— Что случилось? — спросил он. — Эш, развяжи меня.

Эшер молча покачал головой.

— О-ох, — прорычал он. — Господи, почему это должен быть ты? А потому, что рано или поздно ты все равно бы послушал Лайзу.

Эшер неожиданно вскочил на ноги, вышел за дверь и принес оттуда свернутую кругами веревку. Он тяжело дышал и безотрывно смотрел на эту веревку. Он бросил ее на ящик и дрожащими руками сделал из нее петлю. Затем он исчез за дверью с другим концом этой веревки, очевидно для того, чтобы привязать ее к крыше. Вернувшись в комнату, он снова встал на колени перед Джослином. Через секунду он привстал и посадил Джослина на тюфяке. Тот снова попытался добиться ответа от друга.

— Ответь же мне, черт тебя побери!

Эшер молча приподнял Джослина и прислонил его к стене. Затем он пододвинул поближе ящик и повернулся к Джослину. Когда он потянулся к нему, тот отпрянул назад и снова упал на пол. Он ударился головой, и ему показалось, что она сейчас расколется на куски от боли. Он лежал на животе, хватая ртом воздух, пока Эшер не перевернул его на спину. Его рука осторожно отбросила волосы со лба Джослина. Тот тяжело дышал, стараясь не обращать внимания на боль. Эшер погладил его по голове и затем положил ладонь на его щеку.

— Я очень сожалею, Джос, — сказал Эшер. — Это все мой зверь. Он чувствует опасность.

Джослин прикусил губу и неподвижно ждал продолжения. Ему с трудом удалось открыть глаза и посмотреть на Эшера.

— Если бы ты только смог избавиться от всех своих воспоминаний, — сказал Эшер. — Если бы ты не женился на этой маленькой зануде. Это неестественный, маленький и довольно хищный зверь… Если бы она не вызывала у тебя подозрений и не беспокоила твою память… Но ты рано или поздно все равно прислушаешься к ее доводам. Поэтому сейчас я вынужден отпустить своего зверя.

— Господи, Эшер, почему?

Эшер присел рядом с Джослином, и его рука снова нежно погладила волосы друга. Он заплакал.

— В Балаклаве я потерял свою лошадь и вынужден был отнять лошадь у Чешира. Я, наследник многих поколений военных героев, я бежал, я забрал лошадь у другого офицера. Я убил его. Там была такая суматоха. Я не думал, что кто-нибудь видел это, кроме тебя. А ты был ранен и вряд ли что-то соображал. Но потом оказалось, что Поукинс что-то знал, и мне пришлось убить его, чтобы он не рассказал другим. Я не мог вынести этого позора.

— О нет! — в ужасе прошептал Джослин и с болью стиснул зубы, услышав эти слова.

Эшер все еще продолжал гладить его волосы.

— Скольких людей ты убил? Чешира, Поукинса, Эйри, Эллиота?

Эшер всхлипнул и приподнял Джослина, чтобы тот мог опереться на колени. Он раскачивался взад и вперед, склонив голову на плечо своего узника и горько плача.

— Ты не знаешь, что это такое. Мой прапрадедушка, мой дедушка — все герои этого полка. Все мои предки, я могу перечислить каждое их сражение — Ватерлоо, Италия, Франция, Америка. Они все прошли через эти сражения с триумфом, все, кроме меня.

— Эш, послушай меня, — сказал Джослин, но в ответ прозвучало лишь слабое всхлипывание Эшера. Не обращая внимания на все это сумасшествие, Джослин толкнул плечом в грудь Эшера. — Эш!

Всхлипывания неожиданно прекратились. Джослин почувствовал руку друга на своей щеке.

— Мне очень жаль.

Джослин громко выругался, когда Эшер снова поднял его и потащил к пустому деревянному ящику. Через секунду он набросил петлю на голову Джослина и крепко затянул ее.

— Эш, ты же не хочешь убить меня, — сказал Джослин, боясь пошевелиться, чтобы не затянуть на шее петлю.

