Джо держит меня, закинув мои руки себе на плечи. Я уже привык к выражению его лица. Его голос звучит устало:
      – Пойдемте, давайте выбираться отсюда.
      – Я вспомнил.
      – Да, вспомнили.
      – Но как же Микки?
      – Ее здесь нет. Мы ее найдем.
      Я выбираюсь из люка, и мы хромаем по парковке. Пара подростков, мальчик и девочка, остановили машину подальше от фонаря. Интересно, что они думают о парочке мужчин среднего возраста, идущих в обнимку? Пьяные или любовники? Впрочем, мне наплевать.
      Я вспомнил. Я так этого ждал, так надеялся, что это случится. Боялся этого. Что если я кого-нибудь убил? Что если Микки была со мной, а я потерял ее в реке? Мне снились кошмары, потому что я не знал правды.
      Когда мы подъезжаем к Примроуз-хилл, уже почти десять. Огонь бросает уютные отблески на занавески, горящий в камине уголь согревает гостиную.
      – Вы сегодня останетесь здесь, – говорит Джо, открывая дверь.
      Я хочу отказаться, но слишком устал, чтобы спорить. Я не могу поехать домой или к родителям Али. Я словно инфекционное заболевание: заражаю всех, кто меня окружает. Но надолго у профессора я не задержусь. Только на эту ночь.
      Меня преследуют недавние видения: я под водой и не могу дышать. Я чувствую гнилостный запах канализации и вижу, как у моих ног кипит бело-зеленая вода. Джо обеспокоенно смотрит на меня. Он думает, что у меня плохо с сердцем.
      – Надо отвезти вас в больницу. Пусть проведут обследование.
      – Нет. Мне надо поговорить. – Я должен рассказать ему, что вспомнил, а то вдруг снова забуду.
      Джо наливает мне выпить, жестом приглашает присесть и внезапно замирает. На долю секунды он кажется статуей: полустоит-полусидит. И так же внезапно он снова начинает двигаться – сигнал из мозга с опозданием дошел до тела.
      Он виновато улыбается.
      На каминной полке стоят фотографии его семьи. У малютки круглое лицо и прядка светлых волос. Она больше похожа на Джо, чем на Джулиану.
      – А где ваша прекрасная жена?
      – Свернулась в постели. Она ярко выраженный жаворонок.
      Джо наклоняется вперед, положив руки на колени, словно приглашая к разговору. Я рассказываю ему, как меня смыло в канализацию и что случилось на лодке. Я помню, как Кирстен Фицрой вытирала мне рвоту с губ, помню тяжесть мертвого тела Мерфи, рухнувшего мне на грудь. Его кровь стекала у меня по шее и скапливалась в углублении под адамовым яблоком. Я помню свист пуль, помню, как Кирстен покатилась по палубе, держась за бок.
      Одни воспоминания пробуждают другие – уплывающие образы, которые я ловлю, пока они не успели растаять. Джерри Брандт, падающий с кормы, силуэт с ружьем, исчезновение пальца… Теперь все эти вещи обрели плоть, и больше нет ничего реального, кроме событий той ночи. Даже пытаясь объяснить это Джо, я все еще чувствую пережитые ужасы и запоздалое сожаление. Если бы только я мог поступить по-другому… Если бы я мог вернуться.
      Рэй Мерфи трудился в Водном управлении Темзы. Он знал расположение канализационной системы, потому что работал там черпальщиком и служил в комитете по предотвращению наводнений. Он знал, какую водопроводную трубу взорвать, чтобы вызвать потоп. Взрыв списали бы на метан или утечку газа и не стали бы проводить скурпулезного расследования.
      Радиопередатчики и спутниковые системы слежения под землей бесполезны, да никто и не пустился бы в такое путешествие.
      Рэй Мерфи должен был знать и о подземной реке под Долфин-мэншн. Они с Кирстен обеспечили друг другу алиби на утро, когда исчезла Микки. Но в какой момент в операцию включился Джерри Брандт? Возможно, для их плана нужен был третий.
