Тори взяла одежду, поблагодарила девушку, закрыла дверь и прислонилась к ней. Деревянная панель холодила спину. В маленькой комнате было душно. Тори раздвинула ставни, открыла окна и впустила прохладный, освежающий ветерок. Солнце клонилось к горизонту, окружавшие долину горы тонули в синеватой дымке, их причудливые контуры выделялись на фоне золотисто-розового неба. Над головой переливалась радуга, от красоты которой у Тори перехватило дыхание.

Тори снова подумала о дяде и матери, спросила себя, знает ли Палома, какое большое значение имела для дона Себастьяна бухгалтерская книга. Конечно, знает. Она говорила, что он хотел заполучить ее. Она пыталась сорвать его планы, отплатить за совершенное зло. Подозревала ли Палома, что ее брат повинен в смерти Роберто? Или только хотела отомстить одному из своих родственников, которые причинили ей боль?

Неужели Паломе не было дела до того, что пострадает ее дочь? Эта мысль казалась особенно невыносимой.

Вопросы одолевали Тори с того момента, когда она поняла, как велико желание дяди завладеть бухгалтерской книгой. Даже Ник Кинкейд хотел получить ее. И еще бог знает кто. Речь шла о большой сумме. Кое-кто мог совершить ради нее любое преступление.

Тори наблюдала через открытое окно, как приближается ночь. Она слышала жужжание насекомых, но их становилось все меньше из-за того, что воздух остыл. Скоро в горах начнется зима; с дубов уже падали желтые и оранжевые листья. Где она будет следующей весной? В Бостоне? Или здесь, где дни бывают теплыми, а ночи холодными? Где так приятно согреваться, лежа с мужчиной?

О, почему она позволяет Нику мучить ее? Он присутствовал в ее мыслях и мечтах постоянно, даже когда она не хотела этого. И сейчас Тори ждала, что из-за двери донесутся звуки знакомой поступи и насмешливый голос. Это приводило ее в отчаяние. Почему она ждет его, словно одна из тех несчастных женщин, которых она видела мельком в окне борделя?

La a perdida — пропащая.

Так называют шлюх, подумала она. Точное определение.

Ощущая беспокойство и голод, она покинула комнату, пошла по коридору в сторону двора, в котором ранее была с Хуаной. Тори услышала музыку, еще не успев оказаться в патио. Страстные гитарные аккорды и чарующее пение скрипок уносились в ночное небо. Звучала старая крестьянская мелодия, ритмичная и трепетная. Тори помнила ее с детства.

Подвешенные к стропилам фонари бросали дрожащий свет на столы, за которыми сидели смеющиеся мужчины и женщины в пестрых нарядах из ситца и льна. На мужчинах были рубашки с вырезом на груди, короткие куртки из шелка или набивного ситца, прямые брюки и яркие пояса. На женщинах блестели серебряные украшения и большие серьги в виде колец. Их длинные волосы свободно падали на плечи. Только у замужних они были закреплены широкими испанскими гребнями. Все веселились, подливали друг другу текилу и более крепкий напиток — пульке. В воздухе стоял запах жареного мяса. У Тори заурчало в желудке.

Музыка стала более громкой и быстрой. Люди поднимались из-за стола и пускались в пляс; они щелкали пальцами, стучали каблуками о камни дворика. Тори наблюдала за происходящим из-под длинного навеса. В этом раскованном танце было что-то первобытное, заставившее девушку вспомнить о тех давних вечерах, когда она уходила тайком из дома к слугам и отдавалась во власть такой же неистовой музыки. Это рождало ощущение свободы, избавляло от неудовлетворенности — даже в детстве Тори испытывала потребность в физической разрядке.

Возможно, она пришла сюда сегодня, чтобы послушать музыку. Или чтобы унять непонятную тоску, освободиться от нее. Все так смешалось, вся жизнь перевернулась. Девушке хотелось хотя бы на время забыть, что отныне многое будет другим, не таким, как прежде.

