– Куда мы едем? – спрашивает Рэйчел.
      – Увидите. Это недалеко.
      Мы останавливаемся у коттеджа в Хэмпстеде. Ворота увиты декоративным плющом, аккуратно подстриженные розовые кусты тянутся вдоль дорожки. Быстро пробежав по ней под мелким дождем, мы прячемся под навес над крыльцом и ждем, когда откроют дверь.
      Эсмеральда Бёрд, внушительная женщина, упакованная в юбку и кардиган, оставляет нас в гостиной и отправляется звать мужа. Мы пристраиваемся на краю дивана и оглядываем комнату, заполненную вязаными декоративными наволочками, кружевными салфеточками и фотографиями упитанных внуков. Вот так выглядели гостиные, пока люди не стали закупать в Скандинавии склады, набитые лакированной сосной.
      Я познакомился с четой Бёрд три года назад, в ходе первого расследования. Они пенсионеры, из тех людей, что сокращают гласные, обращаясь к полицейским, и голос которых изменяется, когда они говорят по телефону.
      Миссис Бёрд возвращается. Она изменила прическу, по-другому уложив волосы. И еще сменила кардиган и вставила в уши жемчужные сережки.
      – Я сейчас заварю чай.
      – Спасибо, не стоит беспокоиться.
      Она как будто не слышит.
      – И у меня есть пирог.
      В поле зрения появляется Брайан Бёрд, медлительный монстр с совершенно лысой головой и сморщенным лицом, напоминающим мятый целлофан. Он подается вперед, опираясь на костыль, и тратит, кажется, целый час на то, чтобы усесться в кресло.
      В полном молчании чай заваривается, разливается, помешивается и сластится. Передаются куски фруктового пирога.
      – Вы помните, когда я приходил к вам в последний раз?
      – Да. Это было связано с пропавшей девочкой – той, которую мы видели на платформе.
      Рэйчел переводит взгляд с миссис Бёрд на меня и снова растерянно смотрит на пожилую даму.
      – Именно. Вы тогда решили, что видели Микаэлу Карлайл. Это ее мама, Рэйчел.
      Пара грустно улыбается ей.
      – Я хочу, чтобы вы рассказали миссис Карлайл, что видели тем вечером.
      – Да, конечно, – говорит миссис Бёрд. – Но я думаю, что, скорее всего, мы ошиблись. Тот ужасный человек отправился в тюрьму. Не могу вспомнить его имя. – Она смотрит на мужа, который отвечает ей пустым взглядом.
      Рэйчел обретает голос:
      – Расскажите мне, что вы видели.
      – На платформе, да… погодите-ка. Это было… вечером в среду. Мы ходили на «Отверженных» в театр «Куинс». Я сотню раз ходила на «Отверженных». Брайан некоторые спектакли пропустил, потому что ему делали операцию на сердце. Так ведь, Брайан?
      Брайан кивает.
      – Почему вы думаете, что это была Микки? – спрашиваю я.
      – Тогда ее фотография была во всех газетах. Мы как раз спускались по эскалатору. А она слонялась внизу.
      – Слонялась?
      – Да. Она выглядела немного потерянной.
      – Что на ней было надето?
      – Дайте-ка подумать. Уже так много времени прошло, дорогие мои. Что я вам тогда сказала?
      – Брюки и куртка, – подсказываю я.
      – Ах да, хотя Брайан решил, что на ней были спортивные штаны, – знаете, те, что застегиваются внизу на молнию. И на ней точно был капюшон.
      – И он был поднят?
      – Да.
      – Значит, вы не видели ее волос: они были длинными или короткими?
      – Только челку.
      – И какого она была цвета?
      – Темно-русая.
      – Как близко вы к ней подошли?
      – Брайан не мог быстро идти из-за больных ног. Я его опередила. Мы были футах в десяти. Сначала я ее не узнала. Я только заметила, что она выглядит потерянной, но не успела сложить два и два. Я ей сказала: «Тебе помочь, милая? Ты потерялась?», но она убежала.
