Второй выстрел Киэра был не менее точен, чем первый. Однако, глядя в зеленый просвет между ветками на двух взрослых мужчин, растянувшихся на земле, и третьего, перекинутого через широкую спину кобылы, мальчик не сомневался, что его неопытная рука не смогла бы сама совершить это чудо. Он обернулся к девушке, все еще державшей сияющий кристалл.
Зеленые плаза не отрывались от ослепительно сверкавшего камня.
– Подыщем безопасное укрытие.
Анья решила довериться духам природы, чтобы они указали ей путь в убежище, как они привели ее прошлой ночью в укромный, увитый розами и плющом уголок. Словно в ответ на ее слова, рыженький зверек метнулся к ней. Девушка наклонилась и ласково подняла с земли Недди.
– Как?.. – Киэру нелегко было задать этот вопрос. Ему хотелось узнать, как именно они будут просить о помощи высшие силы… но он опасался, что не достоин того, чтобы быть посвященным в таинство.
– Нам удалось ведь добраться сюда, и мы спасли Ивейна. – Рассуждая логически, Анья хотела рассеять дурные предчувствия Киэра. – Пусть мы и наполовину саксонцы, но духи стихии теперь не оставят нас.
– Ни теперь, – негромко произнес за спиной незнакомый голос, – ни впредь.
Звук этого голоса, прозвучавший внезапно так близко, поразил Анью и Киэра так же, как камни, пушенные из рогатки, поразили обоих мужчин, распростертых сейчас на земле. И девушка, и мальчик застыли, как их поверженные противники. Однако даже Киэру было известно, что духи стихии обращаются к людям только через сознание и душу – но уж никак не человеческим голосом, каким бы он ни был певучим.
– Быть может, я смогу дать вам то, что вы ищете, – продолжал тот же голос. – Клянусь вам могуществом сияющего кристалла, что, пока к Ивейну не вернется здоровье, мой дом станет лучшим убежищем и для него, и для вас.
Услышав клятву, известную только друидам, Анья недоуменно нахмурилась и обернулась, желая увидеть того, кто ее произнес. Но увиденное тотчас же рассеяло ее недоумение.
Зеленые глаза потемнели от замешательства; девушка начинала что-то припоминать. Только седая прядь в черных, как смоль, волосах отличала стоявшую перед ними женщину от родной сестры Ивейна. Она была точно такого же роста, такая же худенькая и улыбалась так же ласково, как и Ллис.
Не сразу оправившись от смущения, Анья с запозданием вдруг осознала то, что сказала незнакомка; девушку, точно громом, поразили ее слова. Женщина говорила об Ивейне, называя его по имени, словно хорошо его знала.
– Я – Элис.
Анья ахнула. Ну конечно же, сходство было такое, что ей с первой минуты следовало бы догадаться. Ей было знакомо это имя. Она слышала также рассказы о встречах Ивейна с этой женщиной, с его сбившейся с истинного пути таинственной сестрой. Но как же можно верить подобному приглашению?
– Ивейн подарил мне волю, когда мы в последний раз встретились, не побоялся рискнуть. Не многие пошли бы на это, и вот я пришла сюда, посланная, чтобы отблагодарить за его дар.
Элис помолчала. Глаза ее, синие, как у брата, вглядывались в нежное лицо девушки.
– Прошу вас, позвольте мне это сделать.
Анье хотелось спросить говорившую загадками незнакомку, кто же послал ее сюда, но девушка понимала, что лучше ей удержаться от вопросов. В следующую минуту она уже знала ответ. Женщина сама была ответом на этот вопрос. Лисенок, всегда охранявший Анью, остался спокойным при неожиданном появлении незнакомки, а значит, ей можно верить.
Элис по лицу Аньи видела, что девушку обуревают сомнения, читала тревогу в ее зеленых глазах. Она почувствовала и откровенное любопытство мальчика. Но ничего не сказала. Любое правдивое объяснение было бы слишком трудным и долгим, а им нельзя было терять ни минуты.
– Пойдемте, я покажу вам дорогу.
Элис шагнула в казавшиеся непроходимыми заросли. Анья и слова не успела промолвить, как Ягодка без всякого понукания потрусила за незнакомкой. Это также доказывало, что они поступили правильно, приняв приглашение. Девушка подняла торбу Ивейна, а Киэр взял мешок со своими пожитками. Они последовали за незнакомкой, и Нодди, не отставая, бежал за ними.