Внезапно перед ней возник смуглый стройный и улыбающийся молодой человек. Не спрашивая согласия Тори, он повел ее танцевать. Она молчала и не улыбалась ему. На девушке была свободная льняная рубашка с глубоким вырезом, заправленная в широкую яркую юбку, полы которой хлестали по ногам. Волосы Тори стянула у шеи поясом от пеньюара. Шагая с партнером, она скользила по камням подошвами мягких туфель из оленьей кожи. Прикрыв глаза и отдаваясь дерзкому безрассудству, она остановилась, пощелкала пальцами в такт музыке, слегка изогнула губы в легкой улыбке. Неистовая освобождающая музыка заполнила собой вечерний дворик.

Молодой человек обвел Тори внимательным взглядом, как бы пытаясь понять, умеет ли она танцевать. Музыканты заиграли харабе, и ноги Тори подхватили ритм.

Она танцевала не так, как это делают благовоспитанные леди, которые не поднимают рук и глаз, не выбрасывают ног из-под подола платья. Она танцевала, как крестьянка или испанская цыганка. Музыка захватила всю ее душу, сердце и тело. Медленно покачивая бедрами, она позволила ритму завладеть ею, стала двигаться все быстрее и быстрее. Ее ноги взлетали вверх, поднимая юбку выше колен. Тори танцевала как бы для своего воображаемого возлюбленного.

— Dios mio! — пробормотал парень; его полный страсти взор был прикован к телу Тори. Ее движения были чувственными, развязавшаяся лента хлестала по лицу и темным полуприкрытым глазам.

Тори услышала, как люди ритмично захлопали в ладоши, восхищенно забормотали. Танцующие освободили для нее место, и она вновь забыла обо всем на свете. Она танцевала так только в детстве, когда, страдая от одиночества, выходила в прохладное, залитое лунным светом патио. Но сейчас она чувствовала себя иначе, позволяла музыке проникать в ее тело. Тори казалось, что ею движет страсть — та страсть, которая горячит кровь, заставляет ее пульсировать сильнее… Бедра девушки покачивались точно по собственной воле в дразнящем, неистовом, раскованном и многообещающем танце, полном соблазна и приглашения. Теперь тело Тори познало прикосновение мужчины, и она демонстрировала это своими движениями. Девушка ощущала, как мужчины ласкают ее горячими взглядами. Она пыталась представить, что это Ник ласкает ее…

Харабе закончилось, вместо него зазвучала коррида. Тори продолжала танцевать, ее волосы метались по плечам, тело стало влажным. Ритм был стремительным и властным. Она забыла о молодом человеке, который пригласил ее танцевать. Его заменил другой партнер, стройное, гибкое тело которого двигалось с кошачьей грацией. Он стучал каблуками по камням, не отводя глаз от Тори. Кто-то сунул ей в руку бутылку текилы, она подняла ее, отпила жидкость, потом передала дальше. Крепкий напиток обжег горло и проник в желудок. Кружась в танце, она скользила взглядом по окружающим. Здесь были не только мексиканцы, но и американцы. Высокий светловолосый человек наблюдал за весельем, стоя под кроной дуба.

Ей ни до чего не было дела. Тори не интересовало, кто здесь находился. Не имело значения, с кем она танцевала, пила текилу или нет. Она могла танцевать и одна. Важным было лишь то, что танец дарил ей свободу. Вверху покачивались фонари, музыканты играли, звучал смех. Тори смогла на время забыть обо всем, не думать даже о Кинкейде, о его предательстве…

Ник, стоящий под стропилами здания, наблюдал прищуренными разъяренными глазами, как Тори, точно шлюха, покачивала бедрами под звуки гитар и скрипок, ударяла ногами о камни под щелканье кастаньет. Будь она проклята, маленькая сучка! О чем она думает? Трудно остаться незамеченной, ведя себя подобным образом.

Рой Мартин покашлял.

— Она не кажется сильно расстроенной, лейтенант. Возможно, вы недооценили исцеляющую силу вашего внимания.

