ГЛАВА 17

Книга выпала из рук Кейт и шлепнулась на пол. Она вскочила на ноги и встала за спинкой кресла.

— Уходи, — сказала она.

— Юные леди не имеют права приказывать пэрам королевства, — сказал Алексис, наклоняясь и поднимая книгу. — Ты сбежала, трусишка.

Он посмотрел на книгу, которую держал в руке.

— Римская история, — сказала она. — Неженственно, я знаю, но я еще не слегла от мозговой лихорадки, вызванной перенапряжением ума.

Он снова почувствовал себя виноватым.

— Что неженственно, — сказал он, — так это твое путешествие в одиночестве. И у тебя хватило безрассудства оставить меня, как беременную невесту, на ступеньках алтаря. Ты сделаешь нас обоих предметом всеобщих сплетен.

— Если ты приехал, намереваясь утащить меня в замок, чтобы спасти свою репутацию распутника, то ты можешь сейчас же развернуться и отправиться назад, в свой замок, полный любовниц и убийц. Наша помолвка разорвана.

— Она не будет разорвана, пока я не позволю сделать этого, — сказал он, повысив голос, и увидел, как Кейт слегка вздрогнула. По его телу пробежала дрожь, когда он увидел блеск в ее глазах. Он напомнил ему об отблеске солнечных лучей на поверхности штыка.

— Мне безразлично, чего ты хочешь! — закричала она. — Я устала постоянно ставить тебя в неловкое положение. Я устала притворяться хорошо воспитанной леди, и я не собираюсь больше этим заниматься, — ее пальцы, лежавшие на спинке кресла, постоянно сжимались и разжимались. Она понизила голос. — Неужели ты не понимаешь? Я никогда не стану настоящей дамой. И пожалуйста, не перебивай меня. Я собираюсь рассказать тебе правду, а тебе придется ее выслушать и понять, наконец, что я собой представляю.

Она покинула безопасное пространство за спинкой кресла и встала прямо перед ним. Алексис затаил дыхание. Он не хотел рисковать каким-нибудь своим действием отвлечь ее внимание и помешать ей рассказать ему нечто, из-за чего у нее перехватывало горло и дрожали руки.

— Как можно ожидать от меня, чтобы я интересовалась восковыми цветами и узорами кружев? Когда мне было шестнадцать лет, я застрелила старателя, который пытался изнасиловать меня. Я стирала грязное белье для незнакомых мужчин. Я лечила шлюх и подавала еду людям, которые здесь оказались бы в тюрьме.

Она выругалась и рукой смахнула слезы с глаз, а затем полезла в карман за платочком. Алексис протянул ей свой платок, но ничего не сказал.

— Уходи, Алексис, — она замолчала и принялась яростно тереть платком глаза. — Проклятье. Не надо ничего говорить. То, что я плачу, не значит, что я ничего не соображаю. Я просто в ярости. Езжай домой. Я тебе не нужна. Во всяком случае, такая, какая я на самом деле. А я не могу притворяться кем-то другим.

Он отошел с дороги, когда она попыталась оттолкнуть его в сторону. Она снова рухнула в кресло, и он увидел, как она пытается плакать, не издавая при этом ни единого звука.

— Ты плачешь, — сказал он. Он сбросил с себя плащ и позволил ему упасть на пол.

— Нет, — сказала она и, сдавшись наконец, громко всхлипнула.

— Проклятье! — Он упал на колени и попытался обнять ее, но она тут же замерла, как только он дотронулся до нее.

— Не прикасайся ко мне, ты, голубокровный ханжа и педант.

Она высвободила руку и нацелилась на его подбородок. Он поймал ее кулак и зажал его между их телами, а потом увидел, что она открывает рот. Зная ее, он вовсе не был удивлен, когда она попыталась укусить его. Он увернулся от ее зубов, пытаясь одновременно удержать ее в своих объятиях. Красновато-каштановые кудри метнулись ему прямо в лицо, которое оказалось закрыто тонким занавесом ее волос. Она укусила его сквозь этот занавес.

— Ох! — Он схватил ее за затылок и прижал ее лицо к своему плечу. — Черт, прекрати. Я пытаюсь извиниться.

Кейт замерла. Он ослабил свою хватку, и она подняла голову и устремила на него свой неулыбающийся взгляд.

