- Поезжай к центральным улицам Парижа, так, чтобы мы проехали мимо Бастилии, и смогли взглянуть на Версаль, - приказала госпожа Эйфор-Коровина кучеру.
      - Слушаюсь, госпожа Гурдан, - ответил густой бас, затем послышался свист кнута и карета тронулась с места.
      - У вас прекрасная карета! - рассыпалась в любезностях старая графиня. - Сразу видно, что совсем новая. Эти прекрасные фарфоровые фигурки по углам, и орнамент в форме роз, столько золота, что даже глазам больно смотреть! Красное дерево отлакировано так, что сверкает, будто бриллиант, а внутри!.. Бархат, шелк, вышивки, кружевные занавески! Боже, должно быть, это королевский подарок!
      - Эта карета принадлежала маркизе де Помпадур, - сообщила Ариадна Парисовна в надежде, что старая трещотка упадет в обморок, - она подарила ее мне, за особые заслуги.
      "Воображаю, какие это заслуги, старая сводня!" - подумала мамаша Пуатье, а вслух рассыпалась в охах и ахах.
      Госпожа Эйфор-Коровина улыбнулась - как все-таки хорошо уметь читать мысли людей. В целом, ей с первых минут стала ясна роль госпожи Гурдан, в тело которой переместилась Ариадна Парисовна, но теперь можно быть уверенной на все сто.
      "Знакомьтесь, - госпожа Эйфор-Коровина представила себя в каком-нибудь ток-шоу, - Констанца Гурдан, элитная сводница. Среди ее клиентов такие известные личности, как принц Конде, принц Конти, герцог Орлеанский, герцог Шуазель и даже, поговаривают, что сам король охотно пользуется услугами госпожи Гурдан, бывшей проститутки, а ныне самой дорогой и талантливой сутенерши на всем белом свете!".
      Вера Николаевна прильнула к окну и смотрела на проплывающий мимо пейзаж абсолютно ненормальными тазами. Карета ехала по десятисантиметровому слою грязи.
      Взгляд мадам Савиной остановился на экипаже, увязшем в отвратительной каше из помоев, земли и навоза.
      - И это, прошу заметить, вокруг герцогского дворца, - шепнула Ариадна Парисовна. - Почти центр города.
      По краю мостовой текли нечистоты. С верхнего этажа кто-то выплеснул на улицу сначала помои, а потом содержимое ночного горшка.
      - Этого не может быть, - бормотала мадам Савина, прижимая к носу надушенный платок. Было бы самое то, пропитать его не одеколоном, а нашатырем. Казалось, что смрад висит в воздухе грязно-желтым маревом! Рои мух облепляли кучи отбросов, вдоль узких тротуаров бегали огромные крысы, кровь с мясных туш текла прямо на землю. Карета проехала мимо женщины, сидевшей на лавке перед корзинами с рыбой. Вера Николаевна чуть было не потеряла сознание от удушливого, жирного запаха разлагающейся рыбы, выловленной из Сены - реки, куда день за днем четырехмиллионный город сбрасывал тонны отходов своей жизнедеятельности.
      Люди, одетые в кошмарное рванье, которое от грязи давным-давно потеряло своей цвет и казалось сплошь коричнево-серыми лохмотьями, жались к стенам домов. Самые запущенные и вонючие московские бомжи выглядели бы зажиточными ремесленниками на фоне парижан 1746 года.
      Трех- и четырехэтажные строения почти что соприкасались кровлями, отчего внизу всегда был полумрак.
      - Ну что, вы по-прежнему хотите кричать, что вас похитили и держат в притоне? - насмешливо шепнула Ариадна Парисовна полумертвой от шока мадам Савиной.
      - Подайте! Подайте! - донесся истошный вой, когда карета проезжала мимо церкви.
      - Брось им, - Ариадна Парисовна сунула Вере Николаевне в руки горсть медных монет, - иначе они своими лапищами сейчас все дверцы уделают, да и близко нищих лучше не подпускать. Тут и туберкулез можно подхватить, и даже проказу.