Ник бросил на него сердитый взгляд, но ответил совершенно бесстрастно:

— Просто она очень быстро приходит в себя.

— Да, похоже. — Тон собеседника взбесил Ника. Мартин поднял бокал с текилой и отпил спиртное, поглядывая на Тори. — Боюсь, ее присутствие осложняет ситуацию. Дон Диего предупредил коменданта, а дядя подал официальную жалобу губернатору. Они преследуют собственные цели, но я верю, что брат искренне беспокоится за мисс Райен. Ее следовало оставить.

— Согласен. Лучше бы она осталась в Буэна-Висте. Мы забрали оружие, но вы поддались алчности. Теперь у нас есть только бухгалтерская книга, которую я отдал вам.

После недолгого молчания Мартин кивнул:

— Конечно, вы правы. Вероятно, мне следовало тщательней обдумать ваши предложения, но что сделано, то сделано. Конечно, мы получим деньги, но, к сожалению, дон Себастьян и его племянник все еще на свободе, как и дон Луис со своим сыном. Они ищут не только мисс Райен, но и вас, считая, что вы украли их деньги.

Ник лукаво улыбнулся:

— Конечно.

— К несчастью, губернатор Мейсон подписал ордер на ваш арест. Вас обвиняют в похищении. Вы должны оставаться в тени, пока мы не добьемся успеха. Трудно аннулировать ордер, не посвящая губернатора в наш план, но, уверяю вас, скоро мы сможем это сделать.

— Я уже чувствую себя значительно лучше.

Рой Мартин нахмурился:

— Себастьян Монтойя может помешать нам, поскольку обладает определенными связями — знает влиятельных людей, которые способны без всяких угрызений совести продавать свою власть. Но больше всего меня беспокоит дон Диего. Он молод и горяч. Боюсь, что он пообещал огромную сумму денег за вашу поимку и возвращение сестры. Вы подумали, как передадите ее семье?

— Я не собираюсь возвращать мисс Райен родственникам. — Его не смутил недовольный взгляд Мартина. — Меня ждут собственные дела, помните? Пикеринга видели возле Сакраменто. Поскольку я все равно направляюсь туда, я намерен посадить нашу очаровательную маленькую проблему на первый плывущий в Бостон пароход.

Лицо Мартина посветлело, он кивнул:

— Прекрасная идея. Как всегда, вы нашли выход из сложной ситуации с присущей вам изобретательностью. Ваши умения пользуются большим спросом. Не многие обладают такими необыкновенными способностями.

— Лесть не сработает, Рой. — Мартин поднял бровь, изображая удивление, и Ник покачал головой. — Я не возьмусь за новое задание, пока не закончу личное дело. Так что забудьте на время о ваших планах.

— Вы поражаете меня, Ник. — На лице Мартина мелькнуло изумленное выражение. — Я лишь хотел упомянуть о недавних исследованиях Джона Чарлза Фремонта — вы о нем слышали? Конечно, слышали. Вряд ли от вашего внимания мог ускользнуть столь известный первопроходец.

Донесшийся с патио взрыв смеха отвлек Ника, его взгляд упал на толпу танцующих под фонарями.

Мартин тоже посмотрел в сторону дворика. Помолчав, он произнес:

— Мисс Райен очень красива. Она способна привлечь к себе ненужное внимание.

— Да. Думаю, мне пора что-то предпринимать.

Ник стал пробираться к Тори. Она продолжала танцевать, на ее шее и лице блестели капельки пота, глаза были отрешенно прикрыты, на губах играла чувственная улыбка. Мартин, как всегда, прав. Ее не следовало оставлять одну. Она танцевала так, что будет удивительным, если не возникнет заваруха.

Направляясь по заполненному людьми дворику к Тори, Ник заметил вопросительный взгляд Мартина, но сосредоточил внимание на изящной девушке, танцевавшей слишком близко к партнеру. Мужчина был поглощен Тори, его глаза превратились в темные щелочки, белые зубы сверкали под густыми усами. Он держал одну руку на бедре, а пальцами второй щелкал над головой, постепенно приближаясь к Тори. Наконец он положил руку на талию девушки, повернул ее, крепко прижал к себе. Их тела слились от груди до бедер, полы юбки захлестнули его ноги.

