Теплый воздух Севильи был пропитан запахами еды и ароматом цветов, которым все же не удавалось перебить тяжелый дух, исходивший от простолюдинов, запрудивших узкие улочки. То была неделя большой ярмарки – feria, ради которой сюда съезжался народ со всей Испании. Ходили слухи, что здесь находится инкогнито сама королева со своими придворными. Словно нарочно для борьбы с болтунами, повсюду были расставлены ярко разодетые охранники, зорко следившие за толпой.
      – Заметь, какие они все молодые и красивые! – шептала Бланка Марисе. – Королева любит окружать себя красивыми молодыми людьми. Сам Мануэль Годой был всего лишь ревностным юным стражником, когда Мария-Луиза осчастливила его своим вниманием, а теперь о нем говорят, что это подлинный правитель Испании! – Она толкнула подругу локтем в бок. – Очнись! Или ты в последний момент стала мучиться угрызениями совести?
      – Ничего подобного! Как тебе такое в голову пришло? Просто не верится, что я снова свободна.
      – Тогда не стесняйся это показать! Перестань бродить как во сне; ты больше не сидишь взаперти в монастыре. Улыбайся почаще. Это совсем не трудно, главное – привычка. Глянь, вон те двое пытаются за нами приударить!
      Бланка громко прыснула и тряхнула чернокудрой головой. Обе девушки, босые, в яркой одежде, прошмыгнули мимо кучки мужчин, которые, прервав свою беседу, проводили их восхищенным свистом.
      Бланка права, говорила себе Мариса, еле поспевая с опущенной головой следом за подругой. Она сама сделала выбор и очутилась здесь по собственной воле, сколько бы ни ворчал и ни качал головой отец Бланки, старый цыган.
      Но почему ей оказалось так нелегко снова приспособиться к вольному цыганскому житью? Годы, проведенные в монастыре, не могли не оставить на ней своего отпечатка: она чувствовала растерянность, покинув древние монастырские стены, когда позади осталась размеренная жизнь, в которой было заранее расписано каждое движение, каждый шаг.
      Что думает сейчас мать Анжелина? Ищут ли беглянку? Она оставила всего лишь скупую записочку о том, что отправляется во Францию, к родственникам матери. Поскольку Испания и Франция находились теперь в союзе и вокруг все было наводнено французами, мать-настоятельница вполне могла решить, что бывшая послушница нашла себе француза на роль провожатого.
      «Я буду в надежных руках», – написала Мариса. Но поверит ли этому приоресса? Как она вообще отнесется к случившемуся?
      Когда они добрались до цыганского табора на городской окраине, им навстречу вышел хмурый Марио. От его взгляда порозовевшее лицо Марисы зарделось ярким румянцем.
      – Почему задержались? Что за проказы на этот раз?
      Предоставив Бланке приводить его в чувство криками о том, чтобы он не лез не в свое дело, Мариса отошла в сторонку, досадливо морщась. Одно из ее новых затруднений носило имя Марио. Она рассталась с цыганами еще девчонкой, теперь же он без устали давал ей понять, что она превратилась в женщину. Ее повсюду преследовал его взгляд, он только и делал, что пытался заманить ее одну в темный уголок, чтобы там гладить ее оголенные руки своими шершавыми ладонями и шептать ей в ухо о своем обожании и намерении прикончить любого, кто осмелится к ней прикоснуться. Бланка относилась к происходящему легкомысленно и лишь пожимала плечами.
      – Ох уж этот Марио! Какая у него горячая кровь! Остерегайся его, ходячая невинность, держись поближе ко мне!
      Но как долго ей удастся избегать Марио? До Франции по-прежнему было еще очень далеко. Ни ее худоба, ни попытки сделать волосы темнее втиранием в них жира не гасили его пыла.
      Сейчас, невзирая на вопли сестры, он подскочил к Марисе и схватил ее за руку.
