– Он имеет в виду, что, если мы хотим, чтобы ваше безумное предприятие увенчалось хоть каким-то успехом, нам будет лучше принять в нем участие, – насмешливо пояснила Иле.
– Но вы уже принимаете! – возразил Элоф. – Где бы мы были без вас?
– Скорее всего поджаривались бы на эквешском костре, – с некоторым удовольствием ответила Иле. – Но в темных недрах Айтена Великого мы не сможем так быстро прийти на помощь… если только не пойдем с вами. Или по крайней мере один из нас.
– Ты! – с восторгом воскликнул Элоф. – Но я думал, люди тебе уже опротивели!
– Городские толпы, это верно, – сказала Иле, слегка поморщившись. – Но ваша команда не так уж плоха, хотя и не блещет воспитанностью. Как-нибудь выдержу.
Керморван прятал свои чувства за бесстрастной маской, но Элоф едва не рассмеялся, ощущая внутреннюю борьбу, происходившую в его друге.
– Дорогая леди, – начал воин с натянутой формальностью. – Вы, конечно, будете желанной спутницей, очень желанной… но мы… но неведомые опасности…
Иле сделала свирепую гримасу и агрессивно выставила свою пышную грудь.
– Мой дорогой лорд, ты хочешь сказать, что во время нашей последней увеселительной прогулки я не вполне справилась со своими обязанностями? – Она многозначительно провела пальцем по лезвию инкрустированного серебром топора, висевшего у нее на поясе. – Потому что если ты считаешь…
– Думаю, дело можно считать решенным, – спокойно заключил Анскер.
Элоф посмотрел на него.
– Учитель, ты посылаешь с нами бесценное сокровище.
– Сокровище! – презрительно фыркнула Иле. – Невелика потеря для душных пещер, когда для дюргаров есть настоящая работа в большом мире.
– Боюсь, общение с людьми испортило ее, – с ироничной серьезностью заметил Анскер. – С каждым днем она становится все более похожей на человека. Но если говорить серьезно, я во многом согласен с ней, – с печалью в голосе добавил он. – Мы слишком долго оставались скрытыми от мира и противились переменам, которые в нем происходили. Но нельзя вечно скрываться. Нас становится все меньше, а наша молодежь не видит для себя достойного будущего. Даже наше кузнечное мастерство понемногу хиреет, тогда как твое, Элоф, теперь возрастает среди людей. Что-то должно измениться, и может быть, это путешествие станет началом желанных перемен. Немногие из нас обладают большими способностями, чем Иле, и никто так не привычен к дневному свету и человеческому обществу.
Он улыбнулся.
– Да, я буду тосковать по ней. Но я не стал бы удерживать ее от этого… даже если бы мог!
Он повернулся и обнял дочь. Людям такое объятие могло бы показаться кратким, но оба эти существа были старыми, гораздо старше большинства людей, и Элоф догадывался о потоке чувств, скрывавшемся за легкомысленной манерой общения, таком же глубоком и сильном, как течение темной реки под каменными сводами.
– Мы будем заботиться о ней! – заверил он, уклонившись от удара Иле, нацеленного ему в живот.
– Знаю, – сказал Анскер.
Он взял Элофа и Керморвана за руки.
– Итак, прощай, мой лорд! Пусть твои высокие предки хранят и направляют тебя в твоих исканиях. И ты тоже прощай, мой поденщик. Не уставай стремиться к мастерству – ты хорошо знаешь к какому. Но будь осторожен и изучай тонкие искусства так же усердно, как используешь силу стихий, – если то, что я слышал о тебе, произошло на самом деле. Наковальни нынче дороги! – Он рассмеялся, но Элоф лишь склонил голову. – Солнце поднимается все выше, и скоро наши бедные головы начнет припекать. Пойдемте, дьюргары, горы зовут нас! Пора расставаться!
Дьюргарские воины накинули на головы капюшоны и тесно запахнулись в плащи. Потом они одновременно поклонились с церемонной учтивостью и как будто растворились в лесных тенях, настолько тихим был их уход.