      – Но вы не можете быть уверены, что они похитили Микки, – говорит Джо. – Прямых улик нет. – Неожиданное, спазматическое движение его руки бросается мне в глаза. – Это все равно может быть фальшивкой. Кирстен имела доступ к квартире Рэйчел. Она могла достать пряди волос Микки и сосчитать деньги в ее копилке. Если они похитили ее три года назад, то зачем ждать так долго, чтобы потребовать выкуп?
      – Возможно, их целью был не выкуп – во всяком случае сначала. Сэр Дуглас Карлайл сказал, что пошел бы на многое, чтобы обеспечить безопасность внучки. Мы знаем, что он нанял Кирстен, чтобы та следила за Рэйчел. Он собирал улики для битвы в суде, но адвокаты сказали ему, что выиграть не удастся. Тогда он решил взять правосудие в свои руки.
      – А полотенце Микки? Как оно попало на кладбище?
      Моя мысль зависает в пустой, отчаянной паузе. Может, они подставили Говарда. Испачкали кровью Микки полотенце и подбросили его на кладбище. А полиция и присяжные довершили дело.
      – Но у вас нет доказательств того, что Микки жива.
      – Знаю.
      Наклоняясь к огню, Джо спрашивает у пламени, а не у меня:
      – Но зачем посылать требование о выкупе сейчас?
      – Из жадности.
      По крайней мере, этот мотив я могу понять. Джо может возиться со своими садистами и психопатами, а мне дайте какой-нибудь старомодный заурядный мотив, в который я в состоянии поверить.
      – Кто стрелял? Кто желал их смерти?
      – Тот, кто хотел заставить их замолчать или наказать их, – выдыхаю я, подаваясь вперед в кресле. – Это мог быть сэр Дуглас. Если он организовал похищение Микки, то, возможно, его шантажировали.
      – А кто еще? Я знаю, вы не думаете, что это сэр Дуглас.
      – Алексей.
      – Вы сказали, что в ту ночь он ехал за вами с Рэйчел.
      – Он ехал за своими бриллиантами.
      Джо ждет моих объяснений. Я знаю, что он уже все понял, просто хочет, чтобы я изложил свои аргументы.
      – Алексей ни за что не стал бы спокойно стоять и смотреть, как кто-то уходит с его двумя миллионами. Похитили они Микки или нет, жива она или нет, кто-то должен был заплатить. Посмотрите, что он сделал с собственным братом.
      – Ваше убийство входило в его план?
      – Нет. Никто не предполагал, что я окажусь на лодке. Никто не ждал, что за выкупом отправятся в канализацию.
      – А как же нападение в больнице?
      Это напоминание вызывает нечто вроде спазма у меня в горле.
      – Не знаю. Я об этом пока не думал. Может, он боялся, что мне известны какие-то опасные для него факты, а может, думал, что в ту ночь я что-то видел…
      Я пока не могу объяснить, как бриллианты оказались в моем бельевом шкафу. Я знаю, что они были в коробке из-под пиццы, и я видел свертки на борту «Шармэйн». Большинство фактов сходится, но полная картина событий все же не ясна.
      Мне надо убедить полицию снова открыть дело. Это больше не касается Говарда Уэйвелла. Да, он должен сидеть в тюрьме, но не за это преступление. Алексей – вот настоящее чудовище.
 
      Я вздрагиваю, просыпаясь, и мне хочется плакать от усталости. День только начался, но я не могу сказать, когда закончился предыдущий. Всю ночь я тонул в канализации и наблюдал за пляской красных точек по стене.
      На кухне Джулиана приветствует меня ободряющей улыбкой:
      – Как вы себя чувствуете?
      Пять секунд моей жизни уходят на осмысление этого вопроса, и я решаю промолчать. Вместо ответа с благодарностью беру у нее из рук чашку кофе.
      – Где девочки?
      – Джо отвозит Чарли в школу. А Эмму взял прокатиться.
