Вдобавок ему перестало быть на льду так легко, как раньше. Он был мальчишка со свежими мышцами и свежей нервной системой, а за три года утомление как-никак накапливалось, и теперь оно сказывается, его надо перебарывать, чему Саша пока еще учится.
      В. принципе он идет той же дорогой, какой шла я, но с интервалом лет в пять -- семь, хотя разрыв начинает уже наверстывать.
      Не очень ловко критиковать мужа публично, а тем более хвалить. Для завершения характеристики скажу коротко: Саша на льду и Саша в жизни -- два разных человека. Он просто поразительно меняется -- мгновенно перестраивается. В последнее время на катке он все больше упрямый, колючий, несговорчивый, но стоит только взяться за чехлы... Я -- Другое дело, после льда мне полчаса ни с кем общаться не хочется: если на катке выкладываюсь, то потом словно опустошенная. А в Саше именно после льда вспыхивает неукротимое желание общаться и действовать. И если я ему в машине или дома начинаю снова говорить что-то о фигурном катании, он молчит и думает, наверное: "Господи, опять она все о том же".
      Вот в футбол он может играть до упаду. И в хоккей.
      И еще от чего он никогда не отказывается -- от сладкого и от мороженого.
      С. ТОКАРЕВ. Цена победы порой видится явственнее, если представить себе возможную моральную стоимость поражения. 13
      золотых наград в олимпийской копилке Инсбрука. Без медали, завоеванной Родниной и Зайцевым, было бы 12. Но одному ли мне казалось тогда -- и сейчас кажется,-- что общекомандная победа выглядела бы именно без этой медали несколько менее эффектной? Как, например, и без хоккейной.
      Их победа была всем нам совершенно необходима. Ира знала это, Саша тоже знал, и эта ответственность затрудняла и без того нелегкий путь к победе. Будучи непосредственным свидетелем событий в Инсбруке, хочу дополнить рассказ Родниной своими впечатлениями.
      Накануне старта местная газета "Тиролер цайтунг" опубликовала их фотографии: они делали первый шаг из-за бортика на лед. Смысл подписи состоял в том, что-де этот шаг непосредственно ведет на пьедестал -- на высшую ступеньку. Я подумал тогда, 47 о черти бы взяли автора подписи: будто нарочно хотел сглазить (как видите, суеверными в острые минуты соревнований не одни спортсмены становятся).
      Однако обязательная программа прошла спокойно, а в день произвольной мой коллега, правдист Лев Лебедев, заранее предупредил меня, что, когда все кончится, надо будет стремглав бежать за кулисы брать интервью: "Ты приготовь на всякий случай какой-нибудь сувенир, лучше всего значок, а то полиция нас не пропустит".
      Они вышли на лед, я приготовил блокнот, в котором были записи последнего разговора с Ирой -- ее обычное ощущение во время катания.
      "Самое главное в первой части -- не "зажаться", но и не перегрузиться. Если "зажмешься" --- будешь "дергаться", если перегрузишься -- после будешь ноги еле передвигать".
      Первую часть они славно откатали -- размашисто и отважно.
      "Во второй главное -- вдохнуть поглубже, и потом -- двойной аксель".
      Саше этот прыжок удавался всегда, а у Иры в период подготовки он однажды вдруг разладился.
      Но тут, вздохнув, она свечечкой взмыла в воздух.
      А Саша внезапно приземлился на обе ноги.
      И хотя все дальнейшее прошло нормально, хотя никто из сильнейших в тот вечер ошибок не избежал, все равно испорченный "аксель" вызвал тревогу, и ожидание результатов на нашей журналистской трибуне было неуверенным, опасливым...
      Не только на трибуне. Зайцев не ушел в раздевалку, стоял и смотрел то на лед, то на табло, и когда там зажглись оценки, он просто сел на пол: ноги, видно, отказались его держать.
      Лебедев дернул меня за рукав: "Бежим". "А стоит?" "Ты с ума сошел? Они же чемпионы".
      Значков не понадобилось -- полицейские тоже кинулись брать автографы у победителей.
