Орден Последней Надежды (№3) - Французский дьявол

– Ведите, – соглашаюсь я.

Мы спускаемся куда-то вниз, проходим пару поворотов, и бенедиктинец оставляет меня в небольшой комнате с парой зажженных факелов на стенах и гигантским каменным распятием. Через пару минут он возвращается со свечами, а затем я наконец-то остаюсь один. Я прилепляю свечи к холодному камню и, зажигая каждую, вспоминаю павших товарищей, всех поименно. Где бы они ни были, пусть знают, что я не забыл их, и пока погибшие воины-францисканцы живут в моей памяти, они не умерли.

– Я отомщу за каждого, – шепчу я. – Верьте мне, братья.

Я отступаю назад и, зацепившись за какую-то выбоину в полу, вновь опираюсь на стену, чтобы не упасть. Похоже, приключения в Англии и сарацинский плен не прошли для меня даром. Организму необходим нормальный отдых в таком месте, где кровать не раскачивается из стороны в сторону, а вой ветра в снастях, непрерывный шум и плеск волн являются всего лишь воспоминаниями. Добрый ужин с кувшином вина и двенадцать часов сна в чистой постели приведут меня в норму, я опять буду весел и свеж, словно только что сорванный с грядки зеленый огурчик.

Вот только у меня совершенно нет времени предаваться подобным излишествам. Сразу из церкви я поспешу в место, где смогу приобрести быстроногую лошадь, а затем меня ждет аббатство Сен-Венсан.

Я отрываюсь от стены, машинально охлопываю мешок, проверяя, на месте ли подарок для Жанны. Ладонь странно озябла, словно я коснулся не камня, а льда, добытого из глубин Антарктиды. Машинально я гляжу на место, которого коснулся, и замираю, хлопая глазами.

Каковы шансы воткнуть лопату в землю на выделенных тебе шести сотках и раскопать сокровища Трои; поехать в лес на шашлыки и наткнуться на брошенный инопланетный звездолет; пойти на дискотеку в сельском клубе и познакомиться с принцессой? По зрелому размышлению я отвечу: да никаких.

Вот почему перехваченным голосом я сиплю «Не верю!», а рука тем временем сама срывает со стены пылающий факел. Стены часовни сверху донизу покрыты вырезанными в камне знаками и изображениями, и поверьте, здесь есть на что посмотреть! Символы, от которых так и веет древностью, иероглифы странной формы, контуры необычных людей и животных. Я опускаюсь все ниже, наконец мне приходится встать на колени, и уже у самого пола я нахожу нечто такое, что заставляет меня изумленно присвистнуть.

Из коридора раздаются осторожные шаги, поднявшись, я отряхиваю колени.

– Вы что-то искали, сын мой? – встревоженно спрашивает бенедиктинец.

Глаза опустил, упорно не желая встречаться со мной взглядом, зрачки расширены, на лице пот, на щеках выступили красные пятна. Все еще думает, что я вот-вот потребую подношение обратно.

– Святой отец, – холодно говорю я. – Сейчас я уйду и обещаю, что больше вы никогда меня не увидите. Все, чего я прошу, это ответить на один вопрос. И что бы вы ни поведали, сказанное останется между нами.

– Спрашивайте, – кивает священник.

В свете пылающих факелов его глаза настороженно поблескивают, рука, стиснувшая на груди массивный медный крест, еле заметно дрожит, в другой он держит подаренный мною кошель.

– Правда ли, что церковь Святой Анны, в которой мы находимся, некогда принадлежала тамплиерам?

Бенедиктинец опускает глаза, его рука стиснула крест с такой силой, что пальцы побелели, еле слышно звенят монеты в кошеле.

– Ну же, падре, не молчите! – сквозь зубы говорю я. – Ответьте, и я тут же уйду.

– Когда-то вся Ла-Рошель принадлежала тамплиерам, это они построили порт, а затем и весь город, – шепотом заявляет священник. – Сейчас об этом не говорят, их признали дьяволопоклонниками…

– Но… – мягко подталкиваю я его.