      Ее светло-голубые глаза смотрят на меня спокойно, но все же почти укоризненно – так смотрит человек, нашедший разгадку счастья: семью. В алой юбке и светлом джемпере она выглядит прекрасно, впрочем, как всегда. Я представляю, как она босиком идет по пляжу в какой-нибудь жаркой стране, поддерживая ребенка на стройном бедре. Профессору очень повезло.
      Открывается входная дверь, и появляется Джо с Эммой на руках, помахивая утренней почтой. Джулиана берет малышку, целует ее в носик, приглаживает кудряшки.
      Джо разворачивает на столе газету.
      – Здесь небольшая статья – пара абзацев о том, что в Темзе нашли тело.
      – Еще слишком рано. Они только сегодня проведут вскрытие.
      – Что вы собираетесь делать?
      – Я должен убедить их продолжить расследование дела о стрельбе на лодке. Поедете со мной? Надо, чтобы меня кто-нибудь поддержал.
      – Не думаю, что они меня послушают.
      – Нам придется попробовать.
      По пути в Нью-Скотленд-Ярд у меня начинают трястись руки. Возможно, Джо догадывается, что я испытываю: головная боль, судороги, постоянное бурчание в кишечнике. Но если он и узнает симптомы ломки, то, во всяком случае, не говорит ни слова.
      Прибыв на место, мы вынуждены ждать, как любые рядовые граждане. Мой запрос о встрече с комиссаром передается через Департамент полицейских расследований, через различные бюрократические инстанции только для того, чтобы быть отвергнутым. Я прошу встречи с помощником комиссара. Запрос снова уходит наверх и проходит по тому же кругу, словно это никому не нужная мелочь. Наконец меня направляют к Кэмпбеллу Смиту.
      Мы пересекаем город и проводим еще час в приемной полицейского участка Харроу-роуд. Джо убивает время, изучая фотографии на стенде «Разыскиваются», словно находится в Национальной портретной галерее. Дежурные, секретари и служащие нас игнорируют. А ведь месяц назад я был начальником в этом заведении. Я отдал ему свою жизнь.
      Кэмпбелл все-таки соглашается нас принять. Джо хромает рядом со мной по блестящему полу, наши шаги гулко звучат, рождая эхо в замкнутом пространстве коридора, в дальнем конце которого расположился отдел происшествий, где за компьютерами сидят операторы в штатском. Щелканье клавиш похоже на стук капель дождя по пластмассе. Некоторые операторы разговаривают с сотрудниками, находящимися на месте происшествия, проверяя имена, адреса, автомобильные номера.
      В отделе тяжких преступлений теперь новый начальник – инспектор Джон Мелдран. Заметив меня, он кричит:
      – Эй, у нас тут раньше работал парень – вылитый ты. По-моему, он дал дуба.
      – Но его еще не закопали! – ору я в ответ. – Поздравляю с повышением.
      Я пытаюсь придать своему голосу искренность, но у меня плохо получается. Все, что я чувствую, – это прилив какой-то детской злости и зависти. Мелдран сидит в моем кабинете. Его куртка висит на спинке моего стула.
      Кэмпбелл опять заставляет нас ждать, на этот раз под дверью своего кабинета. Джо не понимает этой политики. А это и не политика – это месть.
      Наконец нас вызывают. Я пропускаю профессора вперед. Кэмпбелл жмет ему руку и улыбается официальной улыбкой. Потом мгновение изучает меня и указывает на стул. Мелдран отодвигает свой стул на несколько дюймов, как бы выводя себя за пределы нашего кружка. Он должен только наблюдать и запоминать.
      Мне следовало бы сейчас обращаться к оперативной группе. Меня должны были слушать следователи: мужчины в серых костюмах с галстуками, подаренными на День отца, и женщины с благоразумными прическами и минимальным макияжем. Вместо этого мне приходится излагать свое дело главному суперинтенданту, который думает, что я предал своих коллег и избавил убийцу от наказания.
      Рисуя на доске, я объясняю, что случилось на реке. Сверху пишу четыре имени: Рэй Мерфи, Кирстен Фицрой, Джерри Брандт и Алексей Кузнец. Рэй Мерфи мертв. Кирстен и Джерри пропали.
      Вытаскиваю коричневый конверт и показываю письма с требованием выкупа и результаты анализов ДНК, а потом рассказываю о передаче выкупа и путешествии по канализации.
      – Я знаю, это кажется невероятным, но я был там. Я прошел по следу до конца. Рэй Мерфи был комендантом Долфин-мэншн, когда Микки пропала. Я видел, как его застрелили на «Шармэйн». Экспертиза крови и пуль это подтвердит.
      – Кто его убил?
      – Снайпер.
      Мелдран придвигается ближе.
      – Тот самый снайпер, который пытался убить тебя?
      – Я просто попался под руку.
      Кэмпбелл до сих пор не проронил ни слова, но я знаю, что он с трудом сохраняет самообладание.
      – Кирстен Фицрой жила в Долфин-мэншн, когда Микки пропала. Она была лучшей подругой Рэйчел Карлайл. Я видел, как ее ранили на «Шармэйн». Она была ранена в живот и упала за борт. Не знаю, выжила она или нет.
      – Ее квартира была ограблена, – говорит Мелдран.
      – Не ограблена. Это был обыск. Я думаю, Алексей Кузнец ищет Кирстен. Он хочет наказать людей, потребовавших выкуп. Я думаю, это те же люди, что похитили его дочь три года назад.
      Кэмпбелл тихо огрызается:
      – Говард Уэйвелл убил Микки Карлайл.
      – Даже если вы в это верите, следует признать, что кто-то другой должен был послать требование о выкупе. Они предъявили волосы Микки и ее купальник.
      – Но это не доказывает, что она жива.
      – Нет. Но Рэй Мерфи мертв, а Кирстен в опасности. Алексей Кузнец никогда никому не позволил бы украсть у него два миллиона. Он устроил расправу на лодке. А теперь он ищет Кирстен и Джерри Брандта – чтобы закончить работу.
      Я решил не упоминать о сэре Дугласе Карлайле. Кэмпбелл и так на пределе. Мой единственный шанс заставить его возобновить расследование – оставить его в убеждении, что требование выкупа – фальшивка. Я пока не могу доказать обратного.
      – А какое отношение имеет к этому Джерри Брандт?
      – Он был на «Шармэйн». Я видел, как он упал за борт.
      Я жду. Не знаю, достаточно ли этих фактов для Кэмпбелла.
      Но он уже напялил на себя маску хозяина положения.
      – Итак, могу я высказаться прямо? Ты поведал нам о похищении, убийстве из мести и требовании выкупа. А я еще добавлю до кучи: пренебрежение служебными обязанностями, причинение ущерба здоровью напарницы, сокрытие информации и неподчинение приказам…
      Меня охватывает тревога. Он не понимает. Он ничего не видит, кроме скандала вокруг Говарда Уэйвелла.
      – Мы должны найти Кирстен раньше, чем это сделает Алексей. Если она выжила, то ей потребуется медицинская помощь. Надо обыскать местные больницы и попросить врачей просмотреть записи. Надо проверить ее банковский счет, счета за телефон, выяснить, не покупала ли она билеты. Нам надо знать о ее последних передвижениях, возможных знакомствах и местах, где она могла укрыться.
      Кэмпбелл смотрит на меня испепеляющим взглядом.
      – Ты слишком часто говоришь «нам». По-видимому, ты не понимаешь, что больше не являешься сотрудником полиции.
      От злости у меня темнеет в глазах. Джо пытается смягчить ситуацию:
      – Мне кажется, джентльмены, что все мы ищем истину. Инспектор Мелдран расследует стрельбу на реке. Инспектор Руиз – свидетель. Он предлагает дать показания. Он не будет вмешиваться в расследование.
      Мелдран кивает. Он удовлетворен. Кэмпбелл тычет в меня пальцем:
      – Я хочу, чтобы ты кое-что знал, Руиз. Мне и так известна истина.
      – Не сомневаюсь в этом, – говорю я.
      Кэмпбелл торжествующе улыбается.
