Все это приводило ее в бешенство, и приходилось прилагать большие усилия, чтобы сдерживать себя и демонстрировать покорность.

Уже две недели прошло после смерти отца, но Тори часто вспоминала день похорон, маленькую часовню и кладбище на высоком берегу океана. Здесь стояли согнутые ветром деревья, стволы которых под действием ураганов и соленого воздуха превратились в молчаливых побелевших стражников. Фамильный склеп был выложен из камня с вырезанными на нем изображениями ангелов, виноградных гроздьев и сцен небесной жизни. Присутствующие молча наблюдали за тем, как священник покачивал потиром и читал молитвы. Тори старалась сосредоточиться на ритуале, но все равно думала о будущем.

Бесполезно надеяться, что она сможет забыть о происшедшем между ней и отцом, тем более что после похорон дядя Себастьян начал диктовать ей свою волю. Чтобы избавиться от него, она, сославшись на головную боль, отправилась с Колетт домой. Возвращаясь, Тори заметила Ника Кинкейда, стоящего возле стройного мексиканца, показавшегося ей знакомым. Испытывая неистовое желание поскорее скрыться от дяди, она не остановилась, а лишь кивнула на ходу. Даже когда лейтенант Брок задержал ее, чтобы выразить соболезнования — он с сочувствием на лице задержал руку девушки в своей дольше необходимого, — Тори слегка нахмурилась, но позволила Дейву проводить ее до асиенды.

Ник не нанес ей визита, чтобы выразить соболезнование, и она подумала об этом с горечью. При воспоминании о нем Тори охватывало странное, похожее на жар волнение, и она невольно спрашивала себя, увидит ли Кинкейда снова. А ночи… ночи были самыми тяжелыми; она беспокойно ворочалась на кровати, вспоминала его губы, обжигающие раскаленным тавром ее груди, его настойчивый язык — требовательный, властный, пробуждающий в ней трепет желания, которое, как подсказывал ей инстинкт, Ник был способен удовлетворить. Он разворошил угли, а потом погасил пламя своим телом, утолив ее страсть.

Сейчас, когда Тори стояла у открытой двери своей комнаты и наблюдала, как солнечные лучи постепенно сменяются длинными тенями, а насыщенный сладкими ароматами цветов и жужжанием насекомых воздух становится прохладным, девушку охватило знакомое волнение. Звонкий голос птицы растворился в небесах; на фоне других знакомых звуков асиенды раздавалась жалобная мелодия старой испанской баллады.

Музыка снова доносилась с barrio[34], где, верно, танцевала среди молодежи Росита — впервые после смерти el patron. Жизнь продолжалась.

Пение было хорошо слышно в неподвижном вечернем воздухе; когда баллада сменилась более быстрой мелодией, Тори закрыла глаза и слегка задрожала. Прошло несколько минут, и девушка почти невольно и бессознательно стала покачиваться из стороны в сторону под звуки скрипки, гитары и свирели. Ее тело инстинктивно реагировало на соблазняющий ритм. Тори была босиком, шелковый пеньюар, слегка стянутый поясом, колыхался вдоль ее стана, золотисто-каштановые волосы растрепались и падали лавиной на спину, доходя почти до талии.

Кожа Тори, охлажденная вечерним воздухом, вскоре порозовела от движений, босые ступни ударялись в ритме испанского фанданго о камни, еще не успевшие остыть после жаркого дня. Шелковый подол хлестал по ногам, взлетал к коленям. Тори откинула волосы назад и захлопала в ладоши, полностью отдаваясь танцу и чувственной музыке.

Накопившееся напряжение, боль последних недель и незнакомое желание плоти растворялись в быстрых движениях. Танец помогал расслабиться, дарил освобождение. Он был финалом, прощанием, толчком — в последние дни сомнения ослабили решимость Тори.

Она не будет больше откладывать свой побег. Она выбрала курс, Монтерей скоро останется позади — как и мрачные воспоминания, преграждавшие путь к счастью. Не открывая глаз, покрывшись легкой испариной, из-за которой шелковый пеньюар прилипал к телу, Тори улыбнулась, замерла и опустила одно колено на камни дворика; задыхающаяся после танца девушка ощутила новый прилив душевной твердости.

— Почему ты танцуешь одна, Венера?

