Он смотрел на ее спину и был так близко от нее, что она чувствовала на затылке его дыхание и его взгляд, как бы обшаривавший всю ее сзади. Она отъехала от него, облизнула губы; в горле у нее все пересохло. Однако она не забывала о том, что виконт что-то потребует за освобождение. Какое же желание она должна будет выполнить? Может быть, он потребует, чтобы она поцеловала его? Она посмотрела на него и увидела, что он думает над какой-то важной проблемой. Но вот он взглянул на нее, и она поняла, что он задумал что-то такое, о чем страшно было даже подумать.
      - Мой фант, милая Лайза. Вы обязаны выполнить желание на выпавший мне фант. И я решил, что это будет вот что...
      Она прервала его и сказала:
      - Я не стану вас целовать. Он засмеялся и взял ее за руку:
      - Постыдитесь. Воспитанная леди должна держать свое слово.
      - Позвольте мне уйти, вы... вы...
      - Я надеюсь, вы все же не переняли у своей маман привычку не заканчивать предложений.
      - Я не стану ничего делать. Вы... вы... развратник. Я ненавижу вас! Вы обращаетесь со мной, как с глупой овцой.
      Он опустил руку, и она, потеряв равновесие, упала. Она попыталась встать, но он наступил ей на юбку.
      - Лайза Эллиот, да вы гадюка! - сказал он и перешагнув через нее другой ногой, оказался как будто бы верхом на ней. - И вы не держите своего слова. Но главное, вы лжете не только мне, но и самой себе.
      - Нет, это не так! - говорила она, пытаясь подняться.
      Сложив руки, Джослин осматривал все ее тело, пока она поднималась, и нежным голосом говорил:
      - Я хочу, чтобы вы мне заплатили штраф, и я добьюсь этого.
      - Нет, вам не удастся это. Я не ребенок и не собираюсь играть в ваши дурацкие игры.
      Вдруг он встал перед ней на одно колено.
      - Вы дали мне себя лишь немного попробовать, Лайза. А затем заставили меня голодать. Если бы другая женщина поступила так, я бы думал, что она пытается таким образом соблазнить меня, и я с удовольствием бы попостился. Но с вами я не собираюсь больше испытывать чувство голода.
      Он поднялся, дотронулся до ее щеки рукой, которая была в перчатке.
      Она попыталась уклониться и сказала:
      - Я не знаю, что вы имеете в виду.
      Придвинувшись к ней ближе, Джослин, улыбаясь, спросил:
      - А ваш отец знает, что вы катаетесь на коньках?
      Она от неожиданности открыла рот.
      - Я думаю, что нет, - продолжал виконт, - и держу пари, что если он узнает, вы больше никогда не будете иметь такого удовольствия. Вы согласны?
      - Меня это не волнует, - сказала Лайза, - можете рассказать ему, если вам так хочется.
      - Да, да, если я ему об этом расскажу, то вам придется проводить свое время с "очаровательной" Онорией Нотл и леди Августой. Не правда ли, будет чудесно?
      Теперь она действительно поняла, что он не шутит, и испугалась его угрозы. Вот уже больше двух недель, как она в Стрэтфилд-Корте. Она удивилась, как она столько времени терпела общение с Онорией и леди Августой? И сейчас она не могла вот так внезапно уехать, и к тому же тогда она не сможет вести дальнейшее расследование. Если она исчезнет внезапно, то не сможет последовать за Эшером Фоксом или Артуром Терстонз-Кумесом, которых она подозревала. Черт побери!
      - Так я жду вашего ответа.
      - Вы шантажист, сэр, - сказала она раздраженно.
      - Отвечайте мне.
      - Я заплачу, но я буду рада, если вы простудитесь.
      Джослин улыбался, глядя на нее и почесывая подбородок.
      - Вы что, собираетесь отдавать мне свой долг в таком ядовитом и раздраженном состоянии? Да вы настоящая маленькая гадюка!
      - Ладно, покончим с этим. Ну, что вы хотите, чтобы я сделала? - сказала она холодно, не собираясь более выяснять с ним отношения.
      - Встретимся ночью в оранжерее.