– Но не разрушать же из-за этого церковь! – плачущим тоном добавляет падре. – Ее заново освятили, большую часть еретических росписей соскоблили и нанесли новые, часть настенных плит заменили, но у нас так мало денег! – Он умоляюще глядит мне в глаза и добавляет с надрывом в голосе: – Кто же знал, что вы полезете в самый темный угол!

– И слава богу, что у вас не хватило денег, – тихо роняю я.

Уже с улицы я оборачиваюсь. Бенедиктинец глядит мне в спину с тихой радостью, зажатый в руке кошель исчез, очевидно, падре сунул его за пазуху. Заметив мой интерес, священник тут же исчезает, двери церкви Святой Анны тихо закрываются.

Ну и дела, посули мне кто показать рисунки, что я увидел в подземной часовне, и я заплатил бы информатору втрое больше, чем пожертвовал храму. Ведь теперь я знаю, откуда тамплиеры брали свои богатства. Хотя что мне в том знании, кому это сейчас интересно? Вот если встречу Бургундского Лиса, то расскажу ему о том, что увидел. Помнится, Гектор несколько раз беседовал со мной о рыцарях-храмовниках. Ну а с другой стороны, я не раз убеждался в том, что ненужных знаний не бывает, рано или поздно все они пригодятся.

И пока я вслед за юным проводником иду по тесным улицам Ла-Рошели, торгуюсь с владельцем конюшни и, наконец, оставляю город далеко за собой, перед глазами раз за разом всплывают изображения, вырезанные в камне. Идут вереницы мужчин с деревянными дубинами, усеянными обсидиановыми пластинами, вон группка женщин с обнаженной грудью и в одних травяных юбках, у всех туземцев круглые носатые лица с неестественно вытянутыми мочками ушей. Среди увитых лианами деревьев крадутся пятнистые толстолапые ягуары, гигантские анаконды ломают кости кабанам, по траве ползет упитанный броненосец. Воины в кольчугах до колен и круглых шлемах бьются с длинноухими дикарями, десятки каноэ атакуют парусные суда, над ступенчатой пирамидой воины в средневековых доспехах водружают черно-белый флаг, на плащах у них тамплиерские кресты.

Что ж, как только я узнал правду, у меня словно глаза открылись. Стоит приглядеться к карте Франции повнимательнее, и сразу возникает вопрос: какого черта тамплиеры с нуля отстроили порт Ла-Рошель, из которого одинаково неудобно плыть как в Англию, так и во все прочие страны? А вот для плавания в Америку порт подходит идеально, тут возразить нечего.

Теперь ясно, откуда рыцари-храмовники черпали золото и серебро, вот какую главную буржуинскую тайну пытался выведать у них сто лет назад король Франции Филипп Красивый!

Поздно вечером, укладываясь спать в маленькой гостинице провинциального городка в семи лье от Ла-Рошели, я подумал: неужели серебряные копи в Америке так и остались бесхозными?

Судя по тому, как загадочно погибли оба организатора процесса над тамплиерами, французский король и римский папа, за храмовников кто-то отомстил. Как говорится, всех не перевешаете. Так что за новыми хозяевами дело не стало. Весь вопрос в том, кому же сегодня идут эти деньги?

Я долго ворочался с боку на бок, подтыкая со всех сторон одеяло, а когда наконец согрелся и заснул, то вновь очутился в Англии, в замке барона Берифорда. Я долго крался подземным ходом, таился от марширующих мимо стражей, замирал, не дыша, когда мимо меня со звериной ловкостью проскальзывал гигант Дэниел, ворочая по сторонам налитыми кровью глазами. Когда я вышел в огромную залу, рыцарские доспехи, выставленные вдоль стен, неодобрительно заскрипели всеми своими сочленениями, тихо зашептались многочисленные вымпелы и знамена, свисающие со стропил, с оглушительным треском распахнулась нужная мне дверь.

Я скользнул внутрь и очутился в тайной комнате барона Берифорда. Сейчас здесь было пусто, все покрывал густой слой пыли, с потолка свисали грязные лохмотья паутины.

