Глаза графини исполнились монархической преданности, она молитвенно вытянула руки и воскликнула:
      - О, сир! Он так предан вам!
      На этих словах все присутствующие подобострастно вздохнули, дамы присели, а кавалеры низко поклонились Его Величеству.
      - С вами сегодня, положительно, невозможно разговаривать! раздражение короля скисло. - Все вон, я желаю остаться один и вести философские беседы!
      Вольтер, который уже было совсем расслабился, и даже начал украдкой чесать свою лысую голову под париком, вздрогнул, будто на его плечо положил руку Каменный Гость, Придворные наперебой начали кланяться и приседать, а затем, спотыкаясь и давя друг друга, бросились к выходу, пока король не передумал. Некоторые дамы, еще не освоившие хождение в обуви а-ля Помпадур, были вынуждены передвигаться мелкими прыжками.
      Когда за последним подхалимом затворилась дверь, король вернулся на свой трон и обратился к Вольтеру:
      - Ну? - Его Величество принял глубокомысленный вид.
      - О чем бы вы желали говорить? - спросил хитрый академик, подобострастно взирая на короля.
      - Я желаю услышать, что ты думаешь о девственности, - капризно надул губы король.
      - О чьей девственности? - предусмотрительно поинтересовался Вольтер.
      - Какая разница! - возмутился король, но тут же взял себя в руки и снова сделал глубокомысленный вид. Его Величеству хотелось принять позу, которую впоследствии Роден придал своему "Мыслителю", но трон был для этого слишком высок, а низенькую скамеечку уже занимал Вольтер. Увидев, что поза мыслителя уже занята, Его Величество огорчился.
      - Разница в том, что если вы хотите поговорить о девственности вообще, невинности как основе нравственных принципов, что определяет ту грань, за которой заканчивается нравственная непорочность и начинается нравственный подвиг, где борются постыдные стремления и чувство долга перед самим собой, своей совестью и высшей моралью, - выпалил на одном дыхании академик, затем почтительно поклонился, чтобы перевести дух, - то это одно дело, а если вы желаете вести философскую беседу о чьей-то определенной девственности совсем другое.
      - Я желаю вести философскую беседу о девственности юной Франсуазы де Пуатье, - милостиво кивнул король и мечтательно вздохнул. - Ах, если бы ты видел ее попку!
      Вольтер скосил глаза в сторону и недоуменно промолчал.
      - В чем дело? - гневно воскликнул король. - В твоей голове посмело зародиться сомнение?
      - Что вы, сир! Я уверен - ваши помыслы чисты! - тут же замахал руками академик и невольно прикрыл ими голову.
      - Да нет же! Если бы я увидел, что ты посмел меня осудить, то немедленно бы отдал приказ тебя казнить, ха! - Его Величество чрезвычайно обрадовался своей шутке, - я имел в виду твое сомнение относительно того, что Франсуаза обладает достоинством Венеры Каллипиги <Венера Каллипига ("обнажающая зад") - статуя, прославляющая красоту и подтянутость ягодичных мышц.>! В этом нельзя сомневаться, достаточно одного взгляда!
      - Если вам будет угодно, я обязательно взгляну, сир, - философ поклонился и записал в книжечку: "Осмотреть зад Ф. де Пуатье".
      - И напиши какой-нибудь стих о взаимосвязи девственности и подтянутости ягодиц, - указал ему грязным пальчиком король.
      - Вы желаете научную работу или же философское размышление? - философ поклонился еще ниже, так что его подбородок оказался ниже собственных колен.
      - Не знаю, - бросил Его Величество раздраженно скучающим тоном. Напиши.., напиши размышление. Нет, лучше какую-нибудь басню, или оду. Да, пожалуй, оду.
      - Слушаюсь, сир, - Вольтер написал в своей книжечке по-русски: "Оду ж..., к пятнице".
      - Так что ты думаешь о девственности Франсуазы? - король посмотрел на Вольтера исподлобья.
      - Я думаю, что ее невинность служит основой для нравственных принципов, что определяют ту грань, за которой заканчивается ее нравственная непорочность и начинается ее нравственный подвиг, где борются ее постыдные стремления и чувство долга перед самой собой, ее совестью и высшей моралью...