Воздух в маленькой келье аббатства, где Уилфрид принял двух избитых, потрепанных в схватке воинов, казалось, сгустился от негодования и ярости.
– Нет, он был у меня в руках, пока этот безмозглый тупица не вмешался и все не испортил! – порычал Торвин.
– По-моему, я сделал это по вашему приказанию, – взглянув на епископа, сказал Рольф.
Ожесточенно оспаривая претензии Торвина, воин нетерпеливо шагнул к епископу в ожидании платы.
– Но ни один из вас не привел ко мне этого человека.
Уилфрид заговорил так тихо, что спорщикам волей-неволей пришлось замолчать и напряженно вслушиваться, чтобы хоть что-то расслышать. Епископ уже заметил, что прием этот действует безотказно. В особенности, когда имеешь дело с подобными задиристыми и вздорными крикунами.
– Пока я не получу колдуна, золота вам не видать.
– Вы обвиняете нас в том, что он исчез? – возмущенно воскликнул Рольф. – Так ведь не я же сокрыл его от вас! Напротив, я еще и поплатился громадной шишкой на голове. Хотя бы за это меня следует вознаградить!
– А если даже мы и виновны, что упустили жреца, то как тогда с теми двумя, сидевшими в клетке и все же умудрившимися ускользнуть? Может быть, мы и в этом виноваты? – В борьбе против их общего недруга Торвин присоединился к возражениям своего недавнего соперника.
– Найдите мне хотя бы одного из пропавших, и я награжу вас.
Уилфрида утомили их бесконечные жалобы, и он пообещал это, надеясь таким образом отвлечь их от мыслей об обидах видениями будущего богатства.
– Доставьте мне всех троих, и я заплачу втройне.
Это была его давняя мечта, хотя теперь это уже не имело большого значения. Не за горами тот день, когда правители двух королевств обратятся к нему за помощью. Это будет отличная сделка, и уж он-то постарается не упустить своей выгоды.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
С трудом приподняв тяжелые, словно налитые свинцом веки, Ивейн безмолвно оглядывал незнакомую обстановку. Единственное, что освещало это темное помещение, были мерцающие уголья; вероятно, их сгребли на ночь, но они еще поблескивали, освещая тот угол, где он лежал на набитом травой тюфяке. В полумраке едва виднелись земляные стены и неровный каменный пол. Ивейн, не поворачивая головы, гудевшей от боли, разглядел очертания стола, один конец которого был заставлен пузырьками и склянками; за ними, над прялкой, ожидавшей возвращения хозяйки, свисали различные травы.
Несмотря на царивший вокруг полумрак и на боль в голове, жрец понял, что находится в пещере глубоко под землей – в тайном святилище друидов. Но как он мог здесь оказаться? Не пришел же он сюда самостоятельно? Последнее, что он помнил, это то, как он отправился на поиски возлюбленной и пропавшего мальчика. Поэтому он и согласился добровольно последовать за саксонцем в расставленную им западню.
Похоже, саксонцу удалась его хитрость… Руки Ивейна сжались в кулаки; он готов был немедленно сразиться с бесчестным врагом, но тут же сообразил, что никакое коварство саксонцев не могло объяснить того, как он попал в это убежище друидов.
Анья, прилегшая на постель у изголовья больного, слегка задремала, но, услышав давно ожидаемый шорох, означавший, что Ивейн пришел в сознание, тотчас же встрепенулась. Она наклонилась и заглянула в его лицо, прекрасное, хоть и омраченное страданием.
Синие, как сапфиры, глаза сузились при внезапном появлении склонившейся над ним очаровательной девушки. Завороженный ее близостью, но опасаясь, что это (как нередко бывало) всего лишь видение, Ивейн протянул руку, желая дотронуться до нее и удостовериться, что это не сон. Щека ее была гладкой и шелковистой. Так значит, он вовсе не грезит. Не в силах удержаться, жрец кончиками пальцев провел по ее волосам и привлек к себе, коснувшись ее губ, невзирая на то, что малейшее движение причиняло ему боль.
Сердце Аньи забилось от неожиданного счастья, и она с радостью отозвалась на его поцелуй. Но, понимая, что ему нужен покой и отдых, чтобы поправиться, девушка с усилием заставила себя отстраниться.
– Я молилась о том, чтобы ты поправился, просила духов стихии вернуть здоровье их господину, – с ласковой и грустной улыбкой шепнула Анья. – И я счастлива, что они откликнулись на мои мольбы.