      – Смотри не кокетничай, худышка! Сегодня вечером мы будем танцевать для гостей, но ты держись в тени. Не желаю, чтобы другие мужчины пялились на мою златокудрую красавицу!
      Она вырвалась и крикнула, подражая Бланке:
      – Я не твоя! Я вообще ничья! Возвращайся подобру-поздорову к Любе, не то она всадит тебе кинжал в бок. Ступай!
      – Так-то лучше! Пускай знает свое место! – одобрительно засмеялась Бланка, показывая брату язык и хватая подругу за руки. – Пошли, у нас есть чем заняться.
      – Ничего, я терпеливый, могу и подождать! – крикнул он им вдогонку. Несмотря на снисходительный тон, лицо его пылало.
      Мариса твердила себе, что причиной ее уныния является Марио. И почему он не оставит ее в покое! Впрочем, она теперь сумеет сама за себя постоять. Беря пример с Бланки, она тоже носила на бедре маленький кинжал, и Марио знал, что при необходимости она без колебаний пустит его в ход. О, как она ненавидела мужчин! Все мужчины до единого – животные, у них одна низость на уме.
      Цыгане были заняты подготовкой к знаменитой конской ярмарке, которой предстояло стать самым главным праздником Святой недели. На плоском пятачке между рекой Гвадалквивир и городом Севилья они раскинули свои шатры и расставили повозки; дневные труды сменялись бурными плясками при свете факелов и пламенным фламенко – танцем любви и печали, которым одарили Испанию мавры.
      В другое время Мариса поддалась бы всеобщему воодушевлению, но намедни они с Бланкой, слоняясь по городу, забрели в огромный кафедральный собор помолиться. Возможно, именно по этой причине она была так печальна. И в прошлом году, и несколько лет назад она проводила Святую неделю в покое, вознося молитвы в одиночестве обители. Царившее в Севилье веселье казалось ей неуместным, едва ли не кощунственным.
      «Просто я еще не привыкла к столпотворению», – твердила она себе и, желая сделать приятное Бланке, проявлявшей к ней столько доброты, выжимала из себя улыбки и смех и даже рисковала заигрывать со смелыми молодыми людьми.
      – Эй, цыганочка, может, погадаешь? – Мужчина, позвавший ее, был хорош собой и наряден, но память о Дельфине и ужасе той парижской ночи обратила ее в бегство. Она готова была бежать за тридевять земель от света и музыки, но по пути случайно столкнулась с несколькими незнакомцами, шагавшими навстречу.
      Второпях она потеряла головной платок, и ее свежевымытые волосы, предусмотрительно заплетенные в тугой узел, выбились из скромной прически и роскошным каскадом рассыпались по плечам. В неверном свете факелов она казалась диким зверьком, обезумевшим от страха.
      – Как нам повезло! Беглянка-цыганочка с волосами цвета кастильской равнины! Может, она согласится побыть этой ночью нашей проводницей?
      В компании были и женщины в бархатных накидках поверх роскошных платьев. На их белоснежных шеях сверкали драгоценные украшения, смех их не уступал в громкости смеху мужчин.
      – Не убегай, малютка! Мы явились полюбоваться танцами. Не дайте ей улизнуть! Взгляните на ее волосы – какие необычные для цыганки!
      Один из мужчин схватил ее за талию и крепко держал, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться.
      – Спокойно, милашка! Здесь не причинят тебе вреда. Может быть, хотя бы это тебя немного успокоит?
      Он со смехом опустил ей за корсаж монетку. Одна из женщин, приспустив капюшон с затейливой прически, проговорила вкрадчиво и чуть хрипло:
      – Поверь, тебе не следует нас бояться. Мы не здешние и хорошо тебе заплатим, если ты проводишь нас. Мы хотели бы присоединиться к танцующим – не станут ли твои соплеменники возражать?