      - Ах, Вольтер! Замолчи, ради Аристотеля! - король приподнял бровь, ожидая бур-. ной продолжительной овации в ответ на свою ученость.
      - О, сир! - воздел руки к небу Вольтер. - У меня просто нет слов...
      - Твоя беда в том, что ты никогда не можешь прямо ответить на поставленный вопрос, - назидательно произнес Луи XV.
      - Могу я лишить ее невинности силой, с философской точки зрения, или нет?
      - Ну... - Вольтер замялся, подбирая слова. - В любом случае, сир, вы э-э-э... окажете ей честь.
      - Угу, - кивнул король и потянулся за колокольчиком.
      - Но...
      - Что еще? - брови Его Величества сдвинулись на переносице. - Я уже послал ей бриллиант за полмиллиона ливров, поддавшись на твои несносные речи! Сколько можно ждать? Почему я вообще должен ждать?! И вообще, ты мне надоел! Пошел вон! И позови ко мне министра иностранных дел и обороны Шуазеля! Брысь!
      Король топнул ногой и отмахнулся от академика.
      - Благодарю вас, о сир! - подобострастно вздохнул тот и бросился из тронного зала мелкой рысцой.
      Герцог Шуазель вбежал в тронный зал и произвел несколько замысловатых фигур типа "поклон-приседание". Король держался за виски.
      - От этих философских бесед ужасная мигрень! - пожаловался он герцогу Шуазелю. - Этьен, когда же ты доставишь мне эту прекрасную малышку Франсуазу? Я устал ждать! И потом, я беспокоюсь, что кто-нибудь сорвет первый цветок ее страсти до меня. Этого никак нельзя допустить. Ведь тогда я лишусь удовольствия! Следи за этим Этьен, иначе я буду очень, очень зол!
      - Не беспокойтесь, сир! - герцог Шуазель подпрыгнул, переставил несколько раз ноги и поклонился. - Я буду следить за тем, чтобы малышка не потеряла в ваших глазах своего очарования, но...
      - Никаких "но"! - отрезал король. - Кстати...
      Герцог покрылся крупными каплями пота, одна из них даже упала на пол.
      - Что вам будет угодно, сир? - министр сделал замысловатое па с высоким подскоком.
      - Я хотел узнать, как малышка приняла мой подарок? Надеюсь, он произвел на нее впечатление?
      - О, да!..
      Шуазель ожидал этого вопроса и заготовил вдохновенный рассказ о том, в каких ахах и охах рассыпалась девушка, увидев камень. Как она была польщена вниманием Его Величества и какие восторженные слова говорила о всемогущем правителе, наихристианнейшем короле и вообще отличном парне Луи XV.
      - .. Уже было далеко за полночь, а она ! все никак не могла прийти в себя, Ваше Величество, - и герцог элегантно подмел шляпой пол.
      - Правда? - король улыбнулся каким-то своим мыслям. - Ты думаешь, она искренна в своих чувствах? Не забывай - на этот раз я хочу вызвать в сердце девушки истинную, настоящую любовь.
      - О, сир! Она мечтает о вас, как только может грезить чистая душой и телом девушка о самом прекрасном мужчине на этом свете - о вас, Ваше Величество! - Шуазель подпрыгнул выше, чем раньше и мелодично прищелкнул каблуками. Рубашка министра прилипла к его телу, пот обильно катился по спине и бокам герцога.
      - Следи, чтобы кто-то другой не воспользовался ее любовным пылом, что ты раздуваешь для меня, - еще раз многозначительно повторил король.
      - Да, сир, но...
      - Я же сказал - никаких "но"! - топнул ногой Его Величество.
      - Я хотел сказать, что маркиза что-то замышляет против прекрасной Франсуазы, - быстро договорил Шуазель.
      - Само собой она что-то замышляет! - воскликнул в ответ Его Величество. - И твоя задача помешать ее коварным планам. Главное, помни, что жемчужина Пуатье должна достаться мне не сверленной. Иди же рыцарь и охраняй мой бутон от излишне ретивых пчел!