Глаза Ивейна потеплели, он с нежностью смотрел на эту полуженщину, полуребенка, всегда пытавшуюся соединить воедино две веры. Похоже, это ей удалось. Неужели эта девушка, наполовину саксонка, знала что-то такое, чего он, приученный к осторожности друид, не сумел заметить? Уже то, что она на свободе и здесь, в этом убежище, доступном лишь посвященным, порождало бездну вопросов, на которые он пока что не находил ответа. Приходилось признаться, что эти удивительные события случились по не известным ему причинам… не очень-то приятное признание для жреца.
Почувствовав, что боль вполне терпима, Ивейн повернул голову, всматриваясь в сумрак. Он увидел Киэра, спавшего крепким, спокойным сном. Под боком у мальчика примостился лисенок; в последний раз Ивейн видел зверька, когда тот бежал вслед за ним, а сам он, в свою очередь, шел за коварным Клодом.
Прежде чем друид успел о чем-либо спросить Анью, из глубины пещеры послышался чей-то голос. Невзирая на боль, он повернулся: воспоминание словно ожило, превращаясь в реальность и приближаясь к нему в облике женщины. Он тут же решил, что в ней-то и заключался ответ на все его многочисленные вопросы.
– Благодарю тебя. В эти искренние слова жрец вложил всю свою благодарность за то, что – как он считал в заблуждении, – совершила эта далекая, почти незнакомая сестра.
Элис не обратила внимания на слова брата. У нее было для него более важное сообщение – то, ради чего она и пустилась на его поиски.
– Мне было видение, и я должна тебе поведать о нем.
Ивейн снова нахмурился, на этот раз чуть-чуть вопросительно, с легкой усмешкой.
– Видение? И что же это такое?
– Дело серьезное, и именно из-за этого мне было ниспослано повеление найти тебя.
Элис видела, что Ивейну нелегко принять ее слова всерьез; ему трудно поверить в то, что кто-то может быть наделен сверхъестественным даром. Обычному, непосвященному человеку так же трудно уверовать в могущество друидов. Она смотрела на него молча, не отрываясь, пытаясь убедить его в важности своего сообщения, прежде чем произнести его вслух.
Ивейн не спрашивал, кто был пославший ее, и Элис не собиралась объяснять того, что и так было очевидно для них обоих. И все-таки то, что он слышал от Элис, и до сих пор не рассеявшийся туман в голове, не позволили жрецу осознать, что она действительно может сообщить ему нечто важное. Ему вспомнились вдруг разговоры совершенно иного рода. С неожиданной ясностью, точно в свете кристалла, венчавшего рукоять его посоха, друид увидел перед собой свою мать.
– Так ты, значит, и есть та колдунья из Иствуда, о которой многие перешептываются, трепеща и благоговея?
Досадуя, что ее снова уводят от главного, Элис пожала плечами.
– Не я выбирала такое имя, но мне нечего возразить на это. Да и что же мне еще оставалось?
Два взгляда – проницательные, пронзительно-синие – встретились.
– С того дня, как мой кристалл раскололся, я не могла быть жрицей.
Никто не заметил, что их приглушенные голоса разбудили Киэра; при упоминании о колдунье из Иствуда глаза мальчика широко раскрылись. Вот и еще одна история, рассказанная матерью, оказалась правдой.
Анья тоже удивилась, узнав, что женщина, чей образ был средоточием минувших раздоров, стал фигурой почти мифической. И, поскольку ей удалось спастись и остаться в живых, было похоже, что она принимала участие еще в одном столкновении, в центре которого стоял все тот же алчный, ненасытный епископ.
– Но ведь ты больше не можешь общаться с духами, как же ты объясняешь свои видения? – сурово спросил Ивейн, хотя и не отвергая возможности, что Элис не лжет.
Та снова раздраженно пожала плечами и, взяв потемневшую от копоти палку, поворошила ею угли под висящим над огнем котелком.
– Я сказала, что не могу разговаривать с духами – как ни один из непосвященных не может ни общаться с природными силами, ни взывать к их могуществу. Но я не говорила, что духи не могут общаться со мной. И они говорят со мной в сновиденьях и знамениях.