      Она изумленно посмотрела на него и не увидела ничего похожего на смущение в его глазах.
      - Нет, - ответила она.
      - Ну, тогда я приду к вам в комнату.
      - Нет!
      - В час ночи.
      Он предложил ей руку, давая понять, что разговор окончен. Она отказалась, тогда он подхватил ее и притянул к себе.
      - Я не смогла бы... Это неприлично, и вы пытаетесь...
      - Ты и не предполагаешь, чего я добиваюсь, - сказал он, убирая кудряшку с ее лица. - А теперь будь хорошей девочкой и сдержи свое слово. Я буду ждать тебя сегодня в оранжерее с часу ночи. Правда, час ночи - это уже завтра. Если ты не придешь, то тогда я приду в твою комнату.
      А затем он наклонился и прошептал ей на ухо:
      - Я уже знаю, как пробраться на женскую половину, и знаю, в какой комнате ты находишься.
      Она отпихнула его.
      - А вы не задумывались, вы... вы... комната моей матери рядом с моей.
      - Ну вот и еще одна причина, по которой ты должна сдержать свое обещание.
      Теперь он уже не сомневался, что сможет соблазнить ее. А ведь ему не мешало бы знать, что не все женщины падают в постель от первого его прикосновения. Она могла бы любить его нежно, но не хотела показывать это сейчас. У нее был совершенно спокойный взгляд, хотя за ним срывались возбуждение и беспокойство.
      - Хорошо, я сдержу свое обещание в том случае, если вы обещаете мне вести себя прилично.
      Джослин Маршалл еще раз предложил ей руку в свойственной ему аристократической манере:
      - Я буду, буду вести себя достойно, мисс Эллиот.
      На время ее опасения исчезли, пока он не продолжил:
      - Я не забуду вести себя прилично... - Он запнулся и нежно посмотрел на нее. - Милая, я постараюсь вести себя прилично до тех пор, пока ты сама не захочешь меня.
      12
      Он вновь и вновь чувствовал зверя, когда кто-то стоял с ним рядом, курил или разговаривал. Зверь был здесь же, фыркая и сопя, чуя запах опасности. Он делал все, что мог, чтобы оставаться спокойным, пока зверь храпел, пыхтел и сопел, еле передвигаясь. Он сдерживал жалобный вой, так как зверь обвился вокруг ноги одного из них.
      Зверь поднял свое рыло. Ноздри зверя раздулись. Зверь крутил своей мордой то назад, то вперед, а затем взгляд его задержался на Джослине. "Неужели он что-то слышит? Слышит ли он скрытое скрежетание когтей зверя и его хрюканье?"
      О Боже, в любой момент он откинет голову и залает. Надо было ему об этом подумать, прежде чем приезжать сюда. Эллиот пригласил сюда почти всех офицеров, которые были тогда. Когда они собирались все вместе, зверь просто приходил в бешенство.
      Теперь зверь крутился вокруг Джослина, обнажив желтые клыки, с них стекала слюна. Зверь царапал половицы своими скрюченными когтистыми лапами. Ему нужна была эта звериная сущность, эти лапы с когтями, чтобы он мог рыться в сыром мясе, в костях, выдрать еще бьющееся сердце друга.
      ***
      Джослин водил кончиком пальца по краю хрустального бокала с виски. Уже несколько дней у него дрожали руки - слишком сильно переживал он из-за мисс Лайзы Эллиот. Черт побери! Хоть бы этот парень, которого он нанял, нашел мисс Гэмп. Тогда он наконец-то получил бы женщину, от которой пахнет лимоном.
      Две недели он уже притворяется, пытаясь угодить Ричарду Эллиоту. Никогда он так долго не добивался женщины и не тратил время и деньги на бесполезные поиски одной и бесплодные усилия на завоевание другой. Проклятая Лайза Эллиот! Потеряв терпение, он последовал за ней днем на каток. Чем больше он видел ее, тем больше он убеждался, что они как будто созданы друг для друга.