Эшер с неожиданной силой приподнял Джослина вверх. На ящике было достаточно места для них обоих. Джослин пошатнулся, но Эшер поддержал его и еще туже затянул петлю на его шее.

Джослин старался сделать все возможное, чтобы заставить Эшера посмотреть ему в глаза, выслушать его.

— Не надо делать этого, Эш. Я никому не скажу. Ты же мой самый близкий друг.

— Нет, с тех пор как рядом с тобой появился этот Росс, я перестал быть твоим самым близким другом.

Эшер отодвинул воротник рубашки Джослина, чтобы петля опутала его голую шею.

Джослин с трудом наклонил голову, чтобы поймать взгляд Эшера.

— Ты не можешь убить меня. Если бы ты мог это сделать, ты убил бы меня у Скатарского озера.

Со слезами на глазах Эшер обнял Джослина и прижал его к себе.

— Развяжи меня, Эш.

С громким ревом Эшер спрыгнул с ящика и прижался плечом к нему.

Ящик качнулся в сторону, и Джослин закричал. Все еще обливаясь слезами, Эшер поднатужился и сдвинул ящик на несколько дюймов в сторону. Джослин старался изо всех сил удержать равновесие, чувствуя, как ящик ускользает из-под его ног. Эшер еще раз нажал на ящик, издав при этом нечеловеческий крик отчаяния и боли. У Джослина перехватило дыхание, и он забился в агонии.

Через секунду он пришел в себя от натужного воя. Кто-то обхватил его ноги, а ящик снова пододвинули под него. Он услышал надрывный крик Эшера, выстрел, треск, и кто-то мелькнул перед ним. Все было в тумане. Но он все же видел, как чьи-то руки потянулись к его шее. Петля ослабела, и он рухнул на пол.

Кто-то выкрикнул его имя, но он не смог разобрать кто именно, так как всеми силами пытался восстановить дыхание. Затем наступила темнота, и он потерял сознание.

Когда он наконец открыл глаза, руки и ноги его были свободны, а Лайза и Ник пристально смотрели на него. Он слабо застонал и попытался сказать им несколько слов.

— Черт возьми, Лайза, что ты делаешь здесь? Что ты…

Он закрыл глаза, но через секунду снова открыл их.

— Эшер…

Ник помог ему сесть. Эшер лежал на спине, а из большой дыры в груди текла кровь. Над ним склонился столичный полицейский в форме, медные пуговицы которой тускло блестели, отражая свет лампы.

— Он мертв, сэр. Выстрел был смертельным. У вас не было выбора.

Джослин молча уставился на тело своего друга. Лайза взяла его за руку и крепко сжала ее.

— Я очень сожалею, — сказала она. — Он бы не остановился. Это было ужасно. Он рычал, как разъяренный зверь. Мне так жаль, дорогой.

Пока Ник разговаривал с полицейским, Джослин по-прежнему смотрел на тело Эшера.

— Ты была права с самого начала, — сказал наконец он Лайзе.

Теперь он понимал, что его пытался убить не Эш, а какое-то другое существо, управляющее его поступками. Он опустил голову и отвернулся от мертвого тела. Когда он вспомнил, как его друг неожиданно превратился в дикого зверя, рычащего и ревущего, его бросило в дрожь. Казалось, что даже в этой мрачной комнате стало намного холоднее. Человеческая часть Эпюра была его другом, который много лет назад спас его от извращенных притязаний Эйла. А зверь — кто знает, какое унижение и извращение человеческой природы заставило Эшера превратиться в дикое животное?

Все это время, пока они искали убийцу извне, Эш подкрадывался к ним всем изнутри, из узкого круга близких друзей. Эш, который был для Джослина больше чем брат, извивался и притворялся, не раскрыл себя перед Джослином. Джослин все не мог понять, как мог совмещаться в одном человеке его лучший друг и кровожадный зверь. А Лайза, она была так настойчива в своем мнении о существовании убийцы. Но даже она не могла представить себе в этой роли лучшего друга Джослина.