      ...Крохотная раздевалка была битком набита цветами, цветы, лежали в рукомойнике и на полу, и Зайцев, стоя на цветах, с трудом стаскивал майку с мокрого тела. Семикратная чемпионка мира, двукратная -- теперь уже -олимпийская чемпионка комочком сидела в углу. Ее лицо было и светло, и печально, и радостно -- как у каждого, кто способен на сильное чувство и сейчас так много пережил
      Зайцев расстегнул рубашку и под нее, прямо на голое тело, повесил медаль Сказал'
      -- У меня вообще-то было много счастливых дней, но теперь я точно знаю, что этот -- самый счастливый.
      Роднина молчала.
      Ее висевшее на распялке синее платье, такое маленькое, точно детское, было влажным и очень тяжелым.
      -- Ничего,-- сказал Зайцев,-- у нас с ней поговорка такая:
      "Терпи, трудно только первые пять минут".
      Пять минут и занимает произвольная программа.
      XIV
      Мой рассказ подходит к концу вместе с сезоном. Позади чемпионаты Европы и мира, позади Олимпиада, начинается время турне.
      Теснее всего спортсмены связаны между собой именно в показательных турне и легче всего общаются. Нет уж борьбы, нет соперников, и пока ты дождешься в раздевалке своего номера во втором отделении, успеешь со всеми перекинуться фразой. Тут все вместе -- партнерши, одиночницы, и пока они пудрятся и приводят в порядок прически, разговоры не умолкают. У тех, кто выступает в парном катании и танцах, любимая тема -- партнеры. Когда мы ее обсуждаем, на всех языках звучит одно мнение: мы, партнерши,--народ более трудолюбивый и увлеченный...
      О планах на будущее говорят в раздевалке, о возможностях дальнейшей работы... О кино, о музыке, о моде. О костюмах -- кто где их шьет...
      Я, в основном, заказываю костюмы в нашем ателье спортивной одежды на Пятницкой. Одно время шила в мастерской Большого театра. Там, конечно, мастера-художники, они произведение искусства создают, а не спортивное платье, но это, по-моему, не подходит к стилю моего катания: мне нужны строгие линии, четкость нужна, не годится слишком пестрая гамма. Костюм для парного катания видится мне сугубо спортивным, излишние украшения ему не идут, а платье с уклоном в эстрадность подходит больше для танцев.
      Телевидение чрезмерно обострило интерес зрителя к костюму фигуриста. "На партнерше платье цвета электрик с серебряной вышивкой, на партнере -элегантный синий костюм " Это напоминает сеанс показа моделей. Главное-то все-таки -- как ты катаешься, а не что на тебе блестит.
      О чем еще говорят в раздевалках? Секретами делятся Рассказывают, кто, как и сколько работает, как подбирает музыку -- самостоятельно или с помощью тренера. Вообще обсуждается роль тренера, а она у нас и на Западе не одинакова.
      Я здесь еще раз должна напомнить читателям, что на льду перед ними спортсмен показывает главным образом свое катание, а творческая часть программы, постановка принадлежат тренеру. Это его идеи, его душа выражены в наших движениях.
      В странах Запада дело обстоит чаще всего по-другому: большая часть постановочной работы лежит на плечах самого спортсмена. В США и Канаде спортсмен сам оплачивает труд тренера. Высококвалифицированный тренер за 20 минут работы с фигуристом получает 10--12 долларов. Поэтому, кроме своих основных учеников, он должен работать с уймой других; перспективны ли они -- неважно, важен доход. Кроме того, американские фигуристы сами оплачивают лед -- так сказать, по осевому принципу: они могут купить на два часа или час весь каток, половину, четверть...
      И поскольку все это недешево, то спортсмены даже разминаться привыкли по-другому, чем мы. Они не делают сначала шагов, а с первой секунды начинают прыгать и поднимать партнерш, им время дорого.
      Программы на тренировках они исполняют обычно целиком, у них нет понятия "прокат по частям", и отработке каждого элемента, каждой связки они не уделяют того внимания, что мы. Спортивную форму они, как правило, набирают во время показательных, в которых выступают очень часто. Но у американцев и канадцев нет усталости от льда, пресыщенности. Каждая тренировка для них радость, а бесплатная тренировка -- вдвойне.
      Бывало, когда Толлер Крэнстон приезжал в Москву на показательные, он тренировался на льду Лужников столько, сколько ему позволяли,--мог хоть с утра до вечера.