      Ночью он должен был наконец-то получить облегчение. Как страстно он желал этого облегчения! Он знал, что после того, как он овладеет Лайзой Эллиот, ему станет легче. В результате длительного неизменного воздержания он вынужден был впервые в жизни бороться с самим собой, со своими неприятными болезненными ощущениями. Он возбуждался даже при виде ее пепельно-светлых волос, при шуме ее нижних юбок, при запахе лимонной туалетной воды. Боже, в какую же беду он попал!
      А тут еще, словно пытаясь проверить его на выносливость, старик Эллиот решил расширить круг гостей, пригласив однополчан Джослина. И сейчас Стрэтфилд-Корт буквально ломился от гостей. Сюда приехали офицеры в отставке - Винтроп, Фокс, Холлоуэй. Он не мог винить Эллиота за то, что тот решил воспользоваться случаем, чтобы собрать вместе под одной крышей военных друзей своего умершего сына. Но Джослин выходил из себя, слушая рассказы о храбрости Уильяма Эдварда. Ведь ему не раз приходилось силой заставлять Уильяма Эдварда идти в бой - каково же ему сейчас выслушивать сказки о его храбрости! А он вынужден поддакивать, кивать головой... Бог видит, это только ради Эшера, ради того, чтобы Эллиот оказал ему помощь, используя свои связи с либералами в Парламенте.
      Отпив немного виски, он оглядел комнату, которая использовалась как курительная. Мужчины группами стояли здесь и в соседней бильярдной; женщин, как правило, в этих комнатах не было. Больше всего его пугали эти вечера в мужской компании, когда начинались интимные мужские разговоры, которые смахивали на рассказы о юношеских секс-подвигах.
      Когда Винтроп пришел позвать его в бильярдную, Джослин оживился. Черт побери, для Винтропа любая черная работа была противоестественна. Всегда напыщенный, лорд Винтроп, казалось, никак не может избавиться от полукоролевского чувства собственного достоинства.
      Ник закончил партию в бильярд и присоединился к Джослину.
      - Долго еще, мой друг? - спросил Ник.
      - Подожди до одиннадцати. Пойдешь спать через час.
      Ник закурил сигарету, затянулся, затем выпустил дым и хмуро посмотрел на горящий конец. Кто-то громко засмеялся. Они повернулись и увидели, что Эшер Фокс поднял руки и положил кий на стол. Ник вопрошающе посмотрел на Джослина.
      - Эшер заканчивал игру с закрытыми глазами. Держу пари, что все ставки он делал тоже с закрытыми глазами, все проиграл.
      Винтроп, услышав это, добавил:
      - Он и мне всегда проигрывал. Даже в Крыму он проигрывал, был самым плохим игроком в полку. Помните, как...
      Джослин сразу замолчал, когда разговор перешел на Балаклаву. Он ненавидел воспоминания о войне. Всякий раз, когда они собирались вместе, Винтроп обязательно возвращался к воспоминаниям о Балаклаве. Через несколько месяцев он, так же как Джослин и Эшер, получил новый орден - крест Виктории. Джослин не хотел этого. Он хотел реформ в армии, надо было положить конец покупке офицерских чинов, необходимо было модернизировать и оснастить армию так, чтобы офицеры, например, не занимались заряжением артиллерийских снарядов, положить конец постоянным накладкам со снабжением.
      Джослин вспомнил о неприятном столкновении с русским кавалеристом. Он помнил его пронзительные крики, он слышал их во сне, потом почти целый год они мерещились ему. Он все еще ощущал следы шрапнели на груди и руке. Он помнил лицо того русского офицера, его рыжие усы, помнил, как тот улыбался, пытаясь его прикончить...
      - Джос? Джос?
      Он посмотрел на Ника, который, заметив, что Джослин о чем-то задумался, окликнул его.
      - Ничего, ничего, просто неприятные воспоминания, - ответил Джослин, с трудом улыбнувшись. - Ты знаешь, что Балаклава для меня всегда неприятное воспоминание. Я думал, что уже забыл все, но все время вспоминаю о тех днях, когда я был ранен.
      Джослин стал рассказывать, а Артур Терстонз-Кумес присоединился к их разговору, как и все остальные. Эшер покачал головой и одним махом выпил бокал портвейна.