Увидев это, Ник нахмурился. Тори не оттолкнула мужчину, а откинулась назад, подняла свои тонкие руки над головой, защелкала пальцами. Волосы девушки упали вниз шелковистой лавиной. Тело Тори оказалось прижатым к партнеру, ее груди касались его белой рубашки. Ник схватил мужчину, повернул его и оттолкнул в сторону.

— Найди другую партнершу.

— Hijo de puta![45] Это тебе лучше найти другую партнершу. — В тусклом свете фонарей сверкнул нож, мужчина зловеще улыбнулся. — Я не люблю, когда мне мешают.

Терпение Ника иссякло. Презрительно фыркнув, он повернулся и схватил Тори. Изумление и ярость исказили лицо мужчины, он бросился на Ника, но техасец сделал шаг в сторону и обрушил ребро ладони на шею противника. Человек рухнул на камни патио, нож со звоном отлетел в сторону. Музыка резко оборвалась, Тори остановилась с округлившимися глазами и раскрытым от потрясения ртом. В тишине Ник протянул руку, обнял Тори за талию и привлек к себе.

— Моя жена больше не желает танцевать, — спокойно заявил он оцепеневшим людям.

Никто не промолвил ни слова, даже когда он почти потащил Тори по двору к темному проходу. Девушка тяжело дышала, жадно хватала ртом воздух. Над их головами покачивался фонарь. Тусклый свет упал на Тори, и Ник увидел в ее глазах ярость.

— Не говори ничего, — предупредил он девушку, когда она открыла рот, но его попытка оказалась тщетной.

— Как ты посмел! Ты hijo de puta! Вор! Убийца…

Больше сказать ничего не удалось. Он зажал ей рот рукой и поволок дальше, раздражаясь все сильнее. Она мгновенно сумела взбесить его, будто он не старался держать себя в руках.

Добравшись до комнаты, Ник распахнул ногой дверь, и она с грохотом ударилась о стену. Он втолкнул Тори, закрыл за собой дверь, прислонился к косяку и посмотрел на девушку, освещенную слабым пламенем свечи. Она стояла на одном месте, слегка пошатываясь и держась для устойчивости за маленький столик. От нее пахло щелочным мылом и текилой. Блеск в глазах Тори подсказал Нику, что она пьяна. Хотя и без спиртного она поступала не лучшим образом.

— Убирайся отсюда!

— Оставить тебя одну? — Он насмешливо вздернул бровь и увидел, что ее глаза сузились от ярости. — И не надейся на это после того спектакля со страстным, чувственным танцем, который ты устроила, точно цыганка. Для кого ты танцевала?

— Только не для тебя! — Она отошла на шаг от стола, остановилась, с вызовом вздернула подбородок и посмотрела на Ника разгневанным взглядом. — Ты не имел права останавливать меня. Я получала удовольствие — впервые после моего возвращения в Калифорнию. Лучше бы я не приезжала сюда и не встретила тебя…

Он бесстрастно наблюдал за ней, дожидаясь момента, когда она закончит свою тираду. Потом попытался образумить девушку:

— Если ты хочешь добраться до порта без неприятностей, тебе не следует устраивать такие шоу. Господи, что заставило тебя отправиться туда?

Она убрала волосы с лица и бросила на Ника мрачный взгляд:

— Не знаю. Мне захотелось танцевать.

— И выпить текилы. Ты поела? По-моему, нет. Неудивительно, что спиртное ударило тебе в голову. Утром ты будешь чувствовать себя отвратительно.

— Меня это не пугает.

— Напрасно.

Она медленно направилась к стоящему возле кровати стулу, искоса посмотрела на Ника. Он увидел перед собой злобную, расчетливую, дразнящую интриганку, которая охотно позволила бы вздернуть его на виселице, если бы он на мгновение потерял бдительность.

Тори неловко села на стул; край юбки задрался выше колен, позволив Нику любоваться ножками девушки. Эта распутница не носила нижнего белья. Она поймала его взгляд, смутилась, одернула ситцевую юбку и с ненавистью посмотрела на Кинкейда:

— Наглец!

Он пожал плечами:

— Иногда. Ты не вправе жаловаться. Особенно после спектакля, который устроила сегодня для всех. Каждый из присутствовавших мужчин подумал о том, что неплохо бы поиметь тебя. Они мысленно срывали с тебя одежду, ласкали твои обнаженные груди и чувственные места, представляли, как ты стонешь и царапаешься, точно обезумевшая кошка. Они спрашивали себя, всегда ли ты такая раскованная и неистовая, какой была во время танца. Неужели тебе это не ясно? Конечно, ясно. Не пытайся возражать. Ты знала, что делала.

Тори смотрела на него своими фиолетовыми глазами. Распущенные волосы обрамляли ее лицо. Она облизала кончиком языка дрожащие губы. Ника охватило сильное желание, вызвав болезненное напряжение. Он обвел девушку взглядом, начав с того места, где груди натягивали тонкий материал блузки. Подумал о том, как нежна ее кожа, каковы на вкус ее плотные маленькие соски. Ему следовало дать ей то, чего она жаждала, овладеть ею, снова услышать ее шепот, хриплую мольбу и страстные стоны.

Но он не станет делать это. Во всяком случае, сейчас. Она выпила спиртного, и теперь ей надо проспаться.

Он отошел от двери и направился к Тори. Ее глаза округлились. Она не запротестовала, когда он протянул к ней руки, поднял со стула, стиснул запястья и повел к кровати. Она ударилась ногой об край, и Нику пришлось поддержать девушку. Она была легкой, гибкой и тонкой, как ребенок.

Тори тяжело дышала, ее грудь вздымалась, рот оставался приоткрытым. В темных глазах девушки таились какие-то чувства, разгадать которые Нику не удалось. В его душе все перевернулось, решимость ослабла, он снова представил Тори лежащей под ним, прижимающейся к его груди. Будь она проклята! Ему захотелось овладеть ею, сейчас и здесь, так отчаянно, что это желание — неожиданное, незваное, заставлявшее Ника безмолвно проклинать себя и ее — причиняло боль. Предчувствие блаженства все настойчивее охватывало его тело, делало движения Ника более решительными.

Когда он толкнул ее на узкую койку, она легла и замерла, глядя на него. В вырезе блузки виднелись округлые, соблазнительные и безупречные груди. Волосы разметались по кровати ковром из темно-огненного шелка, обрамляя бледное лицо и плавные изгибы обнаженных плеч. Уступая силе более настойчивой, чем он предполагал, Ник стянул с Тори блузку и юбку, обнажив груди девушки, и с затаенным дыханием восхитился их совершенством и необыкновенно соблазнительным телом. Он тихо и яростно проклял свое желание обладать именно этой женщиной. Он не предполагал, что с ним когда-нибудь произойдет такое. Дело было не в том, что он лишил ее девственности, хотя иногда он убеждал себя, что не может бросить Тори именно по этой причине. На самом деле существовало много других причин.

Сейчас она лежала на кровати, опираясь на локти, с широко раскрытыми и испуганными глазами косули, столкнувшейся с медведем-гризли. Она смотрела на Ника, и ее губы слегка подрагивали. Эта картина усилила возбуждение.

Он потянулся к Тори, и девушка встрепенулась, схватила его за руку. Их глаза встретились.

— Раздвинь для меня ноги, крошка, — прошептал Кинкейд.

— Ник… я не… ты не должен… я не хочу этого.

— Ты знаешь, что говоришь неправду. — Его рука скользнула вверх по ее бедру, пальцы касались обнаженной кожи, вызывая ответную дрожь. Он настойчиво просунул руку между ее ногами, и Тори затрепетала. Ник улыбнулся. — Раздвинь ножки, любимая. Вот так. Да, так… Тебе же нравится, верно?