Ее глаза распахнулись. Она узнала чуть насмешливый тягучий голос, медленно повернула голову и увидела Ника Кинкейда, наблюдавшего за ней через железные прутья калитки. Он чуть заметно улыбался, его белая рубашка почти светилась на фоне теней, в которых утопал раскинувшийся за пределами патио сад. Тори медленно поднялась с колена и, не отводя взгляда от Ника, подошла к калитке.

Она уставилась на него через железные прутья.

— Я часто танцую одна.

— Гораздо приятнее делать это с партнером.

Ник Кинкейд улыбнулся. Тори не понимала, почему разговаривает с ним, словно она находилась в sala grande с компаньонкой, а не стояла одна в шелковом пеньюаре, который почти ничего не скрывал от пристального и восхищенного взгляда мужчины.

— Но у меня редко бывает партнер.

— Какая жалость. Одинокая Венера.

Было ли это напоминанием о той встрече на берегу? Когда он взял ее на руки и отнес на мягкую траву, чтобы заняться там любовью? Тори не хватало воздуха, кровь стучала в ее висках так громко, словно это были океанские волны, бьющиеся о черные скалы.

— Ты же здесь. — Собственный голос показался Тори незнакомым. Она лишь слегка удивилась, когда Ник без лишних слов одним ловким движением перемахнул через калитку; петли негромко заскрипели, а засов ударился о каменную ограду.

— Тебя заперли, как принцессу из сказки, да, Венера? Я чуть раньше видел твоего охранника. Они боятся, что ты убежишь или тебя похитят? Увезут в хрустальный дворец и околдуют волшебными снами?

Она собралась ответить на его нелепые вопросы, которыми Ник явно дразнил ее, но он вдруг протянул к ней руки, и Тори, словно зная все заранее, подставила лицо для поцелуя. Он поддался сомнениям лишь на один миг, потом издал звук, напоминавший стон, обхватил лицо Тори руками и коснулся губами ее рта.

Его губы имели пьянящий вкус вина и табака, они были слегка сладкими и теплыми; когда поцелуй стал более страстным, Тори со стоном прильнула к Нику. Конечно, это было чистым безумием, и дальний уголок ее сознания взывал к благоразумию, но смутные желания и бессонница, преследовавшие Тори на протяжении последних недель, мешали ей внять этому предостережению.

К тому же, услышала она тихий шепот, второго такого шанса не будет, потому что скоро она уедет и никогда больше не увидит Ника. В тот день на берегу он уничтожил все преграды, а с тех пор произошло многое. Кто знает, что ее ждет впереди?

Ник запустил руку в распущенные волосы девушки, наклонил ее голову назад, чтобы добраться до шеи, и его горячие губы заскользили по коже. Одной рукой Ник осторожно раздвинул пеньюар. Тори вздрогнула, когда его пальцы нашли набухший сосок; они дразнили и ласкали ее до тех пор, пока она не почувствовала поднимающиеся волны желания.

Она не знала, как долго он держал ее, порождая своими руками восхитительные ощущения, лаская ртом ее шею, губы, уши. Но вскоре — через одно мгновение или два? — Ник снова взял Тори на руки, как в тот день на берегу, прошел по мощеному дворику, шагнул в комнату и направился к стоящей у стены широкой кровати. В вечернем полумраке горели свечи; они отбрасывали на стены и кровать мягкие блики. Ник положил Тори на постель и склонился над ней, загородив своей темной фигурой неяркое мерцание свечей.

«О, я сошла с ума», — в отчаянии подумала Тори. Прежде она не подозревала, что может оказаться охваченной таким потоком чувств. При виде страсти в его глазах она тотчас превращалась в трепещущий комок плоти, жаждущий его прикосновения. Отрицать это было бессмысленно. Подобная попытка стала бы проявлением явного лицемерия.

Отбросив сдержанность и ощущая лишь возбуждающие прикосновения его рук к грудям, животу, бедрам, Тори с радостью обняла Ника и лишь слегка смутилась, когда он снял с нее шелковый пеньюар. Когда он стал стягивать с себя рубашку, она увидела бронзовый блеск его обнаженных плеч и груди, игру напряженных мускулов. Ник склонился над Тори, и девушка задрожала, реагируя на его поцелуи.

Шепча нежные слова любви и страсти, он обрушил свои ласки на те части ее тела, которые Тори прежде считала не предназначенными для мужского глаза. Девушка покраснела при мысли о своей порочности — она отдавалась охотно, без единого слова протеста. Лишь когда его рука спустилась вниз раздвинула ее бедра и пальцы еле ощутимо коснулись центра наслаждения, она поняла его намерения и тихо вскрикнула:

— Нет! Что ты… это неприлично!

