Он был почти уверен, что пророчество Инги относится к нему. И все-таки надеялся, что вытеснение Ходжи из Глифады пройдет без осложнений. Оставался вопрос, который его занимал больше, чем возможность собственной смерти. Нужна была напарница. Инга не сомневалась, что за помощью он обратится к ней. Однако стремление Ольги остаться с ним подталкивало к другому решению. Он понимал, что привлечение княгини к операции больно ударит по самолюбию Инги. Ведь вся ее внезапно возникшая страсть к Ольге всего лишь коварная попытка оттереть ее от него. Инга взялась отстаивать свои права жестко и властно. Привлекая Ольгу, Лимон должен объяснить ей, на какой риск она идет. Ведь никто не даст гарантий, что все пройдет как по маслу, возможны любые столкновения не только с людьми Ходжи, но и с греческой полицией. А это уже криминал. Не дай бог, что-нибудь с ним случится, Ольгу могут надолго упечь в тюрьму как соучастницу. Инга не протянет руку помощи, а уж о Солоне и думать нечего. С другой стороны, сама судьба кинула ее в объятия Лимона, и терять свою единственную привязанность в жизни он не хотел. Пусть княгиня будет рядом. Пусть знает, что его ремесло — рэкет, убийства, насилие. Об этом он ей должен рассказать сегодня же и предоставить самой решать, по пути им вместе или, пока не поздно, лучше разойтись в разные стороны.

Внутренний голос подсказывал, что княгиня останется с ним, и от этого на душе было особенно тревожно. К себе Лимон был не менее безжалостен, чем к окружающим. Ему ничего не стоило переступить через свое любое, даже самое сокровенное желание и больше никогда не вспоминать о нем. С Ольгой обстояло несколько иначе. Она сумела найти в глубине его души маленькое незащищенное местечко и поселиться там. Потому их отношения держались на его нежелании расстаться. Лимон понимал, что забота о княгине — излишняя роскошь для его натуры. Беря ее с собой, он не сможет полностью превратиться в исполнителя собственного плана, а будет каким-то десятым чувством заботиться о безопасности княгини. Это-то и способно подтолкнуть к катастрофе. С Ингой будет проще.

Он предоставит ей самой позаботиться о благополучном исходе их затеи, но после этого уже будет не вправе продолжать отношения с Ольгой. Все вернется на старый лад. Этого он не хотел больше всего на свете.

Лимон четко решил для себя последний раз испытать судьбу, и если предсказанная смерть отступится от него, то уж больше не будет искушать эту милую старушку, в руки которой он передал уже достаточно жертв.

Закончив слишком глубокие копания в своих чувствах, Лимон машинально, залпом выпил рюмку зеленоватого напитка и, не почувствовав вкуса, принялся высматривать Чана. Тот, появившись в зале, сделал ему знак головой, призывавший следовать за ним.

Во дворе ресторана стояла «семьсот сороковая»

«Вольво» цвета мокрого асфальта. Чан авторитетно заявил:

— Это как раз то, что тебе необходимо. Солидно и надежно.

Лимон согласился с ним и хотел уже садиться за руль, как Чан неожиданно спросил:

— Тебе нужен план Глифады со всеми точками, контролируемыми Ходжой?

Еще только начиная разговор с китайцами, Лимон решил не просить подобного плана, чтобы не показать себя человеком неподготовленным и слабо ориентирующимся в районе, который решил подчинить своей власти. К тому же он наделся на Ику, знавшего тут все заведения наперечет.

— Спасибо. У меня есть план. Сверим, если что-нибудь не заладится, — сказал он на прощание и выехал из дворика на улицу.

Машина шла мягко, плавно и напористо. Увидев указатель на Пирей, Лимон решил, что в самый раз забрать с Пороса забаррикадировавшегося там Ику Сотириади. Всего полчаса потребовалось, чтобы он очутился на залитой светом рекламы и фонарей набережной. Подъехав к причалу, Лимон вылез из машины, и к нему тут же подбежал юноша, что-то предлагающий на греческом языке.