Ивейн едва заметно кивнул, превозмогая боль. Это было возможно. Воистину, поведение духов непредсказуемо. Достаточно вспомнить жаркие летние дни, заканчивающиеся неистовой бурей. И он не раз видел, как природа, отнимая одной рукой, одаривает другой, подобно тому, как снег зимой морозит землю, но, тая весной, подготавливает ее для новых всходов.
Огонь разгорелся, и Элис, отложив палку в сторону, заметила, что Ивейн наконец-то готов ее выслушать. Не теряя ни минуты, она заговорила:
– Ты должен узнать о том, что они мне открыли, выслушать то, что повелели тебе сообщить.
Ивейн лежал, не двигаясь, весь превратившись в слух. Он чувствовал, что сообщение не будет приятным, и приготовился к этому, хотя и счел нужным предупредить:
– Если ты собираешься предостеречь от опасностей, грозящих нам на каждом шагу, то ты опоздала. Чего мы только не вытерпели за все эти дни!
– Я понимаю, – Элис кивнула жрецу. – К несчастью, в ниспосланном мне откровении есть сцена, которой я не нахожу объяснений. Я ничего об этом не знаю, кроме того, что это невероятно серьезно.
Хотя видения ее были зачастую неутешительны, значение их было ясно. Как странно, что теперь оно касалось близкого ей человека, за чье здоровье она тревожилась. Смысл откровения был скрыт от нее в тумане.
– Ты никак не участвовал в этом видении. Однако нет ни малейших сомнений, что послание предназначено именно для тебя.
Таинственность откровения придавала ему особую ценность в глазах жреца.
– Я не один раз видела челн, отплывающий от пристани у громадного здания, построенного из камня человеческими руками. На носу его сидит муж нашей сестры с младенцем на руках. Это маленькая девочка, которую он оберегает.
Элис взглянула на Ивейна, пытаясь по глазам или по выражению лица определить, как он воспринял ее слова.
Однако лицо его оставалось холодным, бесстрастным, будто высеченным из камня. Анью поразило это так же, как Элис. Нет, даже больше, поскольку она сразу же поняла значение послания: Адама больше нет в Иске. И все испытания, которые они претерпели во время этого путешествия, были напрасны. Обе женщины не сводили глаз со жреца, ожидая его реакции, в то время как в душе мальчика при упоминании колдуньи о маленькой девочке зажглась крохотная искорка надежды – а вдруг это его исчезнувшая сестренка, Сайэн?
Мучительная, ноющая боль от удара путала мысли Ивейна, но и он тоже понял всю тщетность предпринятых поисков. Однако вместе с разочарованием пришло и открытие, подтверждавшее его подозрения. Каждая встреча с противником должна была заманивать их все дальше в поджидавшую западню. Ивейн прижал пальцы ко лбу, потом запустил их в густые черные кудри. Перед ним вставали новые трудности, еще более серьезные, чем предыдущие. Необходимо было немедленно разобраться во всем этом и узнать, куда перевезли мужа сестры. Задача эта была нелегкой. У него не было теперь ни единого предмета из новой темницы Адама и рядом не было Брины и Ллис для сотворения вечной триады гармонических сил, которая помогла бы ему в поисках.
Элис прервала его размышления. Она повторила все то, что сказала вначале, и добавила еще кое-что – намек на ответ, который он так жаждал услышать.
– Я видела, как лодка отплывала от каменного форта, построенного древними завоевателями… и как она пристала к другому берегу.
– Где?
Ивейн резко сел, невзирая на пронзившую его боль. Наклонившись вперед, он задал тот же вопрос, что вертелся на языке у Аньи:
– Где они теперь? Отплыли они на север или на юг?
Отблески нняамени вспыхнули, заиграли на серебряных нитях в волосах Элис. Она медленно покачала головой.
– Что верно, то верно – они отплыли либо на север, либо на юг.
Она улыбнулась, увидев, как сжал кулаки ее брат, и спокойно добавила:
– Но если я сейчас скажу тебе, где они, ты, рискуя своим здоровьем, сразу же устремишься за ними.
Она прищурилась, готовясь отразить взрыв его негодования.
Ивейн ничего не ответил, но пламя, вспыхнувшее в его синих глазах, могло бы испепелить Элис. Уверенная в своей правоте, она была непреклонна:
– Тебе нужно отдохнуть целый день и еще одну ночь, чтобы восстановить силы, которые тебе скоро понадобятся.
Хотя Элис и не знала его намерений, ей было известно достаточно, чтобы понять, что в предстоящих жрецу испытаниях ему потребуется все его могущество.