Будто не слыша, он прикоснулся языком к ее шелковистому треугольнику, и в комнате зазвучали чьи-то негромкие вскрики — должно быть, ее? — и пламя свечей задрожало во мраке.

В следующий миг прокатившаяся по телу Тори горячая волна заставила девушку забыть о страхе. Желание охватило ее целиком, и она утонула в океане страсти.

Растерянная, задыхающаяся Тори не знала точно, что с ней произошло. На этот раз, когда Ник вошел в нее, она не почувствовала боли. Ее влажное горячее тело охотно принимало его, испытывая новые неведомые ощущения. Учащенное дыхание Ника ласкало ухо девушки.

Охватившее ее тело напряжение стало почти невыносимым. Тори казалось, что она возносится к небесам. Ник зажал рот девушки, чтобы заглушить ее крики, однако она услышала его собственный стон…

Они полежали некоторое время. Его грудь еще часто вздымалась и опускалась.

Тори улыбнулась Нику, радуясь, что он стал таким же расслабленным и умиротворенным, какой была она.

— Прекрасная Венера, — выдохнул он, прильнув головой к ее плечу. Его дыхание теплым ветерком щекотало ей ухо. — Ты, как всегда, поражаешь меня.

— Поражаю?

— Да. Ты непредсказуема. Должно быть, мы оба сошли с ума. Ты понимаешь, что если меня обнаружат в твоей постели, я тотчас схлопочу пулю?

Она прижалась к его шее, почувствовала щекой короткую вечернюю щетину.

— Твоя жизнь полна опасностей, — прошептала Тори. Он отыскал ее рот, провел по нему языком и кивнул.

— Но сейчас я ни на что не жалуюсь.

— А позже?

— Позже, вероятно, я покроюсь холодным потом.

Он снова поцеловал ее и с сожалением сказал, что ему следует уйти. В любой момент кто-то может проверить, на месте ли девушка.

— Я увижу тебя завтра?

Ник нахмурился, его глаза похолодели, и Тори одернула себя. Она прикусила губу, раздраженная тем, что выдала свое заветное желание.

— Я не уверена, что смогу выскользнуть из дома, но, возможно, мне удастся что-то придумать.

После недолгой напряженной тишины он провел пальцем по ее щеке и лукаво улыбнулся.

— Я пришел сказать тебе, что завтра уезжаю, Венера.

— Уезжаешь?

— Я и так пробыл здесь дольше, чем следовало. Мои дела в Монтерее закончились. Я собирался уехать сегодня утром, но значительную часть дня придумывал способ, как попрощаться с тобой. Возможно, мне следовало сказать об этом раньше, но я потерял рассудок.

В горле у Тори образовался комок, она внезапно ощутила в животе холод, словно проглотила ледышку. Однако ей удалось небрежно пожать плечами и проявить такую же невозмутимость, какую демонстрировал Ник.

— О, это не имеет значения. Значит, ты уезжаешь. Желаю тебе приятного путешествия. Возможно, мы еще встретимся где-нибудь, хотя это маловероятно, если только ты не собираешься посетить Бостон, где меня ждет человек, с которым, как тебе известно, я помолвлена.

Его глаза гневно сузились, но он произнес с бесстрастным видом:

— Я думал, ты собираешься выйти замуж за дона Рафаэля.

— О, после папиной смерти ситуация изменилась. Несколько дней назад я обсуждала мое будущее с Диего. Все остается неопределенным. Возможно, я отправлюсь в турне по Европе, чтобы не принимать решение, о котором позже буду жалеть. Но я уверена, что тебя, лейтенант, ждет множество дел и мест, где ты должен побывать.

Она приподнялась, села в кровати, перекинула волосы вперед и стала распутывать их пальцами, словно все происшедшее нисколько не затронуло ее. Но душу девушки терзала мысль о том, что она пренебрегла условностями, мудростью и приличиями, отдала себя человеку, который небрежно овладел ею и отбросил в сторону. На что рассчитывала она? Что он признается ей в любви? Что станет умолять уехать с ним? Нет, такое случается только в романтических сказках, а не в жизни. Право, зачем ей убегать с грубым, невоспитанным человеком вроде Ника Кинкейда, когда в Бостоне ее ждет чуткий, заботливый Питер Гидеон?