Ему нужно было отнестись к ее словам более серьезно. Она вполне заслуживала этого. Кроме того, она заслужила большего уважения к себе. Лайза подошла к мужу и села рядом с ним. Он глубоко вздохнул и взял ее за руку.

Лайза бросилась в его объятия и заплакала. Джослин смутился, забыл об ужасной боли в голове и крепко прижал ее к себе.

— Я думала, что он убьет тебя, — сказала Лайза сквозь слезы.

— Да, он был близок к этому.

— Мы сразу же поехали в дом твоего отца, а затем в клуб Эйла. Мы рыскали по всем улицам, пока не нашли вашего извозчика. Он сказал нам, что видел вас, и мы тут же направились вслед за вами. Это отняло у нас несколько часов, но Нику все же удалось найти карету, которую вы наняли. Извозчику надоело вас ждать, и он уже направлялся назад в Вэст-Энд.

Джослин потер рукой макушку, а потом успокаивающе обнял Лайзу за спину, пока она продолжала свой рассказ.

— Я до сих пор не могу в это доверить. Все это время я искала убийцу, но теперь, когда я нашла его… Бедняжка Уильям Эдвард. — Она подняла голову и посмотрела в глаза Джослина. — Это не воскресит его. Господи Боже мой, это уже не вернет его к жизни!

Она перестала всхлипывать и положила голову на плечо мужа. Джослин еще крепче обнял ее и прижал к себе, стараясь успокоить. Вдруг он осторожно отвел голову назад к стене и закрыл глаза.

— Лайза, — сказал он, — спасибо, что спасла меня, но я очень сожалею, что не в состоянии сейчас утешить тебя как следует. У меня от боли совершенно раскалывается голова.

Он всеми силами старался сохранить ясность мысли, чтобы услышать ее ответ, но ему это давалось с трудом.

Постепенно он погружался в какое-то необъяснимое состояние полусна. Он очнулся, когда Ник поднял его, затем еще раз очнулся, когда они сажали его в карету. В следующий раз он пришел в себя, когда находился уже в своей собственной комнате.

Он лежал на боку. Открыв глаза, он увидел знакомые шторы на окнах и яркий луч солнечного света. Что-то тяжелое сковывало его ноги. Он пошевелился, поднял голову и увидел Лайзу, лежавшую у его ног на покрывале. Она все еще была одета в платье служанки. Он медленно сел на кровати, с радостью ощущая, что боль в голове уже почти прошла. Увидев фартук Лайзы и ее покрасневшие от работы руки, он нахмурился и стал пристально изучать ее взъерошенные волосы и кудрявые завитушки.

Джослин грустно вздохнул. Он понял, что уже проиграл битву за свою беспрекословную авторитарную власть в семье. В конце концов, подумал он, она спасла ему жизнь вместе с Ником. Вероятно, ему придется вести себя с ней более терпимо и с большим уважением.

Затем он вспомнил Эшера.

Он никак не мог смириться с мыслью о сосуществовании в одном человеке лучшего друга и жестокого зверя. Он как бы старался прогнать от себя сон, в котором перед ним появлялись совершенно обессмысленные глаза Эшера. Они смотрели на него, не узнавая друга, безучастно, с какой-то жестокостью рептилии, без какого-либо признака человечности. Он, вероятно, никогда не поймет, каким именно образом война может превратить человека в хищного зверя. И тем не менее это произошло. Какие невыносимые страдания, мучительные раздумья привели Эша к тому, что зверь поселился в его душе — душе в общем-то доброго человека. Зверь, который выползает наружу при первом же страхе перед смертью или перед неизбежным позором.

Пока Джослин мылся и одевался, он наконец сумел заставить себя не думать об Эшере, прекратил все попытки понять глубокую душевную болезнь друга и сосредоточился на Лайзе. Она спасла ему жизнь. Милая, упрямая Лайза, которую он почему-то вспомнил в нежной ночной рубашке с ее неистребимым запахом лимона. Теперь он начал понимать, что опасения, будто что-либо может отнять у него хотя бы частицу ее любви, были совершенно безосновательными. По крайней мере, ему так теперь показалось. Лавдэй сказал ему, что она провела рядом с ним всю ночь, не сомкнув глаз. Сейчас она спала на его постели.

