18

Ник тайком наблюдал за Джорджианой, стоя возле окна гостиной, задрапированного черным крепом. Она стояла среди членов семьи Трешфилда и беседовала со своей теткой. Следуя традиции, она надела широкое траурное платье из черного бомбазина. Он никогда не видел более темной и тусклой материи. Не без труда он мог бы предположить, что именно в этом платье она и будет похожа на тощую ворону, однако черный цвет только подчеркивал белизну ее кожи, нежный цвет ее щек. Агатовые бусы, украшающие шею, лишь усиливали поразительную зелень ее глаз, блестящих, как отшлифованный малахит.

Ему нельзя было глядеть на нее. Ник повернулся и посмотрел в окно на вереницу карет, ожидающих своей очереди, чтобы подъехать к дому. Панихида состоялась в церкви небольшой деревушки неподалеку, а затем графа опустили в фамильный склеп в часовне, стоящей в парке. Детали траурного ритуала были тщательно продуманы и выполнены с пышностью и великолепием, соответствующими, по мнению Эвелина и Пруденс, их новому званию.

Ник считал, что Египетское крыло было самой большой диковиной из всех, которые ему приходилось когда-либо видеть, пока не стал свидетелем этого отвратительного спектакля — траура в высшем обществе. Все были облачены в мрачные черные одежды — черный шелк, черный креп, черные плюмажи, черные платки, траурные черные повязки и ленты и, разумеется, модный бомбазин. Этот материал ценили, потому что он был настолько тусклым, что почти не отражал света.

Весь ритуал имел целью показать, как сильно любили Трешфилда, однако Нику показалось, что он свидетельствует лишь об огромном состоянии Эвелина, выбросившего кучу денег на эту бессмысленную демонстрацию. Вся эта показуха не сможет убедить того, кто знаком с этой семьей, что по Трешфилду будут сильно горевать, особенно новоиспеченный граф и его супруга. За весь день они не пролили ни одной слезинки. Зато Джорджиана плакала.

Увидев утром, как она сокрушается, Ник почти забыл о ее холодности по отношению к нему, однако эта слабость, вызванная состраданием, прошла, когда, вернувшись домой, она стала избегать его, как зачумленного. Все же он присматривал за ней, зная, что она будет продолжать свои бесполезные попытки обнаружить вину подозреваемых в убийстве, чтобы избавиться от него.

К сожалению, находясь все это время недалеко от Джорджианы, он не мог забыть о своем несчастье. Вид гостиной еще более ухудшил его и без того минорное настроение.

Он никогда не думал, что надменная леди Джорджиана согласится на условия пари, которые он предложил. Возможно, он не ошибся в своем мнении о ней. Она хочет его не меньше, чем он ее, только стыдится, что испытывает страсть к такому низкому человеку, как он. Эта мысль не давала ему успокоиться и заставляла страдать. Когда он думал об этом, ему хотелось сделать Джорджиану такой же несчастной, каким она сделала его.

В этом мрачном расположении духа он незаметно приблизился к Джорджиане, когда она загнала в угол несчастную леди Августу и начала спрашивать, чем та занималась в день смерти Трешфилда. Как он и ожидал, ее усилия оказались бесплодными. Леди Августа не имела желания доверяться французской шпионке и поторопилась исчезнуть.

— О Росс, мне как раз нужно с вами поговорить.

Ник повернулся и увидел возле себя Эвелина, похожего на тощего черного орла в своем траурном костюме.

— Примите мои соболезнования, Хайд.

— Теперь уже Трешфилд.

— Да, конечно. Да, дружище, ужасна неожиданная смерть, не так ли?

— Да, но я не об этом хотел с вами поговорить.

— Я помню, что делал в тот день. Трагические события всегда фиксируют в сознании эти вещи, не правда ли? В тот день я встретил наших дам в городе, где они занимались покупками. А вы помните, что вы делали в тот день?

— Нет.

— Вы случайно не охотились в тот день, не заходили в кладовую для дичи?

— Нет. Зачем мне…

— Держу пари, вы тогда чуть в штаны не наложили, когда старый Трешфилд сказал, что Джорджиана должна родить от него ребенка. Подумали, что лишитесь всего из-за несовершеннолетнего наследника.