      - Может быть, не надо, старик, грустных воспоминаний, - сказал он.
      - Я никак не могу отделаться от этих мыслей, - сказал Джослин. - Ведь многие тогда погибли. И я чуть не погиб. Я помню сержанта Поукинса. Он был рядом со мной, в одной палате в Скатарском госпитале. Он был также ранен. Мне казалось, что он поправляется, и вот однажды ночью он заснул и больше не проснулся. И еще Чешир. Он кричал мне, предупреждая о том, что русский может проткнуть меня. Я помню, как он поскакал на лошади ко мне, когда я уже сражался с русским, и непонятно, что же случилось.
      Эшер прислушался, Винтроп и Терстонз-Кумес как будто переживали вместе с Джослином. Джослин заметил, что Холлоуэй побледнел, а мрачное лицо Эшера свидетельствовало о том, что его также мучают кошмары.
      - Не вспоминай ты об этом, Джос, - сказал Эшер. - Ты никогда точно и не вспомнишь, что там случилось, перед тем как ты упал. Ты ведь чуть не погиб, и мало ли что тебе сейчас вспомнится, ведь ты был не в себе.
      Джослин криво усмехнулся:
      - Ты что, думаешь, я рехнулся?
      - Конечно же нет, но оставь эти воспоминания, а то мы тут все рехнемся, - сказал Эшер, похлопывая его по спине, а затем посмотрел на Ника. - А вы, Росс, никогда не служили в кавалерии?
      - Я... э... э...
      - Ник воевал в колониях. Не так ли, старик? - спросил Джослин, поднял бокал и, указывая им на Ника, произнес:
      - Друзья, перед вами человек, который владеет ранчо в Техасе в десять тысяч акров. А сюда он приехал по семейным делам. Десять тысяч акров, представляете? И попробуйте объехать все это владение в июле, например. Солнце палит; даже в тени лед тает так, что не успеваешь глазом моргнуть. Раскаленное солнце сделает из вас чернослив. К тому же там гремучие змеи, роговые жабы. Ведь так, Ник?
      - А, да, - вытаращив глаза, подтвердил Ник. Сморщив нос, Винтроп заметил:
      - Ну право, Джос, как же это все далеко от цивилизации, как это противно и бескультурно... И все же вернемся к Крыму. Ты говорил о Чешире. Ты прав. Он ведь исчез тогда до того, как тебя ранили. Непонятно. Я кажется помню, что он тоже был ранен и пытался отступить, а потом вдруг куда-то исчез. Странно.
      - Мы никогда не сможем все восстановить в памяти, - сказал Джослин. - А может быть, это и к лучшему, может, нам не следует этого делать?
      - Я тоже не хочу вспоминать, - поддержал его Терстонз-Кумес. Он поднял бокал, чтобы произнести тост:
      - За погибших, джентльмены. Они погибли с честью, за королеву.
      И все повторили:
      - За честь, за королеву.
      И выпили.
      После этого разговор перешел на другую тему: стали разговаривать о женщинах, однако Джослин не мог справиться с подавленным настроением из-за неприятных воспоминаний. Да и обстановка курительной комнаты не способствовала этому. Как и бильярдная, она была отделана в мавританском стиле темным деревом, изобиловала безобразными изразцовыми бордюрами и бронзой.
      Джослин не любил темную отделку, особенно же ему не нравилось то, что хозяин поделил дом на мужскую и женскую половины. На мужской половине были курительные и бильярдная, комната, где хранилось оружие, и трофейная комната, кабинет Эллиота и комната для деловых встреч, а также одноместные мужские спальни.
      Какой все-таки идиотизм - проводить свое время среди безликих мертвых вещей. Он предпочитал отдыхать в своем загородном доме. Боже, как он скучал по Ревери. Сэр Кристофер Рэн построил этот дом еще для предка Маршалла.