Пришел полицейский. Он провел в доме несколько часов, расспрашивая Джослина об обстоятельствах смерти Эшера, и покинул дом. Потом пришел Ник, чтобы лично убедиться в состоянии здоровья Джослина.

Затем, к великому сожалению Джослина, к нему нагрянули члены семейства. Когда в комнату вошли отец, мать и сестра, он сидел на софе в своем кабинете, а рядом с ним стоял чайник с кофе. Джорджиана и мать бросились к нему плакать и обнимать, а отец немедленно потребовал полного отчета о приключениях Джослина.

Как только Джослин закончил рассказывать о своих злоключениях, в кабинет вошла Лайза — воплощение великосветской дамы в своем голубовато-зеленом платье, тонкий шелк которого величественно развевался во время ходьбы. Джослин удивленно заморгал глазами при виде такого превращения чернорабочей служанки в роскошную леди. Когда он представил ее родителям, она грациозно поклонилась и слегка улыбнулась его сестре. Они провели вместе полчаса, поддерживая бессмысленный женский разговор и стараясь избавиться от тягостной неловкости. Его мать то и дело посматривала на Лайзу, как будто ожидая, что та начнет жевать табак или громко икать.

— Ну, — сказал наконец его отец, становясь в позу судьи, — все это время у тебя были какие-то огорчительные недоразумения с Эйлом, а в то же самое время твой лучший друг был жестоким убийцей.

Голова Джослина стала слегка подергиваться.

— Уходи, отец.

— Что? — рявкнул герцог.

Джослин мгновенно вскочил с софы и закричал в лицо отцу:

— Я сказал, уходи!

Все тело Джослина дрожало от напряжения. Он всеми силами старался сдержать себя и не ударить отца. Сжав за спиной руку в кулак, он резко повернулся на каблуках и отошел к каминной доске. Он стоял спиной к гостям, но ему не нужно было поворачиваться, чтобы посмотреть на реакцию герцога. Он и так знал, что там происходит.

Наступила мертвая тишина, продолжавшаяся довольно долго. Он знал, что отец пытается овладеть своими эмоциями и сдержать себя. Он также знал, что герцог страшно не хочет в очередной раз позориться в присутствии внучки мясника. Джослин краешком глаза посмотрел на Лайзу. Она уставилась на герцога с некоторым легким чувством отвращения, как будто почувствовала запах конского навоза на чьих-то ботинках.

Затем Джослин услышал, как Джорджиана стала убеждать герцога покинуть комнату. Ноющая боль между плечами немного поутихла, но голова его все еще сильно болела, и он никак не мог избавиться от навязчивых образов Эшера и Эйла. Ему необходима было поговорить с Лайзой. Беседа е ней всегда приносила ему заметное облегчение, она каким-то необъяснимым образом умиротворяла его.

— Джослин, — его мать медленно приблизилась к нему и старалась говорить тихим голосом, поглядывая на дверь, за которой наконец исчез ее муж. — Джослин, в самом деле, ты не должен спорить со своим отцом. Он от этого становится только хуже и к тому же более подозрительным. Если бы ты только смог проявлять заботу о нем и не оскорблять его.

Пока его мать шептала ему эти слова, к ним подошла Лайза и стала рядом с мужем. Он сразу же услышал легкий шорох ее шелкового платья и давно знакомый запах лимона. Он почувствовал, что внутри него что-то перевернулось. Джослин перевел взгляд с Лайзы на свою дрожащую от страха мать. Что-то ярко вспыхнуло в его душе. Он никогда раньше не обвинял свою мать в том, что она не помогла ему в трудные минуты противоборства с отцом и Эйлом, хотя и должна была бы оказать такую помощь сыну. Все ее силы были направлены на то, чтобы сохранить всеобщее умиротворяющее спокойствие. А ценой этого спокойствия был его позор и изгнание из семьи. Занятый этими мыслями, он не мог вмешаться, когда Лайза заговорила с герцогиней.