Лимон произнес всего два слова:

— Порос, глиссер!

— О'кей, — закивал юноша и потащил Лимона к яхтам. Там на лавочке сидели пожилые греки и играли в нарды. Увидев Лимона, встали, ожидая выгодной просьбы. Лимон жестами объяснил, что ему нужно очень быстро попасть на Порос, и, посовещавшись, греки дали указания юноше, который подбежал к красавцу катеру, стремительностью и элегантностью форм напоминавшему гоночную машину. Выложив на доску с нардами деньги, Лимон пожал руки моряков с мозолистыми ладонями и, держась за плечо парня, спрыгнул в катер.

Они неслись по вечернему морю в серебристом свете луны и в отсвете полыхающего огнями нимба, висящего над древним городом. Иногда огромными домами проплывали мимо них морские паромы и океанские лайнеры. На них весело и возбужденно бурлила жизнь, обрушивая на стремительный катер снопы света, волны музыки и порывы веселья.

Порос встретил их тихим мерцанием провинциального вечера, ютящегося в многочисленных тавернах. Лимон, привыкший с первого раза запоминать места, где он однажды побывал, безошибочно нашел таверну, в которой их несколько дней назад поджидал человек с красной шляпой в руке. Сейчас его не было. Пришлось справиться у шустрого хозяина таверны.

— Где сидит Ика?

Лицо хозяина просияло от радости. Кроме слова «Ика», он ничего не понял, но и этого было достаточно, чтобы подвести Лимона к узкой щели в стене, у самого тротуара. Наклонившись, Лимон позвал Сотириади. Тот откликнулся мгновенно. А еще через несколько минут предстал перед Лимоном в очень неприглядном виде. Немытый, заросший щетиной, с воспаленными глазами.

— Я уж не надеялся, — принялся тараторить он. — Как они меня пытались отсюда выкурить, на какие уговоры не скупились, деньги предлагали. А я на них плевал. Ты уехал, а озлобленные люди Ходжи полночи сидели в таверне и поджидали меня, чтобы продырявить из всех стволов. Вот я и забаррикадировался.

Лимон отдал должное находчивости Ики. Инстинкт самосохранения в нем был развит чрезвычайно Поэтому предать, продать, заложить, если это касалось собственной жизни, не представляло для Сотириади никакой проблемы. В сущности, ничего удивительного в этом не было, и у Лимона не дрогнула бы рука разрядить в тощую фигуру Ики обойму, как только он перестал бы быть ему нужен.

Следовало отдать должное Сотириади, тот и не сомневался в намерениях по отношению к себе любой из сторон, которой он в данный момент прислуживал. Всю свою жизненную энергию он тратил на то, чтобы, подобно зайцу, успевать перепрыгивать в подготовленные для него временные безопасные ниши.

— Поехали, — скомандовал Лимон, и они быстро уселись в катер. Обратный путь прошел под аккомпанемент непрекращающейся болтовни Ики, сетовавшего на свою жизнь и намекавшего на солидное вознаграждение, чтобы он наконец смог бы слинять навсегда в Южную Америку.

Дома их ждал ужин при свечах, накрытый стараниями Инги и Ольги на крыше виллы. Ретере было украшено разноцветными гирляндами китайских фонариков. На столе красовалось огромное блюдо мусаки — баранины, запеченной с помидорами, баклажанами и брынзой. Из ведерок со льдом торчали бутылки шампанского. Рядом стояли бутылки водки и графины с томатным соком.

Морская прогулка заметно прибавила аппетита Лимону, отметившему, что китайская еда не дает долгой сытости. О питавшемся все эти дни одним сыром Ике и говорить не приходилось.

Весело и шумно все уселись за стол. Инга и Ольга в четыре руки ухаживали за Лимоном. Ика, не обращая ни на кого внимания, обеспечивал себя сам.

— Что за праздник? — поинтересовался Лимон.

— Мы с Ингой стали самыми родными сестрами и счастливы, что обе любим одного достойного человека! Между нами воцарились мир и покой, за что и предлагаем выпить по первой! — воскликнула Ольга и бросилась целовать Ингу.