Эвелин посмотрел на него вдоль своего внушительного носа и сказал:

— Как раз наоборот. Я никогда не верил в эту смехотворную ложь.

В то время как он говорил, взгляд его нашел Джорджиану. Его тонкие и плотно сжатые губы несколько обмякли, и он сделал глотательное движение, Ник увидел, как сократились мышцы его шеи и кровь прилила к его лицу. Ему стало не по себе оттого, что похотливый взгляд и грязные мысли Эвелина коснулись Джорджианы.

— Послушайте, — сказал Ник, — леди Джорджиана беседует с леди Пруденс. Какая у вас замечательная, статная жена. Я уверен, с ней вы многого добьетесь.

— С кем?

— С вашей женой. — Ник кивнул в сторону приземистой фигуры Пруденс. — Вы не забыли о ней?

Бросив тревожный взгляд на жену, Эвелин намеренно повернулся спиной к ее огромному кринолину.

— Не надо отвлекать меня, Росс. Я хотел вас спросить, как долго вы еще намерены оставаться здесь теперь, когда моего дяди не стало?

— Вам не терпится избавиться от меня?

— Я уверен, что вы сами не захотите быть здесь во время траура.

— Это меня не смущает.

— Когда вы уедете, Росс?

— Через несколько дней, — выпалил Ник. — Сразу как только уедет леди Джорджиана.

— Я попросил ее оставаться здесь столько, сколько она захочет.

Ник некоторое время молчал. Потом подошел к Эвелину ближе и прошептал:

— Только попробуй приблизиться к ней, старый развратник, и я вмиг уложу тебя в склеп рядом с твоим дядюшкой.

— Как вы смеете, сэр!

— У вас вид оскорбленной девственницы. Я вас предупредил. — Ник отсалютовал Эвелину. — Когда начнется ленч? Я проголодался. Думаю, я присоединюсь к вашей супруге и леди Джорджиане. Пока, патрон.

Ник с ухмылкой покинул таращащегося на него и бормочущего что-то нечленораздельное Эвелина и подошел к дивану возле камина, на котором сидели Джорджиана и Пруденс. По дороге он взял с подноса чашку чая. Гостиная заполнилась родственниками и друзьями, разговаривающими приглушенными голосами. Похожие на робких голубей, они толпились небольшими группами и Трешфилд с портрета в траурной рамке взирал на это сборище со знакомым выражением злорадства на лице. Ник отпил чай, медленно обошел группу родственников и подошел к дивану сзади. Отсюда ему был слышен разговор Джорджианы и Пруденс.

— Я уверена, что вы правы, — сказала Джорджиана. — Но как же быть с коликами?

— О, если боли сильные, то вам лучше всего использовать белладонну. Она очень помогает.

— Я интересуюсь потому, — сказала Джорджиана, — что когда я создам этот дом, в нем может быть довольно много младенцев.

— Право, Джорджиана, эти дела лучше всего поручить домоправителю или надзирателю. Вам нужно будет нанять хороших честных сотрудников, желательно обладающих опытом работы с детьми.

— Я знаю, но колики это такая проблема.

— Это верно, — сказала Пруденс и со звоном помешала чай в фарфоровой чашке. — Кстати, я хотела вас спросить, вы еще долго намерены здесь оставаться?

— Нет, не долго.

— Разумеется, приличие требует, чтобы ваш отъезд не был поспешным.

— Разумеется, — сказала Джорджиана.

— Но, в конце концов, в этом доме траур.

— Конечно.

— Может быть, неделю? — спросила Пруденс.

— Может быть.

Ник услышал, что чашка Пруденс задребезжала.

— В таком случае я предупрежу домоправительницу.

Пруденс извинилась и пошла к Эвелину, который приглашал всех пришедших отдать последний долг графу на ленч. Присутствующие горя желанием наполнить свои желудки за счет новоиспеченного графа, толпой направились в зал. Краем глаза Ник заметил, что Джорджиана встала. Он поставил чашку и быстро вышел из-за дивана.

— Ты думала, что она перепугается и признается во всем? — спросил он.

Джорджиана испуганно вскрикнула и резко повернулась.

— Почему , вы все время подкрадываетесь и возникаете так неожиданно?

— Если бы она была виновата, то не призналась бы, что знает о белладонне.

