Граф обнял Кейт за талию, чтобы помочь ей подняться по ступенькам. Он мог бы использовать ботинки. На ноги жертвы надевались высокие кожаные сапоги, которые затем поливались снаружи кипятком. Кипяток проникал через кожу и разъедал ноги. Все равно банально и неинтересно. И к тому же у графа слишком маленькие ноги.

Он порылся в памяти. Горячая смола. Подвешивание с двухсотпятидесягифунтовым грузом. Так, это выглядело многообещающе.

Кардиган прошептал что-то Кейт на ухо, и она рассмеялась.

Он может швырнуть этого негодяя в потайную подземную темницу с люком — маленькую, темную нишу, выдолбленную в каменном основании замка, где места хватило только для того, чтобы лежать. После того как утихнет суета и его поиски прекратятся, он сможет подвесить Кардигана на дыбу.

Увлекшись своими фантазиями, Алексис отстал от декана и леди Уикуорт. Он поднялся на крепостную стену разъяренный до такой степени, что с ним вряд ли мог бы сравниться и сам неистовый Филип де Гранвиль. Кардиган вцепился в Кейт, как клещ, и вовсе не собирался отходить от нее. Алексис обогнал графиню и главного распорядителя местной охраны и уже нацелился на свою предполагаемую жертву, но в этот момент ему преградил путь весь выводок Динклей.

— У-у, милорд, покажите же нам самые лучшие виды, — сказала мисс Черри Динкль.

Алексис попытался было отступить, но он уже был окружен. В один момент Динкли оказались справа и слева от него, а одна из двойняшек приближалась к нему спереди, вращая свой букет. Джорджиана Динкль ухватилась за его правую руку и не собиралась отпускать ее. Мерри Динкль делала невозможным отступление влево, уронив свой букет, так что ему пришлось наклониться и подобрать его. А когда он выпрямился, то его свободная рука уже была захвачена. Ему ничего не оставалось делать, кроме как полностью подчиниться.

Он стал их гидом. Он показывал им созвездия, лунные горы и кратеры, виднеющиеся на горизонте холмы и с трудом подавлял приступы раздражения, причиной которых были изливающиеся потоком «у-у» и «а-а», вызванные его пояснениями. Если бы он не пытался одновременно следить за Кейт и ее воздыхателем, ею вряд ли удалось бы уговорить показать мисс Джорджиане Динкль Сторожевую башню.

Они вошли в башню прямо с дорожки, проходившей по верху крепостной стены. Священник на похоронах ребенка не мог бы быть более серьезным и мрачным, чем был Алексис, показывающий юной леди винтовую каменную лестницу, комнаты для стражи, оружейные, кладовые. Но по-настоящему мисс Динкль, казалось, заинтересовала только спальня.

Распахнув дубовую дверь, она быстро вошла в комнату пятнадцатого века, отделанную темными панелями, портретами тюдоровского периода и меблированную небольшой кроватью.

— О, как это умно с вашей стороны, лорд Алексис, иметь поблизости такую небольшую комнатку.

Внезапно в нем проснулся инстинкт самосохранения, который должен был бы работать постоянно. С пятнадцати лет женщины начали подстраивать ему различные ловушки с целью поймать его в сети брака. Он всегда нюхом чувствовал нечто подобное. В данном случае ловушка пахла лимоном и вербеной. Это была тощая девица Динкль с пальцами, похожими на паучьи лапки, и плоским телом десятилетнего мальчишки.

Он вполне заслуживал судебного иска по поводу нарушения обязательства жениться, который стремительно надвигался на него, и зло обругал себя за то, что все его мысли были заняты Кейт.

Алексис стоял перед платяным шкафом в изножье небольшой кровати. Мисс Динкль расположилась между ним и дверью, которая была полуоткрыта. Сквозь нее было слышно слабое завывание — это наверняка были призывы мамы Динкль. Алексис сделал шаг по направлению к дверям, и его тут же сбило с ног пушечное ядро из атласа и кружев. Он оступился и упал назад, на сундук, а на него сверху упала мисс Джорджиана Динкль.