— Я все время думала и думала, — произнесла она, прежде чем он смог продолжить свою речь, — но на вопросы, задаваемые чувствами, нельзя найти ответы с помощью логики, и я прекратила этим заниматься. И вдруг сегодня, когда я читала, откуда-то из глубины у меня вынырнула мысль.

Откинувшись назад, она продолжала смотреть прямо ему в глаза.

— Все мы: мама, Ханна, Офелия и даже миссис Бичуит, всех нас с детства учили запирать нашу подлинную сущность в маленькой тюрьме, что в наших головах, потому что нас учили быть такими, какими нас хочет видеть свет. Большинство из нас изо всех сил стараются стать такими, какими, по утверждению всех окружающих, мы должны быть. Но все это время наша подлинная сущность находится где-то у нас внутри. Закованная в цепи, страдающая оттого, что ей постоянно повторяют, что она не нужна. Большинство из нас просто не слушает ее.

Кейт вздохнула и отвернулась от него.

— Может быть, эта наша тайная часть, в конце концов, погибает от пренебрежения, — продолжала она. — Я? Я вывернута наизнанку. Все то, что никому не нужно, находится снаружи, и мне кажется, что я просто не могу затолкать это внутрь, подальше от посторонних взглядов, туда, где это должно находиться.

— О Боже, Кэти Энн.

— Я принимаю твои извинения. А теперь, пожалуйста, уходи.

— Нет. — Он продолжал обнимать ее одной рукой, а другой отвел волосы от ее лица. — Я выслушал тебя, поэтому теперь ты должна выслушать меня. Мы разными путями пришли к одному и тому же выводу. Я постоянно царапал тебя ракушками, — он услышал, как она затаила дыхание, и заторопился: — Я с момента нашей встречи царапал все то, что находится снаружи, стараясь соскрести золото и добраться до такой привычной и удобной оловянной поверхности, тогда как все это время мне нужно было только золото.

Она молчала. Чем дольше длилось ее молчание, тем сильнее становился его страх, который заставил его броситься в ночи на ее поиски.

— Если ты оставишь меня, то я думаю, что мне уже будет все равно, что происходит с моей семьей, с моими ранеными в Доуэр Хаузе или с моим замком. Если ты не будешь любить меня, то я могу спокойно прыгнуть в свою темницу и там умереть.

Он боялся посмотреть на нее. Всю свою маленькую речь он адресовал ее сжатым ладоням. Собрав всю свою смелость, он поднял взгляд на женщину, которая превратила всю его жизнь в карусель, полную музыки, ярко раскрашенных лошадок и искрящегося веселья. Она смотрела на него глазами, обрамленными темными, влажными ресницами. Она прикусила нижнюю губу, а затем, высунув свой розовый язык, облизала ее.

— Я — падшая женщина.

Алексис сделал свой последний рискованный шаг.

— Но не в том случае, если ты выйдешь замуж за коварного похитителя твоей девственности.

— Ты уверен, Алексис?

Он устал от разговоров и ответил поцелуем. Кейт поначалу была неподвижна, как будто она была не совсем уверена в том, что он знает, о чем говорит. Когда он стал целовать все более страстно, она резко выдохнула и обвила руками его шею.

Позднее никто из них не мог вспомнить, как оказалось порванным ее платье или в какой момент его брюки оказались на полу у столба, поддерживавшего полог над кроватью. Единственное, что помнил Алексис— это как он пробирался между одеялами и закончил свой путь, оказавшись сверху на восхитительно мягком теле.

Он провел пальцами по медного цвета прядям, которые сияли на белом фоне подушки. Он провел целую вечность, целуя ее, а затем еще одну, лаская ее груди и соски. Он обвивал языком затвердевший пик ее груди, когда рука Кейт проскользнула между их телами, и он почувствовал, как она сомкнулась вокруг него. Маленькая ведьма знала, что ее рука холодна как лед. Алексис вскрикнул от ее прикосновения и выгнул спину. Он рванулся вперед, так что ее захват стал еще глубже, и она сжала его. Он почувствовал, как кровь закипает у него внутри, и попытался высвободиться, но она не отпускала его. Он рассмеялся.

— Хорошо, хорошо. Вместе.