      Мадам Савина тут же швырнула в грязь деньги. Нищие тут же повалились в отвратительную жижу и начали драться друг с другом за медные гроши.
      - Один миллион нищих в городе, где всего четыре миллиона жителей, задумчиво произнесла Ариадна Парисовна, - с ума сойти...
      - Эти люди обделены божьей благодатью, - пожала плечами мамаша Пуатье, - только благородные люди достойны лучшей доли. Участь черни - копаться в земле и производить нужное количество солдат.
      - Это очень плохо кончится, - лаконично ответила госпожа Эйфор-Коровина <В этот же миг в швейцарской деревушке Будри трехлетний мальчуган с одного удара разрубил топором арбуз. Его мать всплеснула руками и сказала то же самое, что и госпожа Эйфор-Коровина: "Это плохо кончится!". Звали мальчугана Жан Поль, а фамилия его - Марат.>.
      Незаметно карета выехала на мощеную мостовую, трясти стало намного сильнее.
      Зато на мостовой было немного чище, хотя по краям все равно текли нечистоты. Нищих по дороге почти не попадалось, зато появились патрули в черных плащах и стражники в будках.
      - Бастилия, - Ариадна Парисовна показала на огромную каменную стену.
      Вера Николаевна высунула голову наружу и так и не смогла опустить шею. Наверх, казалось, что под самое небо, уходили толстые каменные стены круглого здания. Бастилия висела над мадам Савиной будто корабль-призрак, будто диковинный, невероятный фантом! Но она была настоящей, реальной! Можно выйти и потрогать ее руками!
      - Этого не может быть, - пробормотала Вера Николаевна.
      Она не верила своим тазам. Казалось будто она находится в центре гигантской съемочной площадки... Сейчас скажут:
      "Снято" и мадам Савина спокойно выйдет из огромного павильона на улицу, где будут в два ряда ехать машины, звонить трамваи, сверкать витрины магазинов...
      - Этого не может быть, - снова повторила она, продолжая глядеть на происходящее, не моргая.
      - Так только сначала кажется, - отозвалась Ариадна Парисовна.
      Мамаша Пуатье слушала этот разговор вполуха. Мысли ее были уже в салоне модистки Руже, скоро она сможет приобрести там целый гардероб, заказать белошвейкам нового нижнего белья, купить себе настоящих духов от Онорэ, а не довольствоваться жалкими подделками. Может быть, у нее даже будет собственный дворец и прислуга...
      Старая графиня вздохнула и прижала руки к груди, чтобы хоть как-то удержать полет собственной фантазии. Остатки своей жалкой пенсии, получаемой от Его Величества за покойного мужа, имевшего "значительные заслуги" перед короной (в течение двадцати лет был смотрителем уборной Его Величества), мамаша Пуатье потратила на свечи. Свечи эти она ставила всем святым подряд, умоляя их только об одном: "Сделайте так, чтобы у короля искры из глаз посыпались, когда он окажется в постели с моей дочерью! Сделайте так, чтобы она заняла место старухи Помпадур!". Надо заметить, что у Франсуазы была очень кроткая и заботливая мама, просила счастья для дочери, а не для себя.
      ***
      Маркиза открыла глаза и не сразу поняла, что с ней случилось. Последнее, что она помнила - это звук удаляющихся шагов Тюрго. Страшно болела голова, во всем теле ощущалась разбитость, а самое страшное, что мадам де Помпадур никак не могла вспомнить, каким образом оказалась лежащей на кушетке. Опыт пережитого заставил маркизу первым делом проверить наличие и целостность панталон.
      - Слава Богу! - вздохнула она с облегчением, затем по ее лицу пробежала судорога.
      Маркиза судорожно схватилась за грудь и только обнаружив, что бриллиантовое колье, подарок короля, на месте, а серьги по-прежнему в ее ушах, окончательно успокоилась.
      - Что же это такое было? - задала вопрос сама себе мадам де Помпадур. - Розалин! Розалин!
      - Да, ваша светлость? - из боковой дверцы появилась служанка, и как обычно скромно потупила глаза.
      - Розалин, почему ты никогда не смотришь на меня? - в маркизе проснулась капризная вздорность, какая случалась у нее обычно только в критические дни.