Лимон пожал плечами и молча Выпил. Ика последовал его примеру.

Ольга и Инга продолжали наперебой рассказывать об общих планах на дальнейшую жизнь. Они планировали совершить круиз по Средиземному морю и принялись уговаривать Лимона поехать с ними.

— Завтра начинается мой круиз по Глифаде, — серьезно сказал Лимон. Он практически не пил, если не считать нескольких бокалов французского шампанского «Кордон Бле». — Я беру с собой Ику и Ольгу.

Над столом повисла тишина. Сотириади втянул голову в плечи и ковырял вилкой кусок баранины.

Ольга метала взгляды то на Лимона, то на Ингу. Та отвернулась, чтобы никто не увидел вспышку злобы, исказившую ее лицо.

— Мне необходимо переговорить с княгиней.

Мы немного пройдемся вдоль берега, — ни на кого не обращая внимания, закончил Лимон и встал из-за стола. Вслед за ним поднялась Ольга.

Они спустились по лестнице, вышли из дома, обогнули его и оказались на песчаном пляже. Поскольку Лимон молчал, Ольга заговорила первой:

— Кажется, Инга расстроилась. В таких делах она всегда была рядом с тобой?

— В каких делах? — насторожился Лимон.

— Ну, сам знаешь…

— Это тебе Инга наговорила?

— А что, у меня своих глаз нет? — решила ускользнуть от ответа Ольга.

— И что же ты видишь? — сердито поинтересовался он.

— Все. Какой смысл скрывать от меня. Менты в Москве тебя не случайно выследили. А уж ежели такой важный дедок, как Хромой, не поленился устроить тебе проход через два дома, значит, ты был для него авторитет. Поначалу я не верила, что Хромой погиб из-за тебя, но теперь уверена в этом…

— Ну, и что скажешь? — глухо из темноты спросил Лимон.

— А что мне говорить? Я тебя люблю…

— Убийцу?

Ольга остановилась, развернулась к нему и повисла на его крепкой, негнущейся шее.

— Мой нежный убийца! Я ведь люблю тебя, а не то, чем ты занимаешься! Какая разница? Был бы ты военный, стрелял бы на Кавказе или в Карабахе.

Чем ты хуже их? По мне, так лучше. Вот если бы ты старушку под машину толкнул, было бы обидно…

Лимон опешил от такой детской откровенности и непосредственности. Впервые он слышал о себе совсем нестрашное суждение. Оказывается, его кровавое ремесло не внушает никакого ужаса, а воспринимается княгиней как обычная работа.

Она даже не представляет себе, что за одно общение с ним может нарваться на кучу неприятностей.

«Что это? — задал он себе вопрос. — Или она полная кретинка, или в любви неважно, кто чем занимается?» Впервые Лимон растерялся, столкнувшись с беззащитной верой в него и в справедливость того, что он делает.

— Ты согласна жить с убийцей? — выдавил он из себя.

Ольга отбежала от него и звонко расхохоталась.

— Я согласна жить с тобой! И помогать тебе!

Мне достаточно, чтобы ты любил одну меня, а со всеми остальными разбирайся по своему усмотрению!

— И с Ингой? — решил затронуть вторую щекотливую тему Лимон.

Ольга дурачилась и крутилась вокруг него, забегала по щиколотки в море и обрызгивала его водой.

Вопрос об Инге словно повис в воздухе. Лимон подумал, что она не расслышала. Но, оказалось, не так.

— Инга — моя сестра! И твоя любовница… Что делать мне? Любить тебя и ненавидеть ее? У тебя же нет никаких сексуальных отклонений, чтобы хотеть спать с нами двумя? Ведь нет же?

— Еще чего, — пробормотал Лимон.

— В таком случае Инга не сумеет затащить тебя в свою постель. Мне не придется с ней скандалить Наоборот, я буду ее жалеть. И любить за то, что она мне не соперница. А то, что мы с ней дурачимся в постели, так что в этом плохого?

— Я бы не хотел, чтобы у вас доходило до этого.