– Так что я не скажу тебе, где это, пока горизонт на востоке второй раз не окрасят лучи рассвета.
Разочарованный и раздосадованный, Ивейн холодно возразил:
–Я отправлюсь в дорогу и без твоей помощи и отыщу то, что мне нужно.
– В таком случае ты только потеряешь последние силы и не сможешь сотворить ни единого заклинания, – спокойно ответила Элис. – Мне кажется, в душе твоей и так уже потускнела та заповедь, что сияет друидам подобно солнцу, указывая им путь, и ты позволил обжигающим ветрам чувств стать угрозой твоей безмятежности. Ты только подумай, какой вред это может нанести и тебе и всем твоим близким, если ты утратишь необходимое самообладание.
Анья тихонько вздохнула, а Киэр широко раскрыл глаза, но ни один из них не осмелился вмешаться и прервать спор этих двух обладателей мистического дара.
Друид, которому редко осмеливались перечить, так и кипел, подавляя гнев, однако он не мог не признать, что сестра права. Действительно, ураган чувств, выпущенный на волю, потряс его безмятежное спокойствие. Не подлежало сомнению и то, что подобная утрата самообладания грозила и ему, и тем, кто находился с ним радом. Однако все в нем противилось такому насилию со стороны Элис. Более того, Ивейн подозревал, что ей доставляет удовольствие сознание его беспомощности… что ей из-за какого-то каприза хотелось бы, чтобы он потерпел неудачу, и с помощью колдовства и злых чар она может добиться этого. Однако ее следующие слова опровергли все эти рассуждения.
– Останься, и я научу тебя, как быстро добраться до цели. Ты прибудешь туда намного раньше, чем могли бы донести тебя ноги, а значит, ты на много дней раньше выполнишь свою задачу, даже раньше, чем если бы ты вышел в ту самую минуту, когда мое жилище стало тебе убежищем.
С удовлетворенной улыбкой, не сказав больше ни слова, Элис повернулась и отошла в полумрак пещеры.
Ивейн опять запустил пальцы в волосы. Он не ощущал ни коварства, ни злого умысла в намерениях Элис, но опасался доверять своим чувствам; они были в смятении после удара, лишившего его на время сознания. Последнее, однако, подтверждало правоту сестры. Было бы безумием пускаться в дорогу, прежде чем силы его не восстановятся и он вновь не обретет самообладание. Однако от этой мысли юноше не стало спокойнее.
– Что пользы бросаться навстречу опасностям беспомощному и безоружному? – добавила Анья, поддерживая слова колдуньи, которая перебирала пузырьки и горшочки, стоявшие на столе. Больше всего на свете девушке хотелось, чтобы любимый поправился, но она ни на минуту не забывала о чудовищных планах епископа. Даже не догадываясь, к каким неведомым заклинаниям может прибегнуть Элис, чтобы помочь им, Анья готова бьша принять их с радостью. У них, правда, была теперь лошадь, о чем Ивейн еще не знал. Однако Ягодка могла стать скорее обузой, чем подмогой, когда требовалось поторопиться, так что лучше ее оставить с той, которая их приютила.
Ивейн слышал, что говорила Анья, но досада на сестру продолжала терзать его. Как женщина, сама же признававшая, что не может считать себя жрицей, смеет надеяться научить жреца, как быстрее достигнуть чего-либо, быстрее, чем это в его собственных силах?
– Ивейн, прошу тебя… – Анья ласково поглаживала заигравшие на его лице желваки. – Ради меня, если уж не ради себя самого, постарайся успокоиться и отдохнуть, чтобы полностью восстановить силы.
Ивейн глянул в зеленые, затуманенные тревогой глаза возлюбленной и попытался улыбнуться. Он почти ощущал медовую сладость ее губ и всем сердцем желал к ним прижаться, уверенный, что обрел бы лекарство от всех своих болестей.
Пока Анья успокаивала друида, его сестра нашла то, что искала. Она вернулась к постели больного с глиняной кружкой в руках, предварительно плеснув туда горячей воды из котелка, висевшего над огнем.
– Выпей это.
Ивейн усмехнулся, глядя на темную жидкость, дымившуюся в кружке. Неужели Элис хочет свести на нет то добро, что сотворила, когда спасла ему жизнь? По усвоенной ли привычке друида к резким переменам настроения или ради того, чтобы подбодрить возлюбленную, он нашел в себе силы шутить и взглянул на Элис с притворным ужасом.