      – Ты прав относительно Алексея Кузнеца. Он не тот человек, который позволит украсть у себя два миллиона. Он утверждает, что бриллианты украл ты, и подал соответствующее официальное заявление. Мы добиваемся ордера на твой арест. На твоем месте я бы поискал адвоката.
 
      Я почти бегу, задыхаясь от ярости. Джо старается не отставать, следуя за мной по коридору и проталкиваясь в стеклянные двери.
      На тротуаре, словно холодный ветер, меня настигает голос:
      – Это вы его застрелили?
      Тони Мерфи задает вопрос всем своим телом.
      – Вы когда-нибудь видели такое тело… по кусочкам? Мне пришлось пойти в морг на опознание. Он распух и побелел, как растопленная свечка. Полицейские говорят, что его застрелили. У них есть свидетель. Это вы?
      – Да.
      Он кусает губы.
      – И вы его застрелили?
      – Нет.
      – А вы знаете, кто это сделал?
      – Я не знаю, кто нажимал на курок, но видел, как твой отец упал. Я не мог ему помочь.
      Он судорожно глотает.
      – Теперь я должен заботиться о маме и Стиви. Паб – вот все, что у нас осталось.
      – Сожалею.
      Он хотел бы что-то сделать, но может лишь стоять на месте. Он пленник собственного несчастья.
      – Иди домой, Тони. Я все улажу.

      Джо ждет, когда я что-нибудь скажу. Его темно-карие глаза смотрят на меня со смутной грустью и уверенностью, что он не может мне помочь. Я же продолжаю думать о том, какие меры следовало принять. Кэмпбелл обязан был собрать оперативную группу. Два десятка следователей уже должны были бы искать Кирстен и Джерри Брандта. Необходимо было установить наблюдение за Алексеем и обыскать его лодку.
      Я хочу, чтобы всего один час – этотчас – я точно знал, что мне делать. Хочу, чтобы каждое мое решение было верным.
      Мы едем по Юстон-роуд мимо Риджентс-парка.
      – Так что же вы собираетесь делать? – спрашивает Джо.
      – Найти их.
      – Вы не справитесь с этим в одиночку.
      – У меня нет выбора.
      По лицу Джо понятно, что у него родился план.
      – А что если мы наймем добровольцев? Мы могли бы позвонить друзьям и родственникам. Сколько вам нужно человек?
      – Не знаю. Надо связаться с больницами, клиниками и частными хирургами. Кто-то должен был лечить Кирстен.
      – Можно воспользоваться моим офисом, – говорит Джо. – Он не слишком велик, но там есть приемная, картотека и кухня. Шесть телефонных линий и факс. Можно подключить дополнительные телефоны. Я попрошу мою секретаршу Филиппу начать обзванивать людей.
      Мы останавливаемся около его офиса.
      – Куда направляетесь сейчас?
      После недолгих колебаний я принимаю решение:
      – Так или иначе, я собираюсь повидать Рэйчел Карлайл.
 
      Сегодня тенниса не будет. Корт покрыт лужами, крупные капли висят на сетке, как стеклянные бусины. Вот и осень – дожди становятся все холоднее.
      Остановившись напротив дома Карлайлов, я наблюдаю за подъездом и слушаю радио. Говорят о Рэе Мерфи, но о Кирстен Фицрой не упоминают. Кэмпбелл этого не допустит.
      После примерно часового ожидания я вижу, как темный «мерседес» выплывает из ворот и поворачивает налево. Сэр Дуглас и Тотти уезжают.
      Я выжидаю несколько минут и подхожу к дому. Мокрые кучи листьев собраны вдоль дорожки и заперты в пределах изгороди. Фонтан тоже забит листьями, и вода бьет в сторону, затопляя тропинки.
      Миновав парадный вход, я огибаю здание и поднимаюсь по каменным ступенькам справа от дома. Стучу четыре раза, и наконец дверь открывается. За ней стоит Томас.
      – Мне надо поговорить с Рэйчел.
      – Мисс Рэйчел нет дома, сэр.
      Он лжет.
      – Вам не обязательно ее оберегать. Я не хочу создавать никаких проблем. Если она не захочет со мной разговаривать, я уйду.
      Он смотрит мимо меня в сад.
      – Не думаю, что сэр Дуглас это одобрит.
      – Просто спросите у нее.
      Он обдумывает предложение и соглашается, оставив меня дожидаться на ступеньках. Где-то тлеет огонь, окрашивая воздух в цвет грязноватой воды.
      Томас снова появляется.
      – Мисс Карлайл примет вас в кухне.
      Он ведет меня по коридорам, увешанным картинами с изображениями охотничьих собак, лошадей и фазанов. Рамы такие темные, что сливаются со стенами, и животные кажутся объемными, залитыми желе. Вдоль лестницы висят английские пейзажи: поля и реки.
      Сначала я даже не понимаю, что Рэйчел уже на кухне. Она похожа на фотографию – неподвижная, высокая, с темными волосами.
      – Ваш отец сказал, что мне нельзя с вами встречаться, – говорю я.
      – Меня он не спрашивал.
      На ней джинсы и рубашка из жатого шелка. Ее грубоватые черты смягчает стрижка, которая теперь короче, чем я помню: волосы едва доходят до плеч.
      – Я слышала, вы не помните того, что случилось той ночью.
      – Да, какое-то время не помнил.
      Она покусывает нижнюю губу и прикидывает, можно ли мне доверять.
      – Но вы не забыли меня.
      – Нет. Я не знал, что с вами случилось. Обнаружил это только несколько дней назад.
      В ее глазах появляется нетерпение:
      – Вы видели Микки? Она там была?
      – Нет, к сожалению.
      Она поджимает губы и отворачивается.
      – Потерять память, все забыть – наверное, это здорово. Все ужасные события в твоей жизни, чувство вины, раскаяние – все уходит, утекает. Иногда я хотела бы… – Она не заканчивает фразы. Наклоняется над раковиной, набирает стакан воды из-под крана и выливает ее в горшок с африканскими фиалками, стоящий на подоконнике. – Вы меня никогда не спрашивали, почему я вышла за Алексея.
      – Это не мое дело.
      – Я познакомилась со своим бывшим мужем на благотворительном обеде в пользу сирот из Боснии. Он выписал очень крупный чек. В те дни он часто выписывал чеки на значительные суммы. Когда я водила его на лекции или фильмы об уничтожении лесов, жестоком обращении с животными или нищете, он всегда вытаскивал чековую книжку.
      – Он покупал ваше внимание.
      – Я думала, что он разделяет мои убеждения.
      – Вашим родителям он не нравился.
      – Они были в ужасе. Алексей был человеком не нашего круга: кто угодно, только не русский эмигрант с преступником-отцом.
      – Вы его любили?
      Она обдумывает вопрос.
      – Да. Думаю, да.
      – И что случилось?
      Она пожимает плечами:
      – Мы поженились. Первые три года жили в Голландии. Микки родилась в Амстердаме: Алексей организовывал там свое дело. – Рэйчел начинает говорить тише, предавшись воспоминаниям. – Что бы там ни говорил мой отец, я не глупа. Я видела, что происходит вокруг нас. В основном, конечно, слухи да косые взгляды в ресторанах. Когда я расспрашивала Алексея, он говорил, что ему просто завидуют. Но я знала, что он занимается чем-то незаконным, и все продолжала интересоваться его делами, пока, наконец, он не рассердился и не сказал мне, что жена не должна задавать мужу вопросов. Она должна слушаться. А потом однажды ко мне домой пришла жена голландского цветочника. Не знаю, откуда она узнала адрес. Она показала мне фотографию своего мужа. Его лицо, изуродованное кислотой, было похоже на пятно растопленного воска. «Скажите, зачем женщине оставаться с таким человеком?» – спросила она меня. Я покачала головой. Тогда она сама ответила: «Потому что это лучше, чем жить с человеком, который способен на такое». И с тех пор я начала собирать сведения. Подслушивала разговоры, читала электронную почту и сохраняла копии писем. Я много узнала…
      – Достаточно, чтобы вас убить.