К тому же не следует доверять Инге. Она — коварная и властная женщина. Тебе с ней тягаться не под силу.

— Представь, что эта коварная женщина в меня влюбилась!

Лимону надоело убеждать Ольгу. В конце концов, его забота оградить ее от посягательств Инги.

Своей веселостью и беспечностью княгиня, возможно, впервые тронула его закаменевшее сердце.

Она резвилась рядом с ним, ничего не боясь и ничего не желая, кроме его любви и защиты. В его ушах звенело ее радостное определение: «Мой нежный убийца». Лимон не подозревал, что он уже не первый «желанный убийца» в ее столь недлинной жизни.

Ольга снова подбежала к нему, поцеловала и прошептала на ухо:

— Спасибо, что ты решил взять с собой меня, а не Ингу. Мне так хочется быть тебе полезной.

Они еще долго гуляли, обнявшись, не замечая застывшего на балконе силуэта Инги, сквозь слезы наблюдавшей за ними. Когда вернулись в дом, Лимон поцеловал княгиню в щеку и, не откликаясь на ее молящий взгляд, быстро скрылся в своей спальне.

Ольга заподозрила неладное и поднялась на крышу в поисках Инги. Но там лишь храпел Ика, устроившись в качалке. Возникшее вдруг чувство ревности подстегнуло ее, и Ольга почти вбежала в спальню Инги. Та сидела в белом кружевном пеньюаре и раскладывала пасьянс.

Ольга с шумом выдохнула воздух. Инга не оторвалась от своего занятия.

— Что говорят карты? — желая казаться как можно более беззаботной, спросила княгиня.

— Странно. В колодах нет дамы пик, но я чувствую ее присутствие. Она где-то рядом. Это меняет дело, — задумчиво произнесла Инга.

У Ольги чуть не вырвалось признание о пиковой даме, увиденной ею в зеркале. Но боязнь показаться смешной остановила ее. К тому же тогда пришлось бы рассказывать и о Пате, и о его требовании вернуть перстень с черным агатом. Инга могла не так понять и обидеться. Ведь она подарила Ольге кольцо из белого золота с бриллиантом, с которым княгиня отнюдь не собиралась расставаться.

— Ты по поводу того, кто из нас умрет? — спросила она без всякого трепета, скорее ради приличия.

Инга встрепенулась, смешала карты и строго взглянула на подругу.

— Ой! — Ольга вдруг вспомнила о совете Лимона не говорить об этом с Ингой.

— Откуда тебе известно? — властно спросила та.

Ольга растерялась.

Инга встала, подошла к ней и ласково провела горячей ладошкой по ее голове. Потом легко взяла за подбородок, притянула ее лицо совсем близко к своему и заглянула ей в глаза.

— У нас ведь нет тайн друг от друга, — прошептала она.

Пришлось рассказывать. Поначалу о разговоре с Лимоном, потом о зеркале, Пате и пиковой даме.

Более всего Ингу заинтересовал сон, в котором Наташка, качаясь на качелях, попросила при встрече с Патом вернуть ему перстень.

— Вы очень дружил и?

— Никого ближе у меня не было. Наташка меня приютила. Мы с ней были такими же близкими, как с тобой… — призналась Ольга и, боясь обидеть, добавила:

— Только с тобой все иначе. Наташка просто была хорошей девчонкой.

— Что-нибудь из того, о чем вы говорили во сне, произошло наяву? — продолжала выспрашивать Инга, пропустив мимо ушей признания о любовных проявлениях подруг.

— Да. Она предсказала мне встречу с Лимоном.

Однажды я заснула и увидела ее идущей по пыльной дороге за убогим странником. Она шла и повторяла: «Всякая женщина раз в жизни встречает Христа, но не каждая умеет поверить в это».

— И ты поверила, что Лимон — Христос? — охнула Инга.

Ольга зарделась от смущения и не нашлась что ответить.