      Мысленно отметив преждевременно появление вздорности, мадам де Помпадур подумала, что это может означать преждевременное начало этих самых дней. Она попыталась припомнить, сколько раз король удостоил ее своей милости в течение прошедшего месяца и вдруг испугалась, что у нее совсем даже и не "красные дни" календаря, а приближающийся выкидыш... Озаботившись этими мыслями, маркиза абсолютно прослушала ответ Розалин.
      - Ладно, это все неважно! - махнула рукой мадам де Помпадур, услышав финальное: "ваша светлость".
      Розалин удивленно приподняла брови и радостно вздохнула.
      - О! Ваша светлость! Вы сама доброта!
      До конца дней я буду поминать вас в своих молитвах!
      - Розалин, ты, часом, не пьяна? - мадам де Помпадур изогнула левую бровь и скривила рот.
      - Простите, ваша светлость, - тут же опять потупила взор служанка.
      - Розалин, скажи, кто-нибудь выходил из моего будуара, пока я...э-э.., спала? - маркиза уставилась на лицо девушки в упор.
      - Я не заметила, ваша светлость, - присела Розалин.
      - Ах! Сейчас я не проверяю твою сообразительность и верность! Говори, что видела, а не то, что полагается отвечать на подобные вопросы!
      - Вышли двое мужчин, - испуганно выпалила служанка. - Один такой высокий и красивый, а другой такой тощий и дерганный.
      Котик у них премиленький такой был...
      Маркиза нервно забарабанила пальцами по полированной поверхности чайного столика, украшенного мозаикой из золотых листочков и ярких каменных цветков. Потом задергала ногой.
      - Значит, двое мужчин, - пробормотала она себе под нос. - Те, кто ждет в приемной, их видели?
      - Нет, ваша светлость, они вышли через секретный выход, - снова присела Розалин. - А как вошли, совсем не понятно!
      - И вышли через секретный выход...
      Пальцы мадам де Помпадур застучали в два раза быстрее, а губы сжались в нитку.
      - Розалин, - она очень серьезно обратилась к девушке, - твоя мать была моей кормилицей, прислуживала мне еще в родительском доме. Ей я могла доверять как самой себе, даже когда Его Величество милостью своей избрали меня для украшения его дней, я потребовала, чтобы твою мать оставили при мне до самой ее смерти. Теперь ты заняла ее место. Поэтому, ради памяти твоей матери, которая была верна и предана мне, никому и никогда не говори, о тех двоих мужчинах, что вышли отсюда.
      Поняла?
      - Да, ваша светлость, рассчитывайте на меня, - горячо пообещала служанка.
      - Но панталоны-то на месте! - выпалила вдруг маркиза и стукнула кулаком по столу. - Зачем же они тогда приходили?
      - Не могу знать, ваша светлость, - снова присела Розалин.
      - Ступай, - рассеянно отмахнулась мадам де Помпадур. - Да позови мне фрейлину, носительницу моих чулок!
      - Слушаюсь, ваша светлость, - служанка поклонилась и моментально исчезла в боковой двери.
      - Черт! Ничего не могу вспомнить! - схватилась за голову маркиза. Внутри у нее тихонько ныло нехорошее предчувствие. Что за двое мужчин с котом? Зачем они лишили ее чувств? Почему она ничего не помнит? От всех этих вопросов мадам де Помпадур стало жутко не по себе.
      - Граф де Полиньяк! - раздался громкий голос лакея.
      - Наконец-то! - воскликнула маркиза.
      Странно, что у нее не возникло ни тени сомнения в том, что граф Полиньяк должен прийти, что она его давно ждет... Еще более странно то, что мадам де Помпадур абсолютно четко знала, зачем он приехал и что она собирается ему поручить! Просто удивительно, как это маркиза ни на секунду не удивилась и не задумалась над всем этим!
      Было поистине удивительно, что маркиза точно знала, что граф де Полиньяк прибыл к ней от графини Эгмон, что застал его там курьер, отправленный мадам де Помпадур...