      Упомянув это имя, так громко звучавшее среди широкой публики в течение нескольких последних лет, хотелось бы сказать, что я о нем думаю.
      Мне нравился в основном один номер Крэнстона -- "Паяцы", действительно уникальный. Можно только мечтать о том чтобы так артистично владеть телом. Но мы, спортсмены, ^ всегда относились к Толлеру немного иронически. Да, он художник, он артист, но он не спортсмен. А для нас именно это очень серьезный критерий. По себе знаем: одно дело -- уметь, другое -- показать все, что умеешь, когда это больше всего нужно. И вот показать, когда нужно, то есть, на главных соревнованиях, Толлер не умел. Ни разу я не видела, чтобы он прошел равно все три вида программы, а ведь мужское фигурное катание -- это троеборье.
      Да, подкупает артистизм Крэнстона, его колоссальная музыкальность -колоссальная! Естественность его движений -- именно его, выражающих только его, ни у кого не заимствованных. Но газетная шумиха, вызванная, кстати, главным образом его концертными номерами, а не спортивными выступлениями, была все же погромче, чем того заслуживал объект. Хотя в конце концов шум пошел на пользу именно фигурному катанию как спорту: больше внимания стали обращать на пластику, на композицию в мужском одиночном катании, и художественный его уровень сразу вырос.
      ...Я говорила о нелегких условиях, в которых работают заокеанские фигуристы. У нас легче: труд тренера и лед оплачивает государство. Мы имеем возможность тренироваться серьезнее и полноценнее. Но используем ли мы так, как должно, эти преимущества, не транжирим ли наших благ? Мы любим пожаловаться: баз не хватает, льда не хватает... А сколько времени мы теряем впустую на этом льду? Для нас он бесплатный, а всегда ли мы знаем цену труда, который затрачивается на то, чтобы дать этот лед?
      ...Если человек с детства не приучен уважать чужой труд, дорожить им, в нем самом трудно воспитать трудолюбие,
      Не знаю, стану ли я тренером. Но хотела бы им стать. Поэтому я много размышляю о том, как работать с юными спортсменами.
      Знаю, например, - что ребенок ценит доверие, любит, чтобы с ним обращались как со взрослым. Но доверять ему во всем нельзя, так как желания его непостоянны (это все равно как он профессию выбирает: одну неделю хочет быть поваром, другую -- шофером). Поэтому детей надо постоянно организовывать, все время ненавязчиво проверять. Тем более, если это касается спорта. Ведь спорт -- одна из немногих областей человеческой деятельности, где и в детском возрасте нужна систематическая работа, причем не впрок, с прицелом на будущее, как в школе, а связанная с конкретной целью, конкретным сегодняшним результатом. Но цель эту видит взрослый, а ребенок еще не в состоянии сознательно связать свою мечту с необходимостью ежедневно по нескольку часов совершать порой однообразные усилия. В таком случае только первые 40--50 минут тренировки -- то есть именно взрослой работы дают результат, а потом ребенку все приедается. Тогда надо срочно менять характер занятий, вводить что-то новое, придавать тренировке характер игры -- даже на льду.
      Дети, мне кажется, устают прежде всего эмоционально. Физически они гораздо выносливее нас, взрослых У них богаче координация, их организм легче восстанавливается после нагрузки.
      Отсюда нынешняя тенденция на омоложение большого спорта, тяга к тому, чтобы совсем юных привести к высоким результатам. Современный .спорт -- это огромные объемы тренировочной работы, а так как дети восстанавливаются быстро, то, имея дело с юными спортсменами, нагрузки не нужно так тщательно рассчитывать.
      Но я считаю, что мы не имеем права в погоне за результатами рисковать здоровьем детей, их будущим. Нашим будущим.
      Я спрашиваю себя: если у меня будут дети, станут ли они заниматься спортом? Не знаю. Может быть, и нет. Я им запрещать не стану, но и не заставлю, насильно за руку не поведу...
      Меня водили, но я была постарше нынешних начинающих спортсменов, а к пятнадцати годам уже сама привязалась к спорту. А сейчас приобретать привязанность в пятнадцать лет поздно, это ты уже переросток получаешься.
