Глава 10

ОГНЕННЫЙ ХОЛМ

Путников гнали вперед быстрой трусцой; поначалу они были слишком ошарашены и не могли в полной мере осознать происходящее. Для Элофа все случилось с внезапностью и полной неправдоподобностью ночного кошмара. Эквешцы не покорили еще и половины Западных Земель, и то благодаря подавляющему превосходству на море. Как они могли появиться на востоке? Как им удалось захватить столь огромный город, гораздо более могучий, чем Кербрайн, не оставив никаких следов осады и резни?

На какой-то момент его посетила безумная мысль, что течение времени в Лесу обманывало их гораздо сильнее, чем они полагали, и за месяцы, проведенные под сенью Тапиау, во внешнем мире прошли десятилетия или даже столетия. В растерянности он споткнулся и тут же ощутил болезненный укол в спину; по спине под курткой побежал ручеек теплой крови. Боль вернула его к суровой действительности и грозившей им всем смертельной опасности. Его гнали по пыльной дороге, как он сам в детстве гнал скот на бойню, и, вполне возможно, с той же целью.

Элоф скривил губы в горькой улыбке. Однажды он уже отказался от жизни эквешского раба, хорошо зная, что это приведет лишь к ритуальному убийству, а его труп пойдет в котел людоедов. Разве теперь он мог ожидать чего-то иного? Но прожитые годы того стоили, и если он теперь утратил надежду найти Кару, то какая разница? Пусть будет, что будет. Больше всего он беспокоился за судьбу своих друзей. Если бы он, как Керморван, сумел убить одного из нападавших, могло бы это сместить чашу весов, дать им шанс на победу в бою? Нет – враги были слишком многочисленными и хорошо вооруженными; к тому же на их стороне было преимущество внезапности. Бой не дал бы им ничего лучшего, чем быстрая смерть, но к этому он еще не был готов. Пока человек дышит, он должен надеяться и быть готовым к любой беспечности противника, к любой возможности, которой воспользуется он сам или его товарищи.

Элоф украдкой покосился на Керморвана и пришел в смятение. Высокий воин тоже шел как во сне; его руки, порезанные и окровавленные в отчаянной попытке освободиться от сети, были связаны за спиной. Рок держался позади, вне поля зрения, но уголком глаза он смог разглядеть Иле, тоже связанную, и испытал прилив ярости, когда ухмыляющийся эквешский воин, тащивший ее за собой, хлестнул свободным концом веревки по ее широкому бедру. Утомившись от этого занятия через некоторое время, эквешец стал рыться в одном из заплечных мешков, которые он нес с собой. У Элофа упало сердце при мысли о том, что могут обнаружить в его пожитках и особенно в мешке Керморвана.

Но потом молодой командир повернулся, пролаял какую-то команду, стершую улыбку с лица эквешского воина, и чувствительно хлопнул его по руке своей белой дубинкой, а когда что-то угрюмо промычал, еще раз врезал ему по уху. Эквешец согнулся от боли, прошипел сквозь зубы гортанное ругательство и оставил мешки в покое. Керморван холодно улыбнулся.

– Ну конечно, жесткая дисциплина! Трофеи должны оставаться нетронутыми, пока не попадут к вождю соответствующего ранга, не так ли?

Тут его сильно дернули за веревку на шее, и он замолчал.

Наказанный воин замкнулся в оскорбленном молчании, но затем, к ужасу Элофа, решил выместить свою злобу в другой, более жестокой игре. Пристроившись за спиной Иле, он время от времени дергал за веревку, так что она отшатывалась назад и налетала на выставленный клинок в его руке. Она не стонала, лишь стискивала зубы и закусывала губу, но через несколько минут ее кожаная куртка была порезана на спине и стала мокрой от крови. Элоф уже был готов броситься на него, чего бы это ему ни стоило, но тот командир снова оглянулся и прорычал несколько слов. Эквешец тяжело сглотнул и передал свою веревку другому воину.

– Что такое? – осклабился Рок. – Хорошие манеры у людоедов?

– Ты неправильно понял, – сухо отозвался Керморван, не обращая внимания на очередной рывок веревки. – Их беспокоим не мы, а дисциплина; сейчас не время для подобных игр. Кроме того…

Он замолчал, но его голубовато-серые глаза с почти ощутимой выразительностью посмотрели на остальных. Элоф едва заметно кивнул в знак понимания; его уже посетила такая же мысль. Сначала он полагал, что им сохранили жизнь, чтобы держать в рабстве, но теперь склонялся к мнению, что эквешцы получили строгий приказ доставить их целыми и невредимыми, возможно, для допроса. Кровавый рубец от щелчка веревкой не имел значения, но колотая рана могла оказаться слишком глубокой, а потеря крови ослабляла пленников. Приказ не убивать их мог бы оказаться ценным преимуществом, если бы им предоставилась хотя бы какая-то возможность побега.