      От женщины пахло вином, и Марисе потребовались усилия, чтобы не содрогнуться. Сама она, впрочем, едва дышала, потому что сильная рука не только не отпускала ее, но и прижимала к мускулистому мужскому телу. Судя по всему, компания принадлежала к пресыщенной знати и предвкушала общество простолюдинов. Продолжая сопротивляться, она только развеселит их еще больше. Улыбки женщин подсказывали, что она напрасно рассчитывает на их помощь.
      – Пойдем, мы хорошо тебе заплатим. Ты останешься довольна. А если ты спасалась бегством от слишком пылкого возлюбленного, то мы тебя защитим.
      Говоривший усмехнулся, и его смех почему-то показался ей знакомым.
      – Por Dios, amigo, умерь свой эгоизм! Ты весь вечер только и делал, что пил и дулся, так что теперь изволь поделиться добычей с остальными! Возможно, чуть позднее наша цыганочка устроит для нас отдельное представление?..
      Мариса не столько слышала, сколько чувствовала их не слишком вразумительную болтовню. Не понимая толком, что происходит, она догадывалась, что они тащат ее за собой как бесчувственную куклу, очередную игрушку, с которой можно позабавиться и потом выбросить. Она была так ошеломлена, будто и вправду превратилась в деревяшку; в то же время чувство собственного достоинства не позволяло ей молить о пощаде. Она не собиралась плакать и просить их отпустить ее. К тому же они увлекали ее туда, где было светло и играла музыка; рано или поздно она им наскучит и тогда, улучив момент, сбежит. Внезапно ей вспомнился Марио, и на сей раз его неукротимая ревность показалась ей полезной: вот кто ее вызволит! Она окончательно перестала сопротивляться и старалась не обращать внимания на замечания своих мучителей.
      – Вот видите? Она сделалась покорной. Ты приручил ее: ты, как всегда, неотразим!
      – А может, она глухонемая? Пока она не произнесла ни словечка.
      – Не бойся! Увидишь, как мы щедры – особенно если ты нам станцуешь.
      – Судя по ее виду, девочке не мешало бы подкрепиться.
      – Хороша девочка! Ей не меньше пятнадцати-шестнадцати лет. У цыган это почти преклонный возраст. Ты, наверное, уже замужем, ni?a?
      Мужчина, чьи железные руки по-прежнему сжимали ей талию, внезапно произнес:
      – Думаю, она до смерти напугана. Вот глотнет немного винца – и у нее развяжется язык.
      У него был странный акцент и манера растягивать слова. Она еще не понимала, откуда он родом, но уже признала в нем иностранца.
      Наконец они вошли в освещенный круг. Пока все вертели головами, завороженные аплодисментами и гитарными аккордами, сопровождающими самый пленительный момент танца, Мариса исхитрилась поднять глаза. Стоило ей встретиться глазами с державшим ее мужчиной, как у нее перехватило дыхание. Его глаза походили на осколки стекла; взгляд их был настолько пронзительным, что она невольно содрогнулась.
      Его рука напряглась, он усмехнулся:
      – Ты не собираешься бежать, кареглазка? Теперь уже поздно, раз ты так далеко ушла с нами. Между прочим, мои друзья совершенно очарованы тобой.
      Один из кабальеро, услышав его слова, прищелкнул языком:
      – Это определенно относится и к тебе. Клянусь, amigo, я еще никогда не видел, чтобы ты давал себе труд поймать женщину. Или ты наслаждаешься всего лишь охотой и попавшей в твой капкан добычей?
      Находясь в его железных объятиях, она не могла не почувствовать, как незнакомец пожимает плечами.
      – Как тебе известно, я действительно прирожденный охотник. А эта златокудрая беглянка со смесью робости и порока во взоре напоминает мне горную львицу. Может быть, тебе хочется выпустить коготки и оцарапать меня, menina?
      Не справившись с обуявшим ее гневом, Мариса запрокинула голову.
      – Хуже! Мне хочется всадить тебе промеж ребер кинжал и полюбоваться, как ты истекаешь кровью!
      – Dios! Это и вправду дикая кошка.