— Ваша светлость, — сказала она, — эти забияки всегда останутся такими, и даже если вы упадете на пол, они будут топтаться по вашему телу.

— Боже, что вы говорите!

— Я сожалею, — сказала Лайза, хотя на самом деле нисколько не сожалела о сказанном. — Но если вы терпите оскорбления в свой адрес, вы тем самым провоцируете их. Может быть, вам нравится, когда вас терроризируют и пинают ногами, но вы не можете требовать, чтобы и вашему сыну это нравилось.

Герцогиня издала звуки, напоминающие крики курицы во время громового раската.

— Джослин, эта… эта женщина оскорбляет твою мать!

Джослин улыбнулся жене и повернулся к матери, покачивая головой.

— Нет, она не оскорбляет тебя, мама. Она просто не согласна с тобой. В этом вся разница.

— Ох! — герцогиня тяжело вздохнула и вышла из кабинета, покачиваясь и тяжело дыша.

Джослин снова повернулся к Лайзе, весело улыбнулся и поцеловал ей руку. К его удивлению, Лайза вырвала руку и обошла вокруг софы. Остановившись там, она пристально посмотрела на мужа.

— Что случилось? — спросил он удивленно.

— Ты не должен целовать мою руку и вообще… Пока мы не договоримся о некоторых вещах.

— Это довольно безнадежное дело для жены указывать мужу, что целовать, а что нет.

Джослин стал медленно приближаться к ней, но вынужден был остановиться, так как между ними была софа, и он не знал, как ее обойти, чтобы не испугать Лайзу. Наконец он поднял руку, изображая умиротворяющий жест, и внезапно бросился на нее. Поймав жену за талию, он поднял ее над софой. Затем повернулся и сел на софу вместе с Лайзой на коленях. Как и прежде, Лайза брыкалась и била по нему ногами. Джослину пришлось крепко прижать ее к себе, чтобы попытаться успокоить ее. Но поскольку Лайза отказалась подчиниться мужу и прекратить бессмысленную борьбу, он подмял ее под себя и прижал к дивану.

— Ну хоть теперь-то ты успокоишься? Я не могу дышать.

Он слегка приподнялся над ней, и она глубоко вдохнула воздух. После этого он снова опустился на нее всем своим телом, и она снова стала задыхаться.

— Ты собираешься успокоиться и выслушать меня?

— Да… ух… да…

Придерживая ее руки, Джослин посмотрел ей в глаза. Голубовато-зеленоватый цвет шелка придавал им странный оттенок, напоминающий цвет ручья, потемневшего от грозовой тучи.

— Мы должны прийти к взаимопониманию, — сказал он ей тоном опытного офицера. — Я не могу позволить, чтобы моя жена занималась торговлей.

— Но…

— И я не отпущу тебя из дому. Ты моя жена, и твое место здесь, со мной.

— Теперь только…

— И если ты хотя бы раз отправишься в восточную часть Лондона, я выпорю тебя так, что ты в течение всей недели не сможешь прикоснуться своим великолепным задом к креслу.

Лайза вытаращила глаза на мужа.

— Попробуй только, и ты увидишь, что будет.

Какое-то время он пристально изучал ее.

— Какая интригующая угроза!

— Я же не дура. Я не хожу туда одна.

— В том-то и дело.

— Но я же не собираюсь…

— Ты успокоишься наконец, или мне придется еще раз поднажать на тебя? Я предупреждаю тебя, это доставит мне огромное удовольствие.

Она отвернулась от него и замолчала.