— Она могла признаться для того, чтобы прикинуться невинной.

— Верно, — сказал Ник. — И расспрашивать тронутую леди Августу тоже было очень умно с твоей стороны.

Прежде чем ответить Джорджиана оглядела быстро пустеющую комнату.

— Зато, мистер Всезнайка, я узнала, что она принимает то, что называет своим эликсиром. Она говорит, что врач прописал его ей от нервов. Если мы спросим врача, что входит в этот эликсир, я уверена, что он назовет белладонну. Наверняка Августа считает его противоядием против французского яда.

— Ш-ш-ш! — произнес Ник, увидев, что к ним приближаются Людвиг и леди Августа, опирающаяся на его руку.

— Вы что не собираетесь обедать? — обратился к ним Людвиг.

— Мы сейчас идем, — сказала Джорджиана. — Леди Августа, я как раз говорила мистеру Россу о вашем чудесном эликсире.

— Он обезвреживает яд, так что не пытайтесь меня отравить, мадам шпионка. И Людвиг сказал мне, что знает о вас все, как вы тайком пробираетесь повсюду и добываете секреты для Наполеона, и он сказал мне, что собирается…

Людвиг похлопал леди Августу по руке в перчатке.

— Послушайте, бабушка, разве можно так говорить в день, когда мы похоронили дорогого дедушку?

— О, бедный, бедный Трешфилд, — запричитала Августа. Она высморкалась в черный кружевной носовой платочек, бросая на Джорджиану подозрительные взгляды.

Людвиг сказал:

— Вам нужно немного поесть и выпить бокальчик хереса.

— Да, хереса, много хереса. Разумеется, для моих нервов. — Августа отправилась искать лакея, чтобы попросить его принести ей бутылку хереса. Людвиг втиснулся между Ником и Джорджианой и взял Джорджиану за руки. Ник почувствовал раздражение от фамильярности, с которой Людвиг прикасался к ней.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказал Людвиг, глядя Джорджиане в глаза. — Ее потрясла смерть брата, и она все больше заговаривается.

Ник фыркнул, но они не обратили на него внимания. Его раздражение начало перерастать в нечто более серьезное, когда он увидел, что эти двое придвинулись друг к другу.

Джорджиана поцеловала Людвига в щеку, и Ник негромко выругался. К счастью, его не услышали.

— Я знаю, что вы не виноваты, — сказала она Людвигу. — У вас усталый вид. Лучше отдохните сегодня ночью, вместо того чтобы работать до утра.

— Спасибо, дорогая Джорджиана, я так и сделаю. У вас такое доброе сердце, да, очень доброе. — Он поцеловал ее в ответ. — Возможно, завтра мне понадобится ваша помощь. На одной из мумий повязки гниют и отваливаются, и я должен что-то сделать, чтобы они сохранились. Вы знали, что древнеегипетские бальзамировщики вытаскивали мозг покойников через нос? Они использовали для этого такой длинный инструмент с крючком на конце.

— Боже! — воскликнул Ник и встал между Людвигом и Джорджианой.

Джорджиана приподняла подбородок.

— В чем дело, мистер Росс?

— Не смотрите на меня так, словно я еж, изгадивший ваш ковер. Меня замутило от ваших поцелуев и разговоров о мумиях и мозгах. — Он посмотрел на Людвига. — А вы поберегите ваши слюнявые поцелуи для кого-нибудь другого. И не распускайте руки.

Джорджиана возмутилась, а Людвиг лишь вытаращил на него глаза. Ник разозлился еще больше при мысли о том, что Джорджиана питает симпатию к этому нудному безвольному человеку.

— О Господи, — произнес Людвиг.

Ник сунул руки в карманы и насмешливо посмотрел на Джорджиану.

— Он напоминает мне несчастную монахиню.

— Вы должны извиниться перед Людвигом, — сказала Джорджиана.

— О, будь все проклято, — прорычал Ник, увидев, что Джорджиана гладит Людвига по руке.

Она посмотрела на него сердито и сказала:

— Следите за вашей речью, сэр.

— О Боже, да, — присоединился к ней Людвиг. Он приподнял руку, и Джорджиана просунула под нее свою. — С вашей стороны неучтиво так грубо выражаться в присутствии дамы.