— О, милорд, о-о-о-о. — Эти «о!» становились все громче, а блеяние мамы Динкль слышалось все ближе.

Выплюнув забившийся в рот край нижней юбки, Алексис начал пробираться к дверям сквозь ярды атласа.

— Только не это!

— О, нет! О, нет! Пожалуйста, милорд!

Алексис оттолкнул девушку в сторону и поднялся на ноги. Мисс Динкль приземлилась на пол в вихре задравшихся до самой головы юбок. Алексис бросился прочь из комнаты. Он попытался было вернуться снова на крепостную стену, но услышал совсем рядом завывания мамы Динкль:

— Джорджиана, моя дорога-а-а-а-ая, где ты?

Алексис бросился в противоположном направлении, подальше от звуков охотничьего рода Динклей. Терьеры уже взяли его след, но эту крысу им не поймать. Прямо перед ним виднелся вход в другую башню. Он кинулся внутрь и побежал вниз по ступенькам, не замечая ни углов, ни поворотов. Его длинные ноги преодолевали за один прыжок по три ступеньки. Он ухватился за деревянный поручень и прыгнул вниз, втянув голову в плечи. Приземлившись, он ударился обо что-то очень твердое. Он услыхал тихий вскрик, когда упал на спину, прижав одну руку к ушибленному лбу. Маленькая фигурка в черном рухнула на ступеньки прямо у его ног и что-то жалобно простонала.

— Кейт.

— А-а-а-а-а-ах.

Он схватил ее за руки поднял. Она точно так же, как и он, прижимала руку ко лбу. Они оба тяжело опустились на землю у стены, держась за свои головы. Алексис пришел в себя первым и помог ей подняться на ноги.. Оказавшись на ногах, она тут же ткнула его кулаком в живот.

— Ты чуть не убил меня. — Она перегнулась через перила вниз, туда, куда уходили ступеньки. — Он идет сюда!

— Кто?

— Граф. Мне пришлось спрятаться от него.

— Мне тоже, — он схватил Кейт за руку и рванулся вверх по лестнице. На самом верху он остановился и прижался к стене. Очень осторожно выглянув из-за угла, он убедился в том, что дорога свободна, а затем потащил Кейт за собой. Он бежал обратно, в том направлении, откуда пришел. Охота Динклей теперь наверняка уже переместилась в другое место.

В Сторожевой башне рядом со спальней, послужившей ловушкой Динклей, была кладовая. Алексис бросился в нее и втащил за собой свою сообщницу. Когда он отпустил ее руку, она закрыла дверь и прислушалась.

Комната была заполнена корзинами с инструментами, цепями и ящиками с гвоздями. Алексис отпихнул ящики и коробки в сторону и, использовав металлический прут, вынул из кладки пола один из камней. Образовалась темная дыра, в которую он тут же сунул одну ногу. Нога нащупала ступеньку. Бросив взгляд на Кейт, Алексис протянул ей руку.

— Это выход во двор.

— Ты уверен?

Он поймал ее за руку и потянул к себе, а затем приподнял и втащил в дыру. Он слышал ее дыхание, когда она стояла рядом с ним, ожидая, пока он опустит камень на место. Затем, в полной темноте, он стал пробираться вниз по ступенькам, держа ее за руку.

— Мне это не нравится, — сказала она.

— Когда я был мальчишкой, я обычно, сбегая от своих учителей, прятался здесь. Это очень удобно.

Наконец, они достигли подножия лестницы. Алексис нащупал руками дверь и распахнул ее. Выглянув наружу, он увидел внутренний двор замка, залитый лунным светом. Он выскользнул из потайного хода и вытащил Кейт за собой. В этот момент над их головами послышался мужской голос, украдкой зовущий Кейт.

— Проклятье, — сказал Алексис. — Скорее!