Когда Ник, усмехнувшись, заявил, что может задержаться в Буэна-Висте на день или два, Тори пожала плечами и отвергла эту идею:

— О, это было бы славно, но я вспомнила, что обещала покататься верхом с лейтенантом Броком, и дон Рафаэль так внимателен ко мне, хоть я и сказала ему, что нам больше нет нужды изображать, будто мы помолвлены.

Она протянула руку к своему смятому шелковому пеньюару, лежащему у изножья кровати, и набросила его на себя, болтая о каких-то пустяках, пока Ник одевался. Лишь когда он поцеловал Тори на прощание, прикоснувшись своим прохладным ртом к ее губам, она испугалась, что может выдать себя и расплакаться, но ей удалось сдержать слезы до его ухода. Он вышел с кошачьей грацией из комнаты, добрался через патио до калитки, перемахнул через нее и растворился в ночи.

Лишь тогда Тори повернулась и упала лицом на подушку, чтобы заплакать и вдохнуть запахи вина и табака, создававшие иллюзию его присутствия.

Диего вошел в кабинет, еще недавно принадлежавший его отцу, и решительно направился к дяде, который сидел за массивным письменным столом.

— Вы сказали, что все обговорено, что проблем не возникнет. Однако моя сестра желает изучить брачный контракт, иначе потребует признания брака недействительным, даже если для этого придется обратиться к самому папе римскому.

— У нее нет для этого времени, Диего. Пусть она побесится, все равно это ничего не изменит.

— Но она решительно настроена против этого замужества, дядя.

— С каких пор это стало важным? — Себастьян посмотрел на Диего, узкие губы под орлиным носом вытянулись в холодной улыбке. — Она женщина. Ее желания не имеют значения.

Диего подался вперед, уперся ладонями в стол; глаза юноши оказались на одном уровне с глазами Себастьяна. Заметив мелькнувшее в них беспокойство, Диего улыбнулся:

— Для меня они важны.

— Ты совсем размяк. Говорю тебе, ее замужество необходимо. Если бы твой отец послушался меня и не отправил ее в Бостон за этой либеральной заразой… она бы знала свое место и не воображала, что имеет равные с мужчинами права.

— Тори — моя сестра. — Диего выпрямился. — Я бы хотел обрести уверенность в том, что она будет счастлива в браке, как мне было сказано.

— Не говори глупости. Я не поднимал шума, когда моя сестра возражала против своего замужества, и тебе не следует этого делать.

Диего бросил на дядю холодный взгляд; юношу охватила неприязнь к Себастьяну.

— Полагаю, вы говорите о моей матери.

Губы Себастьяна скривились в насмешливой улыбке.

— Возможно. Я лишь пытаюсь напомнить тебе, что на карту поставлено нечто большее, нежели счастье твоей сестры. Надо выполнить обещанное дону Луису. И сделать это быстро, пока Виктории не исполнился двадцать один год. Я отговаривал твоего отца от такой глупости, советовал ему не принимать ради ссуды условия, столь выгодные дону Луису, просил подождать, пока я не найду средства в другом месте. Сейчас уже слишком поздно. Если она не выйдет за Рафаэля до своего дня рождения, мы потеряем все. — Он помолчал; его темные глаза превратились в холодные щелки. — Тебе следует знать, что оружие, которое мы так тщательно спрятали, было найдено. Воры похитили сотни ружей, лежавших в пустых бочках из-под вина. Это — настоящее несчастье. Когда Томас спустился в погреб, чтобы взять кое-что для отправки нашим мексиканским друзьям, он обнаружил следы вторжения. На песке остались отметины ботинок и лодок, большая часть нашего арсенала пропала.

— Пропала! Думаете, это дело рук дона Луиса?

— Этот тип никогда не стал бы марать руки и испугался бы разоблачения. Он возьмет деньги, но рисковать предоставит другим. Нет, он не мог забрать оружие из погреба. Это сделал кто-то другой, возможно, конкурент. Или даже… какой-то близкий нам человек.

— Кого вы имеете в виду, дядя?

Себастьян многозначительно пожал плечами:

— Кто мог затаить злобу на дона Патрисио? Или на дона Луиса и Рафаэля?

— Вы полагаете, что это могла сделать Тори?

— Не исключено. Она рассержена, упряма и очень импульсивна. Если девчонка знала об оружии, могла ли она не распорядиться им по-своему? Ей бы не составило труда выдать нас конкурентам, многие бы охотно украли наши запасы, если бы узнали о такой возможности.