Инга отошла от нее, вернулась к столику с лежащими на нем картами, села и машинально принялась тасовать колоду. Откровения Ольги показали, что она находится под покровительством высших астральных сил и способна воспринимать сообщаемую информацию. Конечно, смешно было бы объяснять девчонке ее сны. Она ни за что не поверит, что никакой Наташки нет, что просто выбран узнаваемый ею образ, что появление в зеркале Пата говорит о его вине, которая не позволяет приобщиться к душам прощенных. Зато теперь Инга решила внимательнее следить за Ольгой. Оказывается, княгиня хорошо защищена от влияния чужой воли.

И уж если ей передано указание вернуть перстень при встрече с Патом, значит, она не слишком долго задержится на земле. Первым порывом Инги было желание вернуть черный агат, но она быстро передумала. «Успеется еще. Пусть раз уж Лимон так решил, она сделается его помощницей и соучастницей», — сказала себе Инга. К тому же, пока княгиня не вернет себе перстень, она будет неугодна там, наверху. Перстень несет на себе печать многих кровопролитных, леденящих душу тайн, он сам находит себе хозяина и заставляет его поступать так же, как предшественники. От понимания такого назначения перстня Инга передернула плечами, но не испугалась. Она себя тоже причисляла к рангу избранных, поэтому решила поиграть с перстнем в его кровавые игры.

Она занялась пасьянсом и сухо предложила Ольге:

— Иди спать. У тебя завтра будет очень трудный день.

Ольга не сопротивлялась. Подскочила к подруге, поцеловала ее в щеку и покинула спальню.

Инга дождалась полной тишины в доме и, осторожно ступая босыми ногами, направилась в ливинг-рум. Там она зажгла свечи, поставила их на пол возле зеркала, накинула на плечи пурпурную накидку и опустилась на колени. Из полумрака зазеркалья довольно быстро возник молодой граф с белоснежной шевелюрой и васильковыми глазами.

Очевидно, он давно ждал встречи, поэтому заговорил возвышенно и пламенно:

— Мое истлевшее сердце не способно обливаться кровью, мои застывшие глаза не прольют ни одной слезы, мой иссушенный разум не вернет живость мысли, но я, оставленный мучиться в царстве призраков, простился со своей последней верой — верой в спасение, дарованное рукой женщины. От тебя отвернулся ничтожнейший из людей. Потому что даже самый законченный преступник, убийца, исчадие ада хранит в душе хоть один хилый, бледный больной росток, способный откликнуться на любовь…

— Да ведь она его не любит! — взвыла Инга.

— Я не о ней, а о тебе. Хороших мужчин делают женщины, и плохих тоже делают они. Ты рассчитала точно. Еще бы немного — и все земное счастье устремилось бы в твои раскрытые окна. Но точный расчет не всегда бывает единственно верным. Женщина становится счастливой отдавая, а не беря.

Поэтому среди падших не встречаются счастливые.

Ты схватила достаточно. Для чего? Для одиночества.

В каждом новом мужчине будешь видеть претендента на твое богатство. Подозревать любое заинтересованное к тебе отношение. Мечтать о милом, достойном человеке и встречаться с подонками, потому что достойный человек слишком низок и сер для тебя. Вот твой удел. У тебя есть всего одна соперница в любви — ты сама. Любовь — слишком эфемерная штука, чтобы ради нее можно было жертвовать земными благами. Да она и не приемлет этого. Даже если завтра ты все раздашь нищим и останешься голой, любовь не придет к тебе. Любовь приходит лишь к тем, кто живет на земле ради нее. Неужели такую прекрасную планету господь заселил людьми для того, чтобы они ели, пили, блудили и гадили?

— Но она его тоже не любит! — заламывая руки, стонала Инга.

— Она любит тебя. И это еще один грех, взятый тобой на душу. Женщина, способная рожать от мужей, связываясь с женщиной, воспроизводит на свет химер.

— Что мне делать?

— С кем?

— С собой!

— С собой ты уже все сделала. Я больше никогда не появлюсь в этом зеркале. Лучше стану прахом, чем могильщиком последней веры.

С этими словами молодой граф рванул ворот пожелтевшей батистовой рубашки, и из его почерневшей раны на шее по зеркальной поверхности сбежала алая капля горячей крови. Она маленьким пятнышком расплылась на бледной ладони Инги и на ее глазах превратилась в язвочку.

Больше зеркало не захотело внимать мольбам Инги. Оно замутилось, потускнело и покрылось ржавчиной. Не помня себя от горя, Инга, подобрав полы пурпурной накидки, поднялась к себе в спальню. Там она упала на постель и забылась страшным пустым сном, похожим на падение в бездну.

Лимон открыл глаза с первыми лучами солнца, просочившимися сквозь узкие щели жалюзи. Немного полежал, ощущая бодрость и податливость собственного тела, резко вскочил и посмотрел на себя в зеркало. Выглядел он отменно. Удача была отчеканена на его спокойном, уверенном лице.

Каждое утро он начинал с оценивающего взгляда в зеркало. Лимон знал, что, когда он выглядит на все сто, преград для него не существует. Он был рабом своего образа, а образ требовал полной отдачи Ни один актер не сумел бы так сыграть бандита, как это делал Лимон. Если бы он был просто бандитом, таким же, как миллионы других, он бы не выжил. Но Лимон в отличие от них гениально играл роль бандита. Боялись не его, а внедряемого им образа. Это не Лимон убивал налево и направо, а тот, кого он придумал и за кого, как за собственное детище, ответственности не нес. Именно поэтому он мог оставаться в любых ситуациях невозмутимым.

Лимон любил свой образ. Любил свое отражение в зеркале. Но никогда об этом никому не говорил. Самый ничтожный враг мог бы с ним справиться одной левой, будь он настолько проницателен, что сумел бы на несколько дней оставить Лимона без зеркала. Но таких не находилось, и Лимон каждое утро начинал с изучения своего отражения.

Сегодня он остался им доволен. А значит, и готовым к любым, самым беспощадным схваткам с людьми Ходжи.

В восемь часов подъехал фургон, из которого мальчишки-китайцы вытащили клетку с двадцатью пищащими морскими свинками, стеклянную банку со ртутью и запечатанную коробку презервативов. Оставив все это у калитки, они молниеносно испарились. Ольга и Инга, увидев снующих по спинам друг друга, фыркающих недовольными мордочками животных, пришли в ребячий восторг.

Каждая из них в детстве мечтала иметь хомячка.

Лимон позволил им вволю наиграться со свинками, пока он сам вместе с Икой занимался наполнением презервативов ртутью. Делали они это в марлевых повязках, но все равно успели надышаться ядовитыми испарениями и оба ощутили жуткую головную боль.

Когда на вилле появился Лука, Лимон, с холодным компрессом на затылке и стаканом ледяной водки в руке, сидел на ретере и глубоко вдыхал свежий морской воздух.

— Вот пришел, — помявшись на лестнице, доложил Лука.

— Вижу.

— Не дай бог, Федорос узнает, не сносить мне головы…

— Уж коль я тебя не убил, будь спокоен, никто не тронет, — вяло пошутил Лимон.

— Чего делать-то надо? Я обошел вокруг, поглядел, люди Ходжи виллу не пасут.

— А ваши?

— Приказа не было. Федорос сегодня уехал в Патрос. Там у него на винзаводе свои бочки имеются. Собирается расширить торговлю.

— Легализуется понемногу?

— А чего хорошего по подворотням отсиживаться?

Лимон очень хотел курить, но от одной затяжки его уже вырвало. Поэтому приходилось терпеть.

— Налей себе чего-нибудь.

— Спасибо, я пью только к вечеру.

— Вечером как раз предстоит работа. Будем внедряться в Глифаду. Оружие прихватил?

— «Магнум».

— Ого. На медведя, что ли, собрался?

— Я так считаю, взялся стрелять, так чтоб без лишних мучений — наповал, — объяснил со знанием дела Лука.

Лимону понравился такой подход к делу. Он хоть и не планировал крупномасштабных боевых действий, но то, что пострелять придется, не сомневался. Нужно дать понять людям Ходжи, что дальнейшее пребывание в Глифаде чревато для них физической расправой.

