– Я отправился в путь за мечтой, которой нет на востоке и нигде больше. Смотри же, куда привел нас мой ложный поиск! И какой тяжелой ценой!

Элоф посмотрел на него.

– Не все мечты оказываются ложными. Я тоже иду за своей мечтой. Уже давно я поклялся следовать за восходом, пока не достигну цели своей жизни или не расстанусь с жизнью. Не сомневаюсь, что у остальных тоже есть свои мечты – о богатстве, славе, приключениях, если даже ни о чем другом. Они знали об опасности и все-таки предпочли следовать за тобой.

– Но ты прикасался к своей мечте, и она жива! В своей мечте я больше не уверен…

– Разве это повод для того, чтобы отказываться от нее? Сделай свою мечту живой! Заставь ее жить! Отдай ради нее свою жизнь, если понадобится! Даже если тебя постигнет неудача, это будет не напрасно. Но вот что я хочу сказать тебе, мой лорд! Во всех своих странствиях я не встречал человека, более способного осуществить такую мечту, чем ты сам! Это твой долг перед самим собой и другими, которых мы потеряли.

Керморван оцепенел. Он не сказал Элофу ни слова, но кинул быстрый взгляд в сторону остальных, выстроившихся на вершине утеса и растерянно озирающих бесконечное пространство Леса внизу. Когда он обратился к ним, его голос был ясным и сильным:

– Да, отсюда он кажется бесконечным. Но наши предки пересекли его – женщины и дети, молодые и старые, все вместе. Неужели мы будем считать себя слабее их? Они нашли пути, и мы тоже найдем! А для начала поищем безопасный спуск вниз.

Он отвернулся от обрыва и улыбнулся Элофу своей прежней улыбкой.

– Путь-то мы найдем, – пробурчал Рок, когда они с Иле пробирались вдоль края утеса. – Но, судя по преданиям, очень многим так и не удалось пройти его до конца! Давайте надеяться, что мы не присоединимся к ним.

– Думаю, путь не так важен, как люди, которые идут по нему, – сказал Элоф. – Те, кто в конце концов пришел на запад, имели великих предводителей – например, Вайду. В этом и наша сила. Я боюсь лишь его сомнений и неуверенности.

– Лучше уж иметь предводителя, который может в чем-то сомневаться, чем того, кто не ведает сомнений, – заметила Иле. – Я имею в виду этого гнусного Бриона!

– Сомнения могут подточить его изнутри, – возразил Элоф. – Точно так же крошечный изъян постепенно губит хорошую сталь или пылающий уголь превращается в пепел.

На это ни у кого не было ответа.

Прошло много времени, прежде чем они нашли спуск. На смену снежно-белым утренним облакам пришла вереница темных, широкой дугой надвигающаяся на юг вместе с пеленой мелкого дождя. Утес не заканчивался, но постепенно переходил в крутой склон с многочисленными щебнистыми осыпями, на котором могли удержаться лишь редкие карликовые сосны, причудливо изогнутые и истерзанные ветром. В конце концов склон превратился в некое подобие естественной лестницы с чередованием каменных карнизов и скальных выступов. На каждом карнизе росли деревья, дававшие дополнительную опору при спуске. На самых крутых участках путешественникам приходилось раскачиваться и прыгать, хватаясь за ветки; гладкий камень и осыпающаяся почва были слишком ненадежной опорой для ног. Один раз Бьюр поскользнулся и сполз по скале, извиваясь всем телом, но успел ухватиться за побег карликовой сосны и заработал лишь несколько царапин.

– Хорошо, что ты в последнее время так отощал, – рассмеялся Тенвар. – Иначе деревце бы просто не выдержало твой вес!