      Из боковой двери появилась фрейлина, носительница чулок ее светлости. На бархатной подушке она держала пару кремовых шелковых чулочков и кружевные подвязки.
      - Позвольте приступить, ваша светлость? - спросила она, замерев в глубоком реверансе.
      Маркиза легла на свою софу для приемов и приподняла юбку, чтобы прибывшая фрейлина могла надеть на нее чулок.
      - Приступайте, моя дорогая, - милостиво качнула она головой, приняв надменную, полную чопорности и высокомерия позу. Дворцовый устав предписывал официальной фаворитке Его Величества принимать визитеров именно в такой позе.
      Вошедший пригнул голову, чтобы не удариться о дверной проем.
      - Доброе утро, граф, - голос мадам Помпадур стал низким и грудным. Она приподнялась на своей софе и протянула визитеру руку.
      Молодой человек снял шляпу, взял крошечную ладошку маркизы в свою и поцеловал. Губы де Полиньяка были столь мягкими, горячими и чувственными, что мадам де Помпадур даже пожалела о том, что положение официальной любовницы короля накладывает на нее некоторые ограничения.
      - Когда ваш курьер сообщил, что вы хотите меня видеть, я не поверил своему счастью, - бархатный, чуть хрипловатый, вибрирующий на низких нотках, голос графа де Полиньяка заставлял воздух колебаться особым образом. От этого колебания все присутствующие дамы мгновенно начинали испытывать любовное томление и совершенно не могли устоять на ногах.
      - Надеюсь, графиня Эгмон, в спальне которой застал вас мой курьер, смогла подтвердить вам правильность услышанного, - улыбнулась маркиза. Фрейлина осторожно надевала на нее второй чулок и закрепляла подвязку очень высоко, так что гость мог в полной мере оценить стройность и красоту ног мадам де Помпадур.
      - Надеюсь, вам сказали, что я приехал к ней утром и с самыми скромными намерениями? Всего лишь позавтракать.
      Граф пожал плечами и придвинулся ближе.
      - Вы божественны! - де Полиньяк снова склонился к руке фаворитки, но та убрала ее.
      Фрейлина опустила кринолин и скрыла нижние конечности своей госпожи. Затем несколькими ловкими движениями надела на маленькие ножки маркизы драгоценные туфельки, расшитые золотом и рубинами, и неслышно удалилась.
      Граф родился в Лувре, поэтому отлично знал все тонкости придворной жизни. Еще утром он понял, что мадам де Помпадур крайне срочно нуждается в его услугах, а теперь она ясно дала понять, что настало время узнать, в каких именно.
      - О, ваша холодность для любого мужчины хуже приближения смерти, лицо молодого человека выразило искреннюю печаль. - Но я верю в вашу доброту так же истово, как и в ваш разум. Надеюсь, что вы укажете тот путь, который вернет мне вашу милость? Я готов сделать для этого все что угодно, только прикажите.
      Де Полиньяк склонил голову.
      Маркиза де Помпадур не смогла скрыть собственного восхищения. Дня двадцатилетнего повесы, граф Максимилиан де Полиньяк удивительно умен. Теперь все, что бы он ни сделал, будет осуществлено ради королевской фаворитки и по ее приказу. Даже король не посмеет осудить его.
      - Максимилиан... Вы ведь позволите называть вас так?
      - Это высшее счастье, слышать, как вы произносите мое имя, - рокочущий голос напоминал отдаленные раскаты грома.
      - Это дело весьма деликатного свойства, - мадам Помпадур многозначительно взглянула в прекрасные зеленые глаза графа, обрамленные густыми черными ресницами.
      - Я слушаю и клянусь, что сохраню все сказанное вами в тайне, - выдал тот, предусмотренный неписанным этикетом в таких случаях, ответ. Граф подался вперед, и немного приподнял левую бровь, такую черную, густую и изогнутую, что могло показаться, будто его лицо сам сатана рисовал маслом.
      - Мне нравится, что вы не пользуетесь косметикой, Максимилиан, потянула время маркиза, откидываясь на софе. - Вам это было бы совсем не к лицу... Вы ведь знаете мое мнение о том, что вся эта ужасная мода белиться и румяниться введена стариками и старухами, чьи лица изуродованы следами сифилиса и оспы?