В конце концов он, тяжело дыша, рухнул сверху на влажное тело Кейт. Его лицо горело. Он чувствовал, как ее руки блуждают по его спине и ягодицам. Обессиленный, он не стал протестовать, когда она поменялась с ним местами. Она удобно устроилась на нем, а затем, положив голову ему на плечо, лизнула его в шею. Он дернулся, и она рассмеялась. Она поцеловала его в губы, снова положила голову на плечо и вздохнула.

— Мне нужно жениться, — невнятно сказал он, — прежде, чем мое семя укоренится само, подобно сорняку в огороде.

Кейт ничего не сказала, и он подумал, что она уснула. Он и сам уже начал дремать, когда почувствовал руку на своем бедре. Пальцы впивались

в его мышцы, а затем они пробрались к внутренней стороне его бедра и начали поглаживать кожу. Его глаза тут же открылись, как только он почувствовал в себе возрождение жизни. Он улыбнулся ей.

— Ты собираешься выйти за меня замуж ради моего титула, а затем замучить меня наслаждением до смерти, не так ли?

И снова ответа не было. Ищущие пальцы достигли верхней части его бедра, а затем метнулись к его мошонке. Алексис издал возглас удовольствия и тут же атаковал Кейт. Она самодовольно улыбнулась, глядя на него. Он раздвинул ее ноги и принялся ласкать ее своей эрекцией.

— Предупреждаю тебя, — сказал он, когда его бедра начали свои ритмичные движения. — Я собираюсь обороняться всем своим оружием.

Она закрыла глаза и сжала его ягодицы.

— Ради этого все и было задумано. Я хотела увидеть все твое оружие.

У нее была бы сказочная жизнь, если бы не все те люди, которые были сердиты на нее. Когда Кейт вернулась в замок вместе с Алексисом, она выяснила, что мама рассердилась на нее за то, что она уехала, даже не объяснив почему. Леди Джулиана была в ярости, потому что, когда они вернулись в замок, они объявили всем, что собираются пожениться через три недели.

И Фальк. Фальк воспринял эту новость хуже, чем известие о гибели собственной жены. Он, взорвавшись, кинулся на Алексиса, и их пришлось разнимать Вэлу и дворецкому.

После этого случая Кейт стала избегать встреч с кем бы то ни было, уезжая в Мэйтленд Хауз и наблюдая там за переделкой дома. Что же касается Алексиса, то даже после отъезда графа Кардигана все его время было занято постоянными встречами с представителями властей в черных костюмах, которые продолжали постоянно появляться в доме и расспрашивать слуг, членов семьи и особенно Вэла.

Все эти вопросы действовали Кейт на нервы. Ханна погибла от чьей-то руки, и имя этого человека было неизвестно. А чем больше она думала о смерти Ханны, тем меньше у нее было уверенности в том, что причиной смерти Офелии был несчастный случай. Кейт не могла заставить себя поверить в то, что ее кузина не проснулась, когда в комнате начался пожар. И все же ничто не указывало на то, что Офелия погибла не в результате несчастного случая. А еще было это происшествие с камнями, которые чуть было не упали на голову Алексису. Две смерти и возможная смерть— и никому не казалось подозрительным такое количество несчастных случаев.

Кейт сделала ошибку, рассказав о своих подозрениях матери. Они были в Мэйтленд Хаузе, приехали осмотреть только что доставленные драпировки. Как только Кейт упомянула о том, что в замке Ричфилд и поблизости от него в последнее время стало слишком много смертей, мама тут же впала в истерику.

— О Боже, — сказала София, — обожеобожео-боже!

— Что такое, мама?

— Ты снова накликаешь неприятности. После того как ты чуть было не вызвала скандал своим отъездом, после того как ты шокировала практически все общество графства своим поведением…

Кейт слушала жалобы матери, но на этот раз что-то изменилось. На этот раз у нее возникло такое ощущение, что все это уже было. Алексис. Алексис критиковал ее. Мама критиковала, но мама делала это всегда, сколько Кейт себя помнила. Она услыхала, как мама произнесла слово «стыдиться», и ее душу и мысли тут же охватило пламя гнева.

— Замолчи, мама.

София прижала руку к горлу, а ее рот стал беспомощно открываться и закрываться.

— О-о-о!

— Я именно это и хотела сказать, мама, — Кейт почувствовала, что у нее пересохло в горле, но она решила закончить то, что уже начала. — Меня тошнит от постоянной критики. Ты разве знаешь, как это больно? А может быть, тебе это все равно? Если бы я не была так непохожа на леди, тебя бы вообще не было здесь. По правде говоря, тебя вообще могло бы не быть в живых.