Уже вечерело, когда путники наконец оказались на более или менее ровной земле. Все они устали, но пребывали в бодром расположении духа. Переход через неведомые горы завершился благополучно, и теперь, когда в воздухе ощущалась близость дождя, они были даже рады вернуться под укрытие деревьев. Среди высоких елей они нашли достаточно сухое место, устланное толстым слоем игл, и решили остановиться на ночлег. В этот день они не охотились, а потушили немного вяленой оленины с травами из своего обильного запаса. Когда тени удлинились, они разлеглись вокруг костра, расправив ноющие конечности и наслаждаясь сухостью и уютом после трудного дня. Пряный, глубокий аромат готовящейся еды обещал настоящее пиршество.

– А вот и дождь! – сонно сказала Иле, когда новые порывы ветра раскачали верхушки елей над ними. Она всегда острее других чувствовала перемену погоды, хотя выросла в неизменном климате подгорного царства. – Слышите, как он стучит наверху?

– Здесь мы можем не обращать на него внимания. – Элоф вздохнул и удовлетворенно потянулся. Но еще не закончив фразу, он встрепенулся, как будто припомнил нечто забытое, и с беспокойством огляделся по сторонам. Рок приподнялся на локте, вглядываясь в сумрак за деревьями, и наклонился к Элофу.

– Ты просил меня… – Он замешкался, словно боялся сказать какую-то глупость. – Ты просил меня сказать, если я почувствую… словом, что кто-то собирается выйти из-за угла. Так вот, сейчас у меня как раз такое чувство.

Он поежился.

– Кажется, будет буря.

Действительно, что-то огромное надвигалось на них; с каждым порывом верхушки деревьев наклонялись все сильнее, стволы и ветви скрипели все жалобнее. Смутное беспокойство Элофа превратилось в леденящее предчувствие.

– Это не обычная буря! – воскликнул он. Керморван посмотрел на него. Их глаза встретились, а в следующее мгновение оба вскочили на ноги под удивленные возгласы остальных.

– Поднимайтесь! – закричал Керморван, обнажив свой меч и подхватив заплечный мешок. – Вставайте и бегите! Бегите прочь от ветра!

В следующее мгновение мощный порыв ветра обрушился на еловую рощу и каким-то неведомым образом окружил ее, так что ветви наверху пригнулись и затряслись, и крупные капли дождя градом посыпались вниз.

– Бегите вверх по склону! Выбирайтесь из-под деревьев!

Послышался шипящий звук, за которым последовал глухой удар. Элоф отшатнулся и прижался к стволу: в земле перед ним подрагивало длинное копье. Еще один шаг, и оно бы пронзило его навылет. Тенвар метнулся к просвету между деревьями, но с воплем упал ничком, когда над его головой засвистели копья. Арвес, укрывшийся за древесным стволом, в ужасе смотрел на стрелу с серым оперением, вонзившуюся в кору совсем рядом с его пальцами. Гизе натянул свой лук, а Элоф достал молот, но звучный голос Керморвана остановил их, когда они начали искать цель.

– Нет, стойте! Разве вы не видите?

Очередной порыв ветра сотряс ветви и пригнул их еще ниже. В подступающем сумраке на каждом дереве обозначались темные силуэты, державшие, в руках оружие с поблескивающими наконечниками. Элоф медленно опустил молот. Их было тридцать или сорок там, наверху, с копьями или стрелами… какая разница? Окруженные со всех сторон, путники не могли рассчитывать на успех в битве. Элоф выругал себя за то, что забыл об этой уловке: приближаться под прикрытием дождевого шквала. Его не утешало, что Керморван испытывает сходные чувства.

– Стойте на месте! – приказал воин и бросил свой заплечный мешок на землю. – Если бы они хотели убить нас, то уже бы сделали это.

– Это и есть те самые наблюдатели? – поинтересовался Бьюр. – Что-то они не торопятся показать себя!

Он не успел договорить, как все вздрогнули от громкого шелеста еловых ветвей. Послышался приглушенный топот босых ног, и внезапно между деревьями образовалось кольцо неподвижных фигур. Все они выглядели странно долговязыми и немного сутулились, но их глаза оживленно поблескивали лесной зеленью.

