.

— Очень уж смахивает на провокацию с их стороны.

— Не думаю. У них есть осведомители, отсюда и информация. Сама судьба столкнула меня с Ходжой…

— Судьба?! — вдруг вскрикнул Лимон. — Или твои пасьянсы? Я ведь совсем забыл, что имею дело с ведьмой. Ты поколдовала над картами. И — готово! Никакая полиция, никакой Интерпол не придумает лучшей операции, чем расклады твоих пасьянсов. Ну, теперь ты довольна? Я по уши увяз в новом дерьме. Мною готовы таранить албанские укрепления, моя жизнь — снова в твоих руках, и ты можешь спокойно обзаводиться роскошной мебелью для своей виллы!

— Мебель будем выбирать вместе, — спокойно ответила Инга и отложила книжку. Горящие яростью глаза Лимона всколыхнули в ней подернутую тиной чувственность. Если уж принадлежать мужчине, то такому, как он. Привыкший убивать и в сексе ведет себя как убийца. Иной ей не нужен.

Самые вершины страсти всегда должны граничить с трагедией. Иначе секс становится слишком приторным.

— Не дождешься! — рявкнул Лимон. — Я проломлю голову Ходже, устрою в этом городе фейерверк, но не для твоих друзей. Хватит использовать меня в хозяйственных целях!