      - Вы и сами не нуждаетесь в косметике, подобно тому, как картины Рубенса - в ретуши, - ответил граф, насторожившись.
      Довольно странное начало. - Разве что пара небольших мушек, чтобы привлечь внимание к вашей очаровательной шейке, и... Вы простите мне нескромность?
      - Чуть позже я прощу вам что угодно, граф, - многозначительно сказала мадам Помпадур, водя указательным пальцем по резному подлокотнику.
      Де Полиньяк молчал. Он решил предоставить маркизе два хода подряд.
      - Вы слышали о бриллианте "Питт"? - спросила та через минуту томительного молчания.
      - Об этом чуде рассказывают очень романтическую историю, - граф весь превратился во внимание, следя за каждым движением, каждым изменением выражения лица маркизы. - Говорят, будто бы он весит почти 140 карат и стоит полмиллиона ливров. Говорят также, что его нашел какой-то дикарь в алмазных копях Индии. Этот дикарь нанес себе страшную рану, чтобы спрятать в ней камень. Истекая кровью, он принес его английскому купцу, но тот обманул туземца, заманил на свой корабль и убил...
      При этих словах глаза де Полиньяка сверкнули, он сделал паузу. Реакции со стороны мадам де Помпадур не последовало. Граф почувствовал облегчение. По крайней мере, королевская фаворитка позвала его не затем, чтобы дать приказ убить кого-то на дуэли <Очень популярный способ заказного убийства в 1746 году. Человек, отлично владеющий шпагой, при свидетелях отдавливал ногу будущей жертве, или нагло целовал взасос его жену.
      Жены были, как правило, напротив, но присутствие свидетелей все осложняло. Тайное целование чужих жен при дворе Людовика XV не только не возбранялось, но, можно сказать, предписывалось, а вот прилюдное... Поэтому люди, имеющие недоброжелателей, старались держать свою половину подальше от королевского двора, а также внимательно следили, чтобы им никто не наступал на ноги.>.
      - Купец продал алмаз местному губернатору Питту, тот огранил его и назвал в честь себя, - продолжил граф.
      - А вам известна дальнейшая судьба этого бесценного бриллианта? глаза маркизы стали жесткими и холодными.
      - Я слышал, что он во Франции, - сдержанно ответил де Полиньяк.
      - А точнее? - губы мадам Помпадур сжались в нитку, отчего ее кукольное лицо в мгновение ока обрело хищное, жестокое выражение.
      - К сожалению, я не посвящен в эту тайны, - граф понял, что рано понадеялся на милость судьбы.
      Нет ничего хуже, чем оказаться пешкой в игре между королем и мадам де Помпадур!
      Почти все придворные уже знают, что Тюрго купил бриллиант "Питт" по приказу Его Величества, чтобы изготовить драгоценную брошь, предназначенную юной Франсуазе де Пуатье.
      - Не злите меня, Максимилиан! - маркиза села. Глаза ее метали молнии.
      - Простите, ваша светлость, - голос графа стал холодным.
      - Я хочу, чтобы вы доставили мне эту брошь как можно скорее, - мадам де Помпадур встала и мелкими подпрыгивающими шажками добралась до окна, где села в кресло с высокой прямой спинкой. (Злые языки поговаривали, что это копия трона французской королевы. Еще более злые языки утверждали, что это и есть настоящий трон королевы, а в Лувре, дескать, его копия...) Изобретенные маркизой высокие каблуки были гораздо удобнее тяжелых деревянных колодок, но все же еще очень далеки от совершенства. Увы, пройдет два века, прежде чем люди найдут способ сделать десятидвенадцатисантиметровые шпильки пригодными для ходьбы.
      - Но ваша светлость! - граф встал. - Это невозможно! Вы требуете от меня того, на что не осмелится ни один человек...
      - Граф де Полиньяк! Не забывайте, что я выкупила ваш родовой замок, который вы проиграли в карты банкиру Неккеру! И, кстати, пока что он принадлежит мне! - руки маркизы сжались в кулачки.