      Не знаю, хотела бы я, чтобы мои сын или дочь прошли по дороге, которая сейчас ведет к чемпионству. Слишком это трудный, порой мучительный, порой горький путь. Но я точно знаю, что и отгораживать ребенка от спорта нельзя, преступно лишать его наслаждения физическим движением.
      XV
      Зарубежные турне бывают двух видов -- по Европе и по Америке. Турне по Европе в познавательном смысле дает не очень много: западная часть нашего континента невелика, а стран много, и организаторы умудряются за двадцать дней прокрутить пятнадцать выступлений в пятнадцати городах разных государств. Мы ничего не видим, успеваем только, примчавшись с аэродрома в отель, разобрать сумку и привести себя в порядок. Главное впечатление о европейском турне -- бесконечное открывание и закрывание чемоданов.
      Другое дело -- турне по Америке. Там больше свободного времени, больше экскурсий, знакомств -- американцы гостеприимны.
      Целый день обычно уходит на поездку в Диснейленд -- удивительную страну детства, которую Уолт Дисней сделал, по-моему, даже более интересной для взрослых, потому что для детей стихия сказки естественна, они ее принимают как должное, а к взрослым словно возвращается их детство. Диснейленд -- это невероятное путешествие сперва по прошлому Америки -- по Миссисипи, на которой тебя подстерегают водопады, дикие звери, свирепые индейцы... Путешествие продолжается в фургоне по Среднему Западу, потом на стареньком "форде" модели Т... Словом, Соединенные Штаты показывают себя гостям в географическом и историческом разрезе сразу. Незабываемое зрелище -- Диснейленд.
      Но и здесь за океаном, турне для нас не развлечение, а тоже тяжелое дело. "Труппа", сформированная из лучших фигуристов мира, так и именуется в афише -- "Олл старз", "все звезды". И мы, значит, тоже "звезды", и за нами особенно внимательно наблюдает зритель. Советские фигуристы выступают обычно во втором, сильнейшем отделении, и каждый номер надо подавать, что называется "на полную катушку", а меньше трех номеров не получается. Это для нас турне престижа, мы свою страну представляем и должны ее представить достойно.
      И как большая награда за все пережитое, за весь год, ждет нас турне по своей стране -- самое хорошее, самое долгожданное. Ты выступаешь, сколько можешь, и больше, чем можешь,--до упаду. На закрытых катках, на открытых--где какие есть. Публика самая доброжелательная: она одному тому рада, что ты приехала, что вышла перед ней на лед -- за это одно она благодарна.
      Помню, в Барнауле на почте я отправляла домой книги, ко мне подошла старушка, попросила надписать бандероль. Вгляделась в меня: "Деточка, а ты не Роднина?" Я сказала: "Да". "Милая, у вас же здесь показательные выступления, ты ж меня проведи". Я ее попросила за полчаса до начала прийти к служебному входу, а она в голос: "Милая, да я за два часа приду!" Я бы, если могла, каждый раз десятки- людей в зал протаскивала. Особенно детей, школьников.
      Почему, когда у нас идут тренировки перед соревнованиями, на них нельзя провести детей? Такие тренировки уже, по существу, соревнования: каждый из нас показывает все, что может, и в зале сидят специалисты, а для нас все равно, тридцать человек на трибуне или три тысячи. А детей можно предупредить, чтобы они сидели тихо. Только продавать билеты на такие тренировки, как это иногда делают, по-моему, кощунство. Ведь одно то, что дети увидят сперт, ощутят тягу к нему, для государства гораздо важнее, чем несколько сот рублей.
      Как школа дает ребенку широкие понятия о современном уровне знаний во всех отраслях, так надо дать ему и широкие понятия о физической культуре. К сожалению, того, что он получает на уроке физкультуры, мало. За пятнадцать минут он едва успевает переодеться (физкультурная форма наших детей должна вызывать угрызения совести у взрослых) и за три
      четверти часа даже самый талантливый педагог ничего классу не даст.
      Вместе с тем учебный процесс в школе становится все насыщенней и напряженнее: ведь вот уже вся семья над задачками бьется... И днем детям некогда отдохнуть, и фильмы интересные по телевизору чаще всего идут после девяти вечера, и еще эти бесконечные транспортные передряги больших городов... Ребенок устает, все ему надоедает -- смотришь на него, а он как сонная муха... Хватит ли сил у него ехать на стадион, иной раз на другой конец города?..