— Ну наконец-то ты начинаешь понимать все преимущества нашего сотрудничества. Мне удивительно, что я когда-то считал тебя маленьким, хрупким чудом в перьях… Неужели ты молчишь? Превосходно. Как я уже сказал перед тем, как ты меня прервала, я не могу допустить, чтобы моя жена занималась торговлей. Однако я не вижу никаких причин для того, чтобы этим делом не стал заниматься мистер Хьюго Пеннант. Он ведь занимался этим раньше?

После этих слов Лайза повернулась к Джослину и уставилась на него.

— Пеннант — это я.

— Я знаю, — безмятежно сказал Джослин, — но я единственный человек, которому это известно. Правда, если об этом узнает великосветское общество, оно отринет тебя и всю твою фирму. И если моя жена вдруг перестанет уделять мне достаточно внимания, увлекшись делами фирмы, то я в безутешном горе могу нечаянно выдать эту тайну.

— Жорж Санд.

— Что?

Лайза улыбнулась мужу:

— Женщинам всегда приходилось скрывать свой талант довольно продолжительное время. Жорж Санд, например, Джордж Эллиот…

— Хьюго Пеннант…

Он внимательно смотрел на губы Лайзы и вдруг осознал всю глубину этого ее аргумента. Тем сильнее ему захотелось добиться компромисса.

— Лайза, милая, как ты думаешь, мы можем прийти к соглашению?

Ее взгляд блуждал по его лицу.

— Почему ты передумал?

Джослин отвернулся от нее, чтобы она не заметила, как покраснело его лицо.

— Джослин? — Голос Лайзы был наполнен необыкновенной сосредоточенностью. — Джослин Маршалл, ты покраснел от смущения.

Сжав губы, он повернулся к жене.

— Если ты не успокоишься, я ничего не стану тебе объяснять.

— Да, милорд.

«Черт бы ее побрал!» — подумал Джослин. Она даже губу прикусила, чтобы не рассмеяться. Он пустился в объяснения, пока не запутался и не смешался.

— Я боя… Черт возьми!.. Я боял… — Он запнулся, откашлялся и посмотрел на ее подбородок. — Я боялся, что для тебя эта проклятая фирма «Пеннантс» будет дороже, чем я.

Он сделал паузу, но она не рассмеялась. Он быстро взглянул на нее и увидел, что она смотрит на него с недоверием.

— Ты ревновал меня к фирме «Пеннантс»? Матерь Божья! Ты на самом деле думал, что я интересуюсь своей работой больше, чем тобой? Джослин Маршалл, ты сумасшедший! Я тоже сумасшедшая, так как люблю тебя безумно. Я вижу твое лицо в каждом своем контракте и календаре, я слышу твой голос, когда разговариваю со своими клиентами, я всегда почему-то предпочитала находиться в твоей постели, вместо того чтобы коротать время за своим письменным столом. Сама не знаю почему.

Душа Джослина переполнилась невероятным облегчением и ощущением счастья. Он слышал, как задал Лайзе вопрос, который никогда раньше не задавал ни одной из женщин.

— Ты любишь меня?

Лайза приподняла голову и поцеловала его в губы. Джослин удовлетворился этим ответом. Он уже начал чувствовать легкое покалывание в пояснице, когда она отпрянула от него, чтобы задать все тот же вопрос.

— Ну теперь-то ты понимаешь? Ты действительно изменил свое мнение?

— Я способен менять свои мнения и идти на компромиссы, женщина, даже если меня при этом приходится подталкивать и подгонять. Но особенно хорошо я осознал, что если бы ты была такой же беспомощной и слабоумной, как и большинство обычных женщин, то я уже был бы мертв.

— Боже мой, ты ведь абсолютно прав. Я почему-то никогда об этом не думала.

— А я думал. И потом еще моя мать.

— Она может вышить надпись «Бейте меня» на задней части своего платья.

Джослин внимательно рассматривал ее губы, пока она произносила эту фразу.

— Лайза.

— Да.

— Я не хочу говорить о матери или о «Пеннантсе». Я вообще ни о ком и не о чем не хочу говорить.

Лайза прижалась к мужу.