Та ответила ему твердым взглядом. В нем, правда, мелькнул огонек насмешки, столь свойственный ей и Ивейну.
– Это всего лишь питательный отвар. Боль пройдет, и ты сможешь погрузиться в глубокий, спокойный сон, необходимый, если ты хочешь поскорее поправиться и снова пуститься в путь.
Ивейн с неохотой отпил глоток, но отвар показался ему таким вкусным, что он тут же допил остальное. Затем, поддавшись ласковым увещеваниям Аньи, он лег и, сжав в своей руке ее тонкие пальцы, погрузился в освежающий сон.
– Так значит, договорились? – Епископ Уилфрид самодовольно сложил руки на животе. – Каждый из вас соберет свое войско. Отряд Кадваллы обеспечит свободный проход через княжество Гвилл; так они смогут сократить путь и встретиться с Этелридом и его армией. Затем в течение трех дней все силы объединятся для нападения на Трокенхольт. Так?
Уилфрид проговорил это уверенно, не проявляя ни тени сомнения, невзирая на тяжелое молчание, каким была встречена его заключительная речь. Конечно, князю Матру было совершенно необязательно присутствовать на этой встрече, ведь его войско не участвовало в предстоящем сражении, но Уилфрид неожиданно пожалел, что престарелого князя нет с ними. Именно Матру, как и Уилфрид, преследовал личные цели, и в эту напряженную минуту поддержка князя была бы как нельзя более кстати.
– Я не уверен в правильности вашего плана, – отозвался наконец рыжеволосый гигант. Его веские, мерно падавшие слова были вроде бы ответом епископу, однако он не сводил воинственного, грозного взгляда с другого короля-воина. – Ваше последнее нападение на скир завершилось разгромом, в котором я, к счастью, никогда не участвовал… и не хотел бы участвовать впредь.
– Даже ради той добычи, которую сулит нам королевство? – усмехнулся Этелрид. Он склонил голову набок, пытаясь скрыть глубочайшее презрение к человеку, который нужен был ему как союзник.
– Это не повторится. – Уилфрид тотчас же прервал поединок взглядов между двумя сильными и могущественными королями, которые нередко оказывались на грани открытой войны.
– И как же вы этому помешаете? – поинтересовался король Кадвалла из Уэссекса у священника. Он когда-то привел опального епископа, изгнанного прежним, ныне покойным монархом Нортумбрии, именно за то самое поражение, которое они сейчас обсуждали.
– У нас в руках Адам, илдормен Оукли, и нортумбрийцы не посмеют поставить его жизнь под угрозу.
Уилфрид тотчас же понял, что промахнулся, когда оба короля посмотрели на него с явным недоверием и иронией. Ни один из них, разумеется, не свернул бы с пути из-за жизни какого-нибудь сподвижника.
– Во всяком случае, король Олдфрит миролюбив и может запросто оставить преступление безнаказанным.
Епископ рад был увидеть, что эти двое с ним согласились. Он нуждался в их покровительстве, чтобы добиться от Папы Римского восстановления своих прежних владений и власти и – что было особенно важно в эту минуту – ради мести тем, кто был виновен в его потерях.
– Да, у нас в руках илдормен из Оукли, – ледяной тон Кадваллы был полной противоположностью его огненной шевелюре. – Но вы потеряли жреца и дочь илдормена из Трокенхольта.
Он сделал немало, чтобы помочь епископу. Он даже, ради спасения своей души, отдал ему во владение четверть острова Уайт и захваченной в этом походе добычи. Но он не позволит Уилфриду так просто втянуть себя в этот союз, да еще и с королем, который был его недругом.
– Потеряли жреца? Человека, которого вы так жаждали иметь своим пленником? – притворно удивился Этелрид. Король знал о происшествии чуть ли не с той самой минуты, когда это случилось, но и не пытался скрыть презрения к епископу, преследовавшему друидов и помешанному на их таинствах.
Обыкновенно красное лицо Уилфрида стало пурпурным. Он не нуждался в напоминаниях о горьких потерях, но это не помешает его мести.
– Да, но если мы сможем захватить госпожу Трокенхольта с сыновьями и вместе с Адамом из Оукли упрячем их в надежное местечко, на землях самого короля Олдфрита…
Уилфрид воздел руки в умоляющем жесте, хотя в душе был исполнен решимости.