      Наверное, если вблизи друг от друга строится несколько школ, между ними должен быть полноценный спортивный комплекс. Спорт надо приблизить к месту учебы и к месту жительства -- только при этих условиях молодой советский гражданин получит нормальную физическую закалку на всю жизнь. Надо, чтобы спортивный комплекс -- не примитивная площадка, а именно комплекс с залом и бассейном -- врастал в жилой квартал так же органично, как магазины, школы, детские сады. Я понимаю, что это вопрос будущего, и все равно его надо решать скорее, не растягивая на десятилетия -- темп нашей жизни таков.
      ...Турне по стране -- это большей частью города Сибири, и какое же здесь у нас настроение замечательное: сезон кончился, все испытания его позади, и люди, которые нас здесь встречают, просты и отзывчивы, и понимаешь, как надо кататься, чтобы отблагодарить их за гостеприимство.
      Для меня смысл таких показательных в том, что я сама словно внутренне очищаюсь. Катаешься искренне, чувствуешь наслаждение не только от собственного катания, но и от общения с теми, кто на тебя смотрит, даешь им радость, не скупясь, не оставляя при себе...
      Такой миг полной самоотдачи бывает редко. Если бы это случалось всегда, то, наверное, потерялась бы острота ощущения этого мига. Но, лишь раз ее испытав, стремишься к ней постоянно. Всегда хочешь снова почувствовать удивительное состояние полного слияния с залом -- ты улыбаешься, и зритель улыбается, ты глаза опустила, и он за твоим взглядом следует, ты бежишь, и он словно бежит с тобой.
      Ты уходишь со льда, и нет сил дойти до раздевалки, а на душе легко.
      Это ощущение ничем не измерить, оно не зависит от количества брошенных на лед букетов, от долготы и громкости аплодисментов. Это бывает и тогда, когда не все хорошо получается технически, бывает чаще всего на показательных, потому что во время соревнований публика иного от тебя ждет, и ты ей обязана дать другое. А во время турне на закате сезона ты уже не можешь вызвать восторг чисто спортивными качествами, но тут от тебя совсем другого хотят, и силы побуждаются другие, и другие чувства поднимаются из глубины души.
      Люблю финал показательных, когда мы все вместе выстраиваемся и едем по кругу. И видим весь зал сразу, всех людей. Они тянутся к нам, а мы -- к ним.
      ...Всю жизнь буду это помнить.
      С. ТОКАРЕВ: С начала работы над этой книжкой прошло полтора года. Мы снова садимся за стол, чтобы написать короткое послесловие.
      Поздний вечер 7 декабря 1977 года. Час назад Роднина и Зайцев впервые показали на турне "Нувель де Моску" новую короткую программу "Веселый поезд", сделанную на музыку Соловьева-Седого из фильма ".Первая перчатка". В первом для нее ледовом дворце-- в Лужниках--Ира начала одиннадцатый взрослый сезон.
      По телевизору транслируется программа "Время" -- идет в видеозаписи показ их композиции. Ира смотрит на себя со стороны. Лицо чутко напряжено, шевелятся губы, и дышит она, кажется, так, как когда каталась. Потом, оторвавшись от экрана, вырубив звук аплодисментов, говорит, что в работе они исходили прежде всего из широкой части музыки. Там звучит простое и всем знакомое: "Милый друг, наконец-то мы вместе, ты плыви, наша лодка, плыви, сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви". Из этого они и исходили, готовя программу.
      Зайцев добавляет. "Тут вот что важно -- эту мелодию никому не надо объяснять. Все всем понятно".
      Одиннадцатую короткую программу показала Роднина, а первую в жизни -знакомая нам девочка Лена, теперь уже известная широкому зрителю как чемпионка Москвы Елена Васюкова, партнерша Алексея Погодина. Быстро бежит время.
      И что-то, наверняка, изменилось в жизни самой Родниной. Не только то, что в момент, когда эти строки пишутся, она уже девятикратная чемпионка Европы и мира Не в этом дело -- в другом.