      Чем дольше он оставался в Стрэтфилд-Корте, тем больше, его тянуло в Ревери, где он наконец-то нашел бы спокойствие. Он поедет в Ревери сразу же, как только заручится поддержкой Эллиота для Эшера и как только все образуется с Лайзой. Он никогда и подумать не мог, что ему придется так долго возиться с женщиной. Эта женщина оказалась совершенно непредсказуемой. Она так поразила его, что он с трудом справлялся с собой. Он уже не надеялся на свои чувства и силы. Возможно, он просто перегорел, так как его ухаживания надолго затянулись, намного дольше, чем обычно. Но он скоро проверит себя! Однако он стал подозревать, что Лайза для него значит нечто больше, чем удовольствие. Он никогда не встречал женщины, похожей на нее... Что бы там ни было, он не остановится на полпути и только тогда позволит себе передышку, когда будет признан ею.
      Как он, так и Ник, были весьма рады, что курительный марафон наконец-то закончился. Они попрощались со всеми перед отходом ко сну и уединились в комнате Джослина, чтобы выпить перед сном.
      - О, Бог ты мой, как же мне хочется выбраться отсюда, - говорил Ник, наливая себя виски из бутылки, стоявшей рядом с кроватью Джослина. - Мне никогда не приходилось так долго следить за своей речью, чтобы чего-нибудь не ляпнуть лишнего. И еще этот чертов обед! Никогда я не имел дела с такими вещами!
      Джослин снял свой шелковый галстук и пожал плечами:
      - Ты только Шекспира не цитируй так много за обедом. И все будет в порядке. Истинный англичанин больше интересуется охотой и стрельбой, чем литературой.
      - Но ты же не такой.
      - Ах, - сказал Джослин с мрачным видом. - Но я же не похож на других. Ты же знаешь.
      - Лучше, чем все они. А теперь отбрось свои грустные мысли. На тебе лица нет. Ты мрачнее тучи. Послушай, лучше еще раз расскажи мне об этом их этикете.
      Джослин расположился в кресле и, загибая пальцы, стал говорить:
      - Джентльмен не надевает перчатки, идя к столу. Он их надевает, когда идет танцевать.
      - Так, понятно.
      - Джентльмен не закуривает в присутствии женщины, разве только она сама позволяет ему это.
      - Понятно.
      - Если ты закурил и вдруг увидел леди, то сразу же должен избавиться от сигары.
      - Вот так и выбросить просто, да?
      - Да, и, кстати говоря, - сказал Джослин, - если ты идешь с любовницей, то она должна быть слева, тогда каждый будет знать, что она не жена.
      - Это значит, что жены у меня вообще нет.
      - Нет, у тебя может быть жена, и если она есть, ты должен письма от любовницы получать только в клубе. Слуги будут приносить их тебе так, чтобы никто не увидел почерка любовницы.
      - Почему меня должно это заботить?
      - На тот случай, если какой-нибудь твой недоброжелатель захочет все рассказать твоей жене, дурак.
      - Ну же, продолжай, мой милый. Она уже узнала, и что дальше?
      - Так вот, если кто-то расскажет ей, она уже не сможет проигнорировать это.
      - Какая глупость!
      - Согласен, но таковы правила, принятые в обществе, приятель, - сказал Джослин, взглянув на карманные часы.
      Ник подошел к Джослину вплотную и пристально посмотрел на него. Джослину сделалось не по себе под этим непоколебимым, остановившимся взглядом.
      - Ну, что такое? - спросил он.
      - Ты плохо выглядишь. Я беспокоюсь за тебя. На тебя опять нашла хандра.
      - Со мной все в порядке.
      - Нет, не все с тобой в порядке. Я видел, как ты часами задумчиво смотрел в окно. Ты думал, что я не вижу ничего? - сказал Ник, взявшись за спинку кресла, на котором сидел Джослин, и, наклонившись, опять поглядел ему в глаза. - Ты думаешь, я не знаю, в чем дело? Я видел твое лицо, когда ты вернулся из Уиллингхема. И такое же лицо у тебя было, когда эти парни заговорили о войне. Я видел, как ты уставился в окно на снег, когда вернулся из Уиллингхема, и я знаю, что ты больше всего хотел бы выбежать во двор, лечь на снег и не возвращаться.
      Джослин отвернулся от Ника и уставился в бокал с виски.
      - Ты ошибаешься.