Иле посмотрела на Элофа и улыбнулась. Он натянуто улыбнулся в ответ.
– У тебя были какие-то причины покинуть город, о которых ты не упомянула… – начал он.
– Ах это! – Она пожала плечами. – Вдалеке так же плохо, как и вблизи – вот и все, что я узнала.
Элоф не понял ее, зато понял, что больше она ничего не скажет, и решил сменить тему.
– Анскер сказал, что дьюргары тоже пришли с востока. Когда это было?
– Когда там появились первые люди, – жестко ответила Иле. – Мы бежали от вас так же, как вы бежали от Льда.
Прохаживаясь вдоль каравана пони, когда они готовились к отбытию, Элоф наклонился, чтобы поправить ослабшую подпругу, и услышал в стороне голос корсара Борхи:
– А эти малыши не так уж плохи, верно?
– Вот и целуйся с ними, если хочешь! – отозвался резкий голос, который мог принадлежать только охотнику Кассе. – Если бы ты был охотником вроде меня, то знал бы лучше, что много всяких тварей бродит по лесу в человеческом облике; от некоторых лучше держаться подальше, а другие… ну, с ними можно договориться. Но дьюргары – это жуткие твари, и по мне так хорошо, что мы наконец от них избавились!
– А как насчет ихней дамы? – это был рулевой Дервас со своим хриплым смешком. – Ее формы для тебя недостаточно человеческие?
– Титьки что надо! – с энтузиазмом поддержал Борхи. – Что такое, Кассе, боишься ее топора? Она умеет махать им, можешь не сомневаться!
– Я лягу в постель с нормальной женщиной или ни с кем! – недовольно проворчал Кассе. – Мой господин убивал любое дьюргарское отродье, какое мог найти, а потом развешивал этих паразитов сушиться на деревьях. Что до гномьей сучки, пускай она достанется парню-жестянщику с севера. Он почти такой же дикий…
Они двинулись дальше вдоль каравана, оставив Элофа кипеть от сдерживаемой ярости. Хорошо еще, что Керморван почти немедленно дал приказ выступать, но даже когда они тронулись в путь, у Элофа не было настроения любоваться красивыми видами или радоваться свежему ветру. Он держался особняком в конце каравана, и ни Тенвар, ни Бьюр не осмеливались беспокоить его. В словах корсара Элоф не находил большого вреда, но каждое слово Кассе ему хотелось вбить обратно в глотку вместе с зубами. Кассе воплощал в себе худшие сотранские предрассудки; его разум был извращен и пропитан грязными мыслями. Этот человек презирал тех, кто пришел ему на помощь, и низводил дружеские чувства Элофа к Иле до самого низменного и непристойного уровня. Как будто это могло быть правдой! На какое-то мгновение взгляд Элофа заблудился в сумрачном небе, а сам он погрузился в сон наяву, сон о Каре, стройной и прекрасной в лунном свете, о влажном блеске ее темных глаз, о последней муке утраты. Потом перед его мысленным взором появились другие темные глаза, и другая мысль, подкравшаяся незаметно, вырвала его из пленительных объятий сна, когда он был меньше всего готов к этому. Разумеется, он знал о своих чувствах по отношению к Иле, но кто знает, какие чувства она может испытывать к нему?
Эта мысль встревожила и озадачила Элофа. Иле даже не принадлежала к человеческому роду, она была старше его на целую жизнь и гораздо более умудренной в делах этого мира; за ее плечами были все знания и мастерство древней расы дьюргаров. И она знала о Каре, возможно, даже видела ее в башне Вайды. Какие чувства она могла испытывать к нему, юному скитальцу, бездомному телом и духом? Даже свое имя он выбрал сам. Невозможно, но все же… Элоф посмотрел на Иле, смеявшуюся и обменивавшуюся шутками с Арвисом и Эрмахалом во главе колонны. Она даже ни разу не оглянулась и не посмотрела на него, молчаливого и одинокого, погруженного в свои думы. Он отогнал от себя назойливую мысль. Нелепость, да и только!