– Да, это они, – тихо сказал Керморван. – Мы с Иле и Элофом встречали их раньше, и они не причинили нам вреда. Не двигайтесь; пусть они убедятся, что у нас тоже нет дурных намерений.

Ближайшие фигуры осторожно двинулись вперед. Когда они приблизились, многие путники не смогли удержаться от изумленных возгласов.

– Поистине, дети Тапиау! – прошептала Иле.

Двое подошли совсем близко, и отблески заходящего солнца заиграли на их волосах – длинных и пышных, красновато-коричневого оттенка. Обе были женщинами, похожими на ту, которую они повстречали в Айтеннеке далеко на западе. Они были красивы на свой манер, с худощавыми гладкими лицами, совершенно лишенными морщин и странно невыразительными – только глаза сверкали с животной бдительностью. Их одежда (или ее отсутствие) была такой же и состояла из широких кожаных полос с заклепками, прикрывавших бедра и грудь. Элоф услышал, как Рок одобрительно посмеивается, но в следующее мгновение Иле предупредила, что он рискует лишиться зубов.

За первыми двумя последовали другие, как мужчины, так и женщины. К удивлению Элофа, они были не так уж похожи друг на друга. Некоторые были выше остальных и передвигались на непропорционально длинных, паучьих конечностях, другие пониже и больше похожи на людей, хотя даже самые низкорослые могли сравниться с Гизе и Керморваном; они носили короткие зеленые и коричневые туники. Волосы одной девушки были такими же темными, как у Элофа, но длина рук и кошачья зелень глаз уничтожала всякий намек на сходство между ними. Она подошла к Тенвару, внимательно посмотрела на него и протянула руку, прикоснувшись к его лицу. Он невольно отпрянул, когда увидел пальцы вдвое длиннее его собственных; зато большой палец был коротким и отстоял от остальных дальше, чем у человека.

– Спокойно, – сказал Элоф. – Должно быть, ее заинтересовала твоя смуглая кожа – раньше она не видела ничего подобного.

Гизе кивнул с бесстрастным видом.

– Да, этому можно поверить. Их собственная проклятая шкура такая же молочно-белая, как у сотранцев.

– Он прав, – сказала Иле. – Я так думала и раньше, а теперь, когда можно получше рассмотреть их…

– Но волосы у них другие, – задумчиво произнес Элоф. – Нет светлых и рыжих, совсем немного темных…

– Точно. – Рок провел пальцами по собственной огненно-рыжей шевелюре. – Почти все бронзового оттенка, как будто смесь всех цветов… Я видел волосы такого оттенка и готов поклясться, что этот человек хорошо мне знаком, но кто он?

Он замолчал, увидев выражение лиц собеседников. Все взгляды обратились к Керморвану и женщине, стоявшей перед ним. Элофа поразило сходство, более глубокое, чем цвет волос, хотя он не мог точно определить, в чем оно заключается: то ли в гордой посадке головы, то ли в самой структуре костей под кожей.

Их отвлек крик Борхи. Один высокий лесной мужчина раскрыл котомку моряка и неторопливо шарил в ней своими длинными пальцами.

– Положи на место, ворюга! – возмущенно крикнул Борхи и двинулся вперед, но в следующее мгновение откинул голову и захрипел, когда два широких копья скрестились у него на горле.

– Тише, тише, – умиротворяюще произнес Керморван. – Пусть посмотрит! Разве ты не стал бы обыскивать подозрительных незнакомцев в своих владениях? Видишь, он ничего не крадет.