      - Нет, не ошибаюсь, мой дорогой; может быть, лучше нам прекратить наши "увеселительные прогулки". Они плохо действуют на тебя. Ты же не такой, как я, у тебя есть еще сердце.
      Потрясенный словами Ника, он не знал, что и ответить.
      - Так много моих фронтовых друзей не стало, понимаешь?
      - Ну и что?
      - Первый Чешир, затем Поукинс, затем Эйри и сын Эллиота, Уильям Эдвард, а сейчас еще и Стэплтон.
      Ник присвистнул:
      - Но это все-таки война была.
      - Но не для последних троих, - произнес Джослин, глядя в бокал. - Я думал, когда мы вернемся домой, смерти не будет.
      - И надо же было этим ублюдкам вспомнить о войне. Посмотри, на кого ты похож!
      Джослин взглянул на Ника и улыбнулся:
      - Не волнуйся за меня, дружище. После сегодняшней ночи я буду в полном порядке.
      - Собираешься к мисс Бетч?
      - Нет, к ней поедешь ты.
      - Она совсем обозлилась на тебя, что ты не приходишь к ней. Говорит, что не собирается ночью валяться в этой паршивой старой гостинице.
      - Я очень занят.
      Ник задумался, а потом, посмотрев на Джослина, воскликнул:
      - Все дело в мисс Робость? Не так ли? И что же тебе удалось?
      - Джентльмену не к лицу говорить о таких вещах. Какая тебе разница, приятель?
      Допив виски, Ник поставил бокал и направился к выходу.
      - Ну что ж, и это правило я тоже запомню. Когда же мы выберемся из. этого склепа и уедем в Лондон?
      - Да дня через три. Я думаю, на эту леди хватит трех дней, и кроме того мы ведь должны присутствовать на обеде Эллиота в пятницу. Может быть, в субботу мы и уедем, успеем на дневной поезд.
      Ник остановился в дверях.
      - Тебе лучше знать, что ты делаешь, мой милый. Не сомневаюсь, что мисс Робость получит от этого больше удовольствия, чем от вышивания.
      - Да, Ник, это так, но все же она... Ну да ладно, как знать, возможно...
      Когда Ник закрыл дверь, Джослин все еще раздумывал о том, что должно сегодня произойти.
      Ник был абсолютно прав, говоря о его мрачном настроении. Он был расстроен из-за бедных Милли и Джеймса. А ведь были еще и другие Милли и Джеймсы, и их было много, и он не знал где, и не мог им помочь. Вот сейчас, в этот момент, они плакали и страдали.
      Джослин закрыл глаза, крепко зажмурился, словно не желая видеть нарисованную им картину. Он не мог думать об этом, оставаясь спокойным. А ему предстояла решающая встреча с Лайзой.
      Боже, как долго он шел к этой встрече! Сейчас уже ждать осталось недолго.
      Он отвлекся, вспомнив ее сегодня за обедом. Она была в ярости, глядя на него. Он вспомнил ее пепельно-светлые волосы, как они развеваются и откидываются назад, как облегают ее шею. Ее платье... Она была одета в голубое платье. Под шелковой юбкой скрывались многочисленные нижние юбки, которые вздувались на ходу и шелестели при движении. Он довольствовался тем, что слушал шелест этих юбок и видел их, предвосхищая мгновения, когда будет снимать их.
      Джослин поймал себя на пошлых мыслях, выругался и взглянул на часы. Уже пора; наконец-то! Он опять одел френч и вышел из комнаты. В Стрэтфилд-Корте было тихо и темно. Слуги уже давно спали, на рассвете они займутся растопкой каминов. Члены семьи и гости тоже уже легли спать, мужчины столько выпили, что проспят все утро.
      Он спустился по лестнице, прошел через парадный вестибюль и через коридор по направлению к библиотеке. Оранжерея, где он назначил свидание Лайзе, тянулась вдоль библиотеки, утренней и музыкальной комнат. Как и все у Эллиота, оранжерея была больше, чем она должна была быть.