      XVI
      Теперь я признаюсь, что боялась браться за эту книгу. Думала, что, может, вспоминать что-то о себе удобнее и спокойнее, когда уйдешь из спорта. Но работа сделана, а я катаюсь. Ее прочли в "Огоньке", я слышала отзывы многих людей -- взрослых, уважаемых. Не семилетних детишек, хотя и семилетних слушать интересно, они всегда правду говорят... Я очень благодарна всем читателям -- за замечания больше, чем за похвалы.
      Полтора года назад я не знала, буду ли кататься дальше Сезон начинался трудно -- здесь уже говорилось о трудностях, но потом случались минуты и посложнее. Мы сделали три программы -- с криком иногда работали, со слезами, ссорами...
      Надо было в чем-то отказаться от себя прежней, изменить С1иль. А в 28 лет не так легко уходить от привычного. И иногда я думала: зачем? Не лучше ли оставить лед, как иногда говорят, "красиво" -- в расцвете сил? Тем более, что выходишь на него рядом с девочкой, которая вдвое тебя младше...
      Появились новые дуэты, несколько новых направлений. Может нравиться или не нравиться это удваивание, утраивание, навинчивание элементов, но не считаться с направлением нельзя. Черкасова и Шахрай заставили с собой считаться. Ведь и о нас когда-то спорили.
      Мне кажется, нам удалось утвердить найденное нами в глазах зрителей. Может быть, то новое, что есть сейчас у нас, это как раз не раскрытое во мне прежде. Это приходит зрелость-- спортивная и человеческая. А главное, мы еще больше все трое сдружились -- Татьяна, Саша и я. Теперь мы трое равны при решении всех вопросов.
      Мне кажется, в этом году главную роль взял на себя Саша. Прошлый был для него рубежом -- он тяжело восстанавливался после операции, не очень знал, к чему стремиться, и не замечал, как трудно мне. Сейчас он другой в отношении к тренировкам: он к ним подходит более сознательно, даже, может быть, более взросло, чем мы.
      И еще он стал другой чисто по-человечески Он возмужал еще больше, он видит, что мне нелегко, старается помогать. Не то, что он теперь ведущий в паре: я ведь писала, что в парном катании характеры должны быть достойны друг друга. И наши, мне кажется, достойны.
      Снова о Тарасовой. О ее поразительной способности делать творческие открытия буквально из ничего, и не бояться терять, не цепляться за найденное, не использовать в поисках легкого пути предоставляющихся возможностей, но всегда рисковать и искать. Вечная оптимистка, которая столько в свои тридцать лет пережила и перестрадала,-- вот наша Татьяна.
      Хороших опытных тренеров много, а хороших молодых очень мало -почему? Потому что пока ты спортсмен, ты на себя работаешь, это тяжело, но не так сверхтяжело, как вкладывать душу в других
      Мы научились готовить спортсменов, их воспитывать, а тренеры создаются, и как их создавать -- это проблема, по-моему, еще не решена.
      Должна ответить на вопрос, буду ли дальше кататься. Он у многих возникает, его мне, как ни смешно, стали задавать, как только мы в первый раз чемпионат Европы выиграли.
      Не верю чемпиону, который, уходя, говорит, что облегченно вздохнул Или это игра, поза, или он просто не жил спортом:
      был в нем, но не жил.
      Я себя двадцативосьмилетней не чувствую -- иные знакомые лет на пять младше меня кажутся мне старшими: я их и физически моложе и душевно. Может быть, это потому, что мы в спорте острее все ощущаем: наша радость радостнее, горе -- горше.
      Спорт -- борьба, и до последнего должен человек бороться. Только когда он понял, что своей борьбой никому, кроме себя самого, не интересен, понял, что достиг предела, что большего, чем сказано, он сказать не может, надо уходить.
      А красиво или некрасиво -- это относительно. Каждый ли ваш год прожит красиво от начала до конца? Можете ли вы предвидеть, каким станет будущий? Судьбы складываются по-разному, хотя любой из нас хочет красивой судьбы, хочет быть счастливым, быть любимым.
      Мне полно живется на этом негладком льду. Интересно живется. И не все еще сказано, что хочется, можно, нужно сказать. Поэтому я не прощаюсь.