Я успел сделать только один шаг, воздух в комнате тут же заискрился и потек, а затем передо мною возник золотой медальон в виде розы поверх креста, с тремя драгоценными камнями в лепестках. Тот самый, который сняли с шеи покойного владельца замка Молт. Тогда я лишь пару секунд наблюдал за тем, как молодой рыцарь Ричард Йорк вертел в пальцах эту безделушку, а затем она канула в кошель, висящий на его поясе.

Теперь же я медленно протянул руку, и сияющий медальон сам лег мне в ладонь. Во всех подробностях я изучил тамплиерский крест, покрытый алой эмалью, концы которого были раздвоены в форме ласточкиного хвоста, и золотую розу, лежащую поверх него. А когда я перевернул символ принадлежности к Ордену Золотых Розенкрейцеров тыльной стороной вверх, то обнаружил там меч, рассекший куст лилий, символ королевского дома Франции, и надпись: «Месть даст свой урожай!». И тут же прямо из стены с диким ревом выскочил гигант Дэниел, огромные ладони сомкнулись на моей шее, – великан с безумным хохотом вздернул меня вверх…

Я с криком подскочил в кровати. Сердце судорожно колотилось в груди, словно я только что пробежал пару миль по пересеченной местности, уходя от погони. Я дико оглянулся, не понимая, сплю я или уже очнулся. Рука, стиснувшая рукоять меча, заметно дрожала, я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить сердце, и хрипло произнес:

– Надо бы попить настойку валерианы, пока я окончательно не стал неврастеником.

Лязгнул заржавелый засов на рассохшихся ставнях, заскрипел под локтями подоконник, я внимательно оглядел безлюдный двор, над которым по низкому темному небу медленно плыли мрачные громады облаков. Судя по всему, я проспал не больше пары часов и до рассвета еще далеко, но уже ясно, что в эту ночь мне не удастся больше заснуть. То, что когда-то едва царапнуло мой взгляд и отложилось в самой глубине памяти, теперь всплыло, разбереженное изображениями, что я обнаружил в церкви Святой Анны. С лицевой стороны орденского медальона барона-розенкрейцера находился известный символ тамплиеров – алый крест с раздвоенными концами! А что это может значить? Хороший вопрос, на пятерку.

Нет, никакой ошибки тут не было, но мозг никак не мог осознать масштабов открытия. Подумать только, и это меня отец Бартимеус хвалил за сообразительность! А я тут хожу вокруг да около и никак не наберусь смелости признать очевидное: иногда погибшие возвращаются.

Я глубоко вдохнул, с силой выдохнул, помассировал шею, разгоняя кровь. Как ни виляй мыслью, вывод один: Орден Золотых Розенкрейцеров – новое название некогда запрещенного ордена тамплиеров! Но возможно ли, что розенкрейцеры – это те же храмовники, только сменившие обличье? Еще как возможно! Это обычное дело в практике тайных обществ, они просто обожают шифроваться подобным образом!

Вот ведь как любопытно получается, когда в 1307 году во Франции храмовников разогнали, они подались кто куда. В Германии бывшие тамплиеры влились в состав Тевтонского ордена, чем усилили его многократно. Собственно, до тех пор он откровенно прозябал.

В Португальском королевстве тамплиеры составили основу ордена Христа. А теперь угадайте с трех раз, кто отвоевал Иберийский полуостров у мавров, неужели вы и вправду думали, что испанцы справились с ними самостоятельно? Хотя в ордене Христа бывшим тамплиерам воли не дали, его лично возглавил португальский король, как бишь его – да, Алонсо. То есть тамплиеры-то были людьми деятельными, с огоньком, вон каких дел натворили уже после изгнания из Франции. Буквально везде в Европе бывшие храмовники проявили себя, нарисовались повсюду, кроме Англии. Кроме Англии… Кроме Англии?!

И тут я все понял!