Он схватил Кейт за руку, и они побежали. Держась поблизости от стены, они обогнули две башни, а затем бросились к самому дальнему строению замка, к Главной башне. Оказавшись внутри, они остановились и попытались отдышаться, прислонившись к стене. Алексис пришел в себя первым.

— Башня сейчас ремонтируется. Им не придет в голову искать нас здесь.

— Ты знаешь, что один твой шаг больше, чем два моих? — спросила Кейт.

Он улыбнулся в темноту, откуда до него доносилось ее прерывистое дыхание.

— В следующий раз я буду бежать медленнее. Где-то здесь должны быть лампы.

Он стал ощупью пробираться к центру комнаты, пока не наткнулся на стол. Найдя на нем лампы, он зажег одну из них и вернулся к Кейт.

Она все еще стояла, прислонившись к стене рядом с дверью, и Алексис резко остановился, когда поднес к ней свет. Ее прическа была полностью разрушена, волосы разметались по плечам и упали на лицо. На горле у нее был синяк, а рукав платья был оторван.

Приблизившись к ней, он прикоснулся к локону, упавшему на грудь. Она отпрянула от его прикосновения.

— Я убью его, — сказал Алексис. , — Ерунда.

— Ты не понимаешь, что это значит. Я должен вызвать его на дуэль.

Она пыталась прикрыть плечо оторванным рукавом, но тот упорно продолжал падать.

— Я уже позаботилась о графе.

— Что ты сделала?

— Я стукнула его по носу. Алексис опустил лампу, так чтобы держать ее обеими руками.

— Боже милосердный!

— У меня болит рука.

— Дай я посмотрю.

Он подтащил ее к столу. Поставив на него лампу, он взял руку Кейт и осмотрел ее. Кожа на костяшках пальцев покраснела, а пальцы распухли.

— Ты можешь шевелить пальцами? — спросил он. Маленькие пальчики зашевелились. — Рука будет болеть несколько дней, но ничего не сломано. Надо прикладывать к ней холодные компрессы. Пока ты будешь заниматься этим, я займусь Кардиганом.

— Займись миссис Бичуит, — сказала она. — Я и сама могу поставить Кардигана на место.

— Откуда… ты не должна… Боже мой! Ваша информированность о моих любовных связях не делает вам чести, мисс Грей. Это не подобает девушке. Ничего удивительного, что ты не замужем. Воспитанная женщина, по крайней мере, делает вид, что ей ничего не известно. Посмотри на Ханну.

Алексис продолжил бы свою речь, но Кейт бросила на него один из своих презрительных взглядов и фыркнула:

— Ха!

— Что ты хочешь сказать этим «ха!»?

— Я хочу сказать «ха!». Леди Ханна говорит о ножках стола не иначе как о «конечностях» и покрывает их маленькими юбочками, так как считает их неприличными. Она делает вид, что у женщин нет ни этих самых «конечностей», к которым она испытывает такое отвращение, ни вообще каких-либо телесных отправлений.

Длинный локон выпал из ее разрушенной прически, скользнул по открытой белой шее и устроился в ложбинке между грудями. Алексис не мог понять, что вызывает у него больший гнев — ее насмешка над бедной Ханной или тот факт, что он не может прикоснуться к этому локону.

— Мы обсуждали, почему ты позволила Кардигану раздеть тебя, — сказал он.

Алексис часто представлял себе, как Кейт выходит из себя с тех пор, как познакомился с ней. При мыслях об этом ему на ум приходили прогулки по извергающемуся вулкану, танцы на краю обрывистого утеса и тому подобные заигрывания со смертью. Он почувствовал себя обманутым, когда она, издав тихий свистящий звук встала напротив него у края стола и оперлась о него руками.

— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — сказала она. — Ты мне не нравишься. Ты совратил мою двоюродную сестру. Она была легкомысленной и, возможно, слишком высокого мнения о твоем положении, но сердце у нее было больше, чем вся Калифорния. Если бы ты не настоял на том, чтобы прийти к ней в ту ночь, она, может быть, не заснула бы, не перевернула бы ту свечу и не погибла.