— Конечно, она способна на это, если только знала об оружии. Но это не так.

— Ты уверен?

Диего заколебался. Насколько хорошо он знает свою сестру? Она так изменилась после возвращения; правда, он встретился с ней уже после смерти отца, а такое событие может отнять рассудок у любой молодой женщины. И все же, если можно доверять мнению тети Бениты, в последнее время Тори совершила много ошибок и вела себя крайне необдуманно. Да, она могла узнать об оружии, но Диего счел это маловероятным.

— Это возможно, — хмуро произнес юноша, — но, по-моему, маловероятно. В любом случае, если она знала, важно ли это? Что она могла предпринять? Закон не запрещает торговать оружием.

Себастьян посмотрел на Диего из-под опущенных век, потом улыбнулся:

— Тебе девятнадцать лет, Диего. Ты уже достаточно взрослый для того, чтобы знать правду, которая может показаться тебе неприятной. Мы продаем оружие не законным правительствам иностранных государств, а партизанам, наемникам, кому угодно, кто способен заплатить за него. Если Виктория знает это и захочет выдать нас, мы угодим в беду. О, я вижу по твоему лицу, что ты не хочешь это знать. Бедный дон Патрисио думал, что ты предпочел бы оставаться в неведении. Но сейчас это не имеет значения — ты связан с этим бизнесом так же прочно, как и все мы. Если предадут одного из нас, погибнут все. Теперь ты понимаешь, как важно побыстрее выдать твою сестру за дона Рафаэля? Мы должны любой ценой заручиться ее лояльностью.

Потрясенный Диего молча уставился на дядю, его загорелое лицо побледнело. Все прежние убеждения и идеалы рушились на глазах.

— Не может быть… О, я знаком с некоторыми людьми, которые покупали у нас оружие. Да, папа держал эти сделки в тайне, но я всегда считал, что это связано с избытком потенциальных покупателей.

Себастьян фыркнул:

— Пожалуй, это действительно так. В некотором смысле. Но мы были не столь разборчивы в выборе покупателей, как ты полагал. Теперь ты согласен с тем, что Викторию следует как можно быстрее выдать замуж?

— Я все равно не думаю, что она выдаст нас, даже если знает правду об оружии. — Диего проглотил горькие слова, осознав степень своей наивности и вспомнив, сколько раз он предпочитал отворачиваться, когда происходящее казалось ему странным.

— Dios[35], Диего, — раздраженно произнес Себастьян. — Очевидно, что ты совсем не знаешь женщин. Они непостоянные создания, их коварство может поразить любого мужчину. Уверяю тебя, твоя очаровательная сестра способна оказаться весьма опасной для наших планов, если мы допустим это.

— Мы? Я не уверен, что хочу быть участником всего этого, дядя Себастьян. Во всяком случае, пока я не узнаю, о чем идет речь.

Дон Себастьян откинулся на спинку кожаного кресла и изучающе посмотрел на племянника.

— Думаю, ты знаешь, что происходит, Диего. Твои слова прозвучали слишком поздно — ты уже повязан.

Возмущенный Диего с ненавистью посмотрел на дядю и увидел еле заметный торжествующий блеск в его глазах. Черт возьми, Себастьян прав. Он, Диего, уже взял на себя обязательства, даже если это произошло помимо его воли.

Но это вовсе не означало, что Тори должна быть вовлечена в игру, становившуюся все более опасной. Пожалуй, ему следует сделать все возможное, чтобы она поскорее покинула Монтерей, пока ситуация не ухудшилась. Если он будет сидеть сложа руки и позволит принудить ее к браку с Рафаэлем Рейесом, она может в конце концов оказаться в отчаянном положении.

Но как этого избежать?

Ник откинулся на спинку стула; он сидел за столом напротив Роя Мартина, с раздражением глядя на агента правительства. Между ними стояла бутылка текилы. В углу таверны трио музыкантов пыталось изобразить мелодию с помощью двух скрипок и гитары.

— Патрик Райен мертв. Я нашел в погребе тайник с оружием, мы захватили свыше пятисот винтовок, револьверов, много боеприпасов. Подобное изъятие незаконно хранящегося оружия — самое крупное из всех, когда-либо имевших место в Монтерее, а возможно, и в Соединенных Штатах. И теперь вы заявляете мне, что мы даже не арестуем преступников. Чего еще вы добиваетесь?