Он подвинул ногой свой заплечный мешок в сторону одной из женщин. Та подозрительно взглянула на него из-под густых ресниц, потом наклонилась и развязала кожаный шнурок. Быстро, но аккуратно она стала выкладывать полоски вяленого мяса, запасную одежду и разные мелочи, осторожно понюхала коробку с мазями и бинтами. Затем она достала большой и тяжелый сверток из промасленной кожи, хорошо знакомый Элофу. Иле тоже помнила, что там лежит, судя по тревожному взгляду, брошенному в сторону Керморвана. Но высокий воин лишь закусил губу и пожал плечами. Элоф недоумевал: неужели он хочет, чтобы женщина увидела это? Он увидел, как кулаки его друга крепко сжались, когда женщина спокойно развернула кожаный сверток. Внутри звякнул металл. Увидев темный шлем и кольчугу, женщина резко взглянула на Керморвана, но небрежно отложила кольчугу в сторону, когда заметила блеск золота под ней. Керморван нахмурился. Она приглушенно ахнула, когда достала нагрудник из вороненой стали с гербом, переливавшимся огненным золотом в лучах заходящего солнца. Она высоко подняла нагрудник, и путники услышали общий вздох благоговения, словно ветерок, пробежавший по листве.

– Маргеррен'ак атайл! – тихо выдохнула она. Элоф ошеломленно уставился на нее.

– Ворон и Солнце, – пробормотал он. – Керморван, она знает твой герб!

Керморван кивнул с немного растерянным видом.

– Вижу, хотя и не могу понять ее слова. Как тебе это удалось? Это какой-то тайный язык?

– Тайный? Человече, это же твой собственный язык!

– Что?

– Я видел такое написание в древних книгах. Это действительно твой язык, на котором говорили в старину. Слова такие же, только звучат по-иному. Слушай!

Элоф повернулся к женщине и медленно, раздельно проговорил:

– Критен'а маргран ак эйель, эиин! Инь'я Керморван Арлат, канвейд!

– Да, я понял, – пробормотал Керморван. – Это мой герб, и я лорд Керморван… Но поняла ли она?

Женщина поглядела на них обоих и наклонила голову, беззвучно проговаривая слова. Потом она вдруг метнулась вперед и потрясение всмотрелась в лицо Керморвана на расстоянии вытянутой руки. Повернувшись, она что-то крикнула остальным.

Последовало быстрое множественное движение, и чьи-то сильные руки обхватили Элофа. Он попытался достать меч, но жилистые пальцы, крепкие, как стальная проволока, прижали его руку к рукояти. Где-то рядом вскрикнула Иле. Элоф краем глаза заметил, как Рок и Борхи извиваются и отбрыкиваются в руках четырех лесных жителей, а потом его ноги оторвались от земли, и он стремглав полетел в переплетение ветвей над головой.

Хотя он знал, что его крепко держат дети Тапиау, перепрыгивавшие с ветки на ветку, ощущение было головокружительным и тошнотворным. Ветви с безумной скоростью неслись ему в лицо, целились в глаза, угрожая пронзить насквозь, и он замирал от ужаса. Но в последний момент длиннополая рука отметала ветку в сторону – лишь для того, чтобы следующая заняла ее место. Шум ветра вокруг перерос в монотонное завывание, а холодные капли дождя, попадавшие в лицо, обжигали кожу, как градины. Яростные порывы ветра не давали продохнуть и помутняли рассудок, но Элоф не боялся падения, хорошо зная неустанную силу рук, державших его. Он едва мог удержать в голове хотя бы одну связную мысль о том, что случилось с его друзьями, куда их несут и как долго продолжается путешествие. Лишь угасающий свет давал ему какое-то представление о проходящем времени. Он догадывался, что они движутся вниз по склону, но ни на мгновение не мог быть уверен в этом.

Потом все закончилось – так же внезапно, как и началось. Элоф резко остановился, закачался в тенистой пустоте, а затем ему показалось, будто зеленый дерн вздыбился ему навстречу. Рядом кто-то застонал, и он увидел лежащего на спине Борхи, смотревшего на него остекленевшим взглядом. В лице корсара не было ни кровинки; он хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему. С другой стороны тяжело дышал Рок, а дальше виднелся Керморван, поднимающийся на нетвердых ногах. Внезапно высокий воин опустился на одно колено; его тонкие губы раскрылись, а лицо просияло нескрываемым детским восторгом. Поднявшийся за его спиной Рок издал неразборчивое восклицание, указал куда-то вперед и вверх и снова рухнул на колени. На его круглом лице застыло не менее восхищенное выражение. Элоф поднялся на локте и проследил за их взглядами.