      – Я иного мнения, – протянул державший Марису мужчина. Несмотря на застилавший ее взор гнев, она заметила, как кривится в усмешке уголок его рта. – Просто ей вздумалось меня подразнить.
      – Ах ты…
      Заметив, что он ждет с надменной улыбкой продолжения, Мариса прикусила язык. Она не доставит ему удовольствия и не станет обзывать последними словами. Разумнее, улучив подходящий момент, смешаться с толпой зевак, уже успевшей их обступить. Одни наблюдали танец, другие с любопытством разглядывали новых зрителей. Не обращая внимания на своего недруга, она стала изо всех сил вертеть головой в поиске знакомых лиц. Куда исчезла Бланка, а главное, Марио? Музыка была настолько громкой, что Марису никто не услышал бы, сколько бы она ни кричала. Как они смеют обращаться с ней как с экзотической игрушкой, предназначенной для возбуждения их пресыщенных, низких душ?
      Только сейчас она с недобрым предчувствием заметила, что небольшая компания, к которой ее принудили присоединиться, далеко не безобидна. При свете факелов ей бросились в глаза вооруженные до зубов мужчины, стоящие вокруг увешанных драгоценностями дам, любующихся представлением.
      Одна из дам, одетая в темно-пурпурный бархатный плащ с меховой оторочкой, то и дело поглядывала в их сторону, не обращая внимания на своего ревнивого кавалера. В конце концов она произнесла капризным тоном:
      – Разве обязательно так пылко обнимать нашу цыганочку? Предложите ей еще денег и спросите, придет ли она к нам позже, чтобы развлечь нас танцем. Кажется, мы забрались сюда, чтобы не умереть от скуки. – Следующие слова надменной красавицы были обращены прямо к Марисе и звучали благосклонно: – У тебя есть что нам предложить? Мы желаем развлекаться. Как веселишься ты сама, когда не спасаешься бегством?
      Ей ответил басом высокий мужчина:
      – Эти цыгане никогда не остаются подолгу на одном месте, mi reina. Это непоседливое и свободолюбивое племя только и помышляет о том, чтобы сняться с места, совсем как наша подружка, явно не расположенная к длительной прогулке в нашем обществе.
      Не ошиблась ли она? Несмотря на злость и свое неудобное положение, Мариса не могла не бросить на говорившего недоуменный взгляд. Он назвал женщину «моя королева»! Что это – цветистый комплимент или… Неужели?.. До нее доходили слухи о распущенности и разнузданности, процветающих при дворе королевы Марии-Луизы. В следующее мгновение она едва не лишилась чувств: ей вспомнились беспечные, сопровождаемые смехом слова, которые долетели до нее, когда она сидела верхом на монастырской стене в тот недавний день, круто изменивший ее судьбу. Вот почему ей показались знакомыми и смех мужчины, и его манера растягивать слова… Не может быть! Неужели судьба способна сыграть с ней столь безжалостную шутку – отдать ее в руки того самого человека, от которого она собиралась бежать?
      Мариса спохватилась: дама не желала от нее отставать и снова обращалась к ней, на сей раз с легким нетерпением:
      – У тебя язык отнялся? Где твои друзья? Может быть, они присоединятся к нам? Эта музыка вызывает у меня желание танцевать. Ответь: мы можем войти в круг?
      Теперь они стояли впереди толпы, окружившей танцоров и музыкантов.
      От отчаяния она снова обрела дар речи:
      – Теперь я кое-кого вижу. Там, в самой середине, танцует моя сестра Бланка – вон та, кудрявая. А вон играет на гитаре с красными ленточками мой жених. Мы с ним поссорились, поэтому я и сбежала, надеясь, что он меня догонит. – Она не удержалась и еще раз покосилась на мужчину, продолжавшего крепко держать ее. Какие у него необычные, пугающие глаза! Они, как самое настоящее стекло, отражали пылающие факелы, но сами ничего не выдавали. На нем был черный плащ, придававший своему обладателю зловещий вид; не менее зловещим было оружие у него на поясе, впивавшееся рукояткой Марисе в бок. – Если сеньор отпустит меня, я станцую для вас, благородные доньи и сеньоры. А потом, если пожелаете, Бланка вам погадает. Она в этом деле большая мастерица.