После девятидневного перехода через Открытые Земли, оставив горы далеко позади, они приблизились к самому большому озеру из нескольких, пройденных до сих пор, и поняли, что их цель близка. На карте, которую Анскер дал Керморвану, это озеро называлось Наконечник Копья, о чем говорила надпись, выведенная зубчатым дьюргарским почерком. По-видимому, название было связано с формой озера, но на той высоте, где находились путники, они могли видеть только южный берег, а северный терялся за горизонтом. Синевато-серые воды поднимались на ветру, в нескольких местах испещренные проходящими зарядами весеннего дождя; восточный берег зарос тростником, зато вдоль западного колыхалась темная пелена. То была окраина истинного Леса, Великого Тапиау'ла-ан-Айтен, и его листва мерцала под облаками.
– Неужели нам придется пересечь озеро? – Бьюр поежился от одной мысли об этом.
– Нет, конечно, – улыбнулся Керморван. – Только реку к югу от него, а там на карте Анскера обозначены броды и островки, так что наш путь не будет трудным. Но теперь мы должны отпустить наших пони.
– И что потом? – напрямик спросил Эйсдан. – У нас еще достаточно харчей вместе с тем, что дал маленький народ, но мы не сможем утащить все на своих спинах.
– Сильные слуги ожидают нас на другом берегу, – спокойно ответил Керморван. – Настолько сильные, что они отнесут не только нашу провизию, но и нас самих на много долгих лиг пути.
– Что это значит? – спросили сразу несколько человек, догадавшихся, что у него есть на уме какой-то план.
– Я имею в виду деревья и течение реки. В нашем багаже достаточно инструментов и снастей, чтобы изготовить прочные плоты, какие делают лесники-плотогоны с севера. По крайней мере эту потребность мне хватило ума осознать заранее! Но все по порядку: сначала нам нужно найти переправу. В путь!
К полудню они нашли первый брод. Вестфлад здесь вытекал из озера по множеству узких каналов, которые сливались друг с другом, разделялись и сливались снова, создавая причудливый заболоченный лабиринт шириной более полутора миль. Но карта Анскера надежно вела их, и к вечеру они оказались на узком лесистом островке на расстоянии выстрела из лука до восточного берега и стены Великого Леса.
– Но в этой стене есть брешь, – сказал Керморван. – Видите вон тот широкий канал, который отходит в сторону от остальных и течет мимо островка примерно в миле вниз по реке? Дальше он скрыт за деревьями. Это наша цель, потому что дальше он становится глубокой и полноводной рекой.
В тот вечер они устроили лагерь среди деревьев и, хотя вода вокруг могла служить надежной охраной, не стали разжигать большой костер и выставили дозорных. Элоф вызвался в первую стражу и сел в тишине, глядя на слабые отблески огня на длинных голых стволах ближних елей и прислушиваясь к шелесту и шуршанию ветра в кронах – их старших сородичей вдали. Даже после того, как Эрмахал пришел сменить его, он долго лежал без сна у догорающего костра, завернувшись в одеяло и слушая, как шкипер напевает себе под нос мотив какой-то медленной моряцкой песни. Интересно, какие еще песни могут быть спеты в лесной чаще?
На следующий день Керморван, отстоявший последнюю стражу, разбудил всех с первыми проблесками зари и сразу же развернул бурную деятельность. Пони сразу же были навьючены, и путники, спотыкаясь в утренних сумерках, спустились к роще огромных старых ив на берегу, обозначавшей место последнего брода. Это была трудная переправа: поскользнувшийся на сырых валунах, облепленных водорослями, почти неизбежно нырял в холодную воду глубиной по пояс и с сильным течением. Пони справлялись лучше, чем их хозяева, которым часто приходилось держаться за постромки, чтобы избежать падения. Корсары, закаленные в морских плаваниях, могли бы посмеяться над остальными, но высившиеся поблизости бастионы древесных стволов омрачали их настроение. Никому не хотелось шуметь; даже оклики и ругательства произносились громким шепотом. Но когда они наконец достигли противоположного берега, из-за древесных крон выглянуло солнце и принесло с собой желанное обещание тепла. Было приятно сознавать, что лесная стена впереди состоит все же из отдельных деревьев, а не образует стену какой-то зловещей крепости.