Вечер еще не закончился, и хотя солнце скрывалось за деревьями и облаками, оно еще разливало последнее угасающее сияние в посвежевшем после грозы воздухе. Они лежали на широком участке ровной земли, ибо безумная гонка перенесла их к самым восточным подножиям Менет Айтена. Вокруг путешественников высились склоны холмов, густо покрытые и увенчанные высокими древними деревьями с сумрачно-темной листвой. Деревья поднимались до самых кучевых облаков, мчащихся и бурлящих над головой, до неведомых высот, скрытых за колышущейся пеленой дождя. Мелкая морось сыпалась сверху, и над листьями висела призрачная дымка, расцвечивавшая бледный грозовой свет мириадами мягких отблесков и внезапных вспышек. Раскачивающиеся кроны казались плотными, как каменистая почва, обнимаемая узловатыми корнями, однако в рядах деревьев имелась брешь, и даже их гордые вершины были превзойдены творением человеческих рук. Ибо за зеленой поляной, на которой они находились, в лесной стене открывался проход: широкая травянистая аллея, с обеих сторон обсаженная громадными кедрами и поднимавшаяся до середины склона. Там – стена на стене, крыша на крыше – по всей широкой оконечности холма раскинулся величественный чертог, выраставший из Леса.

Башни и башенки вздымались над вершинами деревьев, сводчатые мансарды и островерхие крыши. Бесчисленные окна смотрели на путников с множества стен, а между окнами прихотливо извивались галереи и крытые переходы. Однако было ясно, что всё это является частью огромного здания, раскинувшегося среди деревьев, но не разраставшегося в стороны и странно уместного в своем окружении. Величавыми и прочными казались эти стены в сгущавшихся сумерках, изящными и естественными были щипцовые крыши, как и вершины деревьев, которые они увенчивали. И когда последние отблески заката догорели на стенах, сотни окон воспрянули к жизни и зажглись теплыми мерцающими огоньками за темной листвой.

– Настоящий город, но в одном здании! – восхищенно пробормотал Рок. – Могучая цитадель…

Керморван покачал головой.

– Нет, – с отрешенным видом произнес он. – Это не цитадель, хотя выглядит не менее внушительно. Эти стены были возведены не для того, чтобы выдерживать осаду.

– Но и не для того, чтобы удерживать тех, кто находится внутри? – поинтересовался Элоф.

– Нет, не для того! – решительно ответил Керморван.

Иле кивнула, вглядываясь в сумрак своими круглыми глазами.

– Если это место имеет защиту, то она заключается не в стенах. Однако сердце говорит мне, что оно надежно защищено.

Элоф с беспокойством огляделся. По крайней мере все члены отряда были в сборе, как и их багаж. Потянувшись к своей драгоценной котомке, Элоф внезапно ощутил слабость и тошнотворный голод. Он обнаружил, что испытывает нелепое сожаление о пропавшем ужине, так и оставшемся дымиться на костре в еловой роще.

Лесные жители, пленившие путников, теперь с достаточной учтивостью помогали им подняться на ноги и указывали в сторону травянистой аллеи. Она не была перекрыта воротами, но по обе стороны от нее виднелись два зеленых бугорка, похожих на плотные кусты; лишь приблизившись, Элоф увидел под зеленью серовато-белые пятна. То были стены, каменные стены, густо заросшие вьющимися растениями, напоминавшими плющ. У подножия одной из них он даже разглядел каменный пьедестал, как рядом с воротами в Кербрайне, где когда-то стояла статуя или другое украшение. Но напротив можно было видеть лишь кучу грубых каменных блоков, едва различимую под сорняками.