      – Вот видите! Значит, она все-таки умеет разговаривать, и совсем неплохо. Позвольте ей станцевать: она перестала нас бояться. Не правда ли, крошка?
      – Я сначала просто испугалась, – ответила она, разыгрывая доверчивость и робко опуская глаза. – К тому же мой жених – ужасный ревнивец!
      Внезапно она ощутила на своей груди теплую руку и отпрянула.
      – Врунья! – прошептал незнакомец. – Расскажи кому-нибудь другому про своего ревнивого возлюбленного.
      Однако все остальные призывали его позволить ей станцевать, поэтому он был вынужден ее выпустить. Она с насмешливой почтительностью поплыла от них в танце, прищелкивая пальцами в такт страстной музыке.
      – Ты не боишься, что она от нас ускользнет? – злобно зашептал Педро Ортега на ухо приятелю. – Кажется, ей только того и надо, что удрать к своему чернобровому мужлану. Я слышал, цыганки сами выбирают себе возлюбленных.
      – Посмотрим, упущу ли я из рук свою добычу. По-моему, она просто ломает комедию, набивая себе цену.
      – Боже, какой цинизм! Я все больше склонен поверить, что тебе вообще не нравятся женщины.
      – Я уже отлюбил положенное. При чем тут нравятся – не нравятся? Все они одинаковы: лживые пустоголовые кокетки.
      – Смотри, чтобы твоих речей не услышала наша прелестная правительница! Она дала ясно понять, что ты ей по сердцу. Так что будь осмотрительнее, дружище.
      Друг Педро Ортеги сложил руки на груди, следя своими стальными глазами за цыганочкой, пробившейся в самую середину танцующих.
      – Я рассчитываю на помощь сеньора Годоя при поимке этой златовласой беглянки, если она действительно вздумает скрыться. Разве ты не заметил, что он уже приказал двоим своим стражникам не спускать с нее глаз?
      Мануэль Годой что-то нашептывал на ухо королеве. Сладострастная герцогиня Альба, обидевшись на невнимание к себе, повисла на руке дона Педро.
      – О чем это вы там шепчетесь, мужчины? Я думала, мы совершили это путешествие для того, чтобы вдоволь повеселиться, смешавшись с простонародьем. Разве у вас в Новой Испании не принято танцевать?
      Мариса добралась в танце до Бланки и, не обращая внимания на удивление подруги, стала, задыхаясь, сердито описывать происшедшее, не забывая сохранять на лице застывшую улыбку.
      – Ты представить себе не можешь, до чего они надменны, до чего отвратительны! Обо мне они говорили так, словно я бесчувственная деревяшка! А какая наглость! – Она содрогнулась, вспомнив горячую руку у себя на груди. – Но хуже всего то, что это он! Взгляни туда, на эту группу чужаков. Не узнаешь? А его приятеля?
      – Просто у тебя разыгралось воображение, – ответила ей шепотом Бланка. Однако подозрения обуяли и ее, и она добавила: – А вообще-то очень может быть! Отсюда, конечно, толком не разглядишь… Послушай: раз ты так напугана, почему бы тебе не укрыться за повозками? Я сама к ним пойду и скажу, что ты меня послала. Я ничего не боюсь, а если они к тому же швыряются золотыми монетами, то это очень кстати.
      – Бланка!..
      – Ходячая невинность! – Бланка усмехнулась, сверкнув белыми зубами. – Когда ты наконец поймешь, что не сможешь всю жизнь прятаться от мужчин? Вспомни: ты уже не монастырская затворница! Вся загвоздка в том, чтобы использовать их, заставляя воображать, что это они используют тебя. Училась бы быстрее, а не…
      – Лучше уйдем к повозкам вместе. Сейчас они нас не видят. Я им не доверяю, к тому же…
      Бланка обернулась и сверкнула черными глазами.