      Король рассмеялся собственной шутке.
      Шуазель тоже неловко улыбнулся. На этом аудиенция закончилась. Придворные убрали уши от замочных скважин и разбрелись по своим конспиративным кабинетам, спальням, ванным комнатам, чтобы там плести интриги. Его Величество решил до ужина поспать. Философия и политика его порядком утомили.
      ***
      Вера Николаевна почувствовала, что ее мнут и тискают чьи-то руки, а к щеке прижимается сальная физиономия! Мадам Савина подскочила, будто ее ударили электрическим током. Нападавший к тому же источал чудовищную вонь! Будто запущенного бомжа обильно полили тройным одеколоном!
      Перед глазами Веры Николаевны стоял туман. Первое, что пришло ей в голову: в КПЗ поместили бродягу и тот пытается, пользуясь бессознательным состоянием Веры Николаевны, ею овладеть.
      "Боже! Он сейчас заразит меня всеми грибками и насекомыми, какие есть на свете!" - пронеслось в голове мадам Савиной.
      Завизжав, как дикая кошка, она зажмурилась и стала наносить яростные удары кулаками, одновременно ногами отпихивая от себя разносчика заразы.
      - Немедленно оставьте меня в покое!
      Глаза выцарапаю! - вопила "жертва". - По судам затаскаю! Мне известны приемы эротического джиу-джитсу! Я могу раздавить ваш пенис мышцами влагалища!
      Руки исчезли, вонючее тело отодвинулось в сторону.
      - Браво, Франсуаза, браво! - раздался противный, ломающийся голос. Только в конце ты кажется, немного переборщила.
      Девственница не должна знать таких точных медицинских терминов. Ха! Но в целом, ты была великолепна и абсолютно убедительна!
      Мадам Савина открыла один глаз и тут же крепко зажмурилась. Снова открыла один глаз, потом второй и вытаращилась на субъекта, стоящего рядом. Вера Николаевна протерла глаза и подалась вперед.
      - Этого не может быть, - пробормотала она и попыталась отогнать рукой странное видение.
      Перед ней стоял не бомж, а невысокий клоун. Лицо его было густо напудрено, ярко нарумянено, глаза обведены черными кружками, одет в блекло-желтый камзол, сплошь затканный золотыми узорами, из-под манжет и воротника выступает пышная кружевная пена. Золотом сверкали пуговицы и пряжки его туфелек на высоких каблуках. Руки сплошь унизаны всевозможными перстнями.
      Он стоял посреди небольшой комнатки.
      Стены затянуты светло-лиловым шелком, изящная позолоченная люстра на длинной цепочке, резная кокетливая мебель, на стенах картины...
      - Фу, какая мерзость, - от возмущения мадам Савина чуть было не задохнулась.
      На картинах изображены сплошь одни голые женщины в сладострастных позах, некоторые даже с мужчинами!
      - Великолепно, Франсуаза! Шарман!
      Просто, гран шарман! - восклицал клоун и подпрыгивал на месте, элегантно взмахивая рукой. - Если ты будешь так сопротивляться Его Величеству! Его Величество будет в восторге! Он уже сейчас в полнейшем восхищении! Поздравляю тебя, моя прекрасная нимфа, завтра же ты переедешь в Версаль! Его Величество еще вчера выразил желание видеть тебя при дворе, но я хотел проверить, хватит ли у тебя решимости противостоять самому королю! О, моя сладкая птичка! Делай все как я говорю, и станешь самой могущественной женщиной Франции! Помнишь три правила? Первое: король любит только девственниц. Второе: король любит только очень юных девственниц. Третье: король любит только свежих и красивых девственниц.
      Следовательно, твой успех зависит только от одного - сумеешь ли ты сохранить эту никчемную, на мой взгляд, пленку, что закрывает вход в твой любовный гротик, для Его Величества. Так что не шали, и не принимай никаких мужчин. Немного терпения и они придут к тебе не как властители, а как преданные рабы!
      С этими словами клоун подпрыгнул, сделал несколько замысловатых па и удалился, пританцовывая и напевая. Возле самой двери он остановился и обратился к кому-то, видимо, стоящему за спиной Веры Николаевны.