      - Вы прекрасно знаете, что банковский дом Неккера получил мою расписку обманом! - граф вскипел. Шантаж, это слишком!
      - Все это не имеет значения, - в негромком голосе маркизы отчетливо звенел металл. - Важно то, что, потеряв родовое имение, вы перестанете быть графом де Полиньяк. В лучшем случае, король оставит вам титул шевалье. Титул, прошу заметить, потеряете не только вы, но и ваша мать, и сестра.
      - Вы предлагаете мне выкрасть эту брошь?! Для такого дела больше подошел бы ловкий вор, чем дворянин!
      - Что вы, граф! Я бы никогда не позволила себе требовать от представителя одной из самых славных дворянских фамилий чего-то недостойного, способного нанести урон его чести... - тон мадам де Помпадур сделался внезапно приторно-сладким, - Франсуаза де Пуатье должна отдать вам эту брошь добровольно, как залог и свидетельство ее любви к вам... И это мое главное условие!
      - Черт возьми! Вы требуете, чтобы я стал врагом короля! - граф оглянулся на дверь и перешел на громкий шепот. - Я могу не только потерять титул, но и окончить свои дни в Бастилии!
      - Я верю в ваш любовный гений, мой дорогой граф, - ответила маркиза, не оборачиваясь. - К тому же, мне известно, что лишившись дохода со своих земель, вы разбили огромное количество дамских сердец...
      - О чем вы? - де Полиньяк потер лоб.
      - О всяких залогах любви, которые в обилии предоставляют вам влюбленные женщины, - ответила маркиза и обернулась. - Возьмите же такой залог и у Франсуазы де Пуатье! Что вам стоит? Убедите ее в том, что король посчитает девственницей самую последнюю парижскую шлюху, если та покраснеет при виде его любовного орудия и будет стонать, якобы от боли, на ложе любви! И потом, неужели вы думаете, что молодая девушка мечтает провести свою первую ночь с королем?! Нет! Молодая девушка мечтает, чтобы девственности ее лишал красивый, молодой, сильный мужчина, а не старый, затасканный, пахнущий овечьим сыром развратник! Сделайте то, о чем вас просят, и я найду способ защитить вас перед королем. Более того, я сделаю так, что Его Величество щедро наградит вас за преданное служение. Но если вы потерпите неудачу... О, Максимилиан! Я буду молиться за вас!
      Мадам де Помпадур сказала последние фразы столь горячо, что граф был сбит с толку.
      - Вы требуете от меня невозможного, - повторил он, покачав головой.
      - Я верю, что вы можете делать с женщинами все, что вам заблагорассудится, - последовал ответ. Голос маркизы прозвучал очень печально.
      - Что ж, если я погибну, то, по крайней мере, оттого, что самая прекрасная из женщин Франции переоценила меня, - сухо ответил де Полиньяк. - Надеюсь, мы увидимся скоро.
      Граф поклонился и вышел.
      - У него получится! У него не может не получиться! - прошептала маркиза, прижимая ладони к бурно вздымающейся груди.
      Она наблюдала в окно, как молодой человек оттолкнул лакея с такой силой, что тот кубарем полетел на газон, а затем одним прыжком вскочил на коня, и, пришпорив его, ускакал прочь.
      - Кстати...
      Маркиза подумала, что может выручить сто-двести тысяч ливров, поспорив с некоторыми знатными дамами, сможет ли Максимилиан граф де Полиньяк, опередить короля в постели.
      - Это подогреет страсти, а когда все свершится, король почувствует себя еще более униженным, - медленно проговорила маркиза своему отражению в зеркале, прилепляя небольшую мушку на шею.
      - Герцог Шуазель становится опасным, - раздался за спиной у маркизы глухой, свистящий голос.
      Мадам де Помпадур вздрогнула и выронила золотую бонбоньерку с мушками.
      - Черт вас побери, ваше высокопреосвященство! Разве иезуиты не научили вас стучать? Вы давно здесь?