— У нас есть документы на землю?

— Участок в Сьерре, который я купил, оказался приобретенным совершенно законно, здесь нет оснований для судебного процесса, и теперь на мне висит тысяча акров кустарников и камней, на которых не прокормишь и одну корову. Если бы я собирался разводить скот — у меня этого и в мыслях нет, — я бы умер там с голоду. Этим я мог заниматься и в Техасе.

— Имейте в виду, правительство предложило вам выгодную ссуду для приобретения земли, — мягко произнес Мартин.

— Не думайте, что я не воспользуюсь ею, когда затянувшееся оформление документов наконец будет завершено. Я не питаю иллюзий, что скоро смогу вернуть эти деньги, однако хочу напомнить вам о долге. Это — самое малое, что может сделать наше правительство, поскольку я надолго отодвинул свои личные дела в сторону.

— О да, подлый мистер Пикеринг еще не получил своего, — улыбнулся Мартин. — До меня дошли слухи, что труды праведные недавно привели его в Саттерс-Форт. Полагаю, он работает по найму на золотых приисках Америкэн-Ривер.

— Если это так — в чем я сомневаюсь, — он будет вкалывать там недолго. Он скорее займется грабежом золотодобытчиков, нежели посвятит себя честному труду.

— Совершенно с вами согласен. — Мартин прочистил горло. — Между прочим, мне известно, что у Райена остались дочь, сын и вдова.

Ник насторожился. Мартин редко заговаривал о чем-то просто так. Он явно клонил к чему-то, и Нику показалось, что его ждет нечто не слишком приятное.

— Говорите по существу, Мартин. Я устал ждать, когда на меня обрушится меч.

Потрогав лежащие на столе бумаги, Мартин нахмурился, как бы обдумывая что-то, потом посмотрел на Ника холодными оценивающими глазами.

— Патрик Райен незаконно заработал большую сумму денег. Вам стоит подумать о том, каким образом вы можете использовать это обстоятельство к своей выгоде.

— Вы хотите сказать — к вашей выгоде, — выпалил Ник. — Перестаньте темнить и скажите, что у вас на уме.

— Хорошо. Поскольку вы, как всегда, настаиваете на прямолинейности, я отброшу дипломатию. Мы еще никого не арестовали, потому что хотим узнать о других людях. На карту поставлено нечто большее. Правительство знает, что Райен где-то прилрятал крупную сумму денег, но мы ее не нашли. Сделать это необходимо. Эти деньги предназначались для закупки нового оружия, которое будет продано иностранным государствам. Конечно, это опасно для нашей страны. Нужно ли объяснять вам, как сильно может повлиять утечка этой информации на положение Соединенных Штатов, только приходящих в себя после мексиканской войны? Временному губернатору Калифорнии Ричарду Мейсону стало известно, что в этой игре замешаны дон Себастьян и дон Луис. Власти обеспокоены тем, что определенная группировка вынашивает агрессивные планы. Поэтому будет лучше, если… мы пресечем их деятельность. Конечно, преступники создали внешне благопристойную компанию, но она лишь служит крышей для их нелегальных операций. Смерть Райена здорово помешала нашему расследованию. В его бухгалтерских книгах нет ничего настораживающего. Все выглядит вполне законно.

— Но вы знаете, что это не так.

— Совершенно верно. И мы уверены, что его наследники и партнеры в курсе дела. Что возвращает нас к весьма важному вопросу: когда мы найдем деньги, как мы заберем их, не упустив при этом преступников?

— Понимаю, в чем проблема. Если вы возьмете деньги, никто не заявит о своих правах на эти средства и вы не сможете доказать их происхождение. Если вы не станете забирать деньги, нарушители закона попытаются сделать это тайком и ускользнуть от вас. Чертовски сложное положение, Мартин.

— Именно поэтому я подумал о вас, лейтенант. Кинкейд слегка прищурился. Ему нравился Мартин с его суховатым юмором и бесстрастными наблюдениями, но иногда агент правительства определенно раздражал Ника.

— У меня есть другое дело.

— Вы, друг семьи, сможете выяснить то, что мы хотим знать. Я уверен в этом.

— Вряд ли меня можно назвать другом семьи. Я не знаком с его вдовой. Сын Райена держится приветливо, но с дочерью у нас вышло… легкое недоразумение, если можно так выразиться. Я не уверен, что она пожелает со мной разговаривать.