Керморван, выжимавший свой мокрый плащ, выглядел очень довольным, несмотря на жалобы остальных.
– Для предстоящей работы нам дорога каждая минута дневного света, – пояснил он. – Мы поневоле будем шуметь и привлекать к себе внимание. Думаю, в дневное время и на окраине Леса риск не так уж велик. Но когда наступит ночь, я хочу оказаться подальше отсюда.
Путешественники, многие из которых дрожали не только от холода, согласились с ним.
Самых сильных и опытных членов отряда, включая и себя, Керморван приставил к поиску и рубке деревьев, подходящих для постройки плота. Им не нужно было далеко ходить: даже на лесной опушке стояло много настоящих великанов. Хотя гигантские сосны прибрежной полосы здесь встречались редко, зато кедры, ели и пихты имелись в изобилии и достигали огромной высоты. Элоф потрогал изборожденную глубокими складками серую кору первой пихты и посмотрел вверх.
– Это благородные деревья, – тихо сказал он. – Хотелось бы мне, чтобы нам не пришлось рубить их.
Керморван, раздевшийся до пояса и взявший в руки топор, кивнул с некоторым сожалением:
– Поверь, я испытываю сходные чувства. Я не убиваю ни одно живое существо, если мне не приходится это сделать.
– Дерево есть дерево, – сказал лесник Гизе, как будто удивленный услышанным. – Одни падают, другие вырастают им на смену. Главное, чтобы лес оставался целым. Если ты хороший лесоруб, вали деревья понемногу и как можно дальше друг от друга. Не рань лес слишком глубоко, и он не восстанет против тебя.
– Я слышал похожие советы о том, как управлять королевством, – с улыбкой сказал Керморван и нанес хорошо рассчитанный удар, так что высокое дерево вздрогнуло от кроны до ствола. Мелкие птицы с встревоженным щебетом разлетелись с ветвей; крупная белка перескочила на соседнюю ветку, уцепилась за нее когтями и возмущенно застрекотала. Но за ударом Керморвана последовали удары Гизе, который подрубил надрез снизу и вынул первый клин. С другой стороны дерева Рок и Элоф, по их указаниям, начали делать обратную зарубку, которая должна была определить, куда упадет ствол. В ноздри ударил едкий запах смолы, глаза защипало. Крона другого дерева неподалеку раскачивалась и скрипела под ударами топоров Эйсдана и Иле, которые с помощью Дерваса и Кассе взялись за дело с не меньшей энергией. Элоф мимолетно подумал, что было бы, если бы Иле тоже разделась до пояса, по примеру других. Возможно, хотя бы это могло изменить представление Кассе о ее близости к человеческому роду.
Керморван задал такой темп, что к середине утра уже пять высоких деревьев лежали у берега под ярким солнцем, а шестое подрагивало на почти подрубленном стволе. Когда солнце достигло зенита, на землю рухнуло десятое дерево; лесорубы отложили в сторону свои затупившиеся топоры и устало растянулись в тени. Лишь Керморван оставался на ногах и руководил остальными, которым выпало обрубать ветки, а затем с помощью пони подтаскивать стволы к самому берегу реки. Хотя по его худощавому телу стекали струйки пота, а голос истончился до хриплого шепота, он казался неутомимым. Около двух часов спустя он вернулся с реки, принес с собой кожаный мех, наполненный водой, и щедро окатил обессиленных лесорубов.
– Идите и дивитесь! – жизнерадостно произнес он своим обычным звонким голосом. – У вас еще будет много дней для праздного отдыха!