      – Куда?
      – По платформе. – Она указывает куда-то мимо плеча Рэйчел и кивает. Потом подается вперед с чашкой в одной руке, нащупывает другой блюдце и соединяет их.
      – Кажется, я тогда говорил с вами об очках, вы помните?
      Она машинально прикасается к переносице:
      – Да.
      – На вас их не было.
      – Нет. Хотя обычно я их не забываю.
      – У девочки были проколоты уши?
      – Не помню. Она убежала слишком быстро.
      – Но вы сказали, что у нее была щербинка в зубах и веснушки. И что-то было в руках. Это могло быть пляжное полотенце?
      – О боже, не знаю. Я стояла недостаточно близко. На платформе были другие люди. Наверняка они ее видели.
      – Мы их искали. Но никто не пришел.
      – О господи! – почти стонет Рэйчел, и ее чашка стучит о блюдце – так сильно у бедняжки трясутся руки.
      – У вас есть внуки, миссис Бёрд?
      – О да, конечно. Шестеро.
      – Сколько им лет?
      – От восьми до восемнадцати.
      – А девочка, которую вы видели на платформе, – ей было на вид столько же лет, сколько сейчас вашему младшему внуку?
      – Да.
      – Она была напуганной?
      – Потерянной. Она была потерянной.
      Рэйчел смотрит с почти безумной сосредоточенностью.
      – К сожалению, больше я ничего не помню. Слишком много времени прошло. – Миссис Бёрд смотрит на свои руки. – Казалось, это действительно она, но когда полиция арестовала того человека… ну… я подумала, что мы ошиблись. Когда стареешь, глаза часто подводят. Я вам очень сочувствую. Еще чашку чаю?
 
      Вернувшись в машину, Рэйчел засыпает меня вопросами, на большинство которых я не в состоянии ответить. За несколько недель, последовавших за исчезновением Микки, поступило множество заявлений о том, что ее видели. В отсутствие других свидетелей и с учетом того, что на миссис Бёрд не было очков, я не мог положиться на ее слова.
      – Но на станции должны были стоять камеры, – говорит Рэйчел.
      – Пленки бесполезны. Мы даже не могли определить, ребенок ли это.
      Рэйчел упирается:
      – Я хочу взглянуть на запись.
      – Хорошо. Мы едем как раз туда.
      Штаб-квартира лондонского метрополитена находится на Бродвее, в квартале от Нью-Скотленд-Ярда. Начальник участка транспортной полиции главный суперинтендант Пол Маги – мой старый друг. Я знаю его тридцать лет. Когда-то по ночам ему не спалось из-за ИРА. Теперь из-за других террористов.
      У него худое, гладко выбритое лицо. Он выглядит очень молодо, несмотря на седые волосы, которые становятся все белее с каждым разом, когда я его вижу. Скоро он сойдет за блондина.
      – Паршиво выглядишь, Винс.
      – Мне все это говорят.
      – Я слышал, ты разводишься. Что случилось?
      – Я забыл насыпать ей сахар в чай.
      Он смеется. Со своей будущей женой Пол вместе ходил в начальную школу. Ширли – настоящая хранительница семейного очага и думает, что я дурно влияю на ее мужа, но все равно попросила меня быть крестным их старшего сына.
      Мы сидим в кабинете, из окон которого Пол каждое утро наблюдает, как новый караул из казарм Веллингтона марширует по Бердкейдж-уок к Бэкингемскому дворцу. Рэйчел держится незаметно, ожидая, когда я ее представлю. Ее имя ничего не говорит Полу. Я сообщаю, что нам нужно просмотреть запись с камер слежения трехлетней давности.
      – Мы не храним их так долго.
      – Эту ты сохранил. Я тебя попросил.
      Тут он вспоминает и снова смотрит на Рэйчел. Не говоря больше ни слова, он выходит из кабинета и ведет нас по коридору, набирая у дверей секретные коды, увлекая нас вглубь здания.