От неожиданности я даже сел на кровать, но тут же вскочил и заходил, почти забегал кругами по комнате. Я же успел захватить кусочек советской власти, а она, как ни суди, умела учить. Это теперь все кому не лень кричат о роли личности в истории, а раньше основой основ провозглашали экономику. Сам-то я считаю, что истина где-то посередине, но речь не об этом, а вот о чем: как захудалое бедное королевство смогло собрать сильную наемную армию и в течение многих десятилетий платить ей полновесной монетой?

Богатейшая страна Европы, Франция, не смогла, а Англия справилась с подобной задачей! Невероятно. Причем в ходе войны Франция страшно обеднела, крестьяне разорились, а вот провинциальная Англия знай себе развивается, ее экономика растет как на дрожжах, вилланы сыты и довольны.

Теперь понятно, куда в ночь перед арестом верхушки тамплиеров из города-порта Ла-Рошели отплыли десятки кораблей, под завязку нагруженных сокровищами опальных храмовников. Да в Англию и отплыли, благо до острова буквально рукой подать! Выходит, якобы сгинувшие тамплиеры никуда не делись, они и поныне живут среди нас, только сменили название. И более того, это они субсидируют королей Англии, именно на их деньги вот уже столетие ведется напряженная, изматывающая борьба против Франции.

Некогда при поддержке тамплиеров Франция стала самым сильным государством Европы, очень многие храмовники происходили из французских дворянских родов. По всей Европе тамплиеры творили все, что только хотели, и не было на них ни суда, ни управы. И вдруг их всех вышвыривают из родной страны, лишая титулов, фамильных поместий, денег, кого успели – жизни.

За такое поневоле захочешь отомстить. Ведь во Франции остались их замки и земли, а в самом центре Парижа некогда возвышался гордый замок Тампль, штаб-квартира ордена тамплиеров.

Выходит, истинная причина Столетней войны заключается в желании храмовников вернуть под свою руку самое сильное и богатое королевство Европы, тот фундамент, без обладания которым рыцарям храма никогда не достичь прежнего положения!

Шагая взад-вперед по комнате, я судорожно напрягал память, пытаясь вспомнить все, что читал некогда по истории различных орденов, и связать между собой эти знания.

Итак, в 1307 году, в пятницу, тринадцатого, по всей Европе произошли массовые аресты членов Ордена бедных рыцарей Христа и Соломонова храма. Но за несколько дней до того прискорбного события целая эскадра тяжелогруженых судов отчалила из Ла-Рошели и навсегда исчезла в бескрайних просторах океана, только ее и видели. Зато всего через четыре года, в 1311 году, в Англии откуда ни возьмись возник новый орден – Золотых Розенкрейцеров. Его члены как-то сразу сделались богатыми и влиятельными, им принадлежали замки и обширные земли, они безоговорочно поддерживали английских королей воинами и деньгами…

И откуда же взялось все это добро? Не на те ли деньги оно куплено, под весом которых оседали корабли, ушедшие из Ла-Рошели?

Поставим вопрос иначе. Возможно ли, что монархи Британии послушно пляшут под дудочку тех, кто их содержит? А как же! Кто платит, тот и заказывает музыку, девочек и все прочее по списку. Выходит, что английский король Эдуард III, тот самый, что развязал Столетнюю войну, действовал по их указке? Возможно, тут надо использовать более мягкое слово, например «подстрекательство», но теперь-то понятно, откуда взялись деньги, на которые британский король-реформатор заново отстроил военный флот, создал первую в истории средневековой Европы наемную армию и отлил пушки.

А я-то еще удивлялся, дурак, что в культурной и просвещенной Европе возможно делать исторические рывки, не разоряя народ, как это было у нас при Петре Великом и Сталине. Увы, чудес в жизни не бывает, и нечего завидовать англичанам. Да, сейчас Англия является сильнейшей страной Европы, не спорю, но по сути британцы – всего лишь наемники, воюющие за чужие интересы, пусть сами островитяне этого и не понимают.