      Когда он вошел в оранжерею, перед ним предстало вздымавшееся высоко вверх на тонких железных опорах, выкрашенных в белый цвет, строение, имитировавшее сказочный хрустальный дворец. Джослин закрыл дверь, через которую вошел. Он обошел кругом оранжерею, стараясь не задеть каучуковые деревья, пальмы, папоротники и плющ. Джослин был без пальто, но, к счастью, здесь было тепло, помещение обогревалось с помощью парового отопления.
      Он остановился у двери, которая вела в музыкальную комнату. Лайза должна была пройти через эту дверь. Он оперся о столб, который был обвит плющом. Через стеклянную крышу светила луна, освещавшая оранжерею, и придавала орхидеям серебристый оттенок. Он ходил по гравию, задевая камешки ботинками. Должно быть, Лавдэй рассердится на него за то, что он поцарапает их. Минуты бежали. Его начинал раздражать тяжелый запах тропических цветов. Он жаждал запаха лимона.
      Он подошел к орхидеям и дотронулся до листа одной из них. Орхидеи, род Орги, от греческого слова "оргия"... Вполне подходящий намек на то, что здесь должно скоро случиться.
      Он вытащил часы из кармана, покосился на них и сразу понял, что она уже опаздывает.
      "Черт побери! Она и не думает приходить. Проклятье, проклятье!"
      Он с досадой думал о ней, и его тело также болезненно реагировало на это. Боже, неужели он должен страдать еще одну ночь из-за нее?! Черт побери, она прекрасно знала, что в действительности он не посмеет прийти к ней в комнату. Она знала, что он не тот человек, чтобы так поступить.
      Она блефовала, пообещав прийти. Проклятая, упрямая, соблазнительная... Она извела его, она довела его до безумия, а затем сбежала, бросив на полпути. "Боже, как ненавижу женщин!"
      Он отошел от столба и сделал два шага. Задел ногой камень, затем налетел на что-то твердое. И вдруг он услышал, что что-то падает, и увидел перед собой неизвестно откуда появившийся кол, об который он ударился. Удар пришелся прямо по лбу.
      Джослин застонал от боли. Он приложил руку ко лбу и выругался. И вдруг услышал хихиканье и увидел, как чья-то рука в перчатке поднимает валяющийся на гравии кол.
      Лайза Эллиот подошла к Джослину, держа его в руке. Это была подпорка для деревьев. Джослин потрогал голову, затем нос, проверяя, не разбил ли их. Она смеялась.
      Глядя на нее поверх руки, он резко сказал:
      - Ведь это же больно, вы такая бесчувственная! Не смейте смеяться!
      Лайза тем временем подперла каучуковое дерево, но смех не оставлял ее. Она все никак не могла остановиться. Наконец-то ей удалось заставить себя быть серьезной.
      - Ох, ох, дорогой, очень больно? - говорила она, глядя на него то ли с насмешкой, то ли с сожалением. Засмеявшись, она опять прикрыла рот.
      Джослин взглянул на нее. Чувствуя боль в носу и на лбу, он стиснул зубы; ее хихиканье походило на издевательство.
      - Вы думаете, это смешно, да? - пробормотал он. - Я покажу вам, как смеяться надо мной, вы упрямая маленькая мошка!
      Она прекратила смеяться, повернулась и направилась в сторону музыкальной комнаты. Он устремился за ней, догнал ее, обхватил ее рукой за талию. Затем он поднял ее, прижав к себе, и вернулся с ней на прежнее место.
      - Поставьте меня на пол!
      - Шш-ш-ш! Или вы сейчас кого-нибудь разбудите. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь увидел, что я тащу вас, как мешок брюквы.
      Она колотила его по ногам, но он продолжал идти.
      - Как плохо вы себя ведете, мисс Эллиот, смеетесь над человеком, когда ему больно. А за плохое поведение требуется наказание, вы согласны?
      13
      Лайза чуть было не задохнулась, когда Джослин поднял ее еще выше и крепко прижал. Ее веселое настроение исчезло в тот самый момент, когда она оказалась в его руках, и вот сейчас он угрожал наказать ее, как ребенка. Вот и отец считал, что ее умственное развитие находится на уровне трехлетки. И все из-за того, что она женщина. Ей очень не хотелось, чтобы этот высокопоставленный и всемогущий господин тоже относился к ней как к ребенку. Она перестала колотить его по ногам, примерилась и сильно ударила его по коленной чашечке.