Но возможность оказалась слишком призрачной. Стражники ни на миг не ослабляли бдительность, безостановочно шагали вперед и были готовы наказать веревкой или острием копья любого, кто замешкается или споткнется. А спотыкались они довольно часто – усталые, голодные и потерявшие чувство направления в сгустившихся сумерках. Казалось, прошла целая вечность, когда раздалась резкая команда, и процессия остановилась так внезапно, что Элоф не справился с натянувшейся веревкой и упал на колени. Несколько ударов и пинков отодвинули его в сторону. Посмотрев вверх, он увидел внешнюю стену города, нависавшую над ними в темнеющем небе. Она была уже совсем близко; эквешцы задали убийственный темп движения. Теперь же они расселись на корточках у обочины и тихо переговаривались между собой, словно чего-то ждали. Элоф с трудом перевел взгляд на нижнюю часть стены и увидел, что дорога привела их к каменной арке небольших боковых ворот, гораздо меньше тех, что он видел издалека.

Пока они сидели в ожидании, на небе появились первые звезды. Элоф удивился тому, как мало городских огней зажглось над стенами; даже во дворце светилось лишь несколько окон. Когда последние отблески света погасли над западным горизонтом, командир эквешцев встал и отдал резкий приказ. Усталых пленников вздернули на ноги и погнали к темным воротам.

Впереди раздался гулкий стук, короткий обмен фразами и скрип открывающихся ворот. Пламя факелов осветило медно-коричневую кожу и зажгло огоньки в темных глазах, окружавших их со всех сторон, свирепых и безжалостных. Элоф ощущал в этих людях нечто необычное; они были такими же жестокими, как те эквешцы, которых он встречал раньше, но вели себя тише и имели более угрожающий вид, чем крикливые налетчики с рейдерских кораблей или те, кто напал на путешественников во время первой засады на западе. Кроме того, очень немногие из них, кроме нескольких носивших ритуальные шрамы военачальников, были молодыми. Это были ветераны, тщательно подобранные для особой цели, но в них присутствовало еще и что-то другое. Элоф понял, что это такое, когда его вместе с остальными прогнали через узкие ворота и вытолкали на темную и пустую улицу между двумя рядами домов, казавшихся безликими застывшими силуэтами. Внутреннее спокойствие этих эквешцев было спокойствием фанатиков. Опытные бойцы, молодые командиры – все совпадало. Это напомнило ему о мастере-кузнеце.

Подходили все новые эквешцы; теперь перед пленниками и за ними сформировалась целая походная колонна. По распоряжению командира воины из первого отряда дернули за веревки и быстро потащили свою добычу по гладкой булыжной мостовой. Другие стражники, окружившие их, перешли на бег трусцой, но Элоф быстро сообразил, что они следят не за пленниками, а за происходящим на улице. Жгучий пот заливал ему глаза, и он не мог разобрать ничего, кроме высоких стен и нависающих крыш, черных на фоне темноты. Внезапно колонна сделала резкий поворот, захлопав сандалиями по камням, и свернула с широкой улицы в головоломный лабиринт извилистых аллей и переулков. Везде было темно, даже слабый свет не пробивался из-за плотно закрытых ставен. Время от времени один или другой эквешец поскальзывался на мостовой и падал с проклятиями, а бегущие на ходу перескакивали через него. Изнемогающий от усталости Элоф с каким-то тупым интересом размышлял, почему они не несут факелы. Может быть, они не хотят, чтобы их увидели, или намерены скрыть пленников от посторонних глаз? Но от кого? И почему?

Луна выглянула из-за облаков, и в ее тусклом свете Элоф впервые увидел город изнутри. Улочка, по которой они бежали, здесь была сжата между двумя высокими зданиями, соединенными диковинным арочным мостом со сводчатой крышей и стенами, в которых были прорезаны узкие окна. Дальше начинались стены из светлого камня высотой немногим более человеческого роста, увенчанные остроконечными зубцами скорее декоративными, чем для защиты от воров – и снабженные многочисленными арками и воротами. За этими стенами с обеих сторон возвышались красивые дома из такого же камня, разделенные темными участками садов и лужаек. Одно величественное сооружение, во много раз выше стены, поднималось справа; арочные окна с панелями из свинцового стекла, очень высокие и изящные, покрывали его фасад от первого этажа до самой крыши, а над большой застекленной мансардой под самой крышей резной орел раскинул иссеченные непогодой каменные крылья. Напротив него у стены стояло более низкое здание со множеством маленьких окон, между которыми располагались скульптурные фризы с поразительно совершенными изображениями цветов и животных, переплетающихся с гротескными карикатурами на людей. Несмотря на то что Элофа постоянно толкали в спину, он стремился вобрать в себя и запомнить эти буйные образы, пленившие его воображение. Это было цивилизованное искусство, бесконечно далеко отстоявшее от черно-белых эквешских эмблем, однако резьба выглядела совершенно новой, с четкими краями и без следов эрозии. Если теперь город и принадлежал морским грабителям, смена власти произошла недавно.