Он говорил тихим хриплым голосом о том, как она прекрасна, как сильно он хочет ее, какой счастливой может сделать, если она позволит. Все это время его рука двигалась между ее ног, пальцы проникали в горячее влажное тело, большой палец ласкал маленький бугорок. Тори вздрагивала, постанывала, раздвигала ноги шире. Ник наклонился к ее груди, обхватил ртом сосок, втянул в себя. Она запустила руки в волосы Ника, выгнула спину, чтобы прижать его голову к своей груди. Почувствовав, как ее горячая плоть стиснула его пальцы, он опустил голову к бедрам Тори, коснулся языком ее бугорка и услышал тихий возглас:

— Господи, что ты делаешь? — Ее пальцы еще крепче сжали его голову.

— Расслабься, хорошо? Не отрицай, что тебе приятно… Тебе ведь нравится, верно? Я могу сделать еще кое-что более приятное, Тори, если ты позволишь…

Она тихо всхлипнула, ее руки разжались. Он, снова наклонившись, стал ласкать языком ее сокровенное место, проникать в него. Она задрожала от новых ощущений, приподняла бедра. Ее стоны становились более неистовыми, требовательными, пальцы скользили по спине Ника, сжимали ткань рубашки. Повторяя имя Кинкейда, Тори испытала необыкновенное блаженство.

Дрожа всем телом, она прильнула к Нику. Он приподнялся, сорвал с себя рубашку, брюки и проник в ее горячее влажное тело. Ник решил довести ее до блаженного трепета, почувствовать, как она задрожит.

Он проникал в ее тело и выходил из него неторопливо, наслаждаясь каждым движением. Задыхающаяся Тори смотрела на Ника затуманенными глазами. Он снова поцеловал Тори, ощутил вкус текилы на ее губах. Остатки спиртного пьянили Ника, хотя и не сильнее, чем собственный вкус Тори. Все это время он проникал в девушку, пробуждая в ее теле восхитительный трепет, заставляя свои нервы натягиваться все сильнее в ожидании разрядки. Наконец он почувствовал, что не может больше сдерживаться… Слыша ее стоны и чувствуя, как она царапает ногтями ему спину, он увеличил темп. Он вошел в Тори с такой силой, что она всхлипнула, но не от боли. Он понял, что не может больше сдерживать себя, услышал ее неистовый, пронзительный вопль и сам оказался во власти волшебных потрясений.

Потом, когда плачущая от счастья Тори, все еще дрожа, обнимала Ника, он поцеловал девушку, ощутил соль на ее щеке, уткнулся лицом в ароматную впадину между плечом и шеей. Влажные волосы щекотали его скулу. Он чувствовал, что трепещет всем телом. Из горла Ника со свистом вырывался воздух.

Когда буря утихла, Ник поднял голову и посмотрел на необыкновенную, дикую, страстную кошку, которая лежала в его объятиях. На губах Ника появилась улыбка. Что в этой женщине так притягивало его? Она была избалованной, своенравной, капризной, однако он постоянно думал о ней, даже в те минуты, когда следовало сосредоточиться на более важных вещах. То, что она всегда была в его мыслях, само по себе казалось удивительным. Он надеялся, что, овладев Тори и утолив свою страсть, сумеет забыть о ней. Но глубоко заблуждался.

Джил предупреждал его об опасности; мексиканец чувствовал, что Тори принесет неприятности. Ему, Нику, следовало прислушаться к словам приятеля. Господи, что он сейчас делает?

Когда она открыла глаза и мечтательно улыбнулась, обнимая Ника за шею и притягивая его голову к себе для поцелуя, он решил, что знает, как ему надо поступить. Он должен избавиться от девушки, посадить ее на пароход, заставить уехать. Завтра он сделает все необходимое. Но сегодня теплая, страстная и нежная Тори еще лежала здесь, и он снова начал двигаться внутри ее, игнорируя голос разума.