Кейт чувствовала, как гнев, который она сдерживала уже несколько лет, с грохотом бьется о стену ее самоконтроля.

— Не пытайся перебить меня, мама. Я собираюсь высказаться так, чтобы мы с этой минуты понимали друг друга.

София изумленно смотрела на нее. Кейт сглотнула подступивший к горлу комок и продолжала:

— Ты не собираешься брать на себя ответственность и заниматься всеми теми вещами, за занятия которыми ты меня критикуешь. Но ты имеешь возможность делать вид, что ничего не понимаешь в подобных материях только потому, что все это делаю я. А ведь ты весьма охотно тратишь деньги, которые я должна добывать, не так ли? Что ж, если мое неприличное поведение так сильно огорчает тебя, то почему бы тебе не взять на себя часть работы, так чтобы я была такой же изящной и утонченной, как и ты?

— О! Подумать только, что мой ребенок… Кейт задрожала и не смогла удержаться от крика.

— Твой ребенок? Ты никогда не хотела такого ребенка, как я. Ты бы с большим удовольствием имела дочь вроде Ханны или Офелии. Что ж, извини. Вместо этого ты обременена мной, и я уже устала извиняться за то, что я такая, какая есть. Почему ты не любишь меня такой, мама? Неужели я так ужасна?

Не дожидаясь ответа, Кейт выбежала из дома и побежала по дороге к замку Ричфилд. Она плакала так сильно, что не видела ни дороги, ни всадника, который скакал ей навстречу.

— Кейт, — сказал Вэл. — Кейт, что случилось? Он спешился и поймал ее за плечи. Кейт с силой потерла глаза и лицо руками, стараясь остановить слезы. Когда Вэл обнял ее за плечи, она принялась всхлипывать с новой силой. В отличие от Алексиса Вэл предоставил ей возможность выплакаться, не пытаясь остановить ее. Через несколько минут она уже пришла в себя настолько, что смогла высморкаться в его носовой платок и глубоко вздохнуть.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он, убирая руку с ее плеч.

— Нет, спасибо, — она улыбнулась ему, но улыбка тут же исчезла с ее губ, когда она услыхала грохот экипажа.

Он бросил взгляд через плечо.

— Это твоя мать. Ты не хочешь поехать со мной?

— Вы очень догадливы, Валентин Бофорт.

— Не совсем. Я просто знаю, как это тяжело — радовать собственных родителей. Я оскорбил своего отца самим фактом своего появления на свет.

Кейт услыхала, как мама зовет ее.

— Проклятье.

— Моя лошадь скачет очень быстро, — сказал Вэл, улыбаясь.

— Раньше или позже, но я должна поговорить с ней. Так что лучше сделать это прямо сейчас

Помахав ей рукой, Вэл снова взобрался на лошадь и поскакал туда, куда он направлялся. Как раз в этот момент экипаж Софии остановился на дороге рядом с Кейт.

Подбоченясь, Кейт подняла взгляд на свою мать. София, у которой глаза и нос покраснели от слез, протянула ей руку:

— Моя маленькая девочка, прости меня.

— И ты меня, мама.

— Нет, нет, это я виновата во всем. Ведь я мать. Я должна была понимать, что взваливаю на тебя слишком большой груз. А насчет моих попыток превратить тебя в леди, хоть я и считаю, что делала то, что будет лучше для тебя, но я причинила тебе боль, и это было моей ошибкой.

Утирая лоб тыльной стороной руки, Кейт нашла в себе силы улыбнуться, хотя она чувствовала, что вот-вот начнет плакать снова.

— Спасибо, мама.

— Я действительно люблю тебя, Кэти Энн. Такой, какая ты есть.

На этот раз она заплакала. Прямо на дороге, на глазах у кучера, она заплакала. София поспешно открыла дверцу экипажа, выпрыгнула наружу и обняла Кейт.

— Попробуем быть добрее друг к другу, моя маленькая Кэти Энн?

Кейт всхлипнула в платок Вэла и кивнула.

— И знаешь что? — сказала София, поглаживая Кейт по голове. — Если ты права, нам следует быть очень осторожными в замке. Как я хотела бы, чтобы Мэйтленд Хауз был уже готов.

— И я, мама, как бы я этого хотела.