— Ну раз ты не хочешь об этом говорить, я тоже не хочу.

Он прижал свои губы к ее губам и медленно раздвинул их своим языком. Продолжая страстно целовать ее, он почувствовал, как она слегка раздвинула ноги. Джослин осыпал ее лицо поцелуями и жадно вдыхал запах лимона и Лайзы.

— Джослин… Джослин… не здесь.

— Милая, не старайся загнать обратно пчел в улей после того, как ты растревожила его.

Когда Джослин добрался до кончиков ее ушей и стал их покусывать, Лайза почувствовала, что задыхается от охватившей ее страсти.

— Ты снова это делаешь, извращенный оруженосец. Прекрати это, Джослин Маршалл. Я не буду…

Он не дал ей договорить, впившись губами в ее губы. Потом он нащупал ее бедра и крепко прижал ее к себе. Когда Джослин приподнял голову, Лайза попыталась что-то сказать, но он приложил палец к ее губам.

— Оставь это, дорогая. Бесполезно отдавать приказы, когда никто их не слышит.

— В таком случае мне придется заставить тебя выслушать меня.

Он уставился в ее трехцветные глаза, заметив в них легкую хитринку. При этом он почувствовал, как ее бедра стали медленно извиваться под его собственными.

— Почему ты, маленькая…

— У-гу…

Джослин вдруг быстро вскочил с Лайзы, она тоже поднялась и села на софу. Затем они вместе уставились на неожиданно появившегося Лавдэя.

— Я постучал, милорд, — извиняющимся тоном сказал слуга, — но вы были так заняты, что не ответили мне.

Джослин быстрым движением руки поправил сползший набок галстук и отбросил волосы со лба.

— Ладно, ничего страшного, Лавдэй.

— Я прошу прощения, милорд, но здесь появился человек, который настаивает на том, чтобы пройти в дом.

— Человек? — переспросил удивленно Джослин и посмотрел на Лайзу. Та покачала головой, не зная, кто это мог быть.

Поза Лавдэя, и без того строгая, стала теперь грозной, как колонна в доме Ревери.

— Этот человек, милорд, низкого положения, и к тому же он угрожает насильственными действиями.

В этот момент откуда-то из фойе послышался громкий голос:

— Эй! Где ты спрятался, негодяй!

Тоби Инч ворвался в комнату с дубинкой в руке.

— Вот вы где, госпожа.

Размахивая руками, он протиснулся мимо Лавдэя и направился прямо к Джослину.

— Оставь ее в покое, ты, напыщенный индюк!

Лайза громко вскрикнула, увидев, что Тоби набросился на Джослина. Тот спокойно вздохнул, пригнулся и выставил вперед ногу. Тоби споткнулся и рухнул на пол. При этом он ударился головой о свою дубину и застонал. Джослин положил руку на плечо Лайзы, и они вместе стали наблюдать за незваным гостем.

— Тоби, — сказала Лайза, — извини, я не предупредила тебя раньше. Виконт и я уже помирились.

Тоби сел на пол и усиленно массировал свою голову.

— Вы должны были сказать мне, черт вас возьми.

— Попридержи свой грязный язык в присутствии моей жены, сэр, — решительно сказал Джослин.

— Мой язык? Мой грязный язык? А вы слышали ее язык?

Джослин застонал и посмотрел на Лайзу.

— И так будет все время?

Она плотно сжала губы и, как показалось Джослину, всеми силами старалась подавить улыбку.

— Боюсь, что Тоби слишком прямолинеен, — она еще теснее прижалась к мужу и положила руку ему на грудь. — Ты способен вынести это?

Он ухмыльнулся в ответ на эти слова.

— Если ты подыщешь достаточное утешение для меня, я смогу вынести это бремя.

— Угу.

Лавдэй подошел к Тоби и грозно возвысился над ним.

— Милорд, могу ли я препроводить этого человека на кухню, где самое место для него?

— Кого ты называешь человеком, ты, старая устрица? — проворчал Тоби.