      – Брось ты свои «к тому же»! Я уже говорила тебе, что сумею о себе позаботиться. Тот красавчик кабальеро, от которого ты сбежала, может нуждаться в утешении, даже если он и есть твой жених.
      – Перестань! – Мариса с неожиданной для самой себя яростью вцепилась в загорелую руку подруги. – Лучше спрячемся вместе, пока они… пока он… Понимаешь, я так на него разозлилась, что не удержалась и выпотрошила его карман!
      Несмотря на оглушительный шум, хлопки и веселье, обеим на мгновение почудилось, что установилась полная тишина.
      – Что ты сделала?! – Бланка запрокинула голову и разразилась восторженным хохотом. – Да тебе цены нет! Вернее, ты совсем спятила! – Схватив Марису за руку, она потащила ее в тень. – Что на тебя нашло? На глазах у самой королевы и ее премьер-министра… Как ты могла рисковать? Ведь для них ты – ничтожество, просто цыганка. Тебя могли бы арестовать, бросить в тюрьму, даже повесить. Заруби себе на носу: одно дело – залезть в карман к незнакомому прохожему на улице, и совсем другое – посягнуть на королевского фаворита! Если они бросятся тебя искать, то сразу узнают. Выбрось немедленно! Хотя постой: может, в этом кошельке полно золота?
      Глаза Бланки пылали от жадности и от страха одновременно. При свете факелов они казались сверкающими, как раскаленные угли.
      – Откуда я знаю? Я не думала о деньгах, а просто хотела проучить его. Раз ты такая смелая, почему бы тебе не вернуть ему краденое? Скажешь, что нашла, и дело с концом…
      – А что, я так и сделаю! Ну и дурочка ты! Где кошелек?
      Уже сожалея о своем безрассудстве, Мариса без лишних слов протянула подруге кошелек, радуясь возможности от него избавиться. О, если бы можно было с той же легкостью избавиться от мерзкого ощущения его руки на своей груди! Если отец сподобился предложить ее в невесты такому негодяю, то ей повезло, что она избежала этой участи.
      – Значит, теперь ты берешь за свои услуги денежки? Так вот почему ты от меня отворачивалась: я недостаточно богат, чтобы тебя купить!
      Марио вынырнул непонятно откуда с перекошенным от негодования лицом.
      – Я тебя видел! Видел, как ты прижималась к тому незнакомцу, как он тебя обнимал! Где ты его подцепила? Напрасно ты притащила его сюда, чтобы показать мне свою неверность: теперь я его убью!
      – Еще один глупец на мою голову! Оставляю тебя объясняться с моим тупоголовым братцем, а сама поспешу предотвратить неприятности. Не забудь сказать ему, что стянула кошелек у собственного жениха, чтобы наказать его за непочтительность!
      Бланка двинулась к знатному обществу. Марио, еще больше побагровев, с такой силой вцепился в руку Марисы, что она вскрикнула.
      – Не лучше ли тебе все объяснить? О чем тут сейчас толковала моя сестрица?

      Свет полной луны тонул в отблеске костров и трепетном дрожании факелов, напоминавших ожившие языки. Мариса не узнавала самое себя: уподобившись Бланке, она превратилась в бесстрашное создание с дерзким взглядом, острое на язычок. Она снова накинула на голову свой цветастый платок, но этого было мало, чтобы скрыть золотые волосы, ниспадавшие до осиной талии.
      – Если ты по-прежнему невинна, докажи это! – внушал ей Марио шепотом. – Раз он еще тобой не овладел, то, значит, еще жаждет тебя, si? Уведи его подальше, поиграй с ним, если придется. Об остальном я позабочусь сам.
      Как просто все это выходило у Марио! Он уже предлагал ей свою защиту, хотя совсем недавно казалось, что ей требуется защита от него самого!