Со стонами и проклятиями они поднялись на ноги и потащились за ним. Но когда Элоф вышел на берег, он и впрямь был изумлен, что удалось так много сделать за столь короткое время. Там, покачиваясь на волнах, стояли два длинных плота, привязанных к кольям на берегу. Один плот был уже готов, а члены отряда заколачивали гвозди, крепили цепи и обвязывали канаты, заканчивая сборку второго.
К ним подошла Иле, успевшая окунуться в неприметном месте. Ее мокрые локоны прилипли ко лбу; Элоф заметил, что она застегивает свою куртку.
– На вид достаточно прочные, верно? – со смехом спросила она. – На каждый пошло по четыре целых ствола и по одной половине на поперечину – получилось длиннее и шире, чем наша маленькая курьерская лодка. И посмотри, что придумали ваши северные парни!
На уже собранном плоту трудился Тенвар, воздвигавший самодельный навес, крытый еловым лапником.
– Мы поплывем, как настоящие лорды!
К раннему вечеру на обоих плотах имелись навесы, и весь багаж был переправлен на борт. Оставалось лишь отпустить пони на западном берегу; это дело поручили Гизе, Тенвару и Арвесу. Даже Керморван, которому не терпелось отправиться в плавание, не хотел оставлять этих кротких животных под тенью Леса. В Открытых Землях пони найдут хорошие пастбища и, может быть, даже вернутся к северным рубежам Брайхейна, где уже не пропадут, домашние или одичавшие. Но обратная переправа заняла немало времени, и Керморван с тревогой поглядывал на заходящее солнце. Наконец, когда вечерние тени удлинились, он заметил трех погонщиков, пробиравшихся по последнему трудному броду. Арвес упал один раз, а Тенвар падал неоднократно; Гизе вытаскивал их за воротник куртки, словно щенков.
– Слишком малы еще! Бросай их обратно, пусть подрастут! – глумился Кассе. Но его издевательский смех громким эхом отдавался от потемневшей стены деревьев, и многие стали бросать на него гневные взгляды.
– Тихо, Кассе! – резко приказал Керморван, когда погонщики выбрались на берег. – Все в порядке, Гизе? Тогда на плоты, и отчаливаем!
Он потянул за конец носового причального каната, узел развязался, и они начали длинными шестами направлять тупой нос переднего плота на середину течения. Канат, соединявший его со вторым плотом, туго натянулся, и Элоф рывком выбрал швартовы. Поднялся небольшой водоворот; тупорылые бревна с шорохом пробороздили желтый ил, и вода внезапно сделалась густой, как молоко. Но с помощью шестов и тянущей силы первого плота это препятствие было преодолено без труда. В тот момент, когда солнце исчезло за вершинами деревьев, они вышли на стрежень Вестфлада.
Течение здесь было более быстрым, чем у берега, и вскоре их понесло вперед с такой скоростью, что ветер засвистел в ушах. Молодежь издавала восторженные вопли, причем Иле кричала громче всех, но встревоженное восклицание Рока осталось незамеченным, пока он не схватил Элофа за руку, ткнув пальцем в отдаляющийся изгиб берега реки.
– Там! – прошипел он. – Там, под кедрами! Ты видишь их?
– Ничего. Правда, несколько веток раскачиваются сильнее других. Какое-то животное…
– С такими глазами? Оно следило за нами, это точно.
– Глаза были зеленые? Похожие на кошачьи? У лесного народа такие глаза…
Рок поежился.
– Нет, не то. Просто два огонька – скошенные, желтые. Может быть, в них отразился последний свет заходящего солнца, не знаю. Но от них меня мороз по коже продрал.
Элоф огляделся по сторонам. Судя по всему, на первом плоту, как и на их собственном, никто не заметил ничего странного. Эрмахал с беззаботным видом опирался на румпель; Генвар и Бьюр сидели на носу, наслаждаясь плаванием, а Арвес мирно спал под навесом среди багажа. Лишь Кассе смотрел на берег, но не выказывал признаков беспокойства.