— Что?

— Я еще не закончила. Она мертва, а теперь ты пытаешься соблазнить меня. Может быть, я и не настоящая леди, но я не дурочка. Ты порхаешь по жизни, как бабочка: то садишься на тюльпан, то наслаждаешься розой, то устраиваешься на ирисе. Не пытайся подобраться ко мне, сэр. Я оборву вам крылышки.

Внимание Алексиса было все еще приковано к произнесенным ею ранее словам.

— Я не был у Офелии в ту ночь, когда случился пожар.

— Ага.

— Мисс Грей, — он гордо выпрямился во весь рост, — ни у кого еще не было повода сомневаться в моих словах.

— Ну что ж, значит, пора начинать привыкать к этому.

— Не надо смотреть на меня с таким злорадством. Скоро подвергнутся сомнению вовсе не мои слова.

— О чем это ты?

Он скрестил руки на груди и улыбнулся ей. Она, подбоченясь, сердито смотрела на него, и ее поза позволяла ему прекрасно рассмотреть ее фигуру.

— Тебя давно уже нет с гостями. Меня тоже. Сами Динкли не могли бы придумать лучшего способа себя скомпрометировать, — он обошел вокруг стола и встал рядом с ней. — Весь замок знает к этому моменту, что мы исчезли, и я могу поспорить на одну из твоих бесценных золотых шахт, что никто никогда не поверит в то, что мы провели все это время в разговорах.

Чтобы подчеркнуть свои слова, он ухватился-таки за соблазнительный локон. Тыльной стороной пальцев он прикоснулся к ее груди, и она тут же отпрыгнула от него. Он продолжал держать ее локон, пока она не вырвала его у него. Он улыбнулся с выражением триумфа на лице, но она тут же вырвала у него победу.

— Извини, но я должна тебя разочаровать. Мне абсолютно все равно, даже если все подумают, что я развлекала целый полк.

— Тебя изгонят из общества.

— А я никогда и не хотела принадлежать к нему.

Он подошел к ней еще ближе.

— Ты будешь уничтожена.

— Уничтожить можно платье, торт, иногда уничтожаются целые города, но женщин нельзя уничтожить, милорд. Вам, наверное, будет приятно узнать, что я могу жить вполне счастливо, зная о том, что половина Англии считает меня надшей женщиной.

Он шепотом выругался, подумав про себя: De 1’audace, encore de Faudace, et toujour de Faudace, ma petite [4] . Вслух же он сказал:

— Возможно, тебе это безразлично, но твоей матери — нет. Если ты будешь продолжать в том же духе, ей никогда не целовать руки при королевском дворе.

Понимание, отразившееся на ее лице, было достойной расплатой за все те удары, которые она нанесла ему. Почти. Он не мог вынести несчастного выражения ее глаз.

— Но я ничего не могу сделать, — сказала она. — Ты сам сказал, что уже слишком поздно.

Он не смог устоять против того, чтобы взять ее руку, но он был удивлен, когда она не отняла ее у него. Возможно, она просто этого не заметила.

— Прости, — сказал он. — Мне следовало бы предупредить Кардигана, но меня отвлекли.

— Динкли?

— Они устроили ловушку. Господи, как я устал от этой борьбы. Мадемуазель Сен-Жермен пыталась сделать из меня колечко и надеть его на палец. По-французски, конечно. Она думала, что на иностранном языке я буду более беззащитным. Во время войны дочь одного из пехотных генералов пробралась ко мне в палатку. Мы были тогда в Крыму, Бог мой! — простонал он. — В моей жизни было слишком много женщин. Кейт глубоко вздохнула:

— Граф погнался за мной даже несмотря на то, что у него носом шла кровь. Если он разрушил мою репутацию, я разукрашу все его лицо.

Они стояли рядом, как товарищи по несчастью, и всматривались в свет лампы. Алексис внезапно рассмеялся. Кейт сердито на него посмотрела, когда он повернулся к ней и крепко схватил ее за плечи.