      – Достаточно, чтобы себя обезопасить, – поправляет она. – Я узнала, как Алексей ведет свои дела. Это очень простой и жестокий способ. Сначала он предлагает купить магазин. Если не удается договориться о цене, он его сжигает. Если люди восстанавливают магазин, он сжигает их дома. А если они и тогда не соглашаются, он сжигает дома их родственников и школы их детей.
      – Что делал Алексей, когда вы от него ушли?
      – Сначала умолял меня вернуться. Потом попытался подкупить меня, делая разные широкие жесты. И наконец, решил меня запугать.
      – Вы не вернулись к семье?
      Она убирает волосы за уши и качает головой:
      – Я убегаю от родственников всю свою жизнь.
      Мы сидим в тишине. Теплый воздух, поднимающийся от железной печки, слегка колеблет ее челку.
      – Когда вы в последний раз видели Кирстен Фицрой?
      – Около двух месяцев назад; она сказала, что собирается за границу.
      – А не сказала куда?
      – В США или Южную Америку; у нее были какие-то брошюры. Возможно, это была Аргентина. Она обещала присылать мне открытки, но я ничего не получала. А что случилось? У нее какие-то неприятности?
      – Вы познакомились в Долфин-мэншн?
      – Да.
      – А Кирстен встречалась с вашим отцом?
      – Нет, не думаю.
      – Вы уверены?
      – Пожалуйста, скажите мне, что она натворила?
      – Он оплачивал ее проживание в Долфин-мэншн. А потом помог ей купить квартиру в Ноттинг-хилл.
      Рэйчел никак не реагирует на эти слова. Я не могу определить, удивило ее мое сообщение или же она сама подозревала о чем-то подобном.
      – Кирстен за вами следила. Сэр Дуглас хотел получить опеку над Микки. Его адвокаты уже готовили заявление. Они собирались доказать, что вы не в состоянии заботиться о ребенке, потому что пьете. Но заявление было отозвано, когда вы вступили в Общество анонимных алкоголиков.
      – Я не могу в это поверить, – шепчет она.
      Но есть еще факты. Я не знаю, стоит ли ей обо всем рассказывать.
      – В ту ночь, когда мы передавали выкуп, я попал вместе с бриллиантами в канализацию. Меня унесло в Темзу. Кирстен спасла мне жизнь.
      – А что она там делала?
      – Вместе с Рэем Мерфи дожидалась бриллиантов. Они организовали все это дело: требование выкупа, пряди волос, купальник. Кирстен многое знала о вас с Микки. Она даже сосчитала деньги в ее копилке. Она точно знала, на какие кнопки следует нажать.
      Рэйчел трясет головой:
      – Но купальник… он же принадлежал Микки.
      – Вот именно с нее-то его и сняли.
      Внезапно до нее доходит смысл того, что я говорю. Мне кажется, я чувствую, как тревога распространяется по ее телу.
      В это время где-то в доме открывается дверь, и атмосфера резко меняется. Через главный холл мчится сэр Дуглас, крича Томасу, чтобы тот вызывал полицию. Видимо, дворецкий позвонил ему сразу после моего прихода.
      Через мгновение Дуглас Карлайл появляется в дверях кухни с ружьем в руках. Его лицо горит ярым гневом праведника.
      – Оставайтесь на месте! Не двигайтесь. Вы арестованы.
      – Успокойтесь.
      – Вы вторглись в мою частную собственность.
      – Опусти ружье, папа, – просит Рэйчел.
      Он тычет стволом в мою сторону.
      – Держись от него подальше.
      – Пожалуйста, опусти ружье.
      Рэйчел смотрит на отца, как на сумасшедшего и делает шаг в его сторону. Это на мгновение отвлекает сэра Дугласа, и он не видит, как я преодолеваю разделяющее нас расстояние. Схватив ружье за ствол, я тяну пожилого джентльмена на себя, выворачиваю ему руки и укладываю на пол ударом под ребро. Потом виновато смотрю на Рэйчел. Я не хотел его бить.