Что ж, теперь я знал, откуда золотые розенкрейцеры берут деньги на войну! У них остались древние карты и старые связи среди туземных вождей Америки, и тамплиеры так и будут бросать на чашу весов корабли, битком набитые золотом и серебром, пока наконец не сломят Францию. Что бы мы ни делали, какие бы победы ни одерживали, нам не выстоять против бесконечного потока денег! В шестнадцатом столетии Испания так раздулась от богатств, поступающих из Америки, что в мире не было страны сильнее, а теперь, когда золото и серебро текут в Англию, сможет ли выстоять против нее Франция?

Давно наступил рассвет, а я все сидел и ломал голову, пытаясь придумать, как быть дальше. Кому я мог открыться? По всему выходило, что никому. Во-первых, расскажи я о неведомых землях, лежащих за океаном, меня сразу же спросят, а я-то откуда о них знаю. А во-вторых, надо еще доказать, что Орден Золотых Розенкрейцеров связан с тамплиерами, боюсь, на слово мне никто не поверит. Вдобавок известно, что среди руководства Третьего ордена францисканцев есть предатель, и, быть может, не один.

Невольно я поежился. Одно дело – действовать, зная, что у тебя надежный тыл, и совсем иное – работать, если не знаешь, кому можешь безоговорочно доверять.

«Хорошо, что у меня есть наставник!» – подумал я, а внутренний голос ехидно возразил:

«А как же падре Антуан, которому отец Бартимеус безоговорочно доверяет? Кто поручится за прочих, начиная от мэтра Реклю, секретаря господина де Ортона, и заканчивая аббатским финансистом, отцом Абеляром? А ведь все они так или иначе в курсе планов Третьего ордена францисканцев! – и напоследок мой «альтер эго» добавил, нанося удар ниже пояса: – Не забывай, дружище Штирлиц, именно наставник отправил тебя на задание, с которого ты не должен был вернуться живым. Такие-то пироги с котятами, братишка!»

«Все помню, – ответил я тихо. – Да, я всего лишь расходная пешка, которая полюбила принцессу. Но даже пешка может стать ферзем!»

Последнее замечание прозвучало настолько по-детски, что я грустно улыбнулся. Итак, решено. Мне нужны настоящие, без дураков, доказательства, чтобы я мог обратиться с ними либо к королю, либо к начальнику его охраны графу Танги Дюшателю, больше никому верить нельзя! По всему выходит, мне надо возвращаться в Англию. Там находится штаб-квартира Ордена Золотых Розенкрейцеров, оттуда ведется агрессия против Франции, где-то там расположены порты, из которых уходят корабли к берегам еще неведомой в Европе Америки. Придется представить чертовски убедительные доводы, чтобы родное аббатство разрешило мне вновь посетить проклятый остров!

Полдень, жаркое солнце застыло над головой, редкие белые облачка медленно тянутся по голубому небу. Ветер раз за разом бросает в лицо клубы пыли, и я недовольно морщусь. Трава на обочинах дороги пожухла, у всех встреченных мною крестьян одинаковые лица, хмурые и озабоченные, на небо поглядывают с надеждой, ждут не дождутся дождя. Если засуха продлится еще пару недель, может случиться настоящая беда.

Аббатство Сен-Венсан встречает меня всегдашней суетой, через просторный двор, мощенный камнем, туда-сюда шастают монахи и послушники, из ворот выезжает отряд конных воинов. Мальчишка с прутом в руке деловито погоняет стадо откормленных гусей, птицы недовольно шипят, вытягивая шеи, но послушно шлепают вперед.

Я оставляю усталого жеребца на попечение конюхов, на прощание ласково глажу его по шее, конь воротит морду в сторону, глаза недовольные, на меня косится с отвращением. Счастье, что это не верблюд, а то быть бы мне оплеванным с ног до головы. Последние три дня я гнал его не жалеючи, ведь каждая минута на счету, просто чудо, что чалый не пал.

Не успеваю я сделать и пары десятков шагов, как монах, вынырнувший из дверей аббатства, властно манит к себе.

– Секретарь господина аббата желает немедленно вас видеть, брат Робер, – заявляет он.