      - А я не ошибся в тебе, Гурдан! Поначалу я не поверил в твои таланты, что так расхваливали принц Конти и герцог Орлеанский, а теперь вижу, что даже они тебя недооценили!
      - Рада служить вам, ваша светлость, - ответил шипящий и скрипучий женский голос. - Закрой рот, на тебя смотрят, - прошептал он же в ухо Веры Николаевны.
      Мадам Савина резко обернулась и увидела, что на нее смотрит тощая, густо набеленная и нарумяненная женщина с хищным, ястребиным лицом и хмурит нарисованные черные брови.
      От страха у Веры Николаевны душа ушла в пятки, она открыла рот, чтобы позвать на помощь, но не могла издать ни звука, только беспомощно открывала и закрывала рот. Все ее тело зашлось в мелкой, но сильной дрожи.
      - Ведите себя спокойно, - прошептала Гурдан на ухо мадам Савиной. Как только все уйдут, я все объясню.
      С этими словами женщина дотронулась до украшения на своей шее.
      Мадам Савина опустила глаза и увидела, что на шее у этой самой Гурдан ожерелье из необработанных синих камней! То самое, что она видела на сумасшедшей старухе! И браслет!
      "Но это не может быть она!" - мелькнуло в голове у Веры Николаевны. "Конечно, она так намазана, что черт лица почти не разобрать, но это не может быть она!".
      - Прикажете подать горячий шоколад? - спросил лакей, сально поглядывая на мадам Савину.
      - Подавай, - ответила ему Гурдан и села напротив Веры Николаевны.
      Лакей вышел, за ним две служанки и один странный субъект, похожий на ожившего декоративного солдатика.
      Мадам Савина опустила глаза на себя и вскрикнула. На ней была только абсолютно прозрачная, кисейная рубашка!
      - Что со мной?! - закричала Вера Николаевна, глядя на молочно-белую нежную кожу, без малейших признаков старения или целлюлита. - Это не моя грудь! Что происходит?! Вы что, пересадили мою голову какой-то пятнадцатилетней проститутке? Вы за это ответите! Я не давала своего согласия на этот антигуманный опыт! Я дойду до европейского суда по правам человека! Так вот зачем весь этот маскарад! Чтобы на суде я не смогла узнать ваших лиц!
      - Тихо!! - Гурдан дала мадам Савиной легкую пощечину. - Успокоиться! Слушать меня!
      Вера Николаевна вспыхнула от обиды, но инстинкт самосохранения не дал ей продолжить истерику. Она закрыла грудь руками и подтянула к животу ноги. После чего отвернулась в другую сторону, приняв позу оскорбленной добродетели. Потом мадам Савина обернулась, но только для того, чтобы послать Гурдан яростный взгляд, говорящий:
      "Вы ответите за свои преступления против меня перед Богом!".
      - Н-да... Тяжелый случай... - вздохнула Гурдан и начала свой рассказ. - Ну что же. Вера Николаевна', раз уж судьба свела нас вместе, ради исправления вашей кармы, постараемся уяснить некоторые правила.
      Правило первое: слушать меня внимательно.
      Правило второе: выполнять все мои указания. Правило третье...
      - А вы, позвольте узнать, кто такая? - язвительно прервала рассказчицу мадам Савина. - И на каком основании так со мной говорите?
      - На том основании, что я Ариадна Парисовна Эйфор-Коровина, потомственная целительница кармы, обреченная торчать тут вместе с вами до тех пор, пока вы не соизволите исправить роковую ошибку этой жизни!
      - Что за бред! - презрительно поморщилась Вера Николаевна. - Да вы просто сумасшедшая! Я сразу подумала, что у вас не все дома, как только вы начали с письмом разговаривать!
      - Слушайте, дамочка, - Ариадна Парисовна начала звереть, - я сейчас встану и уйду отсюда. Рано или поздно мне удастся найти способ возвращения в нашу прекрасную техногенную эру, а вот вы навсегда застрянете в этом вертепе, где вас ожидает участь сначала проститутки, потом поломойки в грязной таверне, а затем голодная смерть в придорожной канаве! Если, конечно, какой-нибудь аристократ, ради своей забавы, не прикончит вас раньше! Так что в ваших же интересах выслушать то, что я скажу и очень внимательно!