Ник подбоченился:

— Уж не собираетесь ли вы учить меня учтивости, патрон?

— Хватит, сэр! — Джорджиана потянула Людвига за руку, заставив его отойти от Ника на безопасное расстояние. Сама же приблизилась к нему и прошептала: — Вам должно быть стыдно, сэр, что вы обижаете такого замечательного человека, как Людвиг. Вы недостойны даже того, чтобы… чтобы стирать его белье. — Она взяла своего подопечного под руку, и они направились к выходу. — Мы идем на ленч.

— Иди и нарежь там для него мясо, — крикнул Ник им вслед.

В гостиной оставались лишь несколько человек, и все с удивлением посмотрели на него. Ник ответил им свирепым взглядом и подошел к окну. Откинул кусок крепа, зацепившийся за его фрак, и пробормотал:

— Бесхребетное пузатое ничтожество. Именно такой бесхарактерный муж ей нужен. Она будет из него веревки вить.

Постой. Что это он вдруг так разгорячился? Раньше его никогда не беспокоили такие типы, как Людвиг Хайд. Но раньше ему еще не приходилось стоять и смотреть, как Джорджиана целует его.

Черт возьми, он ревнует ее. Мысль о том, что Людвиг дотрагивается до нее своими мягкими влажными руками, приводила его в ярость. Когда этот гаденыш поцеловал ее, Нику понадобилось самообладание, чтобы не схватить его и не засунуть в камин.

Ей-богу, он ревнует ее. Как писал этот древний римлянин, которого ему читал Пертуи? Кажется, Овидий. Ах да. «Любовь, которую питает ревность, живет долго».

Ник застонал и прижал щеку к холодному стеклу. Любовь. Ужасная бесконечная мука.

Позднее, ночью, Ник лег на кровать совсем одетый, после того как удостоверился, что Джорджиана заперла свою дверь. Она каждый вечер пододвигала к двери — мебель, и он был спокоен за ее безопасность. Никто, кроме него, не мог открывать замки отмычкой, во всяком случае он надеялся на это. Тушки кроликов и тушеное мясо он отослал знакомому врачу в Лондон. Он слышал, как Джорджиана расспрашивала своих подозреваемых, и проводил собственное расследование действий Эвелина и Людвига.

Чтобы не думать о том, как бы ему доказать Джорджиане, что она по-прежнему хочет его, он стал вспоминать то, что ему было известно. В день смерти Трешфилда Людвиг, как обычно, находился среди своих древностей. Он мог выскользнуть из Египетского крыла, отравить кролика, и никто ничего бы не заметил. Эвелин в тот день долго гулял и мог сделать то же самое. Он мог даже заплатить извозчику экипажа, чтобы тот сбил Джорджиану, когда она ходила за покупками. Ник все еще имел некоторые подозрения насчет этого инцидента, хотя Джорджиана считала его одной из проказ леди Августы.

К счастью, Джорджиану больше никто не пытался убить. Ник объяснял это тем, что

Трешфилд умер раньше, чем успел изменить свое завещание или жениться на ней. Джорджиана полагала, что леди Августа была потрясена смертью брата и на время перестала проказничать. Как бы там ни было, время уходит. Он и Джорджиана скоро покинут поместье Трешфилда, и если они не найдут убийцу до своего отъезда, то, вероятно, они уже никогда его не найдут.

Ему нужно будет спросить слуг о том, что делали Эвелин и Людвиг в день убийства. Однако в домах благородных семейств бросалась в глаза разобщенность между слугами, хозяевами и гостями. Если он подойдет с этим вопросом даже к лакею, слух об этом быстро достигнет ушей дворецкого и домоправителя, которые непременно передадут его Пруденс. Как и Джорджиане, ему придется действовать через своего слугу, Пертуи.

Ник составлял в уме список вопросов для своего слуги, когда в дверь его гостиной негромко стукнули один раз. В его апартаментах было темно — горела единственная свеча возле его кровати. Он взял свечу и вышел в гостиную.