Я поджимаю губы, но послушно киваю. Похоже, часовым у ворот приказали сразу же докладывать, как только прибудет любой из членов нашего отряда.

С досадой я оглядываю измятый, грязный, пропахший дымом наряд, давно не чищенные сапоги со сбитыми каблуками. Что ж, предстану пред ясные очи наставника как есть, неумытым и нечесаным.

Как обычно, наставник ожидает меня в собственном кабинете. Быстро оглядевшись, я незаметно вздыхаю. За три года, прошедших с первого моего появления в аббатстве, тут ничего не изменилось. Какие бы страсти ни бушевали снаружи, в кабинете отца Бартимеуса сохраняется маленький оазис тишины и спокойствия.

Встретив испытующий взгляд наставника, я отрицательно качаю головой.

– Выйди, – сухо приказывает отец Бартимеус монаху, который привел меня сюда, и, подождав, пока за ним закроется дверь, нетерпеливо добавляет: – Присядь и рассказывай.

– Разрешите один глоток вина, – сиплю я перехваченным голосом. – Сегодня я выехал на рассвете, и за весь день ни крошки во рту не было, зато пыли наглотался вволю.

Отец Бартимеус дергает за витой шнур, свисающий со стены рядом с его столом, один из монахов-охранителей тут же просовывает голову в дверь.

– Прикажи доставить сюда бутыль вина и обед для брата Робера, – говорит наставник.

Монах безмолвно испаряется, буквально через пять минут он возвращается с серебряным подносом, сплошь уставленным тарелками. Верно говорят, что голод – лучшая приправа. На то, чтобы расправиться с содержимым подноса, мне хватает пяти минут, я даже вкуса толком не распробовал.

– Теперь докладывай, – заявляет наставник. Все это время он молча сидел за столом, то и дело поглядывая на меня из-под полуопущенных век.

– На седьмой день пути, когда мы вошли в Ла-Манш, среди ночи нас атаковал корабль неизвестной государственной принадлежности. Двумя пушечными залпами он уничтожил «Святой Антоний», кроме меня, спаслись всего четверо воинов-францисканцев, – начинаю я.

Я докладываю все по порядку, пересказываю случившееся в мельчайших деталях, как учили. Наставник слушает молча, в какой-то момент он пододвигает поближе массивную бронзовую чернильницу, гусиное перо еле слышно скрипит по бумаге, исписанные листы ложатся в стопку один за другим. Закончив рассказ, я замолкаю, наставник не торопясь раскладывает перед собой заметки и начинает внимательно изучать.

Рассказ мой неполон. Как и обещал, я не упоминаю имени Ричарда Йорка и не сообщаю об открытии, сделанном мною в церкви Святой Анны в Ла-Рошели. Отец Бартимеус просто не примет моих выводов, прежде всего он задаст простой вопрос: а откуда лично мне известно, как выглядят люди и животные в далекой-далекой стране за океаном? Не рассказывать же ему про мою жизнь в двадцать первом веке, эдак недолго и на цепь угодить или, того хуже, в цепкие руки экзорцистов. Им только дай поизгонять нечистого, кашпировские недоделанные.

– Значит, кроме тебя никто не спасся, – резюмирует наставник.

– Мне пришлось убить сьера Габриэля, – отвечаю я прямо. – Потому что иначе он убил бы меня.

– И в Лондоне ты тоже не побывал, даже не пытался, – продолжает отец Бартимеус ровным голосом.

– Меня гнали, как дикого зверя, – пожимаю я плечами. – И уйти удалось только чудом.

– Хорошо, – задумчиво говорит наставник, он упорно смотрит вниз, на записи, лежащие на столе. – Я сам доложу обо всем господину аббату. Иди приведи себя в порядок, думаю, что позже господин Гаспар де Ортон пригласит тебя на беседу, – нахмурившись, он добавляет: – И вот еще что, никому не говори про Орден Золотых Розенкрейцеров, добытые тобой сведения нуждаются в тщательной перепроверке.