– Как бы то ни было, я верю тебе, – тихо сказал Элоф. – Это доказывает, что Керморван был прав, когда старался поскорее уплыть оттуда. Не хотел бы я остаться у того брода после наступления темноты.
Рок кивнул. Они были рады видеть, как Керморван, стоявший на переднем плоту, налег на рулевое весло, уводя плот дальше от берега и направляя его точно по центру потока, отходящего по главному руслу. Их собственный плот выполнил такой же маневр, когда Эрмахал последовал примеру кормчего. Керморван приобрел свое корабельное мастерство главным образом на море, поэтому он взял с собой Иле, искушенную в плаваниях по сумрачным горным рекам, и поставил Эрмахала командовать вторым плотом. Шкипер, возможно, был самым опытным моряком в отряде и с видимым удовольствием снова встал к румпелю. Его прищуренные глаза внимательно осматривали поверхность реки впереди, наблюдая за любыми изменениями водных потоков, когда они проходили между берегом и островком. Поэтому после того, как плоты прошли крутой поворот у дальней оконечности островка, он первым выкрикнул предупреждение.
Низкий каменный порог перегораживал реку почти до середины, едва достигая поверхности, так что вода пузырилась и пенилась вокруг него, словно перед естественной плотиной. Именно туда течение несло их быстрее, чем галопирующая лошадь, и не было никакой возможности направить плоты в свободную часть русла.
– Вниз, и держитесь крепче! – крикнул Эрмахал.
Элоф увидел, как Керморван всем телом навалился на рулевое весло и вытащил, а потом ему оставалось лишь ничком распластаться на бревнах. С грохотом и жутким скрежетом первый плот врезался в скалистый выступ и на короткое мгновение развернулся боком, так что Элоф испугался, что сейчас оба плота столкнутся. Но потом передняя часть приподнялась и медленно перевалилась через порог. Элоф успел заметить, как корма первого плота подскочила и закачалась на волнах, а затем его самого сотряс удар, от которого зубы чуть было не вылетели из десен. Их плот накренился и по бревнам прокатилась невысокая волна. Арвес издал вопль ярости, когда навес обрушился на него. Элоф ощущал, как бревна ходят под ним, и слышал, как скрипят и стонут от напряжения массивные поперечины. Потом весь плот с громким плеском вышел на чистую воду и постепенно выровнялся.
– На карте твоего отца этого не было, Иле, – сказал Керморван, когда они пытались привести плоты в порядок, несмотря на то что было уже почти совсем темно. – Без сомнения, будут и другие сюрпризы. Нам снова придется нести посменную стражу, особенно когда мы будем плыть в темноте.
– Надеюсь, ты не собираешься сегодня плыть дальше? – поинтересовался Элоф под стоны и протесты остальных.
Керморван покачал головой.
– Нет, сегодня мы все слишком устали. Встанем где-нибудь на якорь и поспим, если сможем. Немного ниже по течению обозначено несколько островов, хотя мы вряд ли успеем доплыть до них за ночь. Но мы должны найти безопасное место.
Все хорошо понимали его. Преодолев последний изгиб реки и перевалив через подводный порог, они больше не видели Открытых Земель, и этот путь на запад теперь был закрыт. Оба берега превратились в высокие стены, тянущиеся вперед и назад, насколько хватал глаз. Куда бы они ни смотрели, везде были лишь сомкнутые ряды деревьев, устремленные в небо и отраженные в водах реки. Великое лесное царство Тапиау'ла-ан-Айтен впустило их внутрь и закрыло свои врата.
Поэтому даже после того, как угасли последние отблески вечернего света, плоты продолжали скользить вниз по течению. Ночь была ясной, но когда ветер стих, стало теплее. Лес ненадолго исчез из виду, темный на фоне темноты, но остался на месте; доносившиеся запахи еловой смолы и сырой земли безмолвно свидетельствовали о его присутствии, как и мириады шорохов и шелестов от мелких ночных существ. Потом высыпали звезды и взошла луна, осыпавшая вершины деревьев призрачным серебром. Темные отражения кедров, елей и пихт сужали реку, но плоты безмятежно плыли вдоль полоски неба, отражавшейся в ее центре, по отмелям сияющих туманностей и глубинам усеянной звездами черноты. К тому времени почти все, кто не заступил на стражу, уже спали, но Элоф никак не мог заснуть. Он перешел на корму и сел рядом с Эрмахалом, который с вполне счастливым видом сидел у румпеля.
– Почему бы и нет? – ответил шкипер, когда Элоф спросил его о причине хорошего настроения. – Сегодня славная ночь, и я рад снова плыть по реке, как в те дни, когда был мальчишкой. Я вырос на речной барже, ты не знал об этом? Крал лодки по ночам и катал девушек на веслах в лунные ночи, такие, как эта. – Он добродушно рассмеялся. – Луна их прямо очаровывала. Ты когда-нибудь пробовал?
Элоф с сожалением покачал головой.
– Только работал, а потом работал и учился. Там, где я вырос, не было девушек… кроме одной.
Корсар понимающе кивнул.
– Да… ее-то ты и ищешь, верно? Я догадывался. Должно быть, знатная красотка, раз увлекла тебя так далеко.
– Это правда.
Эрмахал явно ожидал услышать более подробный ответ, но, так ничего и не дождавшись, глубоко вздохнул и почесал голову.
– Что ж, в твоем возрасте я мог бы поступить так же, хотя бы из любви к приключениям. Но теперь я стар…
– Ты? У тебя в бороде почти нет седины!
– Пять зим осталось до полусотни. Вдвое старше тебя, если я правильно угадал.
– Более или менее. Я сам не очень уверен.
– Вот так-то. Уже не сыщешь такую девушку, ради которой я бы отправился в дикую глушь. Кроме одной, пожалуй, – с ней я гулял много лет назад. Красивая, как картинка, с длинными светлыми кудряшками по пояс, а глаза ярко-голубые, как летнее небо. Да и фигурка хороша, мужчине есть за что подержаться. Манит меня к себе, а не могу прийти, ведь я стоял в первой страже, да и куда идти-то? Странно было видеть ее снова после стольких лет, такую же, как раньше. И манит, и манит… На ветвях одной из тех больших ив у последнего брода. Чудные дела!
Элоф встревоженно посмотрел на шкипера, пораженный его словами. Эрмахал выглядел так же, как всегда, – разве что немного более спокойным и безмятежным. Лунный свет как будто стер некоторые задубевшие от соли морщины на его широком лице. Возможно, он лишь блуждал в глубинах памяти и случайно заговорил о своих воспоминаниях так, словно о событиях прошлой ночи.
– Сидит на ветке прямо над водой, болтает своими пухлыми маленькими ножками и манит, и манит… – Голос Эрмахала пресекся, а когда он заговорил снова, речь пошла о других, гораздо менее невинных вещах. Больше он не упоминал о девушке.
Им наконец пришлось признать, что этой ночью они не доплывут до островов, и встать на якорь у песчаной косы, достаточно широкой, чтобы они могли устроиться на ночлег, но вместе с тем достаточно узкой, чтобы стражу мог нести один человек. Эрмахал, по-прежнему не выказывавший признаков усталости, вызвался добровольцем и не встретил возражений; даже Керморван выглядел совсем изможденным. Но Элоф, несмотря на желание немедленно лечь и закрыть глаза, подошел к Керморвану и рассказал ему о странных речах Эрмахала. Керморван тоже проявил озабоченность, но посоветовал не слишком волноваться.
– Я почти не знаю людей, менее подверженных странностям, чем он. Возможно, сказалось напряжение и усталость после долгого дня. Тем не менее нужно позаботиться о нем. Ты плывешь с ним на одном плоту; присматривай за ним и, если станет еще хуже, сразу же зови меня. Но теперь я должен поспать, иначе сам начну нести околесицу.