      Вера Николаевна наморщила лоб. Последнее, что она помнила, это огромная открытая книга, из которой бьет ослепительный свет. Эта книга летела прямо на них!
      Затем все исчезло... Очнулась же мадам Савина в объятиях жуткого клоуна.
      - Все равно я не верю во все это, - покачала она головой, но уже не столь категорично.
      - Верить не обязательно, главное делать все как я говорю, резюмировала госпожа Эйфор-Коровина. - Слушай меня. Сейчас 1746 год, ты находишься в теле своей предыдущей реинкарнации, пятнадцатилетней Франсуазы де Пуатье. Мы во дворце графа Стенвиля, хотя он предпочитает, чтобы его называли герцогом Шуазелем.
      - Так графа или герцога? Вы как-нибудь определитесь уж, - насмешливо фыркнула Вера Николаевна, всем своим видом показывая, что по-прежнему не верит ни единому слову Ариадны Парисовны.
      - Формально он пока граф, в нашей терминологии он и, о, герцога Шуазеля, так понятно? - госпожа Эйфор-Коровина решила, что она выполнит все, что от нее требуется, а действия этой мадам Савиной ее не касаются. Останется в этом кошмарном восемнадцатом веке, и останется! Ей же хуже!
      - Прекрасно, значит, вы думаете, что я поверю, будто бы сейчас на самом деле 1746 год, и что этот раскрашенный болван граф, или там герцог... Нет уж! Я вам сама расскажу, как обстоят дела на самом деле! Я уже взрослая женщина и вы не думайте, что вам удастся так просто меня обмануть! Вы, и ваши сообщники, похитили меня, чтобы снимать в своей грязной порнографии! Накачивать наркотиками и использовать как сексуальную рабыню! Я все знаю о ваших методах...
      - Интересно, откуда... - пробормотала Ариадна Парисовна.
      - Ага! Вы сознались! Я была права! - Вера Николаевна ударила кулаками по постели.
      - По-моему, у вас пунктик насчет порнографии, - заметила потомственная ведьма, - обсессивный...
      - Что вы хотите сказать? Что я помешана на порнографии? Что больше ни о чем не могу думать? Что порнография занимает все мои мысли и чувства? Это вы хотите сказать? Да?! - мадам Савина подалась вперед и приблизила свое лицо вплотную к Ариадне Парисовне.
      - Заметьте, все это сказано не мной, - потомственная ведьма встала и начала медленно отходить к двери. - По-моему, произошла какая-то ошибка...
      Ариадна Парисовна почувствовала сильнейшую досаду. Неужели Алистер Кроули мог допустить возникновение какой-нибудь путаницы? "Она же явно не в себе!", - подумала ведьма и пристально взглянула на Веру Николаевну, которая подошла к зеркалу, висящему на стене, и начала кричать в него: "Я знаю, что вы там! Эти преступления не сойдут вам с рук! Я добьюсь вашего ареста! Вас будут судить за похищение и насилие!".
      - Госпожа Гурдан, - дверь приоткрылась и в щелку просунулся нос лакея. - Там мать юной графини де Пуатье. Она приехала за дочерью, чтобы отвезти ее к портному.
      - Скажите ей, что мы заняты!
      "Только визита мамаши сейчас и не хватает!" - Ариадна Парисовна нервно захрустела костяшками пальцев.
      - Это невозможно, она настаивает! Кроме того, его светлость уже сказали мадам графине, что ее дочь уже освободилась и может ехать. Сегодня мадмуазель графиня должна пройти окончательную примерку платья, в котором ее представят королю!
      - Хорошо, она сейчас будет готова, - бросила госпожа Эйфор-Коровина лакею.
      - Слушаюсь, госпожа Гурдан, - поклонился тот и затворил дверь.
      - Послушайте, - Ариадна Парисовна обратилась к Вере Николаевне, прекратите орать на зеркало. Оно в раме, можете заглянуть за него и увидите, что там глухая стена!