Через несколько дней после ссоры с мамой Кейт с обычным нетерпением ожидала Алексиса. Он уединился в библиотеке с Вэлом, который сочинял письмо с извинениями графу Кардигану. Алексис сказал, что вздернет Вэла на дыбе, если он не напишет это проклятое письмо. Разговор о дыбе возбудил любопытство Кейт, и она сказала Алексису, чтобы он спустился к ней в темницу после того, как закончит свои дела.

Она взяла с собой лампу и, выйдя во двор, спустилась затем по крутым ступенькам, которые исчезали под землей. Вокруг нее была темнота, если не считать пятна света, отбрасываемого лампой. Она услышала, как где-то капает вода, а запах плесени заставил ее сморщить нос. Когда она сделала следующий шаг, у нее под ногами что-то прошмыгнуло. Она вскрикнула и подпрыгнула, и в свете покачнувшейся лампы увидела крысу.

Наверное, ей следовало подождать Алексиса. Нет, он стал бы потом поддразнивать ее, утверждая, что она струсила. Она подняла лампу повыше. Перед ней находилась большая комната, совершенно пустая, если не считать цепей, закрепленных в стене и свешивающихся с потолка. Она на цыпочках прошла дальше в комнату и остановилась перед железной решеткой, которая отделяла ее от еще одной комнаты. В этой комнате стояли железные клетки, нечто похожее на деревянный стол-козлы— наверное, это и была дыба, — стол, на котором была разложена куча инструментов зловещего вида, а в углу находился очаг, по виду напоминавший кузнечный.

Кейт вздрогнула и опустила лампу. Круг света переместился на маленькую дверь в полу темницы. Отставив в сторону лампу, она ухватилась за кольцо в двери и с силой потянула его на себя. Это потребовало много сил, но дверь, в конце концов, открылась. Снова взяв в руки лампу, она заглянула в отверстие. У нее тут же создалось впечатление, что она смотрит в горлышко бутылки. Ход, ведущий от отверстия вниз, был длинным и узким, в нем мог поместиться только один человек. На глубине около пятнадцати футов ход расширялся и образовывал крохотную камеру в форме яйца.

— Они пользовались блоком.

Кейт взвизгнула. Она уронила лампу, которая была тут же поймана говорившим. Дыша, как испуганный щенок, она повернулась лицом к мужчине, который незаметно подкрался к ней сзади.

— Черт побери, Фальк.

Он поднял лампу повыше и показал на потолок.

— Видишь, там блок? Осужденного опускали в камеру с его помощью. Потом дверь закрывали и беднягу оставляли умирать от голода в полной темноте.

— Я рада, что ими больше не пользуются.

— У них есть достойная замена — шахты, — он поставил лампу на пол между ними. — Ты не можешь выйти замуж за Алексиса. Ты развратишь его.

— Я?

— Вся порочность мира ничто перед порочностью женщины. Ты соблазнила его своей распущенностью и украла его чистоту.

— Чистоту? Мы говорим об Алексисе де Гранвиле? Как бы то ни было, ты повторяешь собственные цитаты.

Фальк что-то пробормотал себе под нос. Совершенно неожиданно он закричал на Кейт, заставив ее подпрыгнуть от испуга:

— Ты не выйдешь за него замуж!

Она начала жалеть о том, что Фальк стоит между нею и ступеньками, ведущими к выходу. Они стояли лицом друг к другу, а лампа была на полу между ними, но все же Фальк был ближе к свету. Желтый свет лампы освещал его лицо снизу, превращая его глаза в черные пустоты. Он уже был в ярости, и его гнев становился сильнее с каждой минутой.

— Если он женится на тебе, это не будет брак по расчету. Он не выберет чистоты и целомудрия после того, как получит наследника, — Фальк начал обходить лампу.

Кейт отступила назад, не отводя взгляда от Фалька.

— Тебе не кажется, что лучше было бы Алексису дать возможность самому решить вопрос о своем будущем? Мы все нуждаемся в разных вещах, Фальк.

Она сделала еще один шаг назад, но он уже дотянулся до нее. Кейт отпрыгнула от него и, приземляясь, почувствовала, что ее нога падает в пустоту. Падая, она услышала крики и шум на ступеньках.