Открыв дверь, он обнаружил, что в коридоре никого нет. Неужели стук ему послышался. Маловероятно. Он закрыл дверь и почувствовал, что наступил на что-то. Он нагнулся и поднял конверт. Внутри был листок почтовой бумаги Трешфилда. Текст на нем был написан печатными буквами. Внизу стояло имя Джорджианы. Она писала, что придет в Египетское крыло этой ночью в два часа и просила его ждать ее там.

Ник положил листок обратно в конверт. Ее королевское величество считает его почти неграмотным, раз написала эту чертову записку печатными буквами. Значит, она нашла убийцу! Зачем еще она захотела бы встретиться с ним тайно, если ей явно противно его общество?

— Разрази меня гром, — пробормотал Ник. — Если она нашла его, мне придется вернуться в Техас.

Он проиграл. Без сомнения Пруденс убила Трешфилда, чтобы обеспечить себе место в свете. Сердце его упало, как будто находилось под тяжестью сотни саркофагов. Ему придется предстать перед насмешливым и торжествующим взглядом Джорджианы. Впрочем, ее светлость слишком хорошо воспитана, чтобы глумиться над кем-либо. Она скромно расскажет ему, как ей удалось разоблачить убийцу, и вежливо попросит убраться за океан и больше никогда не беспокоить ее.

И ему придется уехать. Конверт выпал из его руки, и он невидящим взглядом посмотрел на свечу, которую все еще держал. Почему его любовь не такая, как любовь Джоселина и Лайзы. Его любовь походит на любовь Отелло и Дездемоны тем, что она заранее обречена. Обречена, обречена, обречена. Только Джорджиана далеко не такая верная, какой была Дездемона.

Да, она хочет, чтобы он уехал. Но он уйдет не так, как уходит какая-нибудь жалкая дворняжка, которую прогнали со двора. Он уйдет красиво, с высоко поднятой головой и покажет ей, что его не волнует то, что она считает их близость грязной тайной, которую лучше всего забыть. Или он попробует показать ей, как много она теряет в его лице. У него осталось мало времени на то, чтобы принять решение, но так или иначе, а Джорджиана пожалеет о том, что сделала с ним.

Несмотря на то, что он был поглощен мыслями об отмщении, время для Ника тянулось медленно. Когда часы из золоченой бронзы в его апартаментах пробили четверть второго, он с лампой в руке бесшумно двигался по холодному изогнутому коридору, ведущему в Египетское крыло. Он намеренно вышел раньше, чтобы найти себе хорошее укрытие, откуда сможет увидеть, как Джорджиана придет на встречу. Пусть ее королевское величество подождет немного, чтобы не получилось, что он явился вовремя по первому ее зову. Ожидая его в темноте, она разнервничается, и тогда он неожиданно появится неизвестно откуда. Естественно, она рассердится, но он поведет себя как джентльмен, притворится, что удивлен тем, что заставил ее ждать.

Войдя в длинный холл Египетского крыла, Ник остановился — и посмотрел на стоящую сбоку высокую витрину, заметив черно-белое отражение своего фрака в стекле. Взгляд его скользнул по ряду полотняных свертков. Джорджиана говорила ему, что в них находятся мумии кошки, двух соколов, собаки и бабуина. Их тщательно обмотали тканью, потемневшей от времени, чтобы они лучше сохранились для загробной жизни. На полке под мумиями лежали амулеты из сердолика, малахита, гипса и лазурита. Египетские бальзамировщики клали амулеты между слоями ткани, считая, что они защищают умерших во время путешествия по царству мертвых. Ник подумал, что в его положении ему самому пригодились бы несколько амулетов.

Он продолжил путь, всматриваясь в темноту в поисках подходящего укрытия. Он не станет прятаться в футляре для мумии. Хотя он и был зол на Джорджиану, ему не хотелось пугать ее и заставлять плакать. К тому же футляры, стоявшие вдоль стены, были слишком малы для него. И едва ли он произведет на нее впечатление изысканного и сдержанного джентльмена, если выскочит из гроба. Наверное, ему лучше всего подождать ее в рабочей комнате.

Ник ударом ноги открыл дверь и поднял лампу, осветившую стол и лежащие на нем толстые книги, маленькие статуэтки и мумию небольшого крокодила. Закрыв дверь, он оттащил от стола кресло и поставил его перед входом, спиной к двери библиотеки. Положил лампу на пол и опустился в кресло.