      И вот мы сидим в маленькой комнатке и ждем, когда перемотается пленка. Рэйчел смотрит в одну точку и, кажется, почти не дышит. Зернистые черно-белые образы появляются на экране. Внизу у эскалатора на станции «Лестер-сквер» маячит маленькая фигурка. Если допустить, что это девочка, то на ней синий тренировочный костюм, а в руках она сжимает какой-то предмет. Это может быть пляжное полотенце. Это может быть все, что угодно.
      На станции было двенадцать камер над платформами и эскалаторами. Но они были установлены под такими углами, что лица на пленке рассмотреть невозможно. Никакая любовь к компьютерам не заставит человека специально смотреть в объектив.
      Пол Маги оставил нас одних. Я перематываю пленку и снова запускаю ее. Наклонившись поближе к экрану, мы видим, как девочка спускается по эскалатору, и почти вслух просим ее поднять голову. Внизу она останавливается, словно не понимает, куда ей теперь идти. В кадре появляется миссис Бёрд, через несколько минут – мистер Бёрд, который переставляет костыли, ковыляя за женой. Видно, как миссис Бёрд говорит что-то девочке, которая поворачивается и убегает, исчезая под аркой платформы южного направления.
      В правом нижнем углу экрана указаны дата и время: 25 июля, 22:14. Среда, вечер.
      Еще одна камера на платформе тоже зафиксировала девочку, но с гораздо большего расстояния. Кажется девочка одна. Полная темноволосая женщина в форме медсестры проходит мимо нее.
      – Что вы думаете? – спрашиваю я Рэйчел.
      Она не отвечает. Я поворачиваюсь к ней и вижу в ее глазах слезы. Она моргает, и капли падают вниз.
      – Вы уверены?
      Она кивает, все еще не говоря ни слова.
      – Но ей может быть и семь лет, и семнадцать. Вы даже ее лица не видите.
      – Это она. Я знаю свою дочь. Знаю, как она ходит, как держит голову.
      В девяти случаях из десяти я счел бы это всего лишь отчаянным желанием матери верить, что ее дочь жива. Потому-то я и не показал эту пленку Рэйчел три года назад. Был риск направить следствие по ложному пути, занять десятки полицейских бесплодными поисками и отвлечь внимание общественности от главной проблемы.
      Теперь же я верю Рэйчел. Я знаю, что в мире нет такого судьи или присяжного, который не усомнился бы в том, что именно Микки запечатлена на пленке, но это не важно. Человек, который знает ее лучше всех, уверен, что это она. В среду двадцать пятого июля – через два дня после своего исчезновения – Микки была жива.

      Единственный человек в приемной Джо – мужчина средних лет, в дешевом костюме, при каждом движении собирающемся в складки у него на плечах. Мужчина ковыряет спичкой в зубах, наблюдая, как я сажусь.
      – Секретарша пошла за кофе, – говорит он. – А у профессора пациент.
      Я киваю и понимаю, что за мной внимательно следят. Наконец он спрашивает:
      – Мы знакомы?
      – Не думаю. А вы полицейский?
      – Да. Сержант Роджер Кейси. Меня зовут Пронырой. – Он перебирается поближе и протягивает руку, не упуская из виду Рэйчел.
      – Где работаете, Роджер?
      – Работал в Холборне .
      Он садится еще ближе, охваченный чувством товарищества. Я мог бы знать его в лицо, но за последние десять лет многие люди его возраста оставили службу.
      – Знаете анекдот? – спрашивает он. – Сколько полицейских нужно, чтобы сбросить человека с лестницы?
      – Не знаю. Сколько?
      – Ни одного. Он упадет сам.
      Роджер смеется, а я отвечаю ему вымученной улыбкой. Он поднимает бровь и затихает.
      Возвращается секретарша профессора, держа в руках стаканчик с кофе и коричневый бумажный пакет, заляпанный тестом. Она похожа на старшеклассницу и пристально смотрит на нас сквозь очки в тонкой оправе, как будто ей должны были сообщить о нашем посещении.
      – Я инспектор Руиз. Скажите, пожалуйста, профессору, что мы здесь.
      Она вздыхает:
      – Вставайте в очередь.
      В этот момент открывается внутренняя дверь, выходит молодая женщина с покрасневшими глазами. За ней идет Джо.
      – Значит, увидимся на следующей неделе, Кристина. И помните, нет ничего плохого в том, чтобы носить кальсоны. Они не делают вас менее женственной.
      Она кивает, не поднимая глаз. Все остальные в комнате тоже смотрят в пол, за исключением Роджера, который начинает хихикать. Бедняжка пулей вылетает в коридор.
      Профессор гневно смотрит на Роджера, но его взгляд смягчается, когда он видит нас с Рэйчел.
      – Заходите оба.
      – Сержант пришел сюда первым, – замечаю я.
      Джо обреченно вздыхает и качает головой.
      – О господи! А ведь вы были таким молодцом, Роджер. – Он поворачивается к секретарше. – Для справки, Филиппа, инспектор Руиз – настоящийинспектор. Не все приходящие сюда и утверждающие, что они работают в полиции, сочиняют.
      Щеки Филиппы розовеют, и теперь уже Рэйчел начинает хихикать. Я чувствую, что краснею.
      – Простите Роджера, – говорит Джо, когда мы заходим в его кабинет. – Он выдает себя за полицейского и вымогает у проституток бесплатный секс.
      – У него получается?
      – По всей видимости.
      – Так он мошенник!
      Джо смущенно смотрит на меня:
      – Но он входит в нашу команду.
      Многообещающее начало!
      Джо все утро звонил разным людям и просил их о помощи. На данный момент у нас тринадцать добровольцев, если считать двух моих бывших партнеров по регби и одного хорька по кличке Дикко, у которого прекрасный нюх на неприятности. К сожалению, он не чувствует настоящих запахов и из-за этого пренебрегает требованиями гигиены.
      В течение следующего часа собирается вся «команда». Джо удалось привлечь своего зятя Эрика и младшую сестру Ребекку, которая работает в ООН. Джулиана приедет после того, как заберет Чарли из школы. Есть и несколько пациентов, включая Маргарет, которая сжимает свое неизменное спасательное плавсредство в форме торпеды, и еще одну женщину, Джин, которая постоянно протирает телефонные трубки влажными салфетками.
      Маргарет подходит ко мне.
      – Я слышала, вы чуть не утонули. Не стоит доверять этим мостам. – Она с уверенностью похлопывает по своей оранжевой торпеде.
 
      Когда подтягиваются опоздавшие, я собираю их всех в приемной. Это самое причудливое сборище следователей, которым я когда-либо командовал.
      Приколов на стенд две фотографии, я откашливаюсь и представляюсь – не полицейским инспектором, а рядовым гражданином.
      – Люди, изображенные на этих фотографиях, пропали. Их зовут Кирстен Фицрой и Джерри Брандт. Мы надеемся их найти.
      – Что они сделали? – спрашивает Маргарет.
      – Я полагаю, что они похитили маленькую девочку.
      По комнате разносится шепоток.
      – Нам нужно обнаружить, что их связывает: когда они познакомились, где встречались, что у них общего, но самое важное сейчас – установить их местонахождение. Каждый из вас получит задание. Мы не просим вас делать ничего незаконного, но это расследование и информация о нем должна храниться в тайне.
      – А почему просто не обратиться в полицию? – спрашивает Эрик, усевшийся на краешек стола.
      – Полиция ищет недостаточно старательно.
      – Но ведь вы сами полицейский.
      – Больше нет.
      Я продолжаю свой рассказ и сообщаю, что в последний раз Кирстен видели на борту «Шармэйн»: она упала за борт.
      – Она была ранена в живот. Возможно, не выжила в реке, но мы пока будем исходить из того, что она жива. Джерри Брандт – известный наркоторговец, сутенер и грабитель. Никто не должен к нему приближаться.
      Я смотрю на Дикко. Кожа вокруг его рта собирается складками, но он не издает ни звука. Прямо обращаясь к нему, говорю:
      – Я хочу, чтобы ты побеседовал с людьми, которые его знают: поставщики, перевозчики, друзья… Раньше он болтался в пабе на Пентонвилл-роуд. Проверь, не помнит ли его кто.
      Несколько секунд он скрипит зубами, потом говорит:
      – Мне могут понадобиться деньжата.
      – Если узнаю, что ты пьешь, проделаю дыру у тебя в башке.
      Брови женщин удивленно взлетают вверх.
      – Может, мне пойти с ним? – предлагает Роджер.
      – Отлично. Помните, что я сказал. Ни при каких обстоятельствах не приближаться к Джерри.
      Роджер шутливо отдает мне честь.
      – Филиппа, Маргарет и Джин, я хочу, чтобы вы обзвонили больницы, клиники и приемные хирургов. Сочините какую-нибудь историю. Скажите, что вы разыскиваете пропавшую подругу. Рэйчел и профессор свяжутся с родственниками Кирстен и ее бывшими нанимателями. Она выросла на Западе.
      – А что будете делать вы?
      – У Джерри Брандта была подружка, тощая девица с кровоточащими деснами и осветленными прядями. Я надеюсь, что она знает, где он прячется.
 
      Хеллс-Хаф-майл – улица за вокзалом Кингс-кросс, где транспорт еле ползет, а проститутки собираются вокруг самодельных обогревателей, ища тепло. Некоторым из них едва исполнилось шестнадцать, но этого никогда не скажешь. Даже если не считать шрамов и синяков, год работы на улице добавляет их лицам лет пять.
      Теперь немногие проститутки работают на улице, потому что полиция загнала их в дома. В наши дни они числятся в эскорт-агентствах или массажных салонах или же переезжают с места на место вслед за политическими конференциями, торговыми выставками и фестивалями. Стань проституткой, и увидишь мир!
      Двери в парадных открыты, лестницы ведут на верхние этажи к квартирам, украшенным табличками вроде «Фигуристая молодая модель». У большинства есть прислуга, женщина постарше, которая берет с посетителей деньги и небольшие чаевые.
      Помимо этого, проститутки рекламируют свои услуги, разбрасывая карточки в телефонных будках, или уповают на святого покровителя проституток – лондонского таксиста.
      Я медленно прохожу по улице, пытаясь узнать кого-нибудь из девиц. Девушка со стрижкой паж и в топе-лифчике подходит ко мне.
      – Хочешь что-нибудь спросить?
      – Да. О чем была сегодняшняя «Улица Сезам» ?
      Она краснеет.
      – Отвали!
      – Я ищу одну девушку. Ее зовут Тереза. Ростом около пяти футов шести дюймов. Блондинка. Родом из Хэррогейта . На плече татуировка в виде бабочки.
      – А что есть у нее, чего нет у меня?
      – Дурочка. Прекрати молоть ерунду. Ты ее видела?
      – Не-а.
      – Хорошо, предлагаю сделку. У меня есть пятьдесят фунтов. Пройдешь по улице, постучишь в двери и спросишь, не знает ли кто из девушек эту Терезу. Если принесешь мне правильный ответ, получишь деньги.
      – Ты коп?
      – Нет. – Я решаю для разнообразия сказать правду.
      – Зачем она тебе?
      – В лотерею выиграла. Тебе-то какое дело?
      – Сделаю за сотню.
      – Получишь пятьдесят. Это самые легкие деньги в твоей жизни.
      – Не сопи. Некоторые парни кончают, просто посмотрев на меня.
      – Конечно.
      Я смотрю, как девица удаляется. Она еще даже не научилась ходить, как женщина. Или это профессиональная походка?
      Фонари оживают, загораясь фиолетовым светом. Я занимаю столик в кофейне на углу – оживленном заведении, торгующем кофе на вынос и домашним супом. Столики обслуживают чешские девушки с ужасным акцентом и в обтягивающих топах. Я гожусь им в деды, но меня это не особенно смущает. Одна из них приносит мне кофе и непропеченную булочку.
      Везде полно сутенеров и девушек, подсчитывающих прибыль – плату за грех. Некоторые из них с подозрением смотрят на меня, сидя прямо, как члены муниципалитета.
      В реальной жизни сутенеры выглядят совсем не так, как в кино. Это не мачо, одетые в элегантные кожаные пальто и увешанные золотыми украшениями. Большинство из них – наркодилеры и парни этих проституток, готовые подставить и собственный зад, если найдется желающий заплатить за это.
      Малютка со стрижкой паж возвращается. Смотрит на суп, дымящийся в котле. Я заказываю ей тарелку. Темнокожая девушка постарше нервно поглядывает в окно. На ней микроскопическая юбка и высокие сапоги. Волосы заплетены в косички, уходящие назад со лба и обнажающие полоски кожи на голове.
      – Она говорит, что знает Терезу.
      – Как ее зовут?
      – Бриттани.
      – Почему она не заходит?
      – Боится, что за ней следит ее сутенер. Он не любит, когда она отлынивает от работы. Где мои деньги?
      Она протягивает руку, чтобы выхватить их у меня. Я прижимаю ее руку к столу, переворачиваю и поднимаю рукав. У нее бледная чистая кожа.
      – Не употребляю, – фырчит она.
      – Молодец. Иди-ка домой.
      – Домой? Видели бы вы, где я живу.
      Бриттани разговаривает со мной на улице. У нее словно какой-то зуд – она ни секунды не может постоять на месте. Ее челюсть непрерывно двигается, пережевывая жвачку, и говорит девица со всхлипываниями:
      – Что натворила Тереза?
      – Ничего, я просто хочу с ней поговорить.
      Бриттани оглядывает улицу, пытаясь решить, стоит ли мне верить. Наконец, она сдается перед собственным безразличием и двадцатифунтовой купюрой.
      – Она живет в высотке возле Финсбери-парка. У нее теперь ребенок.
      – Она еще работает?
      – Только постоянные клиенты.
      Спустя пятнадцать минут я поднимаюсь на четырнадцатый этаж по лестнице, поскольку лифт не работает. На площадках смешиваются запахи разных кухонь, шумы телевизоров и домашних споров.
      Видимо, Тереза кого-то ждет, потому что широко распахивает дверь. На ней только заячьи уши.
      – Черт! Кто вы такой?
      – Серый волк.
      Она смотрит мимо меня на площадку, потом снова на меня. Наконец, до нее доходит.
      – О нет!
      Тереза отступает от двери и накидывает на плечи халат, а я прохожу за ней в квартиру. По полу гостиной раскиданы детские игрушки, тихо бормочет телевизор. Дверь спальни закрыта.
      – Ты меня помнишь?
      – Да. – Она отбрасывает волосы за плечи и зажигает сигарету.
      – Я ищу Джерри Брандта.
      – Вы его искали три года назад.
      – Я очень терпелив.
      Она бросает взгляд на настенные часы в форме ананаса.
      – Слушайте, ко мне должны прийти. Это мой лучший клиент. Если он вас здесь застанет, то больше не вернется.
      – Он женат?
      – Как и все лучшие клиенты.
      Я отталкиваю детский манеж и сажусь на диван-кровать.
      – Так что насчет Джерри.
      – Я его не видела.
      – Может, он прячется в спальне.
      – Пожалуйста, не будите ребенка.
      Она весьма миловидна, если не считать искривленного носа и синяков под глазами.
      – Джерри сбежал от меня три года назад. Я думала, что он умер, как вдруг он снова объявился этим летом, весь из себя загорелый, и давай заливать о том, что у него бар в Таиланде.
      – Бар?
      – Да. У него были паспорт и права на другое имя. Я решила, что он их стянул.
      – А ты помнишь имя?
      – Питер Брэнниган.
      – Почему он вернулся?
      – Без понятия. Сказал, что скоро получит большие деньги.
      – Когда ты его видела в последний раз?
      – Три дня назад – вечером в понедельник. – Потушив сигарету, она тут же закуривает следующую. – Он ворвался ко мне, весь в поту, орал. И был страшно напуган. Я никогда не видела, чтобы кто-то был так напуган. Его словно сам дьявол преследовал.
      Видимо, это было после того, как он покалечил Али. Я помню ужас на его лице, когда он сбежал. Он думал, наверное, что я пришел его убить.
      Тереза вытирает помаду с уголка губ.
      – Ему нужны были деньги. Сказал, что должен убраться из страны. Говорю вам, он свихнулся. Я разрешила ему остаться, но, как только он уснул, взяла нож и положила вот сюда. – Она показывает на грудь, ее ноздри раздуваются. – Утром я велела ему убираться. Если он вернется, я его убью.
      – И это было утром во вторник?
      – Да.
      – А ты знаешь, куда он пошел?
      – Нет. И знать не хочу. Он сумасшедший.
      Она комкает в руке пачку сигарет. Взгляд ее блестящих глаз перебегает по игрушкам в комнате, потом останавливается на мне.
      – Мне здесь хорошо. И мне не нужен ни Гусеница, ни Питер Брэнниган, ни как он там еще себя называет.
 
      Три часа назад пробило полночь. Настольная лампа в кабинете Джо отбрасывает круг света, резкого посредине и более мягкого по краям. Мои глаза так слезятся, что я могу смотреть только в тень.
      В девять я заказал пиццу, в одиннадцать принесли кофе. Все добровольцы разошлись по домам, кроме Джо и Рэйчел, которые еще вовсю работают. Большая доска объявлений в приемной сплошь покрыта записками с номерами телефонов и сообщениями. Рядом, под подоконником, стоят один на другом пять ящиков с картотекой, образуя своеобразную подставку для остатков пиццы и бутылок с водой.
      Рэйчел еще говорит по телефону:
      – Здравствуйте, это больница Святой Екатерины? Извините, что так поздно. Я ищу подругу, она пропала. Ее зовут Кирстен Фицрой. Ей тридцать пять лет, у нее русые волосы, зеленые глаза, на шее родимое пятно. – Рэйчел ждет. – Да? Она не у вас, но, может, она обращалась за помощью на прошлой неделе? У вас же есть регистратура. Вы можете посмотреть свои записи? Да, я понимаю, что уже поздно, но это очень важно. – Она не хочет сдаваться. – На самом деле она мне не подруга, а сестра. Родители ужасно волнуются. Мы боимся, что она могла что-то с собой сделать… – Она ждет снова. – Никаких записей? Хорошо. Спасибо. Извините, что побеспокоила.
      Мы здорово поработали. Роджер с Дикко совершили волшебное путешествие по низам Лондона, посещая пабы, нелегальные игорные дома и стрип-клубы в поисках Джерри. Тем временем Маргарет выказала себя прекрасным специалистом по работе с авиалиниями, паромными и железнодорожными службами. Пока у нас нет оснований полагать, что Кирстен покинула страну на регулярном транспорте.
      В центральных больницах и двадцати четырех клиниках Лондона нет записей о женщине с огнестрельным ранением, обратившейся в первую неделю после передачи выкупа. Мы начали обзванивать частных врачей и хосписы.
      Теперь мы знаем о Кирстен больше, чем шесть часов назад. Она родилась в Эксетере в 1972 году в семье почтальона и учительницы. Два ее брата до сих пор живут в Девоне. В 1984 году она получила стипендию на обучение в школе для девочек «Шерборн» в Дорсете . Прекрасно проявила себя, занимаясь историей и искусствами. Одна из ее скульптур была выставлена на летней экспозиции в Королевской академии в Лондоне. В последний год обучения она покинула школу при туманных обстоятельствах вместе с двумя другими ученицами. Ходили слухи о наркотиках, но никаких официальных заявлений не поступало.
      Через год Кирстен получила аттестат и поступила в университет Бристоля, на отделение истории искусств. После нескольких неудачных попыток получила диплом с отличием в 1995-м. В том же году в «Татлере» появилась фотография: она была запечатлена на матче по поло в Виндзоре вместе с сыном министра Саудовской Аравии. Потом она исчезла и снова появилась только восемь лет назад в качестве менеджера агентства по найму.
      – Я поговорила с парой людей из Сотби , – говорит Рэйчел. – Кирстен была хорошо известна среди аукционеров и служащих. Она всегда приходила на аукционы в черном и постоянно говорила по мобильному телефону.
      – Она торговалась за кого-то другого?
      – Четыре месяца назад она приобрела акварель Тернера за сто семьдесят тысяч фунтов.
      – Кто был настоящим покупателем?
      – В Сотби не говорят. Но мне прислали фотографию по факсу. Я видела эту картину: она висит в кабинете моего отца.
      Глаза Рэйчел, неестественно расширенные, перебегают с Джо на меня и обратно. Ее мысли движутся с устрашающей скоростью – от них содрогается все ее тело.
      – Я до сих пор не верю, что она могла это сделать. Она любила Микки.
      – И что вы предпримете?
      – Спрошу отца.
      – Он скажет вам правду?
      – Надо же когда-то начинать.
      Рука Джо трясется, когда он тянется за бутылкой с водой.
      – Нас кто-то здорово опережает. С друзьями и родственниками Кирстен выходили на связь. Некоторым угрожали. Один из ее братьев был избит до полусмерти, после того как захлопнул дверь перед носом человека, утверждавшего, что он пришел забрать долг.
      – Вы думаете, ее родные знают, где она?
      – Думаю, нет.
      Рэйчел кивает:
      – Она не поставила бы их под удар.
      Зачем Алексею так утруждаться? Ему нужно было просто выждать, и Кирстен объявилась бы сама. Такие всегда объявляются: взгляните хотя бы на Джерри Брандта. Дело не только в бриллиантах. Тут нечто личное. Если верить слухам, Алексей приказал убить собственного брата потому, что тот опозорил честь семьи. Что он сделал бы с тем, кто похитил его дочь?
      Джо сидит напротив меня и что-то пишет. Он напоминает мне моего первого учителя, который точно знал, сколько у нас в шкафу лежит карандашей, кисточек и учебников, но приходил в школу с остатками пены для бритья на шее или в носках разного цвета.
      Мне позвонила Джулиана. Она взяла с меня слово, что я не позволю профессору садиться за руль. От усталости его координация ухудшается. Она также поговорила с Джо и велела ему присматривать за мной.
      Рэйчел начинает собирать чашки и относить их в кухню. Почти ничего не надо мыть. Джин целый день все методично стерилизовала.
      Джо вытаскивает из кармана смятый листок бумаги и разглаживает его на коленях.
      – Я тут подумал…
      – Ну-ну?
      – Я хочу оставить пока вопрос о похищении и сосредоточиться на выкупе. Если проанализировать письма, то в них не заметно никаких признаков психологической неустойчивости или одержимости. Они запросили большую сумму, но эта сумма была вполне по средствам человеку вроде Алексея или даже сэра Дугласа. И достаточна, чтобы оправдать риск. Мы знаем, что в этом участвовали по крайней мере три человека. Видимо, все спланировала Кирстен. Рэй Мерфи занимался технической стороной дела. Интеллект Кирстен выше среднего. Все указывает на ее способность тщательно планировать события. Вероятно, она проводила эксперименты, определяя, какого размера должны быть свертки. Она имеет представление о методах слежки и криминалистических тестах…