      Он вскрикнул и уронил ее на землю. Она упала, но при этом успела схватить его руками, в то время как он прыгал на одной ноге, потирая ушибленное колено. Он потерял равновесие и повалился на нее. Они сильно стукнулись головами и отшатнулись друг от друга, потирая ушибленные места. Потом они сидели рядом, "считали раны" и громко ворчали друг на друга.
      - Все, хватит, - злобно прошептал Джослин. - Ты треснула меня по голове.
      - Вы этого заслужили, - сказала она. - Со мной не следует так обращаться, милорд. Я никому не позволю этого. Да и как вы посмели попытаться применить силу ко мне... Вы... Вы...
      - Ну вот, опять "вы, вы"? - Он посмотрел на нее в лунном свете, застонал и приложил руку ко лбу. - Господи, ну почему так получается, что я могу иметь любую женщину, которую только захочу, кроме тех, которые пахнут лимонами? Мисс Гэмп была очень похожа на тебя, когда я к ней прикасался. И как это ни смешно, вы обе вскружили мне голову.
      Лайза перестала тереть ушибленный лоб и уставилась на него.
      - Что ты сказал?
      Джослин посмотрел на нее, а затем моментально отвел взгляд на темные листья каучукового дерева.
      - Да нет, ничего.
      - Ты произнес имя Гэмп.
      - Нет, ничего.
      - Тебе все равно придется рассказать мне все, потому что я от тебя не отстану.
      - Что бы ни произошло с кроткой мисс Эллиот?
      - Ты заставил ее исчезнуть.
      Джослин вздохнул и попытался расправить складку на своих брюках.
      - Я случайно встретил полную и капризную молодую женщину по имени Гэмп. С тех пор я не могу забыть ее. Она, как малярия, все время возвращается назад. Но сейчас она исчезла. - Он посмотрел на полную луну и прошептал:
      - Вероятно, все это к лучшему. Она относилась бы ко мне так же плохо, как и ты.
      Мысли вихрем кружились в голове Лайзы. Он все еще не забыл ее! Он не смог забыть ее, несмотря на то что никогда как следует не видел. Ее сердце болезненно сжалось, но затем расцвело гордостью и благодарностью. Он продолжал:
      - Я нанял человека, чтобы он разыскал ее, но ему не очень повезло. Она исчезла, а я сейчас, сам того не желая, заставил тебя ненавидеть меня, в то время как ты единственный человек, который может заставить меня забыть о ней.
      Она не могла вспомнить ни одного случая в своей жизни, чтобы была нужна кому-либо, как нужна этому человеку, если верить его словам. Разумеется, он этого не знал, но это только добавляло цену его признанию. Он не забыл ее. Он хотел ее. Он все еще хотел ее!
      Впервые Лайза допустила возможность того, что Джослин Маршалл увлекся ею не просто из-за тоски и скуки. И сейчас она может признаться самой себе в том, что всегда боялась, что он приходит к ней от скуки, а вовсе не потому, что испытывает к ней какой-либо интерес. Она уже раз ошиблась, посчитав, что он способен на убийство. А вот теперь, кажется, она ошибается второй раз относительно его чувств к себе.
      Как только луна взошла выше и стала более яркой, воздух наполнился приятным запахом. Раскрылся какой-то экзотический цветок.
      Джослин что-то говорил о своем плохом настроении, но она его почти не слушала. Наконец его брюзжание надоело ей, и она положила палец на его губы. Он тут же повернулся и внимательно посмотрел на нее. Его глаза были скрыты тенью. В течение какого-то времени он молчал, а она ждала, затаив дыхание. Затем он поцеловал палец, лежавший на его губах, и взял ее за руку.
      - Милая Лайза, - сказал он, - ты простишь меня?
      - Возможно.
      - Я должен убедить тебя, чтобы ты простила.
      Он снова посмотрел на луну, затем прикоснулся щекой к ее щеке.
      - Посмотри, - сказал он, показывая на луну: