Они имели склонность к мистицизму и глубокому исследованию природы. В своих худших проявлениях то были фанатики, изощренные предатели и чернокнижники, но в лучших – люди великой веры, ума и доблести. Большинство из них некогда осталось вместе со своим повелителем противостоять наступлению Льда. Но Керин V не мог или не хотел видеть, что его царство стало слишком слабым, и отказался тратить оставшиеся ресурсы на подготовку к отступлению. Поэтому когда Лед наконец сокрушил Восточные Земли, немногие выжившие бежали на запад в состоянии еще более плачевном, чем первые беженцы. Кое-кто остался, преисполнясь решимости до конца защищать сохранившиеся мелкие города, хотя король и столица погибли.

По счастливой случайности беженцы обрели вождя, пусть и не стремившегося к власти, – великого героя Вайду, которому удалось вывести их из Керайса к западному океану. Он был одним из последних, кому это удалось. Но в Кербрайне они не встретили теплого приема, и с течением времени между двумя народами зрело глухое недовольство, переросшее в ужасную братоубийственную войну. Вайда, уже намного переживший обычный срок, отпущенный человеку, устроил бегство своих подданных на север ценою многих жизней, включая и собственную.

Царство Норденея родилось в крови, и, возможно, поэтому Северные Земли так и не обрели единства. Вайда, будь он жив, мог бы объединить усилия, но без него люди разбрелись кто куда, усталые и недоверчивые, стремясь лишь провести остаток дней в мире и спокойствии. Повсюду выросли небольшие городки – в основном вокруг поместий богатых людей и военачальников, отдельные деревни и рыбацкие поселения. Такое разрозненное царство не смогло бы долго просуществовать, но примерно через сто пятьдесят лет после основания первых городов на север начали приходить новые племена. То были смуглые, коренастые люди с широко расставленными глазами и темными волосами. Они приплывали на грубых лодках, сделанных из грубых шкур, или на черных галерах, странствовавших вдоль опасных границ Льда в поисках новых земель для жилья. Они тоже были беженцами, чья родина жестоко пострадала от оледенения и нашествия странного жестокого народа, ни во что не ставившего человеческую жизнь. Северяне, хорошо помнившие собственные невзгоды и имевшие вдоволь свободной земли, встретили их радушно. Они получили щедрое вознаграждение, ибо пришельцы, выносливые и деловитые, привыкшие к жизни в холодной местности, быстро переняли северное наречие Керайса и присоединились к умножению достатка страны и богатства ее городов. Некоторые города превратились в оживленные центры, хотя и отдаленно не напоминавшие Кербрайн размерами и величием. Без новоприбывших Норденей едва ли смог бы выжить. Со временем они так смешались с первопоселенцами, что кожа чистого белого цвета стала редкостью и иногда считалась признаком дурной крови, особенно на крайнем севере.

Северные города были связаны узами торговли и системой гильдий, унаследованной от Востока. Через несколько поколений возобновилась и торговля с Брайхейном, жители которого, избавившись от призрака несуществующей угрозы, по-видимому, раскаивались в своей прежней грубости. За столетия между обоими царствами установились ровные, нейтральные отношения, хотя времена крепкой дружбы, создававшей силу Керайса, ушли безвозвратно. Прочные, долговременные связи поддерживались странствующими торговцами, ежегодно проходившими с караванами на север по Высоким Дорогам и обратно, но в остальном оба царства существовали порознь, проявляя мало интереса к делам соседей. Поэтому никто не заметил признаков постепенного упадка, как в Северных, так и в Южных Землях, хотя объединение их сил могло бы оказать огромную помощь в борьбе с общим врагом.

Гильдии оставались практически единственной властной структурой, общей для севера и юга, но даже это связующее звено было непрочным. Они имели общие корни в обоих царствах, а до этого – в Утраченных Землях на востоке, но во времена жизни Элофа сильно обособились. Наиболее ярко это выражалось в их влиянии на государственные дела.

Установление законов и поддержание порядка на севере со всей очевидностью было оставлено на усмотрение властей каждого отдельного поселения. В крупных городах имелись выборные советы, обычно занимавшиеся повседневными вопросами, но в маленьких городках и деревнях существовал обычай назначать старшину, наделенного почти самодержавными полномочиями, чья должность либо передавалась по наследству, либо утверждалась советом старейшин. Таким образом, законы устанавливались на местах, но общие правила и порядки определились гильдиями, за которыми стояла власть крупных городов. Поскольку эти правила определяли такие вопросы, как качество торговли, учет мер и весов, поддержание порядка, занятость, распределение чинов и званий, то они покрывали почти все аспекты жизни и оказывали сильное стабилизирующее воздействие. Гильдии обладали огромной политической силой и являлись единственным подобием настоящего правительства в Норденее. Они поощряли укрепление связей между городами ради взаимной обороны и защиты торговли.

С другой стороны, в Южных Землях вся власть была сосредоточена в руках Синдиката. В мирное время это был законодательный совет, где обычно доминировали две-три сильные личности – городские маршалы, командиры стражи или военачальники. В критических случаях, таких как эквешское вторжение, стража становилась ядром городского ополчения, а синдики принимали командование отдельными районами под общим руководством городских маршалов. Если они были воинами, то вели своих солдат в бой, если торговцами – ведали снаряжением, распределением рационов, сменой караула и подачей сигналов. Синдики обладали значительным престижем и влиянием, особенно если заседали в качестве магистратов в городских советах, но не имели большой личной власти. Исключением могли быть начальники пограничной стражи, синдики из военных аристократических родов, поставленные на защиту границ государства. На практике это означало скорее подавление разбойничьих банд и стычки с корсарами, чем настоящую войну. По мере того как в Синдикате росла коррупция и самоуспокоенность, некоторые сильные военачальники становились самовластными повелителями в своих владениях.

Таким образом, в Брайхейне гильдии были не более чем торговыми и ремесленными организациями, и даже их права подлежали утверждению Синдикатом. Их политическое влияние было слабым, за исключением тех случаев, когда члены гильдии совместно финансировали своего кандидата на освободившийся пост в Синдикате. Катэл Катайхан был одним из таких кандидатов; хотя он имел довольно значительное состояние, но не смог бы самостоятельно внести огромный вклад в городскую казну. Иногда влиятельная гильдия могла оказывать давление на Синдикат. Гильдия Фермеров имела определенный вес, так как многие землевладельцы являлись членами Синдиката, а также Гильдия Корабелов, ведущая свое происхождение от мореходов Керайса и отстаивавшая свои права и привилегии в морской торговле. Но ни у кого не было ни малейших сомнений, в чьих руках находится верховная власть.

Лишь однажды гильдии обоих царств действовали совместно. То было вскоре после окончания взаимной вражды, когда оба царства процветали и торговля расширялась. Тогда, с благословения Синдиката и крупных северных городов, была возведена Великая Дамба, заменившая запутанную мешанину деревянных гатей, полузатопленных троп и коротких отрезков песчаной насыпи. Тогда же началось строительство Высоких Дорог в направлении Норденея, но было завершено значительно позже, силами северных народов.

Раса дьюргаров настолько окутана тайной, что трудно сформировать ясную картину их первоначального происхождения, хотя об их истории подробнее повествуется в следующих книгах летописи. Их странный подземный образ жизни, великая мудрость и мастерство, долголетие, малый рост и скрытная натура являются предметом легенд. В дни их величия мало кому, кроме Элофа и Керморвана, было дозволено узнать большее, но, несмотря на мифические наслоения, нет никаких сомнений в том, что они принадлежали к той же ветви древа смертных существ, которая породила людей. Они часто называли себя Старейшими и горько сокрушались из-за прихода людей, относясь к ним как к повзрослевшим, но буйным и неблагодарным детям. Некоторые намеки можно также обнаружить в подробных описаниях, приведенных в Зимних Хрониках. Кости конечностей у представителей одной из человеческих рас были характерно укороченными и слегка изогнутыми, с отчетливо выраженными точками прикрепления мышц и связок, что указывает на плотное сложение и развитую мускулатуру. Их черепа имели форму низкого свода с покатым лбом, но размер мозга, как правило, превышал средний. Тяжелая челюсть и скошенный подбородок также характерны для поздних форм подвида человеческой расы, известного под названием Homo sapiens soloensis, или neanderthalensis.

Расхожее представление о неандертальце по-прежнему серьезно искажается ранними исследованиями идентифицированных останков, неточными из-за вольных предпосылок ученых и их неспособности определить, что кости на самом деле принадлежали пожилому человеку, страдавшему артритом. Повышенная вместимость черепной коробки могла бы направить их мысли по верному руслу, но образ сутулого пещерного человека, созданный их усилиями, оказалось нелегко развеять. На самом деле неандерталец выглядел немногим более необычно, чем современный эскимос. Многие черты в строении черепа и лицевых костей неандертальцев по-прежнему встречаются в индивидуальных вариациях Homo sapiens sapiens – за исключением, пожалуй, лишь более крупного мозга. Довольно интересно, что некоторые авторитетные специалисты рассматривают характеристики неандертальцев как особенности приспособления к необычно холодному климату.

Если такая идентификация возможна, то она может послужить важным фактором в датировании Хроник, хотя возникают и определенные проблемы. Неандертальцы исчезли как отдельный вид от 45 000 до 30 000 лет назад, в средней фазе последнего оледенения. В некоторых теориях предполагается, что они были истреблены Homo sapiens, в других утверждается, что они смешались с обычными людьми. Последнюю точку зрения поддерживают некоторые сохранившиеся черты, например, такие, как небольшая выпуклость на заднем изгибе черепа. Третья возможность, угадываемая по крупицам знания о традиции дьюргаров, заключается в том, что их собственная древняя цивилизация в прошлом жестоко пострадала от нашествия Льда и появления людей и сохранилась лишь благодаря вмешательству почитаемого ими Илмаринена, который дал им убежище глубоко под горами. Судя по свидетельствам из следующих Хроник, есть вероятность, что все три гипотезы частично справедливы.

Во времена, описываемые в Хрониках (см. главы 7 и 8), народ дьюргаров был сравнительно малочисленным, а их поселения были широко разбросаны под землей. Но сами размеры их царства, простиравшегося по всей длине Горного Щита, предполагают значительно большее население, а потому вряд ли стоит сомневаться, что в своей изоляции раса дьюргаров постепенно приходила в упадок. Причины этого остаются неясными. Их запасы продовольствия были изобильными; они выращивали злаки и пасли скот на труднодоступных горных террасах, наподобие тех, что и поныне существуют вокруг городов древних инков. Слой плодородной почвы переносился вручную на спинах грузчиков. Следует отметить, что мясо не играло большой роли в рационе дьюргаров, напоминавшем традиционный китайский стол и состоявшем в основном из круп, овощей и рыбы, водившейся в подземных реках. Они обладали крепким здоровьем, их познания в медицине отличались редкостной глубиной, и в летописях не осталось свидетельств того, что они страдали от каких-либо эпидемий или хронических болезней. Причина их упадка, по-видимому, скорее духовная, чем физическая; пожалуй, Элофу удалось уловить ее, когда он спрашивал Андвара об их предназначении в мире. Многие дьюргары ощущали отсутствие цели в жизни и вместе с тем настолько не доверяли внешнему миру, что не могли решиться на поиски этой цели. Анскер был счастливым исключением. Они с Илс стремились к более тесному общению с людьми, но большей частью характер дьюргаров отличался замкнутостью и неприятием любых внешних идей и влияний.

Таковы основные народы, населявшие в те времена западные окраины Бресайхала. На границе континента обитали и другие племена, такие как Дети Тапиау, чей настоящий дом находился далеко на востоке, и эквешцы, в те годы еще плававшие на свою родину через воды западного океана. О них подробнее повествуется в следующих Хрониках. Но, пожалуй, следует сделать еще одно дополнение к представителям человеческой расы. Это снежные тролли, ибо, несмотря на свой чудовищный облик, они имели человекообразное строение и передвигались на задних конечностях. Поскольку они пришли со Льдом, то, возможно, их родиной был далекий запад – суровые и бесплодные эквешские земли. Там действительно обнаружены некоторые останки, в основном зубы существа, в полтора раза превосходившего размерами человека, с широким массивным корпусом. Немаловажно учесть, что огромный рост этих существ, называемых гигантопитеками, был еще одним видом приспособления к условиям Льда. Хотя найденные останки датируются более ранним периодом Долгой Зимы, легенды о подобных существах до сих пор живут по обе стороны западного океана.

Оригинальные тексты Зимних Хроник написаны идеографическим шрифтом Керайса, который, по существу, являлся общим для северного и южного наречий. Поскольку каждое слово отображается идеограммой, а не произносится по буквам, не всегда представляется возможность судить, какое из наречий используется в рукописи. Тем не менее, составители попытались строить предположения исходя из контекста.

Более серьезное обстоятельство заключается в том, что нам не всегда известно, как звучали слова, хотя их значение вполне понятно. Их прямые эквиваленты нелегко проследить в живом языке, как в случае с египетскими и коптскими иероглифами, и это создает проблемы. Каждый язык имеет свой ярко выраженный индивидуальный характер. Сваратский был отчетливо «северным» по звучанию, гортанным и грубоватым; южный язык, пенруфья , был мягче и напевнее. Имена и названия, известные нам из этих наречий, не оставляют сомнений в том, что их основой служили языки индоевропейской группы, особенно те, что впоследствии развились в различные языки северо-западной Европы (иногда их еще называют центамскими языками, по общему обозначению числа «сто»). В особенности это относится к германским и скандинавским языкам для северного наречия и кельтскому – для южного. Поэтому для того, чтобы сохранить индивидуальность, произношение имен и некоторых мест имеет скандинавский или кельтский оттенок соответственно. Однако следует помнить, что в действительности они различались не так сильно; в этом отношении лучше выглядит сравнение скандинавского и германского языков. Больше половины их словарного запаса имеет одинаковые корни, хотя и разное произношение, а грамматическая структура имеет многочисленные признаки сходства.

Говорившие на пенруфья находили сваратский язык нескладным и резковатым; с другой стороны, говорившие по-сваратски считали язык пенруфья ясным, но бедным и невыразительным. Впрочем, как северяне, так и южане без труда усваивали язык соседей, особенно в письменной форме, поскольку одни и те же идеограммы подходили для обоих наречий; возможно, поэтому различные алфавитные системы, существовавшие в то время, так и не вошли в общее употребление и считались своего рода шифрами или криптограммами. Вполне возможно, что многие книги мастера-кузнеца были написаны буквами алфавита.

Интересно заметить, что в одном месте Книги Меча Керморван из вежливости или из осторожности говорит по-сваратски, хотя, судя по теме его рассказа, он скорее должен был бы пользоваться своим родным языком. Имеется в виду его краткое повествование о падении великого северного города – Странгенбурга, или Города-у-Вод на северном наречии. Причины, побудившие его к этому, проясняются в Книге Шлема.

Мало что можно сказать о других языках на этой стадии повествования. Большинство дьюргаров знало северное наречие; Андвар говорил скорее на старой, литературной его разновидности, чем на общеупотребительной. Стоит заметить, что общение дьюргаров происходило в непринужденной, иногда даже фамильярной манере. Несомненно, Элоф и Керморван в какой-то степени усвоили трудный дьюргарский язык, но до нас дошли лишь отдельные слова. С первого взгляда они похожи на славянские, однако обладают явным сходством с финно-угорскими диалектами. Об этом, как и о эквешском наречии, подробнее рассказано в следующих книгах.