– Я вообще никому ничего не собирался рассказывать, – говорю я холодно. – А теперь, если разрешите…

– Да-да, иди. – Отец Бартимеус наконец поднимает глаза, и я с изумлением вижу на его лице виноватую улыбку. – Не вини себя в провале миссии, ты тут ни при чем. И извини за сухость тона, я лично отбирал воинов для этого задания, их гибель лежит на моей совести.

Я выхожу пристыженный, глаза уставил в пол, хорошо, что отросшая борода закрывает покрасневшие щеки. Правильно говорят психологи, каждый человек отчего-то искренне считает, будто окружающим его людям больше всего на свете хочется пялиться на него да обсуждать его дела. Мол, что может быть в мире интереснее, чем ты сам. Разумеется, это полная чепуха! Каждый думает лишь о себе и озабочен своими собственными проблемами.

Я тоже хорош! Огорошил отца Бартимеуса вестью о гибели отряда отборных воинов, сообщил о том, что в Третьем ордене францисканцев завелся предатель, указал на враждебный нам Орден Золотых Розенкрейцеров, да еще и шмякнул на стол медальон с ядом. Ну, допустим не шмякнул, а положил, но все равно получилось неудобно. Я что же, ожидал, что меня прижмут к груди и осыплют дружескими поцелуями?

Замычав от стыда, я останавливаюсь так резко, что старенький монах, идущий навстречу мне по коридору, замирает, по-черепашьи втянув плешивую голову в плечи. Подсвечник в худой руке мелко подрагивает, пламя свечи колеблется, вот-вот погаснет, монах подслеповато таращится на меня с некоторым испугом.

– Здравствуйте, отец Менар, – почтительно наклоняю я голову и тут же сворачиваю вправо.

Ноги сами несут меня к гостевым кельям.

Еще через час, умывшись и приведя одежду и обувь в порядок, я наконец-то растягиваюсь на постели. И пусть здесь прохладно, а матрац и одеяло тонкие, как лист бумаги, зато я могу расслабиться. Я – дома, в самом безопасном для меня месте в мире.

Пытаюсь заснуть, но в голову лезут мысли, которые я отгонял от себя всю дорогу. Наставник прекрасно понял, что я не вложил душу в последнее задание. Что, неужели раньше было легко? Да ничуть. И если в прошлом году я не успел предупредить короля Франции о заговоре, то тогда отец Бартимеус хотя бы знал, что я сделал все, что только мог, и даже то, чего не мог.

А сейчас… Что толку скрывать, я должен был попытаться проникнуть в Лондон и хотя бы попробовать что-то предпринять. Взамен этого я отступил, неубедительно прикрывшись объявленной на меня охотой. Да и что за сведения я доставил на этот раз, смех один! То, что в ордене завелся предатель, наверняка секрет Полишинеля, не могут же корабли францисканцев случайно пропадать раз за разом. У убитого барона-розенкрейцера была при себе эмблема тамплиеров? Это любопытно, но тоже ничего не доказывает. И что самое неприятное для наставника – герцог Карл Орлеанский жив, здоров и прекрасно себя чувствует, несмотря на прямой приказ короля Франции! И ради чего, спрашивается, погибла целая группа опытных воинов? Господин аббат, скорее всего, на захочет меня видеть, ведь я вернулся живым и здоровым, а цель миссии так и не выполнена.

Мне стыдно, что я выполнил свою работу спустя рукава, еще хуже то, что наставник тоже понял это. И в то же время я рад, что отец Жанны остался жив. Пусть уж лучше он находится в Англии, по крайней мере, там его жизни не угрожает опасность. Да, я здорово запутался, похоже, убийце противопоказана любовь. Странно, как мы меняемся со временем. Всю жизнь я считал, что благо государства гораздо важнее, чем жизнь одного человека, и лишь полюбив, впервые задумался о правах граждан. Стоит ли счастье многих смерти одного? Теперь я в этом не уверен. Стоит ли счастье Жанны смерти многих? Боюсь, ныне я склоняюсь ко второй позиции.