— Маленькая дикарка, как тебе понравится настоящая большая месть?

— Очень понравится.

Сделав шаг назад, он склонился над ее рукой, а затем прижал ее к своему сердцу, восторженно глядя ей прямо в глаза.

— Тогда окажи мне честь, объявив о своей помолвке со мной, моя дорогая.

Она тут же вырвала у него свою маленькую руку.

— Ну ты и гадость!

— Всего на несколько месяцев. Для защиты, ради твоей репутации. Ради твоей матери.

— Ради мамы? — Плечи Кейт поникли. Она потерла свой ушибленный лоб. На несколько дней?

— Месяцев.

— Дней.

— Три месяца.

— Недели.

— Подумай о маме, — сказал Алексис. — Ведь это временно.

— Шесть недель.

— Я склоняюсь перед твоим желанием.

— Мне почему-то трудно в это поверить. Что ты делаешь?

Алексис воспользовался ее рассеянностью, чтобы обнять ее. Он положил руку ей на затылок и приблизил свои губы к ее губам. Прежде чем поцеловать ее, он сказал:

— Я скрепляю наш договор.

Поцелуй пронизал его насквозь. Он так старался не смотреть на нее весь вечер, а только украдкой бросал на нее взгляды. Каждый беглый взгляд на ее лицо и грудь возбуждали в нем желание, заставляли все его внутренности переворачиваться. Он был сыт взглядами. Его рука должна была лежать у нее на груди, и он положил ее туда.

Прежде чем он смог понять, что происходит, нежный рот и грудь были оторваны от него. Он чувствовал себя так, как будто бы с него сорвали его собственную кожу. Он вынужден был сделать шаг назад, чтобы ухватиться за стол. Через мгновение он открыл глаза и понял, что он стоит у стола с закрытыми глазами, тяжело дыша и раскрасневшись, как похотливый школьник. Чтобы скрыть смущение, он улыбнулся Кейт. Она отошла в темноту, куда не падал свет лампы, и ему было плохо ее видно.

— Я провожу тебя обратно в замок, — сказал он. — В таком виде тебе нельзя присоединяться к гостям.

Она попыталась привести волосы в порядок, но безуспешно.

— Я знаю.

— Мне придется рассказать остальным, почему нас так долго не было. Я скажу, что от избытка чувств ты ощутила усталость и ушла к себе.

— Я? От избытка чувств? Он прищурился.

— Я понимаю, что ты не испытываешь никаких чувств. Притворись. Сделай мне одолжение. Если уж мы помолвлены, то ты не можешь продолжать относиться ко мне так, как будто бы я прокаженный.

Он предложил ей руку, и она приняла ее с энтузиазмом ребенка, которому предстояло вырывать зуб. «Клянусь предками королевы», выругался он про себя. Он все еще испытывал боль от сексуального напряжения, а она была холодна, как горное озеро.

Они вышли из главной башни, и Алексис накрыл ее руку, лежавшую у него на руке, своей ладонью так, чтобы она не могла выдернуть ее у него. У него было целых шесть недель, а может быть, и больше. Прежде чем пройдут эти шесть недель, маленькая дикарка забудет свои железные дороги и золотые шахты, мистера Поггса и даже маму. Когда он добьется своего, она будет льнуть к нему так же, как сейчас Каролина Бичуит. Она будет ожидать его, изучать его настроения и его удовольствия. Особенно его удовольствия.

Он очень редко старался использовать всю ту силу очарования, которой, как ему было известно, он обладал, так как ее использование обязательно влекло за собой необходимость выносить утомительные связи, как это произошло с Каролиной. Однако порабощение Кейт Грей обещало быть совсем иным. Она была быстрой, как шершень, и обладала неосознанной чувственностью. Он хотел, чтобы она желала его. В конце концов, будет только справедливо, если она испытает те же страдания, которые он испытывает сейчас.