После нескольких поворотов улица расширилась и вышла на широкий бульвар, тесно застроенный зданиями разных форм и размеров, от высоких башен до богатых многоколонных особняков и небольших домов с островерхими крышами, но в красивых и с хорошо выдержанными пропорциями. Здесь пленникам открылась более жестокая истина. С прочного кронштейна для факела, вделанного в стену дома, свисал труп, подвешенный на веревке за шею; одежда мертвеца не напоминала эквешскую, но больше ничего нельзя было сказать. Судя по виду и запаху, повешенный находился в этом положении уже несколько дней. На кронштейне примостилась жирная серая чайка, погруженная в глубокий сон. Элоф прочел собственный ужас и гнев в глазах своих друзей, но эквешцы остались безучастными и погнали пленников в узкую аллею за вывеской постоялого двора.

Так они кружили по всему городу длинной и запутанной дорогой с изнурительным чередованием подъемов и спусков. Еще до того, как они достигли места назначения, примерно в третьем часу ночи, Элоф догадался, что это будет дворец. Несмотря на потемневший камень, монументальное здание казалось теплым и живым. Оно меньше напоминало ему Кербрайн, чем Чертоги Лета; его величие было скорее грациозным, а не гордым. Но у Элофа было мало времени на осмотр – на страже стояло много эквешцев, и при приближении колонны они принялись суетиться, как муравьи. Командир не тратил времени на слова: спустя несколько мгновений боковая дверь со скрипом отворилась, и пленников потащили вниз по лестнице, освещенной дымным оранжевым светом факелов. Лестница была спиральной, с низким потолком и сильно стертыми ступенями, поэтому Керморвану и высоким эквешцам угрожала одинаковая опасность. Когда они выходили в горизонтальный тоннель, капитан все-таки ударился головой о замковый камень и сильно рассек лоб. Тем не менее он проследил за тем, чтобы пленников поместили в темный подвал за прочной дубовой дверью, и стоял над ними, ругаясь и смахивая кровь с бровей, пока их развязывали и отталкивали к стене под острыми наконечниками копий. Потом их сковали кандалами за запястья и лодыжки, а через эти оковы пропустили цепи к стенным кольцам за спиной, натянув так туго, что они едва могли пошевелиться. Капитан тщательно проверил крепления и распорядился подтянуть цепь Элофа; лишь после этого он вышел вместе с остальными, забрав все факелы. Дверь захлопнулась, ключ проскрежетал в замке, и в погребе воцарилась темнота. Никто не двигался и не произносил ни слова – слишком велики были усилия, необходимые для того, чтобы просто дышать. Кошмар достиг своего апогея.

Наконец Керморван пошевелился; они услышали звяканье цепи.

– Что произошло? – тихо спросил он осипшим и невыразительным голосом. – Керайс, что случилось?

Никто не ответил – остальные собирались задать ему тот же вопрос.

– Они пригнали нас сюда после наступления темноты, как будто не хотели, чтобы нас заметили… – начал Элоф, но слова вдруг застряли у него в глотке: ключ снова начал очень тихо и медленно поворачиваться в замочной скважине. После щелчка снова наступила тишина, показавшаяся бесконечной. Потом дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просочилась полоска слабого желтоватого света. Над ней появилось лицо, от которого у Элофа перехватило дыхание. Оно казалось мертвенным и призрачным, паря в темноте, словно одно из лиц в Доргаэль Арланнен, наделенное бледным подобием жизни. Он с содроганием отметил, что лицо действительно было похоже на царственных мертвецов, с впалыми скулами и висками под натянутой кожей, увенчанное клочками бесцветных волос. Но, когда оно придвинулось ближе, он увидел, что волосы были густыми и совершенно седыми, нос – прямым и длинным, губы – тонкими и бескровными, а в глубоко запавших глазницах сияли голубые глаза. Это было очень старое лицо, благородное и исполненное хрупкой красоты, которая иногда приходит с возрастом; в молодости оно, наверное, было таким же привлекательным, как… как у Керморвана. Оно не было его зеркальным отражением, как лицо Корентина, – скорее сходства заключалось в общем строении костей и во взгляде, в котором светилась холодная энергия. Однако в голосе, прозвучавшем из полумрака, слышалась стариковская надтреснутость и горечь перенесенных страданий.