Она лежала на полу, причем одной ногой она попала прямо с отверстие страшной подземной камеры. Фальк стоял над ней и сурово смотрел на нее сверху вниз. Но тут какая-то тень метнулась на него сзади и ударом отбросила в сторону. Алексис наклонился и поднял ее на ноги. Он тут же с такой силой сжал ее в своих объятиях, что у нее перехватило дыхание.

— Тебе больно?

— Э-э! — Она постучала его по спине, и он ослабил свою хватку. — Со мной все в порядке, но ты чуть было не раздавил меня.

С быстротой молнии Алексис выпустил ее и бросился на Фалька, который стоял позади них, и ударил его кулаком в живот. Фальк со стоном согнулся пополам. Алексис какое-то мгновение постоял над ним, а потом заставил Фалька выпрямиться, рванув его за галстук. Он уже приготовился нанести второй удар, но Кейт вовремя помешала ему.

— То, что ты его ударишь, не решит проблемы, — сказала она.

— Зато вернет мне хорошее настроение, — Алексис снова занес кулак над головой, но тут он встретился взглядом с Фальком. Он заколебался, а затем выпустил свою жертву.

— Не приближайся больше к Кейт.

— Прекрасно, — резко ответил Фальк, — когда она соберется упасть в подземную камеру в следующий раз, я предоставлю ей эту возможность.

Алексис перевел взгляд с Фалька на Кейт.

Кейт покраснела и спрятала руки за спину.

— Боюсь, что я не очень внимательно смотрела себе под ноги.

— В твоей неосторожности виноват он. Убирайся с моих глаз, Фальк, прежде чем я потеряю последние остатки своего самообладания, — закусив губу, Алексис замолчал, а потом выругался. — Извини, Фальк. Пожалуйста, ты же знаешь, что я не люблю драться с тобой.

Потирая живот, Фальк сказал:

— Я знаю, мой мальчик, — он сжал плечо Алексиса, а затем направился к выходу. Он уже почти поднялся наверх, когда решил сделать свой последний выстрел. — У нее нет никакого воспитания, Алексис. Вспомни библейское изречение о золотом кольце в носу свиньи. Все красивые женщины таковы. Если ты женишься на ней, то скоро пожалеешь.

Алексис застонал, но Фальк уже удалился, прежде чем он смог что-либо сделать. Кейт посмотрела на его плотно сжатые губы и мрачное выражение лица и хихикнула. Он посмотрел на нее так, будто она была помешанной.

— Я думаю, что старина Фальк только что назвал меня свиным пятачком!

Она была вознаграждена улыбкой, которая заставила бы Клеопатру упасть в обморок от восторга. Алексис подхватил ее и закружил в воздухе.

Он все еще держал ее на весу, когда Кейт обняла его.

— Я представляю себе старину Фалька в виде злого хозяина замка, — сказала она, — который швыряет беспомощных крестьян в подземную темницу.

— Разве ты не слышала об Алексисе Филипе, портрет которого висит в оружейной? Это тот, на которого я похож, и именно он больше всех любил пользоваться темницей.

Алексис поставил Кейт на ноги. Она улыбнулась ему, но он придал своему лицу выражение холодной высокомерной порочности и окинул ее взглядом сверху вниз.

— Вы славный лакомый кусочек, миледи. И не смейте возражать, так как я собираюсь обладать вами. Здесь, сейчас, в моей темнице.

Потрясенная переменой в Алексисе, Кейт почувствовала, как улыбка медленно сходит с ее губ. Он сделал шаг навстречу ей, и она отступила назад. Он наступал, и она отступала.

— Бегство тебя не спасет.

Кейт уже вышла из круга света, отбрасываемого лампой, и его слова доносились до нее от темной фигуры, чернота которой подчеркивалась светом лампы, стоявшей у нее за спиной. Фигура бросилась вперед, и она почувствовала, как его руки подхватывают ее и прижимают к стене.

— Я собираюсь уничтожить тебя.

— Алексис?

— Гр-р. — Страшный рык донесся у него откуда-то изнутри. Он прижался к ней и прикоснулся губами к ее шее. Затем он слегка повернул голову и быстро трижды поцеловал ее в нос. — Я безжалостный, похотливый дикарь.

Она взвизгнула, когда он защекотал ее ребра,

расстегивая одновременно пуговицы на спинке ее платья. К тому времени, когда она перестала смеяться, он уже стянул вниз ее лифчик, чтобы обнажить грудь. Она чувствовала, как его губы проделывают путь от ее шеи к груди, оставляя за собой влажный след.