Элоф согласился с мнением Керморвана: шкипер корсаров был не из тех людей, которых легко сбить с толку. При их первой встрече Эрмахал боялся неведомых существ, которые могли появиться с болотных пустошей, но не боялся сразиться с ними. Сейчас же, опиравшийся на свою стальную алебарду, он казался воплощением надежности и силы. Но примерно через два часа, когда он разбудил Керморвана для второй стражи, Элоф тоже проснулся. Корсар завернулся в одеяло, довольно закряхтел и вроде бы сразу отошел ко сну. Однако через несколько минут, когда внимание Керморвана было приковано к лесу, Элоф увидел, как шкипер сел, судорожно скомкал одеяло и стал всматриваться в темную воду перед собой. Потом, с разочарованным вздохом, он снова вытянулся на песке и наконец захрапел.
Ночь миновала без происшествий, и весь следующий день они плыли спокойно, если не считать того, что Лес как будто все теснее смыкался вокруг них. Открытые участки берега встречались реже; деревья спускались к самому краю воды, и их длинные ветви нависали над рекой. Некоторые были оторваны или частично сломаны и лежали гребнистыми корягами под поверхностью воды – опасные топляки для любого суденышка, менее прочного, чем плот. В следующую ночь они не стали вставать на якорь, но выставили двойную стражу и поплыли дальше. Элоф выбрал себе в спутники Эрмахала. Шкипер выглядел бодрым, но явно нервничал. Он вздрогнул, как от удара, когда с дерева бесшумно слетела сова и выхватила какого-то жалобно пищавшего зверька из прибрежной травы, а потом еще раз, когда за кормой вдруг послышался громкий всплеск. Они поглядели туда, но не увидели ничего, кроме широких кругов, расходившихся над залитой лунным светом водой, над которыми плясала стайка ночных мотыльков.
– У рыбы наступило время ночного клева, – заметил Элоф. – Должно быть, здесь встречаются очень крупные рыбы, а о рыбаках и слуху не было. Следующей ночью нужно попробовать пустить за кормой лесы с крючками, а то наши припасы…
Внезапно он замолчал. Лицо Эрмахала в ярком лунном свете блестело от пота, а дыхание было тяжелым и учащенным, словно от огромного усилия. Но потом шкиперу удалось совладать с собой.
– Неплохая мысль, – сказал он и сразу же перевел разговор на другую тему.
Когда их сменили, Эрмахал без колебаний лег на свое место, но Элоф еще долго наблюдал, как он смотрит на черную реку, опираясь на локоть, пока его не одолел сон.
На следующий день Эрмахал был в особенно хорошем настроении, как будто какой-то тяжкий груз забот и тревог упал с его плеч. Он был так же рад, как и остальные, когда за очередной излучиной они увидели небольшое стадо оленей, пьющих воду на берегу. Гизе потянулся за своим луком, но они убежали слишком быстро.
– Не беда, – сказал Керморван. – Я надеялся, что мы сможем добывать пропитание охотой у реки, и сейчас получил подтверждение. Мы найдем другой водопой и устроим засаду.
Он посмотрел на грязь, размешанную оленьими копытами, и на деревья позади.
– Однако интересно, что животные убежали так быстро – как будто они привыкли к тому, что люди охотятся на них. Или существа, похожие на людей.
Иле задумчиво прикусила губу и посмотрела на Элофа.
– Ты имеешь в виду тех, высоких… – Казалось, ей не хочется говорить прямо, и здесь, под угрожающей тенью деревьев, Элоф хорошо понимал почему. Он вдруг почувствовал себя чрезвычайно уязвимым на открытом месте и остро ощутил присутствие неведомой силы в лесной чаще.
Тревожные воспоминания вернулись к нему: пристальный взгляд зеленых глаз, необъятный голос, исходивший повсюду и ниоткуда, и вороны, кружащиеся на ветру. На какое-то время, он забыл о других своих заботах.
Ближе к вечеру они приплыли к цепочке небольших островков, обозначенных на карте. Здесь лес был почти таким же густым, как по берегам, но казался более приветливым в своей уединенности. Они выбрали островок, расположенный подальше от остальных и окруженный глубокой водой.