Кедры росли так близко к краям аллеи, что высоко наверху их ветви встречались и переплетались, образуя воздушные своды, но корни нигде не вторгались на ровную траву. Ощущение стройности и порядка было столь сильным, что Элоф как будто вошел в сумрачные чертоги дьюргаров или парадные залы Кербрайна между каменными колоннами, под арками резной листвы. Но впереди из-за стволов внезапно показался свет, очертивший проем высоких ворот, и оттуда медленной процессией потянулась цепочка меньших огней, факелов и мерцающих фонарей. Они устремились на аллею, и в колеблющемся свете Элоф смог яснее увидеть тех, кто нес их. Люди были очень высокими и статными, с благородной осанкой; пламя факелов играло на их богато вышитых узорчатых одеждах и выхватывало блеск самоцветов на затененных лицах и воротниках. Они двигались почти беззвучно, если не считать тихих вздохов и шороха ткани по короткой траве. Невнятный говор был приглушенным, как в торжественный момент; лишь один раз прозвучал женский смех, легкий и чистый, как лунный свет, и быстро стих. Они выстроились по обе стороны аллеи, как будто потрепанные путники были почетными гостями, которые должны были пройти мимо них в открытые ворота.

Широко распахнув глаза, все смотрели на это дивное зрелище. Некоторые могли бы остановиться, если бы Керморван не продолжал уверенно шагать вперед. Элоф, у которого пересохло во рту, подавил собственное беспокойство; в конце концов, что еще они могли сделать? За спиной маячили те, кто перенес их сюда, а повсюду вокруг раскинулся необъятный Лес, где не было ни троп, ни дорог. Эта мысль лишь подчеркивала нереальность всего, что он сейчас видел перед собой. Высокий чертог и благородное общество… это казалось слишком похожим на сон.

Внезапно Керморван остановился так резко, что Элоф налетел на него. Из рядов встречающих выступила высокая фигура. Человек снял шапочку, которую он носил, и низко поклонился. Элоф, во все глаза смотревший на него, увидел удлиненное, но вполне человеческое лицо, изрезанное морщинами, на котором лежала печать усталости, странно контрастировавшая с безмятежно-спокойным выражением. Он был стройным и необычно высоким для человека, однако не похожим на детей Тапиау: его конечности имели вполне нормальную длину. Какое-то мгновение незнакомец смотрел на них, а потом заговорил ясным и доброжелательным голосом:

– Коремин, арлатайн! Эр ксрос дивъес лисайау'ан Айтен! Коремин!

Язык был сотранским и менее архаичным, чем тот, на котором говорила лесная женщина. Элоф с трудом сглотнул и прошептал на ухо Керморвану:

– Он приветствует нас, как лордов! И называет себя…

– Я слышал, – твердо сказал Керморван. – Он называет себя избранным глашатаем этих лесных чертогов. Интересно, кем он был избран? Но мы должны ответить ему со всей учтивостью.

Стараясь говорить четко и раздельно, он произнес ответное приветствие и одного за другим назвал каждого из членов отряда, перечислив столько достоинств, сколько было возможно на старинном наречии. Каждому из них глашатай кланялся в свою очередь, но когда Керморван назвал Иле «великой леди дьюргаров», по рядам наблюдателей пробежал взволнованный ропот; многие из них опустились на одно колено или отвесили почтительные поклоны. Глаза Иле расширились от удивления, и она поспешно поклонилась в ответ; Элоф видел, какое сильное впечатление эта учтивость произвела на нее, не удостаивавшейся подобных почестей среди обычных людей.

Следующим Керморван обратился к Элофу, назвав его кузнецом великого знания и мастерства, несмотря на молодость, и доблестным бойцом в час нужды. Это тоже было воспринято наблюдателями с уважением и одобрением.

– Что касается меня, то я вел этот отряд из далеких Западных Земель, – заключил Керморван. – Самого же меня зовут Керин, лорд Керморван.

В то же мгновение женщина лесного народа метнулась вперед, опустилась на одно колено перед глашатаем и вытянула на длинных руках стальной нагрудник, засиявший в свете факелов.