– Держа в руках одного илдормена, супругу и сыновей другого и часть королевства, мы будем иметь приманку, чтобы завлечь и остальных в западню, в том числе и короля, которого вы оба мечтаете свергнуть.
– А разве вы не обещали того же, если поймаете жреца, а тот взял да и ускользнул из ваших рук? – вкрадчиво поинтересовался Этелрид.
Уилфрид снова сложил руки на животе, но костяшки его пальцев побелели, как и глубокие складки, прорезавшиеся по сторонам его сжатого рта.
– Боюсь, что подобные действия не принесут нам победы. Не вижу ни малейшего смысла посылать целую армию ради такой малости. – Кадвалла считал, что план этот – лишь напрасная трата сил. Однако, чтобы в случае хотя и маловероятной удачи не упустить крупной добычи, он добавил: – Тем не менее я пошлю моих воинов вам в поддержку. Если все будет так, как вы задумали и вам понадобится подмога в честном сражении, я пришлю остальные войска. Они встретятся с вами в Венде.
– Прекрасная мысль, – искренне одобрил это решение Этелрид. Он столько раз уже видел, как планы епископа рушились, что и теперь не ожидал слишком многого. Но даже если что-то получится, то – после того как он поднимет все войско на штурм одной крепости, которую и защитить некому, поскольку все мужчины ушли на войну, – не окажутся ли они в глупом положении, вроде охотников, которые преследуют прирученных животных и хвастаются потом, что подстрелили их? Он славился непобедимостью и вовсе не хотел, чтобы эта слава померкла.
Этелрид был в общем-то не против необычного плана, порожденного жаждой мести и разработанного епископом с князем Матру. Но если эти замыслы не принесут вскоре желаемой победы, он, Этелрид, оставит их ради более простой, давно испытанной тактики превосходящей силы. Ничто не должно помешать ему в завоевании Нортумбрии, в этом походе, продолжавшемся уже несколько месяцев. Однако из самолюбия король Этелрид предложил то же самое, что и Кадвалла, и даже добавил еще кое-что.
– Я тоже пошлю только часть моей армии – одну треть – и сам поведу ее.
– Ну, если уж так… – Кадвалла невесело усмехнулся. – Тогда я тоже поведу моих воинов на битву.
Хотя оба короля согласились участвовать в сражении, Уилфряда потрясла эта внезапная перемена в их настроении: отказ от прежних, ранее данных обещаний и обязательств. Он снова, как не раз уже за последние десять лет, чувствовал, что ему не хватает уверенности и власти, чтобы отстаивать принятое решение. Это он тоже припомнит друидам и иже с ними. От этих непредвиденных препятствий желание епископа доказать свою правоту еще более возросло. Он должен и, как он сказал себе, он с Божьей помощью добьется, чтобы не только колдунья из Трокенхольта, но и все отродье друидов исчезло с лица земли. Уилфрид с удовольствием представил себе небесный огонь, пожирающий их. Успокоенный этими мыслями, епископ с облегчением вздохнул, довольный поддержкой своих сторонников.
Когда Ивейн снова открыл глаза, то увидел, что Элис сидит рядом с ним и вертит колесо прялки, свивая в нити промытую, расчесанную шерсть и в то же время ни на секунду не отрывая от брата глаз.
– Сколько времени я так пролежал? – Ивейн резко сел на постели. При этом он сделал для себя приятное открытие. Голова уже почти не болела. Теперь даже Элис не сможет запретить ему продолжать поиски.
– Ты проспал весь день.
Элис, казалось, с головой ушла в работу, что было совершенно излишним – она могла бы заниматься ею даже с закрытыми глазами.
Ивейна расстроило это известие. Он собирался выйти в путь на рассвете, хотя для этого подходили и сумерки. В конце концов, за последнюю неделю они не раз шли, не останавливаясь ни ночью, ни днем. Теперь же, учитывая, что они упустили время, двигаясь не в том направлении, можно сделать это опять. Пронзительные синие глаза вглядывались в полумрак в поисках Аньи и Киэра. Их не было.
– Где мои спутники?
Он и так-то не особенно доверял Элис, и в душе его тотчас же зародились нехорошие подозрения.
Сестра в ответ улыбнулась такой же насмешливой улыбкой, какую часто можно было заметить на губах самого жреца.
– Я попросила их собрать немного хворосту, чтобы подбросить в огонь до наступления ночи.
– Ну так я пойду и приведу их назад.