— Прекрасное предложение, — согласился Джослин.

Важно приподняв бровь, Лавдэй помог Тоби встать на ноги, а затем вытолкнул его за дверь комнаты. У двери слуга остановился и поклонился Джослину.

— Если позволите мне заметить, милорд…

Джослин уже подтолкнул Лайзу к дивану и усадил ее. Сам же он положил колено рядом с ее бедром.

— …У нас никогда не было принято, — продолжал Лавдэй, — заниматься личными делами в кабинете.

Джослин вряд ли слышал голос своего слуги. Он был всецело поглощен яркими бликами в глазах Лайзы, которая уже положила руку ему на ногу. Он не мог говорить с Лавдэем, если бы даже очень хотел. Лайза вспыхнула, погладила нежно его бедро, а потом вдруг бросила взгляд через его плечо на слугу.

— Мы вырабатываем новые привычки, Лавдэй, — сказала она. — А теперь можешь идти.

Они оба весело улыбнулись, когда за слугой захлопнулась дверь. Джослин водил носом по щеке Лайзы.

— Подожди, — сказала она, оторвавшись от него.

Он посмотрел на выражение ее лица и вздохнул.

— Я уже знаю, что ты собираешься мне сказать.

Он опустился на софу рядом с ней, вытянул вперед ноги и угрюмо уставился на кончики ботинок. Через секунду он повернулся к Лайзе и прошептал:

— Синклер и все остальные… я не убивал их, ты же знаешь. Мне просто не нужно было этого делать. Но, Лайза, я вовсе не хочу закончить жизнь так же, как и Эш.

Прижавшись к нему, Лайза стала целовать его лицо и одновременно шептать ему на ухо:

— Я так боялась, что ты не поймешь этого. Я очень боялась, что ты не сможешь бросить этот свой крестовый поход, — она плотно прижалась щекой к его щеке.

— Ник сказал, что я не смогу больше продолжать, что это разорвет меня на куски.

— Он был прав, — сказала Лайза, отодвинувшись от него и посмотрев ему в глаза. — Ты не можешь больше продолжать свой крестовый поход и играть роль Бога.

— Но я ведь не могу так просто взять и оставить все это. Она улыбнулась ему.

— Я тоже не могу. И потом я не вижу никаких причин для того, чтобы не уничтожить любого, кто того заслуживает. Мы можем это сделать вместе и к тому же законным путем. Мы всегда сможем прийти на помощь тем, кто в ней больше всего нуждается.

— Но ты знаешь, это совсем нелегко — сохранить внутреннюю уравновешенность. Я видел этих хищников, и мне хотелось убить их.

— Да, я знаю, что это будет нелегко, — Лайза крепко сжала его руку. — Возможно, нам следует создать какой-нибудь дом или фонд. Я не знаю, что будет лучше.

— Я тоже не знаю.

— Но по крайней мере… — сказала она и повернулась, чтобы взглянуть ему в глаза, — по крайней мере, мы можем вместе работать над решением этой проблемы.

Он улыбнулся и быстро поцеловал ее. Но затем его улыбка вдруг исчезла.

— Понимаешь, — сказал он, — мне, по всей видимости, придется иметь дело с твоим отцом.

Она схватила его за руку.

— Можно мне на это посмотреть?

Он рассмеялся и вдруг почувствовал, что его настроение резко улучшилось.

— Ты воодушевляешь меня, милая Лайза. Ты всегда успокаиваешь меня.

Она наклонилась к нему. Рука ее легла ему на живот и медленно сползла вниз.

— Ну, дорогой, — протянула она, — мне кажется, что, по крайней мере, одна часть твоего тела все еще возбуждена.

Он со смехом повалился на нее, прижав ее к софе.

— Может, ты и преувеличиваешь, дорогая, но это обязательно будет. Через некоторое время.

Лайза потянула его вниз на себя. Когда их тела плотно прижались друг к другу, она глубоко вздохнула и прошептала:

— А я думаю, что это случится быстрее, чем через некоторое время.