      - Я вошел вслед за графом де Полиньяк, - ответил кардинал Флери, усаживаясь в кресло с высокой спинкой. Этот жест вызвал особенное неудовольствие маркизы.
      Его высокопреосвященство обладал самомнением Ришелье и честолюбием Мазарини, однако "золотой век" французских кардиналов закончился. Черная злоба и зависть к предшественникам буквально сжигали Флери. К тому же, лихорадочно блестящие глаза, изъеденное оспой, изможденное, бледное, как у покойника, лицо с провалившимся носом, гниющие кожные покровы, все это говорило, что его высокопреосвященство доживает последние годы. Сифилис медленно, но неотвратимо уничтожал Флери.
      - И вас не остановили? - мадам де Помпадур закусила нижнюю губу.
      - Кто посмеет остановить кардинала Франции? - Флери приподнял одну бровь.
      - Что вам угодно, ваше высокопреосвященство? - маркиза нервно собирала рассыпавшиеся мушки. Она падали, она снова пыталась их собрать, потом в раздражении стукнула ладонью по туалетному столику.
      - Как лицо духовное, я не подвластен вашим чарам, дорогая Жанна, кардинал вытянул вперед руку в красной перчатке и пошевелил пальцами.
      Преодолевая отвращение, мадам де Помпадур встала, подошла к Флери и поцеловала конечность сифилитика. Официальная фаворитка Его Величества не раз благословляла свою судьбу за то, что ее чары не действуют на кардинала. Всем известно, что его преосвященство интересуется только очень молоденькими юношами.
      - Я хочу, чтобы вы отдали бриллиант "Питт" мне, - коротко сообщил Флери, неотрывно глядя на мадам де Помпадур.
      - Его еще нужно получить, - ответила та, отступая назад и опускаясь на пуф около туалетного столика.
      - У меня нет сомнений в успехе Максимилиана, - кардинал улыбнулся. Кстати, я не знал, что вы выкупили у дома Неккеров его родовой замок. О, если бы я мог опередить вас!
      Маркиза невольно сглотнула слюну, представив, какая ужасная участь ожидала бы графа де Полиньяк в этом случае.
      - Продайте мне его, я готов покрыть все ваши расходы и даже обеспечить хорошую прибыль. Назовите цену, - кардинал выпрямился.
      - Я не могу, - чуть слышно отозвалась маркиза. - Я дала слово, что верну ему родовое поместье в случае успеха.
      - С каких пор королевская шлюха стала соблюдать кодекс чести? - Флери болезненно сморщился, шанкр на нижней челюсти мешал ему смеяться.
      - Вы забываетесь, ваше высокопреосвященство, - маркиза встала и выпрямилась.
      - Берегитесь, - свистящее шипение появилось в голосе кардинала. Это означало, что он разозлен сверх всякой меры.
      Когда шаги его преосвященства в коридоре затихли, маркиза вышла из напряженного оцепенения. Она бросилась к умывальному тазику, намылила руки до самых локтей и лицо. Потом выпрямилась и закричала:
      - Жуэ! Жуэ! Немедленно сюда!
      На ее зов мгновенно явился рослый лакей.
      - Кресло сжечь! - глаза маркизы лихорадочно блестели.
      - Как? Это кресло? - глаза лакея округлились.
      - Ты что, оглох? Немедленно! Окурить все помещение смолой! Вскипятить для меня воду и приготовить паровую баню! Быстро!
      Жуэ поклонился и бросился исполнять приказание.
      - Она будто помешалась после визита турецкого посла! - пробормотал он себе под нос. - Чуть зайдет кто с дурной болезнью, сразу приказывает жечь все, к чему он прикасался. По-моему, ее светлость скорее заработают водянку от чрезмерно частого и обильного мытья, чем уберегутся от испанской простуды <Когда в Европе появился сифилис, и стало ясно, каким именно образом он передается, народы возмущенно начали тыкать друг на друга пальцем и обвинять в его распространении. Испанские моряки, притащившие его от индианок Нового света, скромно называли "дурной болячкой". Французы, неведомым образом за 5 лет заразившиеся от кучки испанских моряков всей нацией, называли его "испанской болезнью". Русские, понятное дело, валили все на французских гувернанток и актрис, а индейцы тем временем тихо вымерли от ерундового ОРЗ, по крайней мере, точно зная, кто в этом виноват.>! Его Величество-то, поди, не столь разборчив...
      С этими словами Жуэ потащил кресло в кладовку.
      - Слишком уж дорогая вещица, чтобы ей топить камин, - сказал он сам себе и начал прикидывать, сколько можно будет выручить за это кресло у старьевщика.
      ***
      - Что-то вы очень быстро, ваша светлость, - заметил Кристоф, едва поспевая за стремительно шагающим хозяином. Перед дворцом де Помпадур разбили очень милый парк на парочку гектаров, а сам дворец был окружен многоколонной террасой. Шаги графа де Полиньяка гулко отдавались на каменных плитах.
      Заметив, что лицо хозяина окаменело, а ноздри разуваются как у Гуляки, после скачки галопом, Кристоф встревожился.
      - Что-то случилось, ваша светлость? - он забежал чуть вперед и заглянул Максимилиану в глаза.
      - У меня появилась возможность вернуть свой замок, - усмехнулся тот в ответ.
      - Но это же настоящая удача! - воскликнул слуга и подпрыгнул. - Мы сможем, наконец, оставить весь этот вертеп и вернуться в ваши владения!
      - Или попасть в Бастилию на всю оставшуюся жизнь, - продолжил де Полиньяк.
      - Не понял, - Кристоф нахмурился. - Неужели маркиза хочет, чтобы вы стали ее любовником?
      - Гораздо хуже, - ответил граф, - она хочет, чтобы я стал любовником Франсуазы де Пуатье.
      - Святые небеса..'. - Кристоф даже снял шляпу. - Неужели той самой девственницы, что приглянулась Его Величеству?!
      - И это еще не все, - де Полиньяк набрал полные легкие воздуха, - она хочет, чтобы я выманил у Франсуазы брошь с бриллиантом "Питт", стоимостью в полмиллиона ливров, подарок короля!
      Кристоф присвистнул.
      - Может быть, вашей светлости лучше сразу удрать в Англию, а оттуда в Новый Свет? - слуга попытался улыбнуться, но хозяину было определенно не до смеха.
      - Надеюсь, что этот шанс будет у меня до самого конца, - де Полиньяк остановился и тяжело вздохнул. - С другой стороны, я готов на все, лишь бы уехать из Парижа, никогда больше не бывать в Версале, жениться на какой-нибудь доброй женщине, которая родит мне семерых детей...
      - Хватит отчаяния, ваша светлость! - прервал его Кристоф. - Я понимаю, что на вас навалилась черная меланхолия, но сейчас самое неподходящее для нее время, уверяю вас! Давайте вернемся в наш холодный дом, расположимся на чудесных креслах мадмуазель д'Эстрэ и подумаем.
      - Но сначала мы поедем к портному, - поднял палец вверх де Полиньяк. Мне нужны новые панталоны и самый прекрасный наряд, какой только можно купить за деньги.
      - Вы что, беседовали с мадам де Помпадур без панталон?! - округлились глаза Кристофа.
      - Разумеется! - граф всплеснул руками. - Где бы я их взял? Не у графини же Эгмон!
      - Боюсь, если король узнает о том, что вы были в будуаре его официальной фаворитки без панталон, Бастилия примет вашу светлость на постой гораздо раньше, чем мы думаем, - сказал Кристоф и почесал щеку.
      - Нельзя забывать и о герцоге Шуазеле, - Полиньяк поднял палец вверх. - Он будет всеми силами стараться сберечь самое дорогое, что есть у его протеже. Ведь без этой никчемной маленькой пленочки, что надежно прикрывает вход в ее любовную крепость, Франсуаза де Пуатье не будет представлять для Его Величества никакого интереса.
      - Стало быть, если вы согласитесь на предложение маркизы, король или герцог Шуазель вполне могут отправить вас в Бастилию, а если не согласитесь - можете навсегда попрощаться с родовым поместьем? - Кристоф старался улыбаться, но у него не очень получалось.