— Ты знаешь кого-нибудь в лицо из банды Ходжи, кто пасется в «Парадизе»?

— Знать не знаю, но узнать не сложно. Только давай сразу оговорим, что почем и сколько?

— Хочешь таверну на острове? — лениво спросил Лимон, утомленный головной болью.

Судя по выражению лица Луки, Лимон попал в точку. Какой репатриант не мечтает иметь свое дело, а уж особенно семейный бизнес, которым является собственная таверна. Лука много раз грезил о маленькой, но расположенной на бойком месте таверне. Он сидит важно в кресле, рядом с кассой, а трое его подросших сыновей обслуживают говорливых клиентов. Жена с невестками толкутся на кухне, и все заняты общим делом. Ох, да он готов разрядить всю обойму в кого угодно, если за этим последует исполнение его желания. Однако Лука привык относиться с недоверием к посулам.

— Таверна, без долгов и залога, стоит огромные деньги. Там, в районе Манастыраки, продается одна, так ведь цена за полсотни миллионов уходит, — резонно возразил он.

— А ты бы, пока суд да дело, съездил, узнал, сколько просят, поторговался бы…

— Какая торговля без денег, — со знанием дела намекнул Лука.

— Верно.

Лимон вытащил из кармана чековую книжку и проставил сумму в двадцать пять тысяч, оторвал квиток и протянул Луке.

— Этого для начала вполне достаточно.

Огромные руки Луки задрожали, как у мальчишки. Он щурился, не веря своим глазам, и переминался с ноги на ногу, готовый сорваться с места.

— Иди, иди, ты мне до вечера не нужен. Пушку, смотри, не потеряй, — напутствовал его Лимон. Он знал, что теперь Лука — полностью в его руках и стрелять будет, не раздумывая.

Как только Лука ушел, появился загибающийся от головной боли Ика.

— Хозяин, я сегодня буду не в состоянии сопровождать тебя. Эти пары ртути мне въелись в самый мозг.

— Ничего, Инга быстро поставит нас на ноги, — возразил Лимон. В отличие от Луки Сотириади верить было нельзя ни при каких обстоятельствах.

Лимон не сомневался, что рано или поздно пристрелит его, как собаку, но пока делал вид, что забыл о его предательстве, и даже высоко оценивал его изворотливость.

Инга действительно не растерялась и принялась за дело. Она сделала какой-то отвар из трав, после которого и Лимона, и Ику долго рвало, потом они жевали горькие корни индийских растений. Потом Инга втерла в виски обоим вонючую мазь и отправила спать.

К пяти часам, когда жара начала спадать, Лимон вышел из своей спальни в прекрасном самочувствии. Лука уже вернулся и, разгоряченный победой в торгах, смотрел на него преданным собачьим взглядом.

— Ты сядешь за руль «Вольво». Ика — рядом.

Даже если вас узнают, будут долго кумекать, как это вы очутились вместе в одной машине. Особо нигде задерживаться не станем. Специально стрелять придется раза два-три, не больше. Конечно, если нам не сядут на хвост. Мои приказы выполнять безоговорочно. Без команды не стрелять. И еще. Поглядывай за Икой. Надумает бежать, пальни без предупреждения. Все понятно?

Лука наморщил свой и без того маленький лоб и некоторое время сидел задумавшись. Лимон его не торопил, поэтому Лука решил высказать собственное мнение.

— Люди Ходжи при всех стрельбу ни за что не откроют. Здесь так не принято. Но их достаточно много, и не составит труда нас блокировать. Полиции вечером тоже будет невпроворот. Так что особого размаха для маневров у нас не будет. Каждый год на открытие съезжаются почти все Афины да плюс туристы. Там не то что стрелять, пистолет вытащить не дадут. Тебе, конечно, виднее, но уж коли браться вышибать Ходжу с Глифады, то начинать нужно поздно вечером, когда они съедутся со всех точек в гостиницу «Лондон». Там, возле бассейна, они любят часок-другой расслабиться и сыграть в карты. Место для отстрела удобное. Особенно если заранее забронировать номер с балконом во дворик…

Лимон усмехнулся. Лука оказался не таким безнадежным, каким показался вначале. Желание стать хозяином таверны на Манастыраки активизировало его умственную деятельность.

— Неплохо, — поддержал он Луку. — Финал, надеюсь, будет удачным. Но как проникнуть в гостиницу? Она ведь, как я понимаю, принадлежит Ходже?

— Пошли кого-нибудь из своих девчонок, пусть снимет номер. Туда часто наведываются проститутки. Никто ничего не заподозрит.

Лимон наконец-то смог с удовольствием закурить. А Лука, взглянув на часы, потянулся за бутылкой «Рицины».

Тем временем в спальне Инги шла примерка платья для Ольги. Нужен был дорогой наряд, которого у княгини не оказалось. Зато Ингин шкаф трещал от тряпья. С тех пор как она сменила имидж, все черные платья и блузки оказались ненужными.

Выбрасывать их жалко, а подарить некому. Так и висели. Ольга окунулась в это богатство, как в море, с головой. Под наблюдением Инги она с восторгом перемерила все. Остановились на коротком черном атласном платьице с бретельками и жестким лифом. А сверху на плечи накинули пелерину из серой норки.

— Вечерами в Греции дамы любят носить меха, несмотря на время года, — объяснила Инга.

Ольга была в восторге. Она подтянула черные колготки в влезла в свои лаковые лодочки, прихваченные в московском магазине имени Хромого.

— Великолепно! — оценила Инга.

— Я тебе нравлюсь? — воскликнула княгиня и бросилась целовать ее.

Инга сама заключила ее в объятия. Увидев на Ольге собственное платье, она почувствовала жгучую зависть к сопернице. С каким наслаждением она облила бы это платье бензином и чиркнула спичкой!

Но приходилось сдерживать свои эмоции.

Для Лимона Инга приготовила шелковый мышиного цвета костюм, не сковывавший движения, и коттоновую вишневую майку под горло. Он долго крутился перед зеркалом, приспосабливая пистолет. Оказалось, что пистолет наименее заметен, когда засунут за пояс сзади.

Покончив с одеванием, Инга занялась морскими свинками. Она приготовила порошок, который развела в воде, и, поднося каждую из двадцати к стеклянной поилке, заставила их сделать несколько глотков. После чего свинки стали терять ориентацию в пространстве и прямо на глазах засыпать.

— Учти, — серьезно инструктировала Инга Лимона, — больше двух часов они не проспят. А пробуждение связано с депрессивным психозом. Животные будут какое-то время невменяемы. Не упусти время.

Лимон кивнул и, в свою очередь, приказал Ике привязывать накрепко к шеям свинок презервативы, наполненные ртутью.

Закончив приготовления, они погрузили ящик со спящими животными в багажник «Вольво», переоделись в приготовленные костюмы и уселись в машину. Инга их не провожала, так как ей нужно было успеть повульгарнее накраситься и отправляться в отель «Лондон», чтобы снять на ночь номер для возможных клиентов.

Лука вел машину неторопливо. Больше всех нервничал сидящий с ним рядом Ика. Ольга приноравливалась к новой сумке-баульчику, в которой она должна была разносить морских свинок по ресторанам, дансингам и дискотекам.

Первым был выбран комплекс ресторана, бара и дискотеки «Парадиз». Он находился на небольшом мысе, выдающемся в море. По берегам мыса росли невысокие пышные пальмы, в листве которых перемигивались разноцветные лампочки. В центре возвышались пинии, покрывая своей густой кроной пространство ресторана и танцплощадки. В кадках росли всякие экзотические растения. Все они снизу подсвечивались фонарями. Уже на подъезде к ресторану негде было припарковать машину. Роскошные лимузины говорили о высоком уровне съехавшегося общества. Пришлось оставить Луку и Ику искать место, а самим, положив одну спящую свинку в сумку, пешком отправиться по перешейку, соединяющему мыс с берегом.