Камни у нее за спиной были очень холодными, но ее кожа пылала огнем. Она прошептала его имя.

Он перенес свои губы на ее другую грудь и начал поднимать ее юбку.

— Алексис, это же тюрьма.

Он заставил ее замолчать с помощью поцелуя, а его пальцы в этот момент поднимались вверх по внутренней стороне ее бедра.

— Мы не можем, — сказала она.

— Нет, можем, — возразил он между поцелуями. — Я могу и буду.

Она снова открыла рот, чтобы что-то сказать, но он еще сильнее прижал ее к стене, и она почувствовала, как воздух покидает ее легкие. Расстегивая брюки, он прошептал ей:

— Милая, милая Кэти Энн. Перестань об этом думать.

Она сделала так, как он просил, и полностью отдалась наслаждению. Когда они снова успокоились, Алексис привалился к ней, прижав ладони к стене темницы.

— Мой Бог, — сказал он. — Я решил свою собственную судьбу.

— Интересно, все англичане такие дикие?

— Должно быть, это кровь викингов, текущая в наших жилах, или наследие моих норманнских предков-завоевателей. Маленькая дикарка, тебе удается каким-то образом лишить меня тех лет воспитания и уроков хороших манер, которые отделяют меня от них. Я не такой, во всяком случае, не с…

Она широко улыбнулась ему.

— Самое главное — это вовремя остановиться. Скажи-ка мне, а твои дикие предки построили другой выход из этой темницы, или мы должны будем продефилировать перед всеми обитателями замка в таком виде?

Он сделал ей придворный поклон и взял ее за руку.

— Пойдем, женщина, твой господин проводит тебя в комнату тайным путем, но берегись! Я вскоре снова буду обладать тобой.

— Я полагаю, что в следующий раз это произойдет в сторожке у ворот или на ступеньках в башне.

— Как трудно сделать выбор.

— Вовсе нет, милорд. В следующий раз я хотела бы иметь кровать, — она на мгновение задумалась, — или, возможно, кресло, или оттоманку.

— Благодарю тебя, Господи, за то, что ты послал мне ее. Благодарю.

На следующее утро Кейт проснулась рано, и в тот же момент она почувствовала, что разъярена сильнее, чем скорпион, пойманный в корзину. Прошлым вечером обед начался просто прекрасно. Не было Динклей, изливавших свои чувства на Алексиса. Не было мадемуазель Сен-Жермен, рядом с которой она чувствовала себя столь же привлекательной, как дохлый лось. Алексис принадлежал только ей, и он весь вечер бросал на нее взгляды, такие же обжигающие, как и солнце в пустыне Кар-сона. Ей хотелось затащить его в ближайшую комнату и там истерзать.

А потом Джулиана все испортила. Она выглядела все более подавленной по мере того, как вечер шел, и становилось ясно, что Кейт и Алексис не замечают никого, кроме друг друга. В конце концов ее плохое настроение перешло в открытую злобу, и как всегда, она направила ее на Алексиса. Фальк тут же бросился на защиту своего кузена, и они с Джулианой вступили в словесный поединок, прежде чем кто-либо смог их остановить. Вэл, София и Кейт в потрясенной тишине слушали, как два этих человека ссорились из-за маркиза. Алексис же не сделал ничего, он молчал, даже когда Джулиана назвала его убийцей.

Фальк, бросив вилку на тарелку, гневно посмотрел на Джулиану.

— Держи себя в руках. Мы уже тысячу раз обсуждали это. Алексис неспособен совершить подобное преступление, и как бы то ни было, я видел, как он выехал, чтобы присоединиться к ним. У него просто не было времени, чтобы подстроить эту ужасную ловушку.

Кейт не обращала внимания на спор. Вместо этого она наблюдала за Алексисом. Он молча сидел и рассматривал свой несъеденный обед. На его лице была написана какая-то безнадежная покорность. Когда он поднял на нее глаза, она почувствовала себя так, будто она смотрит в душу, обреченную вечно гореть в аду.

Она не считала, что с идиотизмом нужно мириться, и поэтому она отшвырнула салфетку, встала и обошла длинный стол, чтобы остановиться рядом с ним. Спор прекратился, и все тут же устремили на нее свои взгляды. Она протянула руку Алексису.