– Скажите, милорды, кто вы такие? – Язык был южным, со странно звучащими окончаниями слов, но такой же ясный, как у любого жителя Кербрайна. Элоф инстинктивно подождал, ожидая ответа от Керморвана, но тот хранил молчание.

– Странники с запада, – наконец вымолвил он. – С западных побережий, где поселились жители Морвана после падения города.

– Ах-х-х… – В звуке слышалось понимание, граничившее с физической болью. – Но как это может быть? Мы не знали, что на западе кому-то удалось выжить. Невероятно – преодолеть такое чудовищное расстояние и…

– Мы не больше знали о востоке, – тихо сказал Керморван. – А наше путешествие в самом деле было трудным и унесло много жизней. Но самым ужасным было его окончание! Что здесь произошло? Почему эти варвары, которые угрожают и нам, захватили этот город?

Лицо резко отвернулось.

– Значит, Западные Земли тоже находятся в их руках? Тогда сгиньте вместе со злом, которое вы пробудили…

– Западные Земли еще не покорились, – проворчал Рок. – И те, с кем ты говоришь, приложили к этому руку, даже я. Они драпали от нас так, что только пятки сверкали!

– Тогда надежда еще жива! – с волнением произнес старик и внезапно смутился. – Н-но вам ведь нужно поесть и попить? Я принес, что мог; хоть это скудное угощение, но у меня нет лучшего.

– Вы очень добры, – с благодарностью сказал Элоф, едва ворочая языком, распухшим от жажды. – Но нельзя ли освободить наши руки, чтобы мы могли поесть, добрый тюремщик?

– Нет, сир, я не тюремщик и даже не ключник; меня держат здесь только для самой низкой и простой работы. Они не доверяют мне других ключей, кроме этого, и правильно делают! – На мгновение в его усталом голосе зазвенел металл. – Судя по твоему говору, ты северянин? Приятно знать, что их род нашел себе прибежище на западе.

Его голос упал почти до шепота.

– Теперь я должен покормить вас. Простите мою неловкость; зрение быстро изменяет мне в таком неверном свете. Но потом выслушайте, если хотите, историю наших бед!

Рука с длинными и сильными пальцами, как у Керморвана, подняла фляжку к губам Элофа. Разбавленное вино, прохладное и освежающее, коснулось его губ, и он с благодарностью сделал большой глоток.

– С чего мне начать? Может быть, с падения Морвана и гибели обоих наших правителей, короля Керина и принца Корентина, павших при осаде города?

Керморван издал странный звук, как будто подавившись вином.

– Морваннек был оставлен на попечение лорда-хранителя Каруэна, их двоюродного брата. Когда последние беженцы пришли из-за гор со скорбными вестями, здешние жители назвали Каруэна и его потомков своими правителями. Большей частью то были достойные лорды, и неудивительно, ведь они происходили от рода Керморванов. Возможно, им не хватало лишь малой толики бесстрашия и отваги древних королей, но многие считали, что это не так уж плохо. Когда стало ясно, что горы и климат надежно удерживают Лед на занятых рубежах, они приложили свои силы к новому строительству и процветанию Морваннека, который так долго прозябал в тени Морвана. Так мы обрели благополучие и наслаждались покоем – в течение многих поколений, большей частью улаживая свои текущие дела и редко вспоминая о прошлом.

Горечь, прозвучавшая в голосе старика, пробудила ответную реакцию.

– И мы тоже! – с жаром произнес Керморван. – Но продолжай свой рассказ; сколько оно длилось, ваше благополучие?

– До недавнего времени, – хмуро ответил тот. – Я был таким же самодовольным и уверенным, как мои предки. Лучше бы я умер и сгнил в земле, не утратив эту иллюзию! Около четырех лет назад к нам пришла моровая язва, если это действительно была болезнь; некоторые говорили, что наши колодцы были отравлены, хотя никто не представлял, кто мог это сделать. За одно короткое лето две трети населения погибли, а выжившие не успевали сжигать трупы своих родных и близких. Я лишился детей и родни, однако для меня было еще горше, что лорд Корен умер вместе со своей супругой, не оставив потомков.

– У него не было братьев? – спросил Рок, жевавший хлеб с мясом, протянутый ему из полумрака.

– В том-то и дело, что были, и некоторые из них повели себя самым недостойным образом. Они заявили свои права на власть, а потом в городе вспыхнула рознь и начались волнения.