      - Здесь везде натыканы камеры! Я читала о таком! Называется "лайв видео"! Сюда будут приходить мужчины, чтобы заняться со мной сексом, а вы будете транслировать это по кабельному телевидению! - в очередной раз догадалась обо всем мадам Савина.
      - Размечтались... - буркнула Ариадна Парисовна. - Хватит валять дурака. Приехала ваша мать...
      Упоминание о маме, неожиданно, произвело на Веру Николаевну страшное впечатление. Она заметалась из стороны в сторону, буквально пытаясь кусать собственные локти.
      - О, Боже! Нельзя чтобы она застала меня в таком виде! Господи! Вы должны задержать ее! Скажите, что меня у вас нет!
      Боже, вы хотя бы понимаете, что дискредитировали меня на всю оставшуюся жизнь! Я умоляю, скажите ей, что она ошиблась, что у нее неверная информация, что меня здесь нет, и никогда не было!! Я умоляю вас! Я сделаю все, что вы мне скажете, только не пускайте ее сюда! Ее зовут Зинаида Михайловна! Пожалуйста!
      Мадам Савина рухнула на колени и поползла к Ариадне Парисовне с молитвенно сложенными руками. При этом Вера Николаевна подмяла под себя кисейный подол и легкая ткань моментально треснула. Лишившись и этого хлипкого одеяния, мадам Савина покраснела как украинский борщ и бросилась под одеяло, натянув его до самого подбородка.
      - Сделаете все? - приподняла брови Ариадна Парисовна.
      - Все! - страдальчески выкрикнула Вера Николаевна. - Ради душевного спокойствия моей мамы я готова вытерпеть что угодно! Если она только увидит меня здесь и в таком.., таком виде Она ведь никогда не поверит, что ничего не было! У нее случится сердечный приступ! Вы не знаете мою мать!
      - Хоть я ее и не знаю, но то, что она не войдет в эту дверь, гарантирую, - потомственная ведьма потерла переносицу. - Бояться нечего.
      Госпожа Эйфор-Коровина решила, что без шоковой терапии, в случае мадам Савиной, не обойтись.
      - Думаю, нам нужно отправиться на прогулку, - сказала потомственная ведьма. - Это поможет вам прийти в себя.
      "Я смогу привлечь к себе общественное внимание!", - мелькнуло в голове у мадам Савиной. - "Буду кричать, что меня похитили и силой держат в притоне!".
      "Ну-ну", - подумала Ариадна Парисовна. Прочитав мысли Веры Николаевны, она не смогла сдержать улыбки, представив себе, как вытянется лицо у сорокалетней учительницы музыки, когда она своими глазами увидит Париж первой половины XVIII века.
      - Моя Франсуаза! - в дверь влетела одутловатая дама, набеленная и нарумяненная, пожалуй, сверх всякой меры, гораздо сильнее всех предыдущих визитеров.
      На голове у нее высилась "рушащаяся башня", из поставленных дыбом волос, перьев, кружев и парикмахерской проволоки. В "башне" отчетливо обозначился "центральный разлом", обнаживший каркас, и вся куаферская конструкция угрожающе кренилась вправо. Светло-зеленое платье на огромном кринолине, отделанное серебряной нитью и кружевами, снизу покрылось коркой коричневой грязи, сильно смахивавшей на лошадиный навоз; по всему подолу, лифу и рукавам виднелись разноцветные пятна различного происхождения - от жира, от соуса, от ягод, от помады, от травы, от вина. Изрядно потрепанная кружевная отделка лифа и рукавов больше напоминала грязную бахрому. По комнате, еще не проветрившейся от герцога Шуазеля, моментально распространился душок, будто от тухлого сала, обильно политого отечественной туалетной водой из серии "Цветы России". Когда дама приподняла верхний подол для того, чтобы сделать книксен перед Ариадной Парисовной, та успела заметить, что ее нижняя юбка застирана до дыр.
      Вера Николаевна от удивления потеряла дар речи.
      - Мама? - прошептала чуть слышно она и перевела стеклянный взгляд на Ариадну Парисовну, Потомственная ведьма приложила указательный палец к губам, давая Вере Николаевне понять, что сейчас той лучше всего помолчать. Последнее, может быть, было даже лишним, поскольку мадам Савина дара речи все равно лишилась.
      - Герцог Шуазель только что сообщил мне эту прекрасную новость! Моя дорогая, поздравляю тебя! Поздравляю! - и дама бросилась к постели, где сидела голая мадам Савина. - Дай мне взглянуть на тебя, моя девочка! Дай мне взглянуть на твое прекрасное тело, что послужит возрождению славы нашего рода! О, какое счастье посетило наш дом! Благослови вас Господь, госпожа Гурдан!
      И дама поползла к Ариадне Парисовне с явным намерением обнять и поцеловать ее ноги.
      - Это лишнее, право же, не стоит! - потомственная ведьма подобрала свои юбки и попятилась назад, пытаясь спастись от бурной благодарности.
      - Моя дочь будет жить в Версале! Она займет место самой, - женщина понизила голос до священного шепота, - мадам де Помпадур!
      - Что?! - мадам Савина вскочила. - Я не понимаю...
      - Тихо, успокойся, у тебя был трудный день, прогулка на свежем воздухе поможет тебе восстановить силы, - госпожа Эйфор-Коровина делала успокаивающие жесты.
      Похоже, уверенность Веры Николаевны в том, что ее снимают в "лайв видео" удалось поколебать. - Вы прибыли в карете?
      Ариадна Парисовна вопросительно воззрилась на мамашу Пуатье.
      - Нет... - та сильно смутилась и неловко поднялась с колен. - Я брала наемный экипаж. Вы же знаете, госпожа Гурдан, что после смерти мужа мы получаем только скудную пенсию. Правда, сейчас, вашими стараниями, появилась надежда, что Франсуаза сможет восстановить благосостояние рода Пуатье. О, госпожа Гурдан! Мы отблагодарим вас! Один Бог знает, как мы благодарны...
      - Значит, мы поедем на прогулку в моей карете, - резюмировала Ариадна Парисовна. - Подайте платье мадмуазель графине!
      Через пару минут вокруг Веры Сергеевны, которая буквально одеревенела, утратив способность двигаться и говорить, засуетились горничные, парикмахер, парфюмер, еще несколько женщин с ворохами одежды.
      Госпожа Эйфор-Коровина спустилась вниз, чтобы отдать распоряжение о карете, но на втором этаже ее внимание привлекла одна открытая дверь, из которой доносились возбужденные голоса.
      - Король введет торговые пошлины против английских предметов роскоши, и вы знаете, к чему это приведет! Англия не потерпит ограничения ее торговых интересов, - говорил неизвестный, хриплый мужской голос.
      - Я не верю, что она пошла на это! О, Боже, зачем я создал эту женщину! Почему из сотен выбрал именно ее?! - второй голос принадлежал хозяину дворца, герцогу Шуазелю.
      - Вы прекрасно знаете, что маркиза заботится только о собственных коммерческих интересах. Ее мануфактуры производят самый дорогой фарфор, самую изысканную мебель и ткани, стоящие баснословных денег. Эти товары доступны немногим, но королевские дворы Европы приобретают их, чтобы угодить мадам де Помпадур, а значит и королю. Франция ничего не выигрывает от этого. Крупное промышленное производство не налаживается, крестьяне голодают, казна скудеет!
      - Ах, Тюрго, прекратите! Эти высокие фразы вам совершенно не к лицу! Вашими устами говорят богатые купцы и банкиры, мещанские выскочки, жаждущие власти! Но в одном вы правы - маркиза заходит слишком далеко. Ее нужно остановить, пока король еще не оказался в ее власти целиком, и, кажется, я знаю, как это сделать...
      - Неужели вы надеетесь на успех? Конечно, Франсуаза де Пуатье молода и прекрасна, она свежа и девственна, но что с того? Десятки подобных цветков король срывал и бросал на следующее утро, выдав им несколько сот ливров в утешение. Помпадур властвует потому, что даже пороки короля умеет обратить в свою пользу. Она даже строит специальный парк с маленькими домиками для развлечений Его Величества!