Он достал из кармана часы и увидел, что ждать ему еще около двадцати минут. Положил часы обратно и поправил свой фрак. Он был из превосходной черной саксонской шерсти и контрастировал с его белым жилетом с каймой, украшенной вышивкой. Бриллиантовые запонки на манжетах его рубашки блестели даже в тусклом свете лампы.

Было так тихо, что он слышал тиканье своих часов. Он поднялся и взял со стола книгу. Поднес ее к лампе и попытался читать, но он был слишком возбужден для чтения. Он положил книгу на пол. Это место начало его раздражать — все эти трупы, странные предметы, сделанные людьми, жившими три тысячи лет назад, эти гробы.

Ник сдвинул брови. Что-то здесь не так. Он поднял лампу, снова подошел к столу и с задумчивым видом посмотрел на стопки книг. Губы его сжались. Он поднял высоко лампу и повернулся. Сразу он не заметил того, что пространство возле стола опустело. Куда делся саркофаг из красного гранита?

Он вытянул руку с лампой и прошел дальше в темноту. Саркофага нигде не было. Неожиданно раздался громкий скрип, и он резко повернулся. Дверь библиотеки открылась, и в комнату устремился поток света. Ник нахмурился и пошел к вышедшему из библиотеки человеку, который держал подсвечник.

— Черт возьми, что вы здесь делаете в такое позднее время?

19

Джорджиана спешила на встречу с Ником. Она пробиралась через загроможденный холл Египетского крыла, высоко держа свечу в пыльной темноте. Очки ее то и дело сползали вниз, руки ее дрожали, когда она их поправляла. Она старалась не думать о том, что Ник представит ей доказательство вины Эвелина, в то время как она была уверена, что убийца — Пруденс. Ей больше не хотелось с ним спорить, тем более, что во время споров он постоянно дразнил и искушал ее.

Неожиданно она остановилась и резко повернулась. Что это? Волнение ее подвело или она в самом деле слышала звук шагов? Абсурд. Сзади нее никого не было. Открыв дверь рабочей комнаты, она опустила свечу, потому что в глаза ей ударил яркий свет. Джорджиана вошла и остановилась в изумлении, увидев дорогу света, образованную двумя параллельными рядами подсвечников на таких высоких подставках, что свечи находились почти на уровне ее лица.

Дорога эта вела в библиотеку. Она прошла по ней, заметив, что саркофаг исчез. Должно быть, Людвиг велел переставить его куда-нибудь, но он не оставил бы зажженными все эти свечи. Очевидно, этот театральный жест сделал Ник.

Джорджиана стиснула зубы и вошла в библиотеку. Шкаф с ячейками для хранения папирусных свитков был отодвинут, открыв проход в стене, куда уходили ряды подсвечников. Джорджиана вошла в него и оказалась на небольшой лестничной площадке. С возрастающим любопытством она начала спускаться по узкой лестнице, тоже освещенной светом свечей. Снизу до нее донесся негромкий стук.

Внизу она увидела открытую дверь, за которой раздавался этот стук. Джорджиана вошла в прямоугольную комнату, залитую ярким светом. Она остановилась в дверях и плотно сжала веки, потому что комната была оштукатурена и расписана таким образом, что имитировала египетскую гробницу. Поправив очки, она заметила единственного обитателя этой комнаты. В дальнем ее конце над одним из многочисленных гробов коллекции Трешфилда трудился Людвиг. На саркофаге из красного гранита лежал футляр для мумии.

Людвиг стоял на стремянке спиной к ней и вбивал тонкие гвозди в конец гроба. Онемевшая о г изумления, Джорджиана оглядела комнату. Возле саркофага, на котором работал Людвиг, лежал еще один саркофаг. Внутри него лежали несколько вставленных один в другой гробов. Крышка его стояла прислоненная к стене.

Тут же аккуратными комплектами были расставлены предметы, необходимые покойному египтянину в загробной жизни. Магические фигурки шабти стояли группой, готовые выполнить за умершего любую работу в загробной жизни. Корзины и коробки с едой для утоления голода. Была здесь и мебель, встречающаяся обычно в гробницах знатных людей, — низкие позолоченные диваны с ножками в виде львиных лап, стулья из кедра и черного дерева, подставки для сосудов с вином, гипсовые шкатулки для драгоценностей. Возле гробов стоял ковчег с канонами, содержащими внутренние органы покойного. Там были даже личные вещи — зеркала, лезвия для бритья, кривые сабли и луки.

Осматривая комнату, Джорджиана повернулась на 360 градусов, восхищенная заботливым отношением Людвига к деталям.

— Людвиг, это просто замечательно. — Людвиг вскрикнул и уронил молоток.

— Джорджиана, вы пришли слишком рано!

— Вы хотели сделать мне сюрприз? Извините меня!

Она подошла к нему. Людвиг спустился с лестницы и застенчиво улыбнулся.

— Вам нравится?

— Это восхитительно. — Джорджиана оглядела расписанные стены комнаты с изображениями различных сцен. — Вы воспроизвели одни из самых лучших изображений на стенах египетских гробниц.

Одна стена была отдана под сцену, изображающую мужчину, наблюдающего за своими слугами, которые убирают хлеб; на другой стене был изображен день Страшного суда в чертоге Озириса, где на одной чаше весов лежало сердце покойника, а на другой перо истины. Все было нарисовано яркими красным, черным, синим, желтым и зеленым цветами.

— Все кажется совершенно подлинным, — вздохнула Джорджиана. Потом она вспомнила, зачем пришла туда, и нахмурилась. — Вы не видели мистера Росса? Я должна была встретиться с ним в рабочей комнате.

— О Боже, нет. Я не видел его. Зачем это ему понадобилось встречаться с вами в такое неподходящее время и наедине? Так не делают, моя дорогая.

— Это личное дело. Должно быть, я перепугала время.

Людвиг достал из кармана часы.

— О Боже, уже четверть третьего. — Джорджиана отвернулась и сказала:

— Я вернусь в рабочую комнату. Он, наверное, уже там.

— Подождите. Он найдет нас по подсвечникам. Вы не хотите посмотреть, что я сделал? — Людвиг быстро подошел к столу возле гроба, который он ремонтировал, и поднял папирусный свиток. — Я сделал точную копию «Книги мертвых».

Джорджиана подошла к столу:

— Это замечательно, но мне сейчас не до книги, Людвиг. Лучше покажите мне ее завтра.

— Я не отниму у вас много времен. — Людвиг поднял керамический кувшин и налил вино в фаянсовый бокал. — Я даже принес сюда вино. Древние египтяне всегда оставляли покойному вино в гробнице. Видите те кувшины? На них на всех есть глиняная печать с именем Рамзеса II…

Пока Людвиг говорил, Джорджиана раздумывала, как бы ей отделаться от него так, чтобы не задеть его чувства. В другое время она пришла бы в восторг от того, что сделал Людвиг, но сейчас она могла думать лишь о том, что сделает Ник, когда она скажет, что пари отменяется. С беспокойством размышляя над этим, она перевела взгляд с бокала, который ей протягивал Людвиг, на футляр для мумии.

Саркофаг из красного гранита был накрыт крышкой, и гроб этот лежал на ней. Он принадлежал мужчине и имел форму человека. Такие футляры для мумий делали в период Нового царства . Гроб был выкрашен в черный цвет и покрыт позолотой. На крышке его был нарисован какой-то знатный египтянин, умерший несколько тысяч лет назад. Руки его были скрещены на груди, пальцы держали волшебные амулеты.

По-видимому, один конец гроба треснул и отломался, поскольку Людвиг пытался приделать к нему новый конец, увеличивающий длину гроба почти на фут. Джорджиана нахмурилась и подошла к гробу поближе. Она ошиблась. Конец не отломался от времени, он был аккуратно отпилен. Людвигу зачем-то понадобилось увеличивать длину гроба. Поставив бокал на пол, она дотронулась до свежего дерева, и Людвиг перестал разговаривать.

— Что вы сделали с этим гробом?

— Все равно он сломался бы, вот я и решил отремонтировать его и заодно подогнать его длину под новый саркофаг.

— Подогнать длину? — Джорджиана посмотрела на Людвига с удивлением. — Вы переделали ценный предмет коллекции. Как это на вас не похоже. Это же замечательный образец периода Нового царства. Что это?

Людвиг отошел от нее и зашел за другой саркофаг.