      Впрочем, разве это важно? Она хорошо знала Марио и не сомневалась в своей власти над ним. Что касается незнакомца, то он был нагл и безгранично самоуверен. Меньше всего она хотела бы иметь подобного жениха.
      Снова предстать перед ним оказалось труднее, чем она ожидала. Он как раз поднес ко рту бурдюк с вином; опустив его, он узрел давешнюю цыганочку и приподнял в насмешливом изумлении бровь.
      – Вернулась? Должен признать, ты очень высоко себя ценишь, кареглазая! Не слишком ли?
      Бланки рядом не было. Как он узнал о пропаже кошелька – от цыганки или сам?
      По-прежнему копируя поведение Бланки, Мариса небрежно повела плечами.
      – Попробуйте ответить на это сами. Мне хотелось, чтобы вы меня толком заметили. Не люблю толпу! В толпе мне тесно, я в ней как в ловушке. К тому же терпеть не могу, когда надо мной насмехаются.
      – Хочешь, чтобы я принес извинения за своих друзей и за себя? – Он отвесил ей шутовской поклон и протянул наполовину опорожненный бурдюк. – Что ж, теперь мы остались одни, так не выпить ли нам за взаимопонимание? Не ожидал, что ты вернешься по собственной воле, однако ты стоишь передо мной, доказывая, что по части женских прихотей я такой же профан, как любой другой. – Он слегка прищурил свои необыкновенные светлые глаза, невольно завладев ее вниманием. Что он вообще за человек?
      Она покачала головой, отвергая предложенное вино.
      – Нет, я непривычна к выпивке, сеньор.
      – Зато этого не скажешь о твоем умении обчищать чужие карманы! Ты продолжаешь меня удивлять, цыганочка.
      Мариса почувствовала, что заливается густой краской, но не отступила:
      – А как же! Но разве вы ожидали от цыганки только этого? Нет, гораздо худшего! Все вы ясно дали понять, когда обсуждали меня так, словно я бессловесная тварь.
      Его глаза вспыхнули, и ей показалось, что в нее вонзились две молнии.
      – Ole! – тихо воскликнул он, снова поднес к губам бурдюк и не сразу его опустил. – Значит, тебе тоже свойственно волноваться. Ты дышишь, чувствуешь, даже, как явствует из твоих речей, мыслишь… Превосходно! Мы уже немало продвинулись. А теперь о твоей цене – она, как я уже сказал, непомерно высока. Предупреждаю, за эти деньги я запрошу немало…
      Он без предупреждения обвил талию Марисы своей железной рукой. Не успела она запротестовать, как он привлек ее к себе, заставив вдыхать исходящий от него сильный винный запах. Потом запрокинул ей голову и впился в ее рот уверенным поцелуем.
      Инстинктивно она стала сопротивляться и изо всех сил уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть. Какой ужас! Он целовал ее, как подзаборную потаскуху, нисколько не заботясь о ее чувствах. Сначала оскорблял словами, а теперь перешел к действиям!
      Мариса крепко стиснула зубы и отчаянно крутила головой, пытаясь ослабить напор его стальных губ. Однако как она ни старалась, он все сильнее прижимал ее к себе. Она все больше путалась в складках его распахнутого плаща и с негодованием ощущала все его тело. Он вот-вот мог сломать ей шею, она задыхалась в его объятиях. У нее зашумело в ушах, и она почувствовала, что ее способность к сопротивлению убывает с каждой секундой; сил не прибавилось даже тогда, когда она в ошеломлении обнаружила, что он спустил с одного ее плеча тонкую блузку и с наслаждением играет ее грудью. Ее тело, тесно прижатое к его телу, содрогалось от отвращения; но стоило ей приоткрыть рот, чтобы глотнуть воздуху, как он умудрился просунуть ей между зубами свой неутомимый язык, чем придал ей новых сил к сопротивлению.
      Уж не собирается ли он овладеть ею прямо здесь, у всех на глазах? Какая мерзость, какая гнусность! Как он смеет равнять ее со шлюхой, подобранной в темноте на обочине?