      - Вы об "Оленьем парке"? - в голосе герцога послышались веселые нотки. - Да, это грандиозная затея. Маркиза собирается свозить туда хорошеньких девственниц со всей Франции, не обращая внимания на их происхождение. Это очень умно, очень, дорогой министр. Каждый раз, когда король пожелает свежих ощущений. Помпадур предложит ему одну из своих девиц, и будет всегда уверена в том, что ни одной из них не занять ее места. Кроме этого, после ночи с Его Величеством и утраты девственности, девушку можно будет продать какой-нибудь сводне. И ни один парижский сутенер, черт подери, не откажется уплатить требуемую сумму! Ха! Похоже, что если маркиза захочет, то научится добывать золото даже из воздуха. - - Да, и все, что вы собираетесь противопоставить этой гарпии - пятнадцатилетняя хорошенькая девчушка!
      - Эта девчушка будет следовать моим указаниям, кроме того, Его Величество нынче увлечен Просвещением... - тут герцог расхохотался.
      - Господи Иисусе! Неужто это вы извлекли зануду Вольтера из неизвестности и представили Его Величеству?
      - Мои усилия были минимальны. Ученый внезапно так захотел славы и денег, что был готов буквально на все.
      - И теперь он учит короля высокой морали, - голос Тюрго наполнился едким сарказмом, - чтобы тот не набрасывался на несчастных девственниц сразу, а сначала немного с ними поболтал...
      - Не будьте ханжой, Тюрго. Разве вас не волнует вид прекрасной пятнадцатилетней нимфы?
      Ариадна Парисовна решила не слушать ответ Тюрго, и пошла дальше, кипя от возмущения.
      - Подайте через четверть часа мою карету к парадному крыльцу! рявкнула она на лакея.
      - Слушаюсь, госпожа Гурдан! - поклонился тот почти до земли, так что его белый парик чуть было не свалился на пол.
      Вера Николаевна спускалась по мраморной лестнице "Райского уголка", так назывался дворец герцога Шуазеля, опираясь на руки мамаши Пуатье и горничной.
      - Ума не приложу, что с ней такое? Госпожа Гурдан! Посмотрите, у нее будто бы столбняк! - запричитала мамаша, завидев Ариадну Парисовну.
      - Не волнуйтесь, это от нервов. Представьте себя на ее месте, успокоила родительницу потомственная ведьма.
      Мамаша Пуатье закрыла глаза и представила себя на месте дочери. Спустя секунду по лицу пожилой дамы уже поползла блаженная улыбка.
      - Волшебно... - прошептала она. - Знаете, однажды, когда я была так же молода как Франсуаза, отец Его Величества, великий Луи XIV, на балу изволил хлопнуть меня по заду своей царственной дланью, а потом украдкой ущипнуть за грудь.
      Я до сих пор вспоминаю эти моменты, как самые прекрасные и счастливые в моей жизни!
      И сентиментальная дама расплакалась.
      - Но моей Франсуазе может быть выпадет честь... - мамаша Пуатье затаила дыхание и закатила очи к небу.
      - Осязать короля целиком, - закончила фразу Ариадна Парисовна.
      Вера Николаевна на несколько мгновений вышла из прострации, замычала и заметалась из стороны в сторону.
      - Опять! Вот видите! Что это? Может быть, пустить ей кровь? - мамаша схватилась за свое горло. - Франсуаза! Скажи, что нужно сделать? Я все сделаю, лишь бы завтра ты встретилась с королем!
      - Не обращайте внимания. Я думаю, что это от избытка патриотических чувств, - утешительно-издевательски проговорила Ариадна Парисовна. - Ведь для женщины нет большей чести, чем доставить радость любви монарху, правда?
      - Святая правда, госпожа Гурдан! Святая правда! - горячо воскликнула мамаша. - Аминь! Да услышит вас Господь!
      Под громкие причитания и" благодарности мадам графини, Пуатье-старшей, - с помощью лакеев, остолбенелую Веру Николаевну усадили в карету. Ариадна Парисовна села напротив, а мамаша Пуатье рядом с мадам Савиной.