Наблюдатели, стоявшие в тени, издали дружный вздох, пробежавший между ними как порыв ветра по пламени факелов. Даже глашатай молча смотрел на Керморвана, словно лишившись дара речи. Потом они хлынули ближе, высоко подняв факелы, и некоторые члены отряда потянулись к оружию, хотя и не могли надеяться на успех в схватке с такой толпой.

Но тесные ряды неожиданно расступились, и вперед вышел мужчина, более высокий, чем большинство других. Все сразу замолчали и подались назад. Он взял у кого-то факел и подошел к путникам, возвышаясь над ними, как молодое дерево. В желтоватом свете его распахнутый плащ и капюшон казались темно-зелеными, а куртка была богато отделана золотом.

– Керин! – воскликнул он. – Керин, неужели это и вправду ты! Неужели я снова вижу тебя после стольких лет, когда уже давно утратил надежду встретиться с тобой?

Его звучный голос дрогнул, когда он всмотрелся в их растерянные лица; лицо самого Керморвана было жестким, как гранит.

– Керин! Что с тобой случилось? Ты затаил какую-то обиду против меня? Или, может быть, ты болен, раз не отвечаешь на приветствие? Это же я, твой родной брат!

Элоф посмотрел на выражение лиц наблюдателей, которые мог различить в полутьме, выискивая признаки веселья или жалости при виде этого несомненного безумия. Но он не смог различить ничего, кроме глубокого интереса, в котором примешивалось дружеское участие. Серые глаза Керморвана широко раскрылись, несмотря на яркий свет факела, а в его голосе прозвучала скорбная горечь, ранее не знакомая Элофу:

– Я могу дать тебе только один ответ. Мой отец давно мертв, а моя мать умерла родами, когда родился я, ее первый и единственный сын. У меня никогда не было брата.

– Но как это может быть? – воскликнул незнакомец. – Или ты поражен некими чарами слепоты? О, какое это жестокое зло, жестокое и холодное, как самое сердце Льда! Разве я не знаю твой голос и твое лицо так же хорошо, как собственные? Посмотри на меня и скажи, если я лгу!

Он высоко поднял факел. Элоф сначала увидел бронзовые волосы, пронизанные седыми прядями, и следы слез на впалых щеках. Керморван вгляделся в это удлиненное лицо; постепенно его собственное суровое выражение начало меняться, а губы раскрылись и задрожали. Иле тихо, почти жалобно вскрикнула, а у Элофа кровь застыла в жилах. Если вытянуть лицо Керморвана или укоротить другое, они были зеркальными копиями. Они как будто передразнивали друг друга, но оба были гордыми и благородными и, без сомнения, принадлежали родственникам.

Тем не менее Керморван покачал головой.

– Сир, я ни разу в жизни не видел вас.

– Нет! Как это может быть? Ты тот Керин, которого я помню… но это невозможно! Как будто время остановилось! Как будто ты… он не стал старше, а я, который был младшим братом… но как? Как?

Его голос пресекся от ужаса и замешательства, и факел сильно задрожал в поднятой руке. Морщины углубились на его лице, искаженном, словно от невыносимой муки. Керморван, не раздумывая, протянул руку и утешающе взял его за плечо. Этот простой жест поразил обоих, и они снова обменялись взглядами, как бы безмолвно подтверждая свое родство.