Аббат и впрямь так и не вызвал меня к себе, зато мы несколько раз беседовали с наставником о гасконце. Отец Бартимеус настойчиво требовал припомнить любые имена и события, о коих упоминал сьер Габриэль за время нашего знакомства, я честно напрягал память, выжимая ее досуха. Боюсь, добыли мы немного.

В один из дней я сам попросился на прием к наставнику.

– Я тут подумал немного, падре, – начинаю я, – и понял, что все наши громкие победы, вроде снятия осады с Орлеана, коронации Карла VII и освобождения сорока городов – все они не имеют никакого значения!

Приподняв брови, отец Бартимеус сдвигает бумаги в сторону, скрипит спинка жесткого стула, принимая на себя тяжесть пусть немолодого, но еще сильного тела. В глазах наставника разгораются странные огоньки.

– Объясни, – предлагает он.

Четко, скупо, чуть ли не по-спартански я излагаю свои мысли по поводу финансирования войны.

– Сто лет назад, – говорю я, – Франция была неизмеримо сильнее, чем сегодня. Здоровая экономика, еще не разрушенная войной, огромное свежее войско, самое сильное в Европе. Народ горой стоял за законного государя, и ни пяди страны не было оккупировано. Мы даже могли позволить себе крестовые походы против врагов христианской веры, и что с того? Нас бросили на колени. Сколько бы раз за прошедшее столетие мы ни отбрасывали врага, британцы неизменно набирали новые войска и возвращались.

Набрав воздуха в грудь, я продолжаю:

– Все дело в том, что английские короли черпают деньги из щедрого, поистине неисчерпаемого источника. И началось все сто лет назад, с английского короля Эдуарда III, которому не позволили занять трон Франции. На полученные неизвестно откуда деньги он нанял постоянную армию, отстроил флот и отлил пушки, а после начал с нами войну. Из полного захолустья Британия в считаные годы превратилась в самую сильную европейскую державу. Осмотритесь вокруг, прошло сто лет, а английское королевство по-прежнему остается единственной христианской страной с постоянным наемным войском. Что, остальные государи не понимают выгод подобной армии? Еще как понимают, просто у них недостает денег!

Понизив голос, я доверительно добавляю:

– Я был в Англии, я видел все собственными глазами. Герцог Глочестер, лорд-протектор Британии, на давит вилланов налогами, они вполне довольны жизнью. Откуда же берутся деньги на войну? Не из воздуха же они поступают.

Наставник молча кивает в такт словам, его подбородок лежит на сцепленных пальцах, глаза не отпускают мое лицо.

– Поэтому все наши успехи – временные! – заканчиваю я мысль. – Вскоре англичане соберут новое войско, в десять раз сильнее прежнего, отвоюют обратно Орлеан, коронуют малолетнего Генриха на французский трон. Что им с того, что Реймс в наших руках? Отберут обратно, а то и вовсе заявят, что отныне венчание на царство будет происходить в Париже, по новому обычаю. Мол, в соединенном англофранцузском королевстве все будет иначе, чем было при прежних королях-самозванцах.

Несколько минут наставник молчит. В дверь просовывает голову его личный секретарь, но наставник дергает плечом, и тот догадливо исчезает.

– И как же быть? – с интересом спрашивает отец Бартимеус, и я понимаю, что все-таки сумел его убедить!

– Нам надо найти тех, от кого английские короли получают деньги! – твердо заявляю я.

– Постой, не части, – выставляет вперед ладонь отец Бартимеус. – Ты, помнится, что-то там говорил про орден розенкрейцеров, не так ли?

– Да, – соглашаюсь я. – Но как розенкрейцеры добывают такую уймищу денег, вот в чем вопрос! Поставим его по-другому: кто передает деньги английским королям через Орден Золотых Розенкрейцеров?

– Ну, допустим, ты это узнаешь, и что дальше?

– А дальше – уже дело привычное, – говорю я равнодушно. – Убийства, пожары, взрывы. Все что угодно, лишь бы оставить англичан без денег на войну. Тогда и только тогда британцы потерпят поражение!