На губах Мартина появилась холодная улыбка.

— Нам нет дела до того, как вы получите информацию. Важно то, что вы сделаете это. Я лишь предложил идею.

Раздраженный Ник встал и бросил на стол монету.

— Это за мою еду. Не хочу быть чем-то обязанным такому негодяю, как вы.

— Лейтенант, вы слишком импульсивны. Я лишь попросил вас помочь нам в этом маленьком деле. Возможно, вам будет полезно узнать, что дочь Райена организовала свой отъезд из Калифорнии без ведома и помощи семьи. Она попросила лейтенанта Брока доставить ее из Монтерея в Сан-Франциско и посадить на пароход, плывущий в Бостон. Поскольку мисс Райен обещала щедро заплатить ему, мы считаем, что она знает о местонахождении денег и собирается забрать их самостоятельно.

— Тогда ваша задача становится весьма легкой. Остается только дождаться, когда она сделает это.

Почему известие о том, что Виктория Райен замешана в этом деле, вызвало у него раздражение? Это не должно было волновать Ника.

— Но мы хотим поймать с поличным не мисс Райен, а тех людей, которые стоят за всем этим, которые готовили и осуществляли сделки на протяжении последних пяти лет, наживались на чужой крови. Очень жаль, что мисс Райен впутали в эту историю, потому что, по-моему, она не осознает масштаб преступления. Однако сейчас она наш единственный шанс разоблачить правонарушителей. У меня есть предложение.

Мартин сложил руки домиком, соединил кончики пальцев и посмотрел на Ника. Это был один из любимых жестов агента. Ник уже знал, что он обычно предшествовал какому-то неожиданному предложению.

Этот раз не стал исключением.

— Мы перехватили записку, отправленную лейтенанту Броку мисс Райен; он должен встретить девушку в определенном месте в пятницу ночью и поспособствовать ее дерзкому побегу. Я предлагаю вам сопровождать ее вместо лейтенанта Брока.

— Она весьма наблюдательна. Думаю, она быстро поймет, что я не лейтенант Брок, — сухо заметил Ник.

— Этот факт сможет оказаться полезным для вас. Да, я знаю, что между вами возникла напряженность, но уверен, вы успешно совладаете с девушкой. Особенно если предложите оказать ей те же услуги — в той или иной степени. — Лукавая улыбка искривила его тонкие губы. — Во время путешествия в Сан-Франциско вас что-то задержит, и вы получите время для длительных бесед — уверен, они будут доверительными. Мы хотим точно знать, что главари ждут ее там. Это позволит нам растянуть вокруг них сети прежде, чем они догадаются о ловушке.

— Что заставляет вас думать, что она мне что-то расскажет? Если она вовлечена в эту историю всерьез, вряд ли она поделится со мной информацией. — Ник подался вперед, положил ладони на стол. — Позвольте напомнить вам, что у меня есть личные дела, я и так уже потерял много времени.

На губах Мартина появилась безмятежная улыбка.

— Все равно вы бы направились в ту сторону. Говорил ли я вам, что Кья Пикеринг работает на дона Себастьяна Монтойю? Дон Себастьян захватил землю возле Америкэн-Ривер и нанял старателей. Он готов убить каждого, кто посягнет на его участок. Вам известно, что Монтойя — дядя девушки по материнской линии. Похоже, Монтойя занимается несколькими деловыми проектами, о которых его свояк не догадывался. Вы убьете одним выстрелом двух зайцев.

Мартин помолчал в ожидании, словно знал, что Ник согласится. Мысль о том, что его собеседник прав, не порадовала техасца. Он поедет с девушкой даже вопреки голосу рассудка. Он ни на миг не усомнился в том, что Мартин догадывается о причине неприязни Виктории Райен к Нику Кинкейду. Этот человек знал все. Но Ник также понимал, что агенту нет до этого дела — Мартин заботился лишь о достижении своих целей.

Ситуацию осложняли чувства, которые Ник испытывал к соблазнительнице с фиолетовыми глазами. Он заметил, что почему-то слишком часто думает о ней. Эта нежелательная страсть раздражала техасца, могла привести к серьезным осложнениям. Он должен справиться с ней.

— По-моему, дело может оказаться весьма интересным, — лукаво заметил Мартин.

Ник посмотрел на него. Он знал, что Мартин вечно что-то недоговаривает.