– Ты… он остался, – пробормотал незнакомец, и Элофу показалось, что напряжение среди собравшихся немного возросло, словно натягиваемая струна музыкального инструмента. – Остался, когда наша последняя защита была разрушена, и Лед наконец подступил к самым стенам, а вдоль всего побережья скалы и валуны трескались и разлетались на части, как орехи. То было поистине страшное зрелище! Раньше мы думали, что столь огромная тяжесть может двигаться лишь очень медленно, день за днем прокладывая себе путь. Но нам пришлось изменить свое мнение в день последнего штурма, после той ясной и холодной ночи, безветренной и безоблачной. Воды залива были неподвижными, как зеркало под луной, и до самого дальнего горизонта отражали грозные белые скалы, нависавшие над некогда прекрасными полями и рощами. Однако даже когда целые ледяные утесы с ревом обрушивались в воду и становились громадными плавучими горами, все быстро успокаивалось. Прекрасным казалось мне это зрелище, прекрасным знамением мира и покоя… – Он резко передернул плечами. – Потом… потом как будто луна дохнула над водами. Все огромное внутреннее море вдруг затуманилось, и у меня на глазах стало серебряным, а потом белым – за несколько ударов сердца! Тогда я понял, что неотвратимый рок стоит у наших ворот. Наши корабли были раздавлены в своих гаванях, наши острова погибли. Ото Льда хлынули всевозможные ужасы: тролли, драконы, другие свирепые твари, жуткие люди и полулюди взяли нас в осаду. Их мы еще могли одолеть, но за ними наступали сами ледяные хребты. Они больше не ползли, а скользили по застывшему морю быстрее бегущего человека. Завывания ветра были их предвестниками, а знаменами – громадные волны щебня и камней, которые они гнали перед собой. Лед хоронил собственные создания, ничуть не заботясь о них. Он обрушился на наши прибрежные стены, и прочные камни растрескались, как пустая скорлупа… Тогда мой брат велел уйти всем своим сторонникам, которые еще оставались с ним, – своим преданным лордам и советникам, солдатам и обычным людям со своими семьями. А когда мы отказались, он принудил нас силой данной ему власти. Некоторые отправились на восток со скорбными вестями для моего собственного царства, но большинство, и я среди них, двинулись на запад. Раньше он уже послал туда своего юного сына под опекой нашей сестры Эши и великого лорда Вайды. Его сын должен был вырасти и основать новое царство на западе, далеко за досягаемостью наступающего Льда, и там воссоединиться с нашими старинными родичами. Он отослал вместе с сыном скипетр верховной власти, но тому должна была понадобиться более осязаемая сила, чтобы утвердить свое владычество.

Незнакомец остановился, чтобы перевести дух, и посмотрел на них горящими глазами.

– Мы должны были найти путь на восток и, если попадем туда, верой и правдой служить держателю скипетра и законному наследнику. Но мой брат остался, ибо сказал, что его судьба неразрывно связана с городом. Он взял корону, двоих пожилых воинов из своей стражи и удалился от нас. Что мы могли дать ему, кроме последнего изъявления покорности? Мы взяли с собой, что могли унести, устроили внезапную вылазку у южных ворот, рассеяли осаждавших и вырвались на свободу. Но потом, поднявшись в холмы, мы обернулись, посмотрели назад и увидели, как белые утесы громоздятся у наших стен и скрывают их из виду, как ребро ладони стирает надпись на грифельной доске. Высокие башни, мосты и бастионы, ряды крыш – все это дрогнуло под напором наступающих ледяных торосов и обрушилось или было погребено под ними. А потом наступила тишина. Многие из нас тогда бросились на собственное оружие или прыгнули вниз с обрыва, дабы не хранить воспоминания об этом зрелище до конца своих дней. Ибо тогда нам показалось, что все благосклонные Силы отвернулись от нас и близится конец света.

Элоф, потрясенно внимавший этой речи, услышал тихий вздох наблюдателей, словно эхо из темных глубин пережитых страданий. В нем проснулись воспоминания, которые он ненавидел, о разрушении маленького городка Эшенби, где он вырос, и о жгучем стыде за то, что когда-то он сам страстно желал этого.

Керморван, стоявший рядом с ним, наконец обрел дар речи.

– М-мой лорд… кто вы?

Серо-голубые глаза, так похожие на его собственные, блеснули в ответ, а голос зазвенел, как звук боевого рога:

– Я Корентин Рудри, принц дома Керморванов, лорд-управляющий царства Морван и морской лорд Керморваннека – все это по воле моего брата Керина, верховного короля города Керморвана и царства Морван, сто шестьдесят